Меня тут не ждали? Вам же хуже.

Небольшой, с кулак, шарик света под потолком тихо затрещал, покрывшись сеткой молний и плюясь искрами. Я недовольно зыркнул вверх, не понимая, с чего светляку опять вздумалось капризничать. Гадать долго не пришлось: за окном бахнуло, затем ещё, сверкнуло, раздались радостные крики, смех и улюлюкание. Бахнуло ещё раз. В ответ у меня заискрили два соседних светляка. Глянув на это безобразие, я со вздохом отложил сплетник, так тут называли журналы, в сторону и пошел к амулету управления. Научен уже, методика обкатана: всего-то надо отключить светляки и заново включить. И так несколько раз. Они перестали искрить лишь с четвёртой попытки. Убедившись, что всё снова заработало, я вернулся в кресло, сердито фыркнув на студентов-весельчаков, которым вздумалось пускать фейерверки. У них, блин, вечеринка с применением магических фокусов, а у нас — махом выключающиеся приборы и частично разряжающиеся амулеты. Увы, как оказалось на практике, самостоятельное житьё-бытьё требовало наличия хоть каких-нибудь магических талантов, коих мы с Пашкой, по причине малости лет, были лишены. Приходилось изворачиваться, искать варианты техники и прочего с ручным, так сказать, управлением. Минус их был в том, что их мог вывести из строя любой местный, помагичив рядышком. Стоит соседу отправить магического вестника, как у нас с хлопком выключалась холодилка, другой сосед в сердцах магическим импульсом хлопнет дверью — у нас вырубались светляки. После некоторых мытарств и десятка съёмных комнат, мы с Пашкой нашли самый лучший для нас вариант: чердак швейного цеха. Мало того, что в цеху высокие потолки, до чердака далеко, так ещё и машинки самые обычные, механические, и магией швеи почти не пользуются, разве что мастер-наладчик магией чинит поломки. Да, в тамошней конторе, принимающей заказы и ведущей счета, полно магических прибамбасов, но контора та в противоположном конце здания и нам жить не мешает. К тому же на нашу часть чердака имеется отдельный вход, правда, забираться приходится по узкой «пожарной» лестнице, на которой двоим не разойтись. Но самый большой плюс — наличие охраны, и не абы какой, местечковой, а подключенной к столичной страже. Вопрос безопасности для нас был и остается наиважнейшим, потому как два бесхозных Хранителя, хоть и шифрующихся — это ценная добыча. Да, мы с Пашкой увешаны Храмовыми амулетами, что твоя ёлка новогодняя, но… Но, как говорится, кто ищет — тот найдет. Знаем, научены. Еще в самом начале пути, едва распрощавшись с Лакатшу и его подопечными, мы с Пашкой, не думая о плохом, наивно и беззаботно поверив в россказни хозяев постоялых дворов о безопасности их жилища, едва успели унести ноги. Уж больно не терпелось некоторым тварям заполучить в личное пользование хорошенького, молоденького и глупенького Хранителя. В первый раз нас спасло то, что Пашка, взбудораженный дорогой и новыми впечатлениями, не мог уснуть, болтал без умолку, мне спать не давал. И первым заметил, что отчего-то стало подозрительно тихо, даже живность в стенках перестала шебуршиться. В общем, высунув нос и увидев, что все спят беспробудно, кроме подозрительной парочки, шушукающейся у наших окон, мы вежливо, не прощаясь, подхватили манатки, залезли на крышу и удалились. Второй раз уже мне не понравилось, как на нас посмотрел корчмарь. Понимая, что засветились, мы, прикинувшись простаками, заказали выпивки и еды, закрылись в номере, погудели немного для вида. Ну, а ночью, когда основная масса гуляк наконец-то уснула, мы и свалили, вернее, улетели, как Карлсон, через окно. В общем, сейчас нас всё в нашем новом жилище устраивало. Целых пол-этажа для нас двоих — красота, да и только. Ещё и досталось нам это богатство практически задарма. А всё оттого, что местным и в голову не пришло, что можно селиться в подобных местах, не устраивают их, понимаешь ли, голые стены и минимальные удобства. Ну, а по мне, вполне себе неплохой лофт получился. К тому же, фабрика расположена в довольно людном месте, не окраина или пустырь какой, и до центра недалеко, и две Академии рядом, а, соответственно, и всяческие развлекалки для студентов. Ну, им развлекаловки — нам денюжка. Так что можно сказать, в столице мы устроились основательно. Ну, а всякие бытовые мелочи и неурядицы типа изредка выключающихся светляков… Это такие мелочи! Подумаешь, студенты репетируют День Спящего Дракона — ну и фиг с ними. Не будут же они до утра на улице бузить, холодно. И мне смысл бузить, что шумят и амулеты гасят? У них, академиков будущих, каждый день праздник. На следующей неделе ещё какой-нибудь День Бодрого Пингвина выдумают. Пусть. Я лучше с утречка все попорченные амулеты их ректору принесу. Он дядька хороший, основательный. В момент виновника по остаточным следам найдет и всё заставит исправить. С дядькой этим мы познакомились еще по пути в столицу. Путь-то туда у нас на полтора месяца растянулся… Лакатшу проводил нас до Кларцта, сдал с рук на руки своему родичу, убедился, что нас разместили в его постоялом дворе со всеми почестями, и отбыл. В Кларцте, название которого я выучил лишь с тридцатой попытки, мы остановились на неделю. Пообтесались, так сказать, посмотрели, чем народ дышит, что слушает, что играет. И сами попробовали исполнять. Нет, я не стал брать земной репертуар и Пашку убедил не выпендриваться. Уж слишком песни другие, даже те, которые Илах адаптировал на местный манер. К тому же, если честно, хотелось, чтобы о земной культуре узнали от клана Жеарси, а не от босоногого барда Сарзиса. Ну да, не совсем босоногого. Приданое у нас с Пашкой оказалось ого-го какое! До сих пор приятно вспомнить вытянувшиеся лица друзей Гиксана, что помогали нам разгружать уйгоц. Да я умудохался, пока монеты и камни, ужасно тяжелые, кстати, переносил из замка на выделенную лодочку. Но бросить богатство и мысли не было! И плевать, что пришлось двадцать с гаком заходов сделать! Своя-то ноша не тянет. В общем, поэтому с нами и поехал Лакатшу в компании помощников. Он хотел убедиться, что нас, бестолковых Хранителей, в пути не грохнут, не обворуют и самих не украдут. Я, если честно, не мог нарадоваться, что мне в очередной раз повезло, и я встретил таких замечательных людей. Ведь могли же наплевать на проблемы чужака, я бы и слова против не сказал. Но обогрели, накормили, показали путь до Храма, помогли вызволить другого невезучего, приняли, как родных. Мы с Пашкой, посоветовавшись, решили достойно расплатиться за помощь, отсыпав рыбакам треть нашего сундука, как Лакатшу ни сопротивлялся. Там всё равно оставалось столько, что мы могли купить пару домиков средних размеров где-нибудь поближе к столице и не париться заработками до конца жизни. Мы с Пашкой понимали, что путешествовать со всем добром — чистое безумие, и поэтому послушались Лакатшу, оставив наш сундук в филиале одного крупного банка в Тциарко, ну и за компанию открыв счет для каждого. В идеале можно было переправить сундук на хранение в столичное отделение банка, куда мы стремились, но работники уверили нас, что их система безопасности ни в чем не уступает столичной. А пользоваться счетом мы могли через любое другое отделение банка. Кругляш доступа, настроенный на ауру владельца, вроде того, что для меня оформили мужья, я не стал себе делать, а вот Пашке такая штучка пришлась по душе. Там же, в Тциарко, мы воспользовались услугами перевозчиков и отправили бóльшую часть наших вещей в столицу, оплатив два месяца хранения на случай, если мы задержимся в пути. Ведь мы никуда не спешили — и мне, и Пашке было интересно посмотреть на мир, на людей. К слову, Пашка у нас теперь не Павел, а Шавьес или Есси, на фернавейском так зовется певчая птичка, хохлатая и мелкая, «щегол», короче. Новое имя он решил взять после посещения Храма. Я тогда не стал искушать судьбу, помня, что мне в Храм хода пока нет, и остался в поселке, а Павла отвёз сам Лакатшу. Группу охраны и помощников мы, конечно же, не считаем. Они отсутствовали две недели. А когда вернулись, я с удовольствием отметил, что бывший пленник окончательно оправился от своего унизительного прошлого и искренне открыт миру. Ох, как же у него горели глаза от восторга, когда он рассказывал о путешествии, о Храме, о встрече с Соахши! Он просто светился весь, эмоционально размахивал руками, искренне и щедро делясь со всеми своей радостью. И я не мог нарадоваться вместе с ним. Наконец-то он стал таким, каким и должно быть Хранителю: ярким и светлым, и вместе с этим умиротворенным и уверенным в себе. Надо заметить, что Павел-Шавьес снискал всенародную любовь, ещё даже не сойдя с уйгоца на берег. А уж после возвращения из Храма его и вовсе чуть ли не к Богам причислили. А всё потому, что, уж не знаю, звёзды так встали, или помог кто сверху, но, оказывается, пока мы с Гиксаном отсутствовали, над поселком бушевали шторма. Местные сидели по домам, в море никто не решался выйти, благоразумно опасаясь за свои жизни. И вот представьте себе картину. Беснующееся который день кряду море вдруг успокоилось, ветер стих, дождь прекратился. Рыбаки, вздохнув с облегчением, потянулись из домов. Кто-то заметил парус уйгоца Гиксана, вышли на пляж. А в это время грозовые тучи, застилавшие небо, расступались прямо на глазах, и чем ближе к берегу мы подплывали, тем светлее становились облака. И в тот момент, когда Пашка нетерпеливо подскочил к борту и замахал ожидавшим на берегу людям рукой, выглянуло солнце, точнёхонько над нашим корабликом, вызолотив его фигурку. Явление Христа народу, не иначе. Несложно догадаться, к каким выводам пришли местные. Тем более что как по заказу ярко засветило солнце, совершенно не по-зимнему. Но стоило нашему Хранителю уехать в Храм, как небо тут же затянулось тучами. Хвала Богам, штормов не случилось, но всё равно, на все две недели воцарилась ветряная промозглая пакость. И лишь с возвращением Пашки вернулось солнце, установилась ясная морозная погода, прекратились зимние шторма. По ночам шел снег, но днем снова светило солнце. Я наблюдал за всеми этими погодными чудесами с не меньшим интересом, чем местные. Ещё бы, наконец-то воочию увидел со стороны, как действует «благодать Хранителя». Сам-то за собой такого не замечал. Да и путешествовал-то летом, с погодой проблем не было. Нет, я не завидовал, глупо завидовать. Уж слишком хорошо понимал, что я сейчас зовусь Хранителем чисто номинально. Если бы тогда мне не пришлось показать крылья, никому бы и в голову не пришло, что я не обычный беглец, а некто полумифический. Видок-то у меня был тот еще… Сейчас то наше знакомство с рыбаками кажется мне анекдотическим. Еще бы, пришел какой-то суповой набор в лохмотьях, грязный и нечёсаный, и шефа требует. Бедные мирные рыбаки, офигев от такого напора, решили с больным не спорить и позвать специалиста. Специалист, выслушав, просит доказать всё вышесказанное. Выдохнув офигело «оно еще и летает», едва не падает в обморок. Короче, смех, да и только. Но, что бы я себе ни выдумывал, во мне никто не сомневался. Наоборот, гордились, что причастны к некоей тайне. Еще бы, у них гостили сразу два Хранителя! Да, они не знали деталей произошедшего, Старейшие мудро промолчали. Но незнание фактов, как говорится, лишь подгоняет фантазию. Выдумщиками они оказались еще теми. Мне они отвели роль старшего, мудрого наставника, который спасал младшего. Мол, потому я и не сиял, как младшенький, что научился дар соизмерять. Но всё равно отважно кинулся спасать подопечного, терпя лишения и всяческие невзгоды. А уж что стали болтать после нашего плавания! Гиксан, негодяй такой, вместо того, чтобы рассказать, как всё было, переврал так, что страшно слушать! Его послушать — так я герой какой-то, отважно ринувшийся спасать горемычного, собственноручно покрошив врагов и разрушивший замок злодея до основания. В последнем варианте сплетни, нечаянно услышанной мною, я с голыми руками штурмовал хорошо укрепленную крепость с «цельной тыщей» воинов и разил врагов громо-молниями с небес. Мне только и осталось, что зубами скрипнуть да уйти по-тихому. С них станется переиначить меня в Самого Скромного Героя Тысячелетия. Не надо думать, что Пашка, он же Шавьес-лапушка, избежал подобной участи. Надо отдать должное тому же Гиксану, он сумел направить фантазию соотечественников в нужное русло, и Шавьес у них стал не жертвенной невинной овечкой, обманом выманенной из тёплого гнёздышка, а этаким молодым львом, талантливым и амбициозным, которого враги пытками пытались заставить перейти на свою сторону. К чести Пашки следует заметить, что он этой всеобщей любви и почитания накушался почти сразу. Признаться, да, были у меня некоторые опасения, что он не пройдет испытание медными трубами и ему понравится быть местным божком. Но зря я переживал. Его хватило на неделю. А потом он тишком так поинтересовался у меня, как долго я намерен прохлаждаться в гостях и когда же мы уже начнем «менестрелить». Намек на то, что сейчас середина зимы и как бы не сезон для пеших прогулок, был им проигнорирован. Хотя я и сам был уже рад свалить и к черту на рога от хлебосольных хозяев. Так что вскоре мы распрощались и тронулись в путь. Не надо думать, что Павел Батькович с новым статусом и именем преисполнился важности, степенности и ума. Какое там! Шавьесом он вздумал назваться? Ну-ну. Еська вылитый. Стоило только Лакатшу с сопровождающими скрыться за горизонтом, как он издал торжествующий вопль и сплясал прямо на городской стене, куда нас пустили добрые и вежливые стражи «проводить любимого дядюшку», танец бешеных тушканчиков. Потом скромно-скромно глянул на прифигевших мужиков, шаркнул ножкой и откланялся. В общем, через несколько дней мы налегке зашагали навстречу приключениям, где на туртакцах, местных дилижансах, где просто на крытых телегах, куда нас пускали крестьяне, завидев юамилли Павла-Шавьеса. Мы не спешили в столицу, нам обоим было интересно просто погулять. Правда, на севере было не так много населенных пунктов, любоваться особо не на что, сплошь заснеженные леса, озера да болота, в обоих крупных городах мы побывали, оставив третий, Шиарле, в стороне. Так что мы не стали задерживаться и поспешили на юг. Через неделю, миновав перевал, мы спустились вниз. На южном склоне было значительно теплее, но не настолько, чтобы можно было путешествовать с комфортом. А потому мы, порасспрашивав попутчиков, повернули на Наелир, городишко средней величины. Главной его достопримечательностью было наличие Перехода. И, не задерживаясь, перешли в Шаривель, курортный городок, расположенный в горах, южнее столицы. Да, мы решили не мудрить и провести зиму поближе к теплым местам. Всё же хорошо переносить холод — не значит любить его. Лично я на снег насмотрелся по самое не могу. Хотелось уже солнца, тепла и зелени. Благо в Аусоваре, вытянутом на пару тысяч километров вдоль восточного побережья Фернавейского континента, это было возможно. Кстати, я только сейчас разобрался с нестыковкой в названиях и странностях языка. Так, на севере, где Фернавей с Кцоарве разделяет небольшой проливчик, и почти вдоль всего побережья живут выходцы с Кцоарве, принесшие с собой цокающий язык, отразившийся в названиях и именах. С веками цокание почти ушло, если сравнивать с кцоарвейским, но не совсем. В центре и на юге уже другие названия городов, более мелодичные. И потому в Аусоваре в ходу два языка, примерно похожих, но все же разных, как русский и польский, к примеру. То есть если лиданский — это сплошь фырчание и рычание, кцоарвейский — цоканье дурацкое, то фернавейский — что-то между ними, но, опять же замечу, только по звуку. Хотя, по логике, я, если бы не знал, что и как, предположил бы, что фырчать должны на фернавейском, а в лиданском — смесь и того и другого. Ну да Боги с ними. Интересно, конечно же, будет на досуге разобраться досконально в вопросе, но когда у меня тот досуг появится? В общем, как бы нам с Пашкой, Есси то есть, не хотелось погреть бочка, увы, не срослось. Как раз там нас и попытались украсть. Шустрые там граждане живут, просто ужас. Сказалось, видать, долгое соседство с пиратами южного архипелага и прочими криминальными талантами. Пришлось отложить путешествия на потом и срочно перебираться в Ликтакир, надеясь, что сможем затеряться в большом городе. Поскольку мы не слишком далеко улетели от Шаривеля, то повернули обратно, чтобы еще раз воспользоваться Переходом. Но нам немного не повезло, Переход был закрыт «на техобслуживание», если выразиться знакомым мне языком, и встречу со столицей пришлось отложить на два дня. Мы остановились в ближайшей к Переходу гостинице, а вечером, заручившись согласием хозяина, решили немного поиграть. Начиналось всё как обычно. Хозяин представил нас своим посетителям, те, заметно оживившись, принялись подначивать да подшучивать, мол, таким красавчикам в руках надо иные инструменты держать. В ответ я, подмигнув другану, выдал разухабистую песенку о правилах поведения достойных юношей, весьма похабную, надо сказать, но мы её несколько пригладили, от чего она стала ещё смешнее. Мужики одобрительно заулюлюкали, потребовали ещё. Ну, мы и дали ещё. Благо репертуар неплохой имели, что-то я еще на Жеарси выучил, а Пашка музыку подобрал, что-то Гиксан с друзьями напел, баллады душевные — от Ака-Лии. Так что не стыдно было покрасоваться. Всё было замечательно до того момента, как в ресторан не явилась компашка студентов-магов, начинающих, не достигших и Подмастерья. Мы с ними как-то столкнулись в пути, и не смогли достичь взаимопонимания. Те отчего-то возжелали секасу, мол, ежели барды, так, значит, легкого поведения. Совсем легкого. Мы с Пашкой попытались сперва всё в шутку обернуть, потому как не в первый раз нас поклонники донимали. Но эти остолопы какие-то уж совсем упёртые оказались. Так, слово за слово, но разошлись мы всерьёз. Пашка вообще плохо воспринимал любые посягательства на свой филей, а уж когда один из студентиков щипнул его за зад, в ответ располосовал тому морду лица отросшими со злости когтями. Его дружки ринулись на помощь, запульнув в нас чем-то магическим. И разлетелись в разные стороны, сбитые с ног навешанной на нас защитой. Разлетелись они не просто так, а на соседние столы. Сидевшие до того спокойно мужики встали, пиво с живота вытерли, кулаками хрустнули… И пошла потеха. В общем, закончилось всё в местной кутузке. Нас, как одних из зачинщиков, едва не упекли на месяц общественных работ. Благо сыграл тот факт, что мы не маги и только защищались. Удалось откупиться монетами. А вот студентам досталось по полной. Уж что там им прописали для вразумления — не знаю, но когда мы уходили, провожали нас самыми что ни есть горячими взглядами. Так что можно представить наше счастье, когда мы их снова увидели. Те гаденыши нас тоже узнали, насупились, но ничего предпринимать не стали, молча сели за пустой дальний столик, заказали ужин. Мы с Пашкой молча переглянулись и вздохнули, надеясь, что пронесёт. Не уходить же, в самом деле, когда вечер только начался. Вечер мы отыграли, как обычно. Распрощались ближе к полуночи, заверив довольных слушателей, что завтра еще сыграем, ежели народ просит. Студентики к тому моменту уже ушли, и мы, успокоившись, спокойно поднялись к себе. Увы, не пронесло. Да, эти придурки не стали лезть на рожон в зале. Они подкараулили нас на лестнице, перекрыв путь. Мы, менее всего ожидавшие такого, напряглись. Нас — двое, их — четверо. Пусть и магичить толком не умеют, так ведь кулаки у них на месте, по-простому накостыляют — и скажут, что так и было. Веселенький складывался расклад, не в нашу пользу. Понимая, что сами не справимся и надо валить обратно в зал, к людям, мы с Пашкой ломанулись вниз, сбив с ног незадачливых магов. Те, заорав нечто некультурное, кинулись следом, потоптавшись по упавшим. Один из них дернул меня за куртку, когда я был на последней ступеньке. В итоге я рухнул на Пашку, и мы кучей-малой вывалились на площадку, сбив ещё кого-то. Едва вскочив на ноги, я двинул тому, что схватил меня, Пашка добавил соседу, я от души врезал по яйцам третьему… Короче, понеслась махалка. Такое меня злое веселье охватило — не передать! Руки просто чесались, и я с удовольствием «чесал» их о хари идиотов-студентов. Ну, а как их ещё было звать? Эти лохи так явно надеялись на свои «великие» таланты, что явно не ожидали, что их отметелят простые обыватели, ни разу не маги. Видать, в первый раз не всё поняли. Короче, не знаю, чем бы всё дело закончилось. Возможно, парни смогли бы собраться и перестать друг дружке мешаться, но тут очухался тот мужик, которого мы свалили нечаянно. Я даже сперва не понял, кто там рычит, как раненый медведь, как вдруг оказался подвешенным где-то у потолка. Рядом со мною дергались и сучили ножками студентики. На полу только Пашка сидел, деловито вытирая кровь из-под носа и явно примеряясь хищным взглядом, в кого из подвешенных вцепиться зубами, да мужик тот стоял, злобно зыркая на нас. Студентики, наконец-то увидев, кто их к небесам вздернул, как-то разом охолонули, с лица сбледнули, что-то виноватое заблеяли. Пашка, в момент допетрив, включил режим Есси-одуванчика и ринулся мужику в ноги, жалобно хлопая глазками и лопоча что-то о помощи, мол, одолели, негодяи, к плохому склоняют, на честь молодецкую покушаются, обижают. Я тоже постарался, как мог, изобразить вид побитого и обиженного котика, еще и носом шмыгнул. Не висел бы, подвешенный за шкварник — ножкой бы шаркнул. Мужик, обозрев всю композицию, заржал, мотая головой. Но меня отпустил, аккуратно очень даже на ноги поставил. А студенты на пол посыпались, как перезрелые груши. Отсмеявшись, мужик полез знакомиться. Оказалось, что он тех парней знает, очень даже хорошо знает, потому как является ректором Академии, в которой учатся неумехи. Ох, как он на них ласково глянул, когда мы поведали, что не в первый раз с ними столкнулись. И очень душевно пообещал гонять их, как бешеных зиарцев, чтобы в будущем ему не пришлось краснеть, выслушивая, что его подопечных отделали какие-то детишки. В общем, вот так мы и познакомились с Мастером Тауривом. Душевнейшим оказался дядькой, надо сказать, умным, мудрым и добрым. И умеющим радоваться обычным мелочам, невзирая на прожитые годы. Хотя кто знает, каким он был ректором? Наверняка строгим и требовательным, ежели студенты так пришугнулись, его увидев. Поскольку ему тоже надо было в столицу, Мастер нас проводил, помог обустроиться по-первости, рассказал, что и как. Не надо думать, что у него имелся какой-то иной интерес, нет, он был мужиком серьёзным и счастливо женатым. Просто, как он признался, уж очень ему пришлось по душе то, что наш Шавьес творит со своей юамилле. Еще и домой пригласил, с женой и детьми познакомил, попросил сыграть и спеть для них. И именно Мастер Таурив ввел нас в местную «тусовку», дал, так сказать, билет в люди. Но мы не собирались нагло сидеть на шее Мастера, сразу оговорив, что хотим всего добиться своими силами. И его взгляд, полный поощрения и довольства, был нам лучшей наградой. Правда, он всё равно заставил нас пообещать, что если будут серьезные проблемы, мы к нему обратимся. Не буду хвастаться, что Столица покорилась нам с первого же взгляда. Не ограбили лохов провинциальных — и хвала небесам. Но ничего, справились. Потихоньку-помаленьку наладились дела, появились знакомые, достигли некоторой договоренности с другими музыкантами, определились с местами выступлений, поклонники завелись. Повезло поучаствовать в каком-то мероприятии типа конкурса талантов, как говорится, оказались в нужное время в нужном месте и смогли подать заявку. После того выступления даже самые фыркающие из «богемы» стали относиться к нам менее предвзято, да и почитателей таланта прибыло. Самое плохое было в том, что, когда всё более-менее устаканилось, меня вновь одолела хандра. Даже не хандра, а тоска по дому. Как же мне хотелось прижаться к своим родным — не передать. Порой накатывало так, что я был готов бросить всё и лететь, аки птица, на Жеарси. Но про них ничего не было слышно, кроме старых сплетен, которые я уже слышал от Лакатшу. Даже во сне они мне больше не приходили. Как отрезало. Наверное, так мое подсознание щадило глупого хозяина, иначе я бы просто рехнулся. Правда, мне иногда снилось что-то такое яркое, теплое, переливчато-пушистое и искристо-радостное. После тех снов чертова маета отступала, становилось легче дышать и ждать. Хотелось верить, что это мне снится наша Искорка. И я надеялся, что с ней всё благополучно. И что через два месяца я с превеликой радостью поднимусь к ней вместе с мужьями, и мы посмеёмся над нелепыми приключениями её папаши. Два месяца… Как же медленно идёт время… И зима всё никак не закончится… — Блин, во у тебя сейчас взгляд такой! Я вздрогнул, вынырнув из своих воспоминаний, и недовольно уставился на возмутительно радостного Шавьеса. — Какой «такой»? — проворчал, откладывая сплетник на стол. — Свет горит, а никого дома нету! — рассмеялся он. — Вот гаденыш… — беззлобно усмехнулся я, вставая. Надо было перекусить и выдвигаться к Заводному Терсуру, где мы сегодня выступали. — Не нуди! — махнул он рукой и упал в мое кресло. — Сидишь дома, как тыкш ночной, глядеть тошно. — Так не гляди. Сейчас поем и взбодрюсь. Не переживай. Вечером буду блистать и веселиться. Слушатели будут в восторге. — Да как не переживать! — всплеснул он руками. — И плевать мне на всех слушателей вместе взятых! Я на тебя без слез смотреть не могу! Прям тоска за душу берет! А ты молчишь, засранец! — Так что говорить-то, — пожал плечами, доставая хлеб, сыр и окорок. — Пф! — Вот именно что «пф»! — передразнил я друга. — Есть будешь? — Нет… — со вздохом он покачал головой. — Слышь, ну я же не слепой… Ну, рассорился со своими, так давай я с ними поговорю? — Я же говорил тебе, что я ни с кем не ссорился… — поморщился я, недовольный тем, что Есси влез куда не просили. Тема прошлого, как моего, так и его, была под молчаливым запретом. И сейчас мне было неприятно, что он полез ковыряться любопытными цапалками в рвущей ране. — Говорил он… Говорунчик херов, — пробухтел он, нахохлившись. — Я переживаю, а он… — Всё весной наладится. Мне осталось немного потерпеть. Всё в самом деле хорошо, — терпеливо пояснил я, с силой стиснув себя руками. — И прошу, не лезь в эту тему. Мы же договорились. — Договорились, — хмуро согласился Шавьес. — Вот и славно. Лучше поведай мне, с чего это ты такой радостный примчался? Прям аж сиял весь. Никак сундук золота на тебя свалился? — Не сундук! — рассмеялся он, разом скинув с себя грусть, как ненужную одежку. — Но свалился! Ты прикинь, на меня такая красавица свалилась! Прям на голову! — Это как это? — озадачился я, замерев с бутербродом в руке. — Да вот так! — хихикнул Шавьес и сдунул светлую прядку с носа. — Я иду себе, никого не трогаю, по улице, на витрины облизываюсь, а когда мимо кондитерской шел, ну, той, с синим цветком, на меня она и упала! Чуть мы не рухнули с ней вместе! — Она что, кондитерскую грабила посреди бела дня?! — хохотнул я, представив себе картинку, как на тощего Еську свалилась упитанная повариха, и из-под её зада его ручки-ножки торчат и шевелятся, как у таракана. — Не, там же окна гостиницы выходят. А её заперли. А она убежала. — Ого! А от кого хоть бежала? — Ну, если я правильно понял, то она из дома убежала, её поймали, чтобы назад отвезти. Салли с Лидании, прикинь? — Так её Салли зовут? — Ага! Миосаль! Такое красивое имя! И она такая красивая! Темные волосы, а глаза — просто ночь! А кожа — белая! Ну чисто вампирка! — Миосаль… — качнул я головой, невольно вспомнив тезку этой беглянки, сестру Рилайса, тоже брюнетку. Вот она бы точно бегать не стала. Язва, конечно, но слишком на своей учебке повернута. — И ей семьдесят три года! — продолжал заливаться соловьем Шавьес. — Семьдесят три! Меня на двадцать два года старше! — захихикал он. — А больше пятнадцати и не дашь! — Несовершеннолетняя вдобавок… — хмыкнул я, прифигев от услышанного. Чтобы местные детки да побежали — ни в жизнь не поверю. Они же патологически послушные, воспитание, что и говорить. А тут дитё на другой континент усвистало. Ох, и достанется ей на орехи! Блин, и нам перепадёт, если влезем. А Еська, судя по всему, уже влез, печёнкой чую. Прокашлявшись, я поинтересовался, искренне надеясь, что он сдал её родителям: — И что её родители, сильно ругались? — Пф, а я знаю? Я их в глаза не видал! — Та-ак… — я аж бутерброд уронил, привстав с кресла, полный самых плохих предчувствий. — И где же эта таинственная красавица-беглянка? — Лестницу ковыряет! — сделал он большие глаза. — Прикинь, никогда по чердакам не лазила! — Ужа-ас… — простонал я, схватившись за лицо. — Только не говори, что ты её сюда привёл… — А куда же ещё? — удивленно спросил он. — Бляха-муха, ты что, не понимаешь? — Нет, не понимаешь! — насупился он. — Она же несовершеннолетняя! — И что? Мы тоже, — легкомысленно пожал плечами. — У нас с тобой другая песня с припевом! Мы в другом мире росли, и те года нам с тобой обошлись в сотню местных! А она ещё дитё дитём! — шипел я, гневно потрясая руками. — Какого ляда ты её сюда привёл, а? Забыл, что мы не просто так амулетами обвешаны? За ней же стража с минуты на минуту явится! А тут мы, два лошка-Хранителя! Блин, громче о себе заявить невозможно! — Ты чего разорался? — возмущенно взвился он. — Разве я мог пройти мимо и не помочь Салли? Она же к жениху бежит, не просто так! А родные её не пускали! — Твою мать! — взвыл я. — Какой к херам жених?! Что она наплела тебе, придурок?! У местных в принципе не предусмотрены жениховства до полного совершеннолетия! — Ты хочешь сказать, что она врушка? — набычился он, явно намереваясь до победного отстаивать честь и доброе имя этой мелкой дурочки. — Может, и не врушка, но выдумщица знатная! Таких мелких из дома никуда без старших не выпускают! — Она учится! — Так в закрытом, небось, интернате! С другими такими же правильными девочками! Еще надо проверить, не заколдовал ли кто её, чтобы этой школоте вдруг резко задумалось покинуть теплые стены школы! А это дело — Стражи и Магов! — Ты что, хочешь её сдать ментам? — хищно прищурился он. Я бессильно хлопнул себя по лбу, понимая, что всё бесполезно. Геройство засвербело в заднице. — И что ты собираешься делать? — со вздохом глянул на него — Уж точно не бежать к Стражам! — горделиво расправил он плечи. — И ты, конечно же, не забыл, что у нас с тобой через два часа выступление? Она что, с нами пойдет? Или тут останется? — Пф, что ей тут одной делать? Конечно же, с нами пойдет! Она тоже умеет играть, только на риффаирте, это как пианино такой. — Да знаю я! — отмахнулся, лихорадочно соображая, что делать. Ясень пень, что у нас она никак не может остаться, как бы того ни хотел Еська. И стопудово любящие предки уже на подходе, ведь, если я правильно понял, её уже один раз словили, раз заперли в гостинице. Да только вот плохо заперли! — Какая прелестная гадость! — раздался звонкий голосок из прихожей. — Есси, а что это за штука? В прихожей сверкнуло, бумкнуло, над головой истерически заискрили светляки. — Бля-а… — выстонал я, схватившись за голову. — Еська, вали, скажи своей гостье, что у нас лучше не магичить! — Ой, да, бегу… Салли, Салли, ты только не магичь! У нас же все выключится сейчас! — Да! А почему? Еська взялся пояснять, а я невольно прислушался к голоску этой самой Салли, регулируя светляки. Знакомому такому голоску. Где-то я его уже слышал… Однозначно слышал. И не раз. Но та милая ведьмочка по имени Миосаль никак не может быть… — Вот, Салли, знакомься, мой брат и друг, Сарзис! — этаким покровительственным тоном проурчал Шавьес. Я, вздрогнув, замер с амулетом в руках, никак не решаясь обернуться, опасаясь подтверждения своих ужасающих догадок. — Добрый день! — мелодично пропела гостья. — Меня зовут Миосаль Наивер, приятно познакомиться! Ах ты ж мать моя женщина, роди меня обратно!