Отверженные

      В комнату проник сквозняк, заставивший сидящую перед зеркалом женщину поёжиться. Боже, как же холодно там, на улице!       Отложив в сторону гребень и старательно кутаясь в шёлковую шаль, Нодзоми подошла к окну и поспешила его закрыть, пока она окончательно не окоченела от холода. Обычно этим занимается Селина — молоденькая горничная, но эта карга Энья Гайл отправила её за покупками, до этого успев хорошенько погонять девчонку по дому: то завтрак приготовь, то пыль протри, то полы помой, то сокола покорми. Бедная девочка и так отдыха не знает, а бывает, даже доходит до того, что не спит целыми ночами.       Как-то раз, Селина так устала, что, не выдержав, уснула прямо на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Тогда ей сильно влетело от дворецкого Д’Арби, но именно с тех самых пор Нодзоми нередко замечала на руках девушки следы от ожогов. Сначала женщина думала, что девчонку так наказывают, до того, как увидела торчащую из кармана фартука Селины пачку сигарет. Если девчонка чувствовала, что сейчас уснёт, мигом лезла за сигаретой и, прикурив, прижигала ею руку. От боли сонливость снимало как рукой, и Селина продолжала работу как ни в чём не бывало. Нодзоми несколько раз пыталась заставить Селину лечь спать, но та отказывалась, ссылаясь на то, что работы предстояло непочатый край.       Взяв гребень в руку, Нодзоми несколько раз провела им по волосам, но потом отложила его в сторону. Бросив на него короткий взгляд, женщина заметила несколько волос, застрявших между зубчиками. Она не раз обращала внимания на то, что у неё лезут волосы, но старалась списывать всё это на стрессы. Хорошо, хоть не пучками.       Нодзоми качнула головой и оглядела комнату, иногда бросая взгляд в сторону окна. Порой женщине казалось, что она просто заперта здесь, как птичка в золотой клетке. Как же хотелось хотя бы на один день оказаться за пределами особняка и прогуляться по городу. Просить об этом Нодзоми не рисковала. Дио никогда не позволял ей покидать особняк, и вероятность того, что он будет в бешенстве, если она обратится к нему с просьбой позволить ей выйти в город хотя бы на пять минут, была велика.       Единственной связью с внешним миром была Селина. Малютка, конечно, по долгу службы выбиралась в город, а затем рассказывая женщине последние новости, но этого всё равно было недостаточно, а сплетен девушка не собирала. Скорее, это о ней ходили слухи, причём далеко не лестные.       Когда горничная возвращалась, Нодзоми не раз замечала, как Селина украдкой вытирает мокрое от слёз лицо, чтобы это не заметила прежде всего Энья, перед тем, как подняться на второй этаж в комнату, где спал маленький Джорно.       Сама Нодзоми сына не навещала, более того, практически о нём не вспоминала, а если ей всё-таки приходилось заглянуть к Джорно, то она старалась не смотреть на него, будто боялась увидеть в нём черты нелюбимого мужа. Единственное, что она могла сделать — это покормить Джорно. В остальном же к малышу заходила Селина. Она и присматривала за ним, и пела ему колыбельную тихонько, чтобы её никто не услышал, а иногда и разговаривала с ним, даже, казалось бы, не надеясь на то, что малыш её поймёт.       Из задумчивости Нодзоми вырвал скрип открывающейся двери, впустившей внутрь комнаты посетительницу.       — Селина ещё не вернулась? — поинтересовалась женщина, продолжая сидеть лицом к зеркалу, глядя на отражавшуюся в стеклянной поверхности Энью Гайл. Что-то подсказывало Нодзоми, что помощница мужа пришла сюда не просто так.       — Нет, миледи, — отозвалась Энья, — как ушла сегодня за покупками, так до сих пор ни слуху ни духу.       До сих пор? Что могло задержать Селину в городе? Ах да, теперь Нодзоми вспомнила! Селина предупредила её, что, возможно, придёт поздно.       — Она мне, кстати, говорила, что хочет повидаться с тёткой.       — После того, что она сделала? — усмехнулась Энья, — до сих пор удивляюсь, как у неё только смелости хватит ей на глаза показываться?       «Старая злобная кошка, — подумала про себя Нодзоми, — даже спустя столько времени ты не оставляешь девочку в покое, и как только её не называешь». Вслух же она произнесла:       — И, тем не менее, её тётка — единственный человек, который не верит каким-то слухам.       — Как по мне, она её выгораживает, — не сдавалась Энья.       Поняв, что переубеждать в чём-либо эту каргу бесполезно, Нодзоми предпочла промолчать и протянула руку к баночке крема. И в зеркале она видела, что Энья не спешит покидать комнату и всё так же смотрит на женщину.       — Ещё что-нибудь? — наконец, спросила Нодзоми, растирая крем по лицу.       — Да, — ответила Энья, — лорд Дио хочет вас видеть.       Нодзоми изменилась в лице. Карие глаза беспокойно забегали, сердце забилось быстрее, а пальцы теснее сомкнулись на баночке с кремом.       — Зачем? — только и спросила она.       На это Энья многозначительно усмехнулась. А Нодзоми тяжело вздохнула. Она знала, зачем Дио её зовёт. Опять унижения, опять упрёки, что она не уделяет внимания Джорно, предоставляя это Селине, хотя посидеть с ребёнком — это изначально было инициативой горничной. «Хотя, — злорадно усмехнулась Нодзоми, — как будто ему есть дело до ребёнка».       Тут Нодзоми заметила, что Энья повернула голову в сторону коридора и замерла, словно к чему-то прислушивалась. Женщина хотела поинтересоваться, в чём дело, когда послышался едва уловимый стук каблучков.       — Селина, — сказала, будто выплюнула, Энья.       Нодзоми обрадовалась возвращению горничной и попросила Энью позвать её. Старуха что-то проворчала, но из комнаты вышла и крикнула, чем напугала идущую по коридору малютку:       — Селина, быстро иди сюда!       Спустя мгновение в комнату вбежала горничная. Личико испуганное, а серые глазки со страхом смотрели на Энью.       — Где тебя носило? — недовольно поинтересовалась старуха.       Селина, теребя в руках хозяйственную сумку с покупками, ответила вполголоса с едва заметным шотландским акцентом:       — Я относила тётушке лекарства.       — И я смотрю, там тебе оказали весьма тёплый приём, — съехидничила Энья, рывком забирая у горничной сумку.       Нодзоми внимательно посмотрела на Селину и заметила, как девушка начала стирать кровь с уголка рта. Энья смотрела на это с насмешкой, затем вышла из комнаты, напоследок бросив:       — Да, кстати, миледи, я бы на вашем месте не позволяла бы горничной приближаться к вашему сыну, а то когда-нибудь она и его утопит.       Селина посмотрела вслед старухе и вполголоса произнесла:       — Зачем вы так?       Вопрос был задан в воздух, потому что Энья даже не обернулась.       Нодзоми встала со стула и, поправляя на ходу шаль, подошла к горничной, у которой глаза сейчас были чуть ли не на мокром месте.       — Кто? — только и спросила она, указывая на окровавленный уголок рта девочки.       — Отчим, — ответила шотландка, вытирая слёзы, — хотела уйти ещё до его прихода, но разговорилась с тётушкой. А тут он пришёл, увидел меня и ударил по лицу.       Нодзоми достала из кармана юбки платок и протянула Селине, чтобы та смогла вытереть кровь. Девушка благодарно кивнула и приложила платок к ранке. Нодзоми проследовала к туалетному столику, горничная засеменила за ней.       — Какие новости в городе? — поинтересовалась женщина, протягивая шотландке гребень, предварительно очистив его от волос.       — Никаких, — ответила Селина, принимая гребень и начиная расчёсывать её красивые чёрные волосы, — единственное, что я слышала, так это то, что закрыли художественную школу, а в другой школе помимо того, что литературу отменили, ещё был распущен драмкружок. Как раз в тот день, когда там должен был состояться спектакль.       — Что за спектакль? — без интереса спросила Нодзоми, блаженно запрокинув голову. Ей доставляло удовольствие, как маленькие, некогда нежные, а сейчас потрескавшиеся от хлорированной воды ручки аккуратно прикасались к волосам. Совсем не так, как это делает Дио, иногда не брезговавший наматывать их на кулак.       — «Золушка», — ответила Селина, разделяя волосы на три равные пряди, — мне бы очень хотелось побывать на этом спектакле. Девушка, которая играла главную роль, меня как-то приглашала.       Нодзоми покачала головой.       — Да, в наше время теперь одна новость хуже другой.       Селина в это время заплетала волосы женщины в косу, но на замечание ответила:       — А по-другому уже и не скажешь.       Женщина и девушка долго молчали. Нодзоми думала о чём-то своём, а Селина была поглощена своей работой. Наконец, женщина решилась прервать молчание.       — Может быть, всё-таки расскажешь, почему Энья думает, что ты можешь кого-то утопить?       Даже не глядя в зеркало, Нодзоми заметила, как Селина изменилась в лице. Взгляд из сосредоточенного стал тусклым, и оттого ещё более печальным. Но главное не это, а то, что девочка этим взглядом будто спрашивала её «И вы туда же?». Нодзоми поняла ошибку. Подобный вопрос был далеко не самым удачным началом разговора на эту тему. Насколько женщина знала, Селина работает горничной в доме Дио с двенадцати лет. А обстоятельства ей были неизвестны.       — Прости, — наконец произнесла Нодзоми, — я не хотела.       — Ничего страшного, — вздохнула Селина, затягивая волосы женщины резинкой, — ну вот и всё.       Нодзоми покрутила головой, разглядывая косу. Причёска была простая, но это отнюдь не означало, что её нельзя было считать произведением искусства. Ни один волос не торчал из косы, а кончики аккуратно приглаженные, не пушистые. Селине надо было стать парикмахершей, а не горничной.       Когда Нодзоми высказала об этом вслух, горничная пожала плечами и сказала:       — Наверное, стоило. Только боюсь, что меня упекут за решётку, если я буду делать кому-нибудь причёски. Всё-таки парикмахерское дело — тоже искусство.       Нодзоми широко распахнула глаза:       — Я этого не знала. Я думала, запреты распространяются только на живопись, архитектуру, кино, литературу и всё, что с ними связано.       — Зато теперь знаете, — ответила Селина.       Нодзоми мельком кинула взгляд на руки девушки. Как она и думала, всё такие же потрескавшиеся. А всё потому, что без перчаток работает. И потом, она только неделю назад выдала девочке крем для рук. Почему малютка тогда им не пользуется? Женщина знала, что Селина равнодушна к косметике и не пользовалась ей. А, может, крем у неё отобрали?       — Ты мажешь руки кремом, что я тебе дала? — интересуется Нодзоми на всякий случай.       Селина кивнула.       — Каждый день, вот только он мне не помогает, и я купила другой.       Нодзоми покачала головой. Селина тем временем отложила гребень и краем глаз заметила, как женщина её изучает, как будто видит впервые в жизни. Совсем как тогда, когда Нодзоми только-только переступила порог особняка Дио. Увидев впервые Селину, женщина пришла в ужас: когда-то длинные волосы были распущенными, лохматыми до такой степени, что в них с лёгкостью можно было разглядеть колтуны, глаза уставшие с мешками под ними, а кожа белая, можно даже сказать, болезненно бледная.       Сейчас же волосы девушки были коротко острижены и висели неровными прядями. Но это даже и к лучшему: короткие волосы были к лицу шотландке. Если бы не гулявшие по городу слухи, то Нодзоми бы подумала, что у симпатичной девушки наверняка есть кто-то, кто её любит.       — Что-нибудь ещё нужно, госпожа? — наконец, девушка нарушила молчание.       — Нет, Селина, ничего не нужно, — ответила Нодзоми, — просто я смотрю на тебя и думаю: вроде большая девочка… Сколько тебе лет?       — Семнадцать, — нехотя ответила Селина.       — Ещё немного и станешь взрослой. И я подумала, что у тебя наверняка должен быть кавалер.       Селина опустила глаза и помрачнела.       — Госпожа, мне бы очень этого хотелось, — наконец, сказала она и, прежде чем выйти из комнаты, с горечью добавила: — Только скажите, кому нужна горничная с незаслуженным клеймом «братоубийцы»?