Тёмный. Битва за Жизнь

       Олег дернулся, очнувшись, словно от толчка. Рубин на трости блестел в свете луны, нависающей над лесом. Мужчина оглянулся — возникшая тишина немного напрягала разморённый бегством организм. Ночью он обычно спал, разговаривая с Тёмным, а сейчас, проснувшись, не мог понять, что заставило его проснуться. Он совсем этого не хотел, отнюдь…        Прислушавшись, он нахмурился. Птицы, пение которых не оставляло его на протяжении всего пути, молчали. Олега объяло смутное ощущение угрозы. Стало понятно, что влачиться куда-либо под покровом ночи — затея гиблая.        Положив трость себе на колени, Светлый облокотился на ветхий древесный ствол и посмотрел в небо. Он старался не загадывать на будущее, полагаясь только на настоящее и себя самого, но в такие тихие моменты ему становились настолько одиноко, будто забытое чувство тоски коршуном вонзало когти в самое сердце, заставляя грустить по кому-то или чему-то, давно утраченному.        Проще всего было пенять на Марию, но суровая, молчаливая хозяйка дома, в котором его выхаживали, не сильно вписывалась в образ дорого сердцу человека. По ней Олег не тосковал вообще, они не были друзьями и не стали им вопреки разлуке. Она не особо подробно рассказывала о случившемся с ним, но упорно не упускала из виду одну вещь, твердя ему, словно в назидание: «Ты изменил судьбу, из-за чего не своей жизнью наказан существовать, чужой груз нести».        Она только посмеивалась над ним, качая головой, стоило спросить её об его прошлой жизни. Кем он был до того, как свалилась на него эта ноша? Были ли у него родные, близкие? Те, кто по-настоящему дорог… Перед тем, как Олег решил бежать прочь, в поисках ответов, ведьма таки обмолвилась о его даре. Молвила она, что лишь некий Тёмный может совладать с ним, уравновесить, дабы покою в его душе воцарился, да только далеко тот Тёмный, далёко. Сказала она и то, что Евгений, его предшественник, спас Олега от смерти.        Задумался он тогда, что же это за человек такой, ведь не помнил он о Евгении ничего. Каким он был, чего добивался жертвой своей и почему пропал бесследно, Олег не знал (ведьма подтвердила, что знакомы они не были), но чувствовал он, что за подобным поступком стоят определенно не дурные намерения.        «Светлые сами по себе не могут быть плохими», — когда-то сказала Мария. Олег внимательно слушал, мотал на ус каждую случайно оброненную ею подсказку, — уж больно любопытно было воссоздавать в голове картину его возможного прошлого. Видать, подобной наблюдательностью он был тоже наделён при жизни той, что покрыта тайной. Жаль только, что и ведьма это в скорости пронюхала, и уж никак не давала дознаться ему, почему незнакомец по имени Евгений поступил именно так, почему пожертвовал своей жизнью.        «Тебе не хочется знать этого», — отмахивалась она от него, как от наскучившего ребенка, оставляя Олега в неведении. И почему это ему должно не хотеться? Очень даже хочется, если бы кто знал, как сильно хочется узнать об этом… Что же такого тёмного должен был совершить Светлый, чтобы никто из ныне живущих не мог об этом прознать? Глупости какие-то, ей-богу. Именно тогда закралась в его голову мысль, что не всё так просто, как шахматная доска, и тайна чужой смерти как-то связана с его жизнью прошлой.        Не мог Олег не думать и на Тёмного. Он видел его лишь в том обличье, которого любой здравомыслящий человек бы страшился, а ему было чертовски интересно, что за лицо скрывалось под маской чудища, и принадлежит ли истинный облик человеку, али нет? Занятно было размышлять над тем, кем бы он мог приходиться Олегу в Яви. Иногда догадки становились настолько похожи на правду, что Олег их страшился. Ему не с кем было обсудить свои мысли, Тёмный никогда с ним не говорил, но реагировал невербально явно не как безмозглая тварь, а вполне внятно и разумно. Тёмный умел его слушать, и в повадках монстра читался и трепет, и страх, и безграничная тоска, коей и Олег пресытился в достатке. Если уж этого мало, то Олег был готов поклясться, что на односложные вопросы Тёмный даже кивал. Неуклюже, всем телом, пронзая лунный диск растущими из-за спины рогами. Одного этого достаточно, чтобы… Что? Сойти с ума, не иначе. Ведь все давно так запутанно, но любопытно.        И эти постоянные в мысли о том, кем Тёмный мог быть, без конца терзали его душу.        Мысли и туманные образы в сознании, которые нельзя назвать снами. Но терзали они, подобно кошмарам, хоть и с первого взгляда не таили в себе опасности. Туманный, расплывчатый, словно узоры на воде, образ юноши (скорее всего, именно юноши) с ясными голубыми глазами. Радужка цвета ясного неба, пронзительно чистого, летнего, но какая же буря таилась в их глубине. Штормила, перехватывая дыхание, безграничная тоска и отчаянье. Олег предположил бы, что загадочный юноша либо не спал много суток, либо плакал ровно столько же. Усталость заметна была, будто он смотрел в два глубоких колодца, а не дне безумно чёрных зрачков таилась лишь тьма, объявшая душу.        Мужчина почему-то чувствовал вину перед обладателем этих глаз, но сделать ничего не мог — он не помнил этого человека (в этом ли вина его?) и не мог помочь ему. Иногда, становясь у зеркала, Олег пытался уловить видения, образы, отметины от прежней жизни, но видел только пустые карие глаза, цепко смотрящие на него, и нахмуренный лоб. Мария, заставшая его за эти делом, долго смеялась, приговаривая, что не к лицу ему подобная задумчивость. Она вообще много говорила и уж больно звонко смеялась, стараясь отравить его жажду к познанию самого себя.        Светлый выдохнул, сморгнув непрошеные слёзы. Где бы она ни была, не хотелось подпитывать Марию своей грустью, а уж ведьма явно ждёт его дома с распростёртыми объятиями, уверовав в то, что Олегу не суждено отыскать ответов на свои надоедливые вопросы.        Смахнув слёзы, Олег поднялся на ноги. Светало, можно было наконец продолжить путь. В эту ночь Олег опять наговорил Тёмному столько лишнего. Но уж не смог удержаться, тварь в капюшоне, увы, лучший собеседник для него за многие месяцы, — он явно понимал большую часть того, о чём он говорил с ним. О пройденном пути, городах, которые приходилось обходить стороной, о чувствах (лишь самую малость), и реагировал Тёмный на подобные откровения куда приятнее, чем Мария. Он вздрагивал, ходил из стороны в сторону, оставляя глубокие борозды в земле и траве, иногда бушевался, подобно ревнивцу, но Олег давно уже не боялся подобных припадков.        В долгом пути, убирая от своего лица очередную ветку, Олегу казалось, словно такое уже с ним было.        — Неужели я и раньше по ночам в лесах шастал? Ребёнком али, может быть, взрослым, — непроизвольно выдохнул Олег, — Н-да, когда произносишь подобное вслух, звучит только хуже…        Нахмурившись от звучания своего голоса, мужчина решил вести только внутренний монолог. Мало ли кто может услышать.        Светлый надеялся, что не отклонился от того направления, на которое указал его молчаливый друг.        По-прежнему светало. Впереди показался выход из леса, на опушку или всё же?.. Олег прибавил шагу, его неимоверно тянуло в ту сторону, словно магнитом или тёмной силой (про себя Олег только усмехнулся подобному сравнению). Миновав последние деревья, он очутился посреди причудливого поля, полностью покрытого цветами. Они горели насыщенным малиновым пламенем и ковром устилали невзрачную, даже блеклую на контрасте, зелень. Сладковатый запах тут же объял Олега, словно приятные воспоминания о чем-то давно забытом. Как же странно было увидеть на краю этого великолепия едва виднеющиеся очертания домиков, частоколов и хиленьких деревьев. Серые и хмурые, они смотрелись на подобном ковре словно пятно грязи. Но Олег на за что бы не обошел это место стороной. Понимая, что до цели осталось немного (он чувствовал это, он знал, он трепетал внутри!), мужчина вышел на дорогу из примятых цветов и грязи.        Издалека он завидел, как жизнь теплится в серости скромного ветхого хутора: женщины ворчливо отгоняли домашний скот от скудных посевов, мужики кололи дрова и раскаленную сталь, и воздух наполнялся изредка, но искрами и задорным звоном. Неугомонные детишки сновали и тут и там, раззадоривая собак. Глядя на это, Олег почувствовал, что его пальцы предательски дрожат, хоть он и не понимал, от чего. В голову прокралась тёмная мысль, что что-то должно пойти не так. Слишком уж быстро достиг он цели, не успев толком усомниться в поиске, слишком привычным теплом отзывалась увиденная им картина. Слишком мало внимания привлёк к себе путник, которого добрые жители хутора могли видеть впервые.        Олег пробирался куда-то вперёд, наугад, вихляя между калитками, пока не настигла его… Не иначе, как судьба? Образ юноши, что посещал его только во снах, явился пред ним, и пронзил взглядом, до боли знакомым…        Словно два василька…, — пронеслось в голове у него, и тут же отозвалось в сердце.        — Яков Петрович! — голос разлетелся по округе, словно оглушая. Но никто, кроме него, не услышал и не оглянулся. Этот голос был знаком лишь ему и метил в самую душу.        Олег охнул от боли и нежности. Словно его тело пронзило болью. Но потом — и рассудок.        Алые всполохи пламени, лязг перекрещенных клинков. Всадник явно был сильнее, но и Яков Гуро не пальцем деланный, — сумел парировать и в очередной раз избежать верной смерти. Вот только никак не мог он перестать волноваться за мальчишку… Ни с того ни с сего, позади рушится крыша, а в ушах стоит крик его юного писаря:        — Яков Петрович!        Не оглянуться следователь не мог. Словно затем, чтобы напоследок запомнить эмоции, наполнившие эти невероятные глаза.        Мужчина выдохнул, сдавленно прохрипев:        — Николаша…        Боль вспыхнула, снова. Но на этот раз куда более осязаемая, в районе солнечного сплетения.        Опустив взгляд, Светлый наткнулся на остриё рапиры, конец которой утопал в его крови и внутренностях. Олег успел лишь ужаснутся тому, что кровь запятнала его одеяния перед встречей с чем-то важным. Или, что ужаснее, с кем-то… Ноги подкосились, но обернуться почему-то не составило труда.        Бенкендорф нависал над ним огромной тенью, сверкая белоснежным и голодным волчьим оскалом.        — Ну что же, Яша, даже так ты не смог убежать от меня, — взгляд ласковый, но безмерно холодный, пробежался мурашками по спине, — Ещё и к Тёмному привел, какой молодец. Пора заканчивать с вами, у меня, знаешь ли, не осталось терпения.