Тряпка и учебник валялись у ног Коннора. Хэнк взглянул вниз, поджал губы, потёр кончиком языка клык и деревянно произнёс:
- Иди на место.
Райт наступил на тряпку, сильно надавив на неё квадратным тёмно-коричневым каблуком, учитель приметил, как спереди шорты изгибаются между его ног. Сзади Андерсон провожал глазами белые голени с мягко заострёнными икроножными мышцами.
Мальчик сел. Мужчина еле кивнул на Саймона:
- К доске.
Блондин вскочил и ладно подбежал к учительскому столу, мгновенно поднял валяющуюся книжку, затем несколько раз суматошно наклонился за серым куском ткани, то и дело выпадающим из рук. Хэнк, позыркивая на гораздо более худенькие ножки, тяжело вздохнул от его неуклюжести.
Коннор смотрел прямо перед собой, повернув пострадавшую розовую щёку в сторону преподавателя. Весь английский. После - и целую алгебру.
Он томно наблюдал за учителем, нагловато втянув щёки. Андерсон путался в номерах, нервно перелистывая старые странички учебника. Иногда случайно встречался глазами с мальчишкой, быстро моргал и переводил взгляд на простовато блаженного Ральфа или на редкие облака за окном. Потом Хэнк вызвал ещё нескольких парнишек к доске, стараясь уворачиваться от зенок Коннора, по-идиотски почёсывая затылок и заламывая пальцы. Учитель даже не заметил пару ошибок у ребят, которые, конечно, про себя обнаружил Коннор.
Следующую неделю Райт был тихим, но никто не мог забыть его первое появление.
Андерсона удивило и насторожило, как просто было с ним совладать. Как просто. Одной пощёчиной.
- Нет, - соображал Хэнк. - С таким дьяволёнком одна пощёчина не подействует.
С этого момента началось что-то, чему он не мог дать ни малейшего объяснения: учитель стал анализировать все действия Райта, каждые скользкие озабоченные фразочки, мимолётные движения, даже непроникновенные отношения с одноклассниками. Хэнк действовал тихо: не пытался расспрашивать других преподавателей о новом мальчике.
Для чего всё это? Может, он хотел помочь ему так же, как и остальным хулиганам? Может, хотел изменить паренька и наставить на путь истинный? Может, хотел понять, что скрывается за этим маленьким извращугой?
Нет. Скорее всего, Андерсон разрабатывал защитную стратегию: решил изучить всё о новеньком, чтобы потом использовать свои преимущества, остаться сильным и не проиграть. Достать козырь, когда это потребуется.
Ребятня также наблюдала за Коннором. Мальчиком-одуванчиком. Следили, что он и как делает.
На уроках Хэнка каждый что-то да затевал. Кто-то любопытно, очень может быть, и отрешённо смотрел по сторонам, Ральф мог толкать в спину Саймона, припоминая ему маленькие грешки или шантажируя рассказать другим секреты, кто-то малевал в тетради, кто-то считал минуты по часам, кто-то думал о том, что будет на обед, кто-то зырил в окно на пушинку, летящую по свету, или разглядывал сандалики на парте спереди, или размышлял о чём-то своём, да даже занимался задачками, пытался понять смысл литературного произведения, о котором бубнил Хэнк. Но не Коннор. Он не двигал головой. Не ёрзал по стулу. Его предплечья лежали на столе, и расслабленные кисти с полусогнутыми пальцами смотрели друг на друга. Между линиями ладони блестели мокрые прожилки. Мальчик потел под солнцем, но ничего не говорил. Он словно специально сидел под этими палящими лучами и показывал Андерсону, как ему жарко. Если и писал что-либо в новенькую беленькую тетрадь, которую привезла мама, то редко - выведенными маленькими круглыми буквами. Неполные предложения. Отдельные фрагменты, которые казались Хэнку устрашающими. Он как будто выбирал самые жуткие мотивы фраз, переиначивая весь смысл. Но писал правильно. Даже идеально. Учитель долго исследовал его тетрадки в поисках хоть единой ошибки, часто задумываясь насчёт прошлых оценок парниши в старой школе. Вероятно, мальчугану вылепили тройки по всем предметам, потому что не хотели связываться с этим чёртиком. Но отрицать его грамотность не было смысла: вот и поставили четверки по английскому и литературе.
А как же тогда его способности к писательству? Учитель не смекал, где же они прятались.
Постепенно Хэнк начал ловить себя на мысли, что стал часто отходить за дальние парты и бесстыдно рассматривать Коннора. Муху, сидящую у него на спине. Разглядывал аккуратно остриженный загривок, щиколотки, обтянутые белыми носочками, прямую шею, десертные голени и краешки карамельных щёчек. Андерсон хотел дотронуться до мягкой руки. Нет. Мечтал посильнее надрать ему задницу за унижения первого дня. Но было пока не за что. Пока.
Коннор был чистюлей. Отменным. По ходу этот интернат таких ещё не видывал. От него ничем не пахло, Хэнку казалось даже какой-то чайной свежестью, кроме рук – они воняли удушающим мылом. Парень постоянно их полоскал. Мальчики замечали – перед туалетом, после. И когда Райт выходил из класса, забирая вещи, заглядывал под парту – проверял, ничего ли не забыл. Андерсон ухватывал это. Какая предусмотрительность. Коннор пил много воды, мать предупреждала, что у сына проблемы с почками. Пил жадно, наклоняясь к кранчику, покрытому плесенью, отставляя одну бархатную ногу на носок. Перчил еду в столовой так, что овощи и мясо становилось чёрными, а мальчики рядом чихали. Медленно и жадно ел. Наслаждаясь. Всё. Он ел всё. И в больших количествах. Хэнк зырил в столовой, как смачно новенький жевал помидоры, проводя по гладкой красной поверхности языком, рассасывая их до ёжиков семян под шум гремящих вокруг тарелок. Ненасытно жрал мясо, оглядываясь по сторонам и легко улыбаясь Хэнку с набитым ртом. Плотоядно. Никто не мог оторваться от него. Мальчики пялились, забывая про собственные шалости. Потом Райт громко прочищал зубы, просвистывая и пропуская воздух между ними, и гордо открывал дверь в класс, встречаясь взглядом с читающим Хэнком, если тот приходил пораньше. Да, Андерсон и впрямь последнее время стал слишком пунктуальным.
Коннор расчёсывался гребешком, аккуратно укладывая причёску, так точно, его башка отдавала лаком для волос. На вторую неделю все подростки уже попросили у своих матерей купить им такого же лака, чтобы мастерить подобную шевелюру. У кого-то появились похожие белоснежные носочки. Хулиганы, переодеваясь на физкультуру, завидовали, какие чистейшие пятки у чулочков Райта, и скрывали свои жёлто-коричневые следы. До этого все ребята поглощали много лука, чем бесили Хэнка. Коннор - нет. Они перестали.
Райт пил молоко литрами, подливая себе из графинов с соседних столов. Андерсону, дежурившему в столовой с Гэвином, даже удалось увидеть очаровательнейшее из зрелищ, как белоснежная струйка капнула ему на подбородок и мальчик вытер губы рукой, проведя по щеке предплечьем от самого локтя до мизинца, сильно растягивая кожу. Учитель только и мог, что скривить презрительность на лице, недовольно помахать головой, потрясывая волосами, и отвернуться в другую сторону.
Гэвин Рид сказал в тот день непредубеждённо и даже слишком задумчиво, слегка щурясь на подростка и держа руки за спиной:
- Хорошенький, - и брутально засунул ладони в карманы.
Хэнк вылупил глаза и выплюнул:
- Чем?!
- Ядра кидает на семьдесят метров. Вот чертяка, - начал кочевряжиться Рид, отмазываясь от собственной фразочки «хорошенький» фактом-сплетнёй, полученной от учителя физкультуры, а то вдруг что Андерсон вздумает. Эх.
- Ещё бы, - гавкнул Хэнк и, скрестив руки на груди, отошёл подальше от Гэвина.
Позже Андерсон стал осторожно улавливать, как Коннор чуть наклоняет голову на биологии и физике, слегка опуская ресницы, чтобы не выдать увлечённого взгляда. Да, маленького атеиста интересовал Дарвин и астрономия. Тогда Хэнк приступал задавать вопросы. Парень внимательно слушал и еле заметно вздрагивал, потому что знал ответ, но учитель его не спрашивал. Конечно, не спрашивал. Специально. Ещё тут. После всего, что он сделал? Райт лишь маленько сжимал расслабленные до этого потные ладони. Так уж хотелось раскрыть рот, но он - мальчик гордый.
По утрам Ричард Перкинс вёл у них физкультуру пять раз в неделю. Вид из окон в кабинете Хэнка как раз выходил на расположенный вдалеке серый неровный прямоугольник полуразрушенного асфальта для занятий.
Это был жёсткий учитель. Нет, он не стальной, как Карл, потому что редко и слабо наказывал. И не такой крепкий на слово, как Гэвин, потому что критиковал не слишком беспощадно. Но парнишек гонял, будь здоров.
Иногда Коннор смотрел снизу вверх на Хэнка, сидящего у окна. Тогда сердце учителя проваливалось через все три этажа под землю. Андерсон даже свысока видел, как глаза мальчика под солнечными лучами подсвечивались девственно-оранжевым.
Да, паренёк и правда быстро отжимался, с узким хватом. Разумеется, он – кровь с молоком по сравнению с этими худыми или наоборот рыхлыми ребятками.
Белёсые бровки Ральфа с яркими зрачками под ними теперь не сходили с Райта. Как, собственно, и гляделки всех парней.
Из приоткрытого окна раздавалось бодрое, сменяющееся то свистками, то хлопками, не дававшее Андерсону хоть чуть-чуть сконцентрироваться:
- Бег с высоким подниманием бедра!
- Бег с захлёстыванием!
- Шевелиться, черти!
Немножко тише:
- Хорошо, Коннор.
Паренёк уверенно двигался, выполнял упражнения качественно, не лишь бы отвертеться. Нет. Если это пресс на траве – то руки не тянутся беспомощно к коленям, как у других, а – строго в замке за головой. Если это приседания - то безупречный угол не больше девяноста градусов или меньше, острее, жёстче. Если выпады – то глубокие. И даже слишком. Невероятная для мальчика растяжка спины: Райт с лёгкостью сгибался в складку. Мышцы его бёдер играли под белым наливным слоем кожи, становясь заметнее под утренним солнцем. Он был не жилистым и не рельефным, а - мягким и спелым.
***
Кроме тетрадок мать привезла сыночку много жвачки. Теперь ходил и нагло жевал, чем начал ещё сильнее бесить своего учителя.
Хэнк объяснял, как решать сложный пример у доски, а когда оборачивался, натыкался взглядом на двигающиеся челюсти Коннора. Две недели Андерсону не за что было наказать мальчишку, и вот подвернулся случай. Мужчина в тёмно-сером пиджаке направился в сторону Райта и произнёс уверенно и строго:
- Жвачку выплюнь, - Хэнк подставил руку ко рту парня.
- Нет, - глаза Коннора даже не повернулись влево, на учителя.
- Я ждать не буду, помни: класс для порки недалеко, - поначалу, после той пощёчины, Андерсон считал, что Райта по-настоящему пугает порка.
Мальчик надул большой пузырь, шумно хлопнул им и вульгарно улыбнулся. А потом продолжил дерзко жевать, задорно оголяя зубы и громко чавкая:
- Выплюну, если ты засунешь её к себе в рот. Как тебе предложение?
Ребятня заржала, даже Ральф оценил идею, затворнически подмигнул, тронул Саймона за плечо и тихо шепнул:
- Интересное предложение.
Хэнк брезгливо сложил губы и мрачно выдавил окончательную фразу, тем самым подарив мальчику спасительный шанс:
- Я повторяю в последний раз.
Коннор не реагировал. Тогда Андерсон протянул левую руку к лицу подростка, заранее расположив большой и указательный пальцы крюком, чтобы засунуть её в рот силой и вытащить жвачку, а правой крепко захватывая шею сзади, отчего Райт увернулся и несуразно плюнул жвачкой в Хэнка.
Маленькая белая резинка попала в пиджак Андерсона и приземлилась на пол у туфельки с чистым носочком. Преподаватель близко нагнулся к колену Коннора, чтобы поднять жвачку, задев его ногу своими волосами. Мальчик дрогнул и слегка шевельнул нежным бедром. Андерсон схватил мокрый кусочек и показательно пошёл в сторону мусорного ведра.
Райт направил в сторону учителя только подбородок, не промолчал:
- Отвратительные жирные пакли болтаются на твоей башке. Отстриги их, - и загадочно оглядел класс. - Может, горшок, как у Битлз, или тот же горшок с бритым затылком, как у маленьких немецких мальчиков. Хотя к твоей старой роже уже ничего не пойдёт, - он яблочно и свежо рассмеялся.
Остальные еле сдерживали гогот.
Хэнк остановился около пятой парты, потом повернулся обратно, быстро подошёл к третьему столу Райта, размял пальцами слюнявую массу и резко воткнул чуть затвердевший резиновый кусочек ему в голову, пониже вихров, сильно раздавив жвачку в волосах, а потом вытер руку о ткань рубашки мальчика сзади, между лопаток:
- Теперь ты будешь маленьким фюрером, Коннор.
Хэнку стало по-настоящему нравиться заканчивать предложения, обращаясь к подростку по имени. С металлической интонацией.
Паренёк не шевельнулся, не бросил обиженный взгляд, не полез рукой нащупывать жвачку сзади головы. Только тихо сдавленно сказал:
- Теперь ты очень пожалеешь, старый хер.
Андерсон остался довольным. Это было прекрасно. Облачное чувство. Вредить Коннору. И ещё такой дурманящий сладкий запах ягодной резинки на пальцах после.
Но не до того момента, когда новая причёска слишком пошла Райту, сделала его ещё более соблазнительным, и много мальчиков подстриглись таким же образом. Так что теперь у учителя был целый немецкий отряд.
***
Дети сдали тетрадки.
- Матерь божья, матерь божья...
Повторял Андерсон, разглядывая кругленькие буквы Райта.
Да, Хэнк задал написать сочинение. Он страстно желал увидеть, что придумает Коннор.
О существовании некоторых матов, которые были продемонстрированы с идеальной орфографической точностью, Андерсон и не подозревал. Хэнк очень хотел спросить лично у Коннора, что значат эти языковые конструкции, но подобный жест с его стороны был бы рассмотрен некорректно учениками. Жаль, ведь правда, любопытно.
Андерсон отметил и грамотно выстроенные сложные предложения, черкая разлапистую двойку в конце текста.
***
Ральф Кинг не сбавлял обороты: пока ещё он оставался лидером. Всё также закидывал ноги на парту, нагло пережёвывая куски яблока, хруст которого раздавался на весь класс.
До того момента, пока не появилась карикатура. Рисунок, опозоривший мальчишку перед Коннором.
Эскиз: Хэнк сосёт у Райта.
Ральф изображал сексуальные сцены, искусно подмечая мелкие детали, прорисовывая даже капельки пота в нескромных местах. Он не мог упустить возможности запечатлить учителя с новеньким. Подробно. Как и всегда.
Кинг чаще всего брался за трахающихся учеников, однажды нарисовал Карла с Гэвином, после чего его пороли две недели. Сношались на рисунках хулигана до тошноты, так, что зритель был в экстазе.
Когда очередной листочек оказался на руках у Коннора, тот не постыдился и положил его на стол Хэнку во время алгебры, просто встав со своего места. Никто раньше так не делал.
Андерсон вообще-то особо не реагировал на подобные шалости-рисунки. Но этот был унизительным как никогда: Райт в немецкой форме, в преувеличенно обтягивающей рубашке, а под ним - голый учитель (Хэнка, кроме всего, взбесило, что Ральф сделал его до невозможности жирным) сосёт большой член, жадно цепляясь скрюченными пальцами в упругие гладкие яйца. С бликами. Да что уж скрывать – гигантский член. С лица мужчины стекают крупные капли, а щёки замалёваны густым румянцем. Ресницы томно повинуются - опущены. Глаза подростка с поволокой. Ухватил, уловил, гад-художник.
Хэнку показалось, или ему почему-то было волнующе приятно получить этот шедевр от Коннора.
Андерсон подозвал к доске Ральфа:
- Ну, - выплюнул он.
Кинг виновато глянул на учителя, потом лучезарно осмотрел класс и скромно прокашлялся:
- Извините.
Мальчик простоял в углу два урока.
Хэнк не хотел очередной порки.
Но Коннор, Коннор, перепроверив свою парту после занятий, подбежал к столу учителя, схватил злосчастный листочек и мигом доставил его прямо под дверь кабинета директора, блистая угольно-чёрными подошвами.
Ральфа повели на вечернюю порку, ежедневно проводившуюся в специальном большом зале. Отвратительном зале. В классе порки. Так его называли. С хорошим обзором, чтобы все лицезрели позор провинившихся. Хэнк сильно хотел, чтобы на месте Кинга был Райт.
Когда блондина пороли, Коннор достал медовый столовский батончик и начал есть, не отводя взгляда от мучающейся задницы Ральфа. Андерсон до боли жаждал врезать ему за это.
Во время самого смачного и хорошенького удара от Карла, Райт прищёлкнул языком, привлекая внимание Хэнка. Учитель обернулся: Коннор сахарно подмигнул ему, чуть выпятив рдеющую нижнюю губу.
- Ублюдок, - прошипел Андерсон, полностью обнажив лазурные радужки. - Настоящая ублюдина.
