Не хочу видеть твоей крови, Коннор.

Коннор опять затих на неделю. Больше голубенькой рубашки не было. Пришёл в новой. Светло-светло жёлтой, почти белой. И не только Райт не привлекал внимания, Ральф и самые ярые его последователи тоже нивелировали свои выходки вместе с Коннором. Хэнк ждал чего-нибудь. Чего-нибудь отвратительного. Противного, ублюдочного. Теперь, правда, ждал. И казалось, уже был готов ко всему. Учитель дал себе слово, что больше не сорвётся. Нет, не просто не сорвётся. Он будет объективным к каждому ученику. Пусть даже так же, как и Карл или Гэвин. С порками, с наказаниями. Пусть так. Но, по крайней мере, станет непредубеждённым к любому из хулиганов. Всё лишь бы почувствовать, что он плевать хотел на Райта. Хотя, когда Андерсон в очередной раз курил с Гэвином и обмолвился с ним парой словечек, учитель понял, что Рид вовсе не беспристрастен к этим беспризорникам. Господи, Рид. Как он в нём ошибался. Гэвин зажал сигарету в губах, поправил на запястье съехавший в сторону циферблат часов. Потом неторопливо прокашлялся и задумчиво начал: - Ты не в курсе, что с отцом Коннора? Рид говорил так всегда, когда хотел что-то рассказать, что-то волнующее, полнозвучное и нужное для всех, для интерната уж в самом деле, как он считал. Андерсон слегка повернул голову к Гэвину. Слегка, чтобы не смутить его ошеломлённым, царапающим взглядом и чтобы позволить договорить. - Ну, почему он попал сюда и всё такое? Хэнк опустил блеклые ресницы, поплотнее стиснул сигарету между пальцами и медленно сурово выдохнул дым через ноздри: - Не знаю ничего. Да, он не знал. Не знал, кем мальчик был в прошлой школе. Не спрашивал. Хотя Гэвин точно располагал информацией на этот счёт. Не знал, почему Рид вообще говорит сейчас о нём. И может без этих лишних слов и сплетней, кроме всего прочего и явного, Хэнк видел в Конноре что-то своё? Что-то, что продолжал искать. Искать и сейчас. Не как все они – лишь до востребования. А - до востребования и после, не иначе. Затем решительно добавил: - А ты, видимо, знаешь? - Недавно узнал, - Гэвин посмотрел в небо, маленько щурясь. Нет, Андерсон не спросит. Он молчал и напряжённо глядел прямо перед собой, изредка опуская глаза на свои ботинки и переступая с ноги на ногу. Рид ждал хоть какой-то заинтересованности, потом выдал равнодушно и даже озлобленно: - Его отец болен раком, а мамашка, как я погляжу, совсем от рук отбилась: тут и сынок, и умирающий муженёк. Рид затянулся, выпустил дым через рот и хитро зыркнул на Андерсона. Хэнк скинул пепел с сигареты, и, да, всё, что он мог ответить спокойно по этому поводу: - По ней незаметно. Других фразочек он не потянул бы без повышенного ли голоса, дрогнувшего ли. Неважно. Гэвин ухмыльнулся. Без увлечённых вопросов Рид больше не выдаст информации. Хэнку пришлось превозмочь себя, чтобы добавить: - Вообще, я думал, он умер. Мало заинтригованности. Мало. Гэвину нужно ещё, чтобы оставаться гордым, а не трепать языком направо-налево и не быть последним сплетником. Он молчал. Хэнк подумал. Подумал хорошенько, прежде чем сказать это, потому что ему вроде бы показалось, что Рид встал на защиту Райта. Нет. Где же та гэвинская объективность? Объективность, к которой сейчас стремился Андерсон. - Думаешь, это оправдывает то, что он такая сука? Гэвин громко собрал слюну во рту, провёл языком по верхнему ряду зубов и тихо и хмуро произнёс: - Нет. Произнёс так угнетённо, что можно было легко представить, как он имел в виду: - Может быть, Хэнк, может быть.

***

Может быть, Хэнк, может быть. Андерсон ненароком взглянул на часы Коннора. Пожалуй, теперь эта стала единственная деталь в его образе, которую учитель не ненавидел. Когда Хэнк записывал на доске примеры для алгебры, в класс через небольшую верхнюю форточку, располагающуюся прямо над партой Райта, залетел голубь. По кабинету прошлась волна удивлённых вздохов, ярких возгласов и шумных ударов крыльями. Мальчишки все привстали с мест. Коннор остался сидеть, хотя голова его всё-таки шевельнулась от неожиданности. Ребята наблюдали, как птица сплошь облетала площадь потолка, Ральф торжественно прыгал за ней по партам. Класс гоготал. Учитель растерянно и устало не спускал глаз с голубя. Потом птица испуганно прижалась к оконной раме над столом Райта в нескольких сантиметрах от распахнутой створки. Ральф возбуждённо, тяжело дыша после столь отважных попыток, вскарабкался на парту перед лицом Коннора, отчего тот убрал руки с деревянной поверхности и безразлично оглядел худые икры в серых носках, пристроившиеся у самых глаз. Кто-то озорно прикрикнул, подмигивая: - Не лови, не лови – скоро звонок! Но разгорячённого Кинга не остановить: схватил голубя и довольно, лучисто рассмеялся. Подержал его, потом начал показывать всему классу, как поймал птичку, разворачивая её по полукругу, создавая идиотскую панораму, отчего мальчики игриво расселись с раскрытыми ртами. Коннор вцепился в щиколотку Ральфа и тихо и напористо прошептал: - Не дави так сильно. Ты что не видишь, как сжал его, придурок? Ядовито-медовые глаза с маленькими зрачками на свету показались учителю наивно детскими. Ральф ошарашенно зыркнул под ноги и ловким движением выпустил голубя за форточку. Хэнк проводил настороженным взглядом улетающую птицу, потом вопросительно опустил ресницы. Когда дописал примеры, осмотрел класс. Коннор держал в руках длинное перо с держателем цвета киновари. Перо, которое Хэнк забрал из светлой комнатки своего сына. Перо, которое Хэнк не мог найти больше двух недель. Почему оно проявилось только сейчас? Он промолчал бы, правда. Если бы Райт не засунул гладкую верхушку в рот, уперев кончик в нёбо, и не глянул бы так самодовольно. Хэнк тяжёлой поступью направился к третьему столу и злорадно проговорил: - Я могу поклясться, что это моё перо, Коннор. Мальчик юрко покрутил держатель между пальцами и грустно-добродушно произнёс: - Да забирай, если жалко. Райт протянул его учителю. Хэнк не тронул. Зачем? Может быть, тогда Андерсону показалось, показалось лишь на мгновение, что какое-то перо в руках Коннора ничего не изменит в памяти отца о сыне. Стараясь быть деликатным, он ответил пренебрежительно: - Оставь себе.

***

На следующий день Хэнк из своей комнатки шёл в класс готовиться к литературе. Шёл по ещё наливчатой зелёной травке с портфелем и книжками, расправляя старенький пиджак, который стал светлее под яркими лучами августовского солнца. Драпирующийся мягкими порывами, пыльно-тёплый ветерок раздувал волосы. Его мальчики рассыпающимся молоденьким стадом надвигались навстречу после физкультуры: в душевые и переодеваться. Поздоровались, разошлись. Коннор как всегда нескромно глянул и ни звука. Уже почти у школы Андерсон повернулся на ребяческий хохот. Ральф повалил Саймона на аккуратные грядки, нажал на него всем весом. Цветы располагались на лужайке от самой парадной лестницы. За ними следил садовник, их лицезрели матери, и да, возможно, успокаивались, наблюдая своё чадо в красивом, ухоженном с виду месте. Райт пригнулся над парочкой, со всей силы потащил худенькое тельце Ральфа за серенькую майку, блистая злыми бегающими глазками, и сбросил на траву. Потом бешено, порывисто, угрожающе задирая подбородок вверх, приказал встать Саймону с цветов. Блондин быстренько поднялся. Райт оттолкнул его, присел на корточки, аккуратно положил в ладонь измятый розовый бутон, негодующе рассмотрел лепестки и догнал класс. Андерсон внимательно глядел на это, морща лоб от солнца. Может быть, Хэнк, может быть.

***

Всё могло бы быть, Хэнк, могло бы быть. Пока учитель не направился в задний дворик за столовой, держа в руке тёмно-красную пачку сигарет. Он ждал тут Гэвина. На этой переменке они всегда пересекались. Но сейчас никого не было. Хэнк зажёг сигарету и сделал длинную затяжку. Глянул скептически в угол возле ограды, куда ярко светило обеденное солнце, увидел чёткие очертания чьих-то теней. Остановился, мужественно выдохнул дым через нос. Подошёл поближе. Да, за мусорным баком, за этим углом кто-то был. Нахальный профиль бритого затылка Коннора учитель узнал сразу. И ещё один человек ниже: то ли сидел, то ли поправлял что-то, двигая головой. Из стороны в сторону, из стороны в сторону. Андерсон походил немного. Всё-таки решил зайти за бак, но перед этим сделал тоскливую затяжку. Типичная реакция - постоять и подумать, он всегда так поступал, страдальчески и выжидательно хмуря брови. Когда сын умер, Хэнк не стал расспрашивать как, не стал кричать, плакать или биться головой о стену. Нет. Он молчал. Как олень, замирающий перед едущей на него машиной вместо того, чтобы отскочить. Его ступор так проигрывал Коннору. Даже тут Андерсон не справился. Шагнул вперёд. Райт сумрачно смотрел на него. Узрев двоих, Хэнк сделал ещё затяжку. И Гэвин. Гэвин, у которого есть жена и две девочки-дочки. Гэвин, который дико ржал с карикатуры Ральфа, изображающей его с Карлом, и даже назвал её «маленькой доброй шалостью». Гэвин, который сказал недавно «нет», но Хэнку показалось, что это было мягкое «может быть». Гэвин, который отговорил Андерсона несколько месяцев назад «не пить ни в коем случае, ни в коем». Гэвин, который курил с ним каждый день. Гэвин небрежно стоял на коленях и сосал у Коннора. Сосал жадно, с отдачей. Не просто так. Быстро, дико и страстно, тихо скребясь ботинками о землю, плотно обхватив одну ногу мальчика левой, правая пальцами взволнованно трогала влажную стенку во мху. Коннор держал одну ладонь растопыренной на голове Рида. В другой руке, между указательным и средним, догорала тлеющая сигарета. У Хэнка случился рвотный позыв: настолько всё произошло пламенно и внезапно, что Гэвин отдал свою толстую сигаретку парнише. Шорты валялись у самой земли ниже белых носочков промеж туфелек. Обтянутая чёрным пиджачком спина Рида глупо ритмично шевелилась. Райт не спускал осоловелых гипнотических глаз с Андерсона, кинул вяло окурок, убрал ладонь с макушки Гэвина и завёл руки за голову, как будто Хэнк полицейский и арестовывает его. Потом, тяжело дыша, мягко улыбнулся, прикусив нижнюю губу. Учитель пьяно ненавидяще наблюдал за ним, выдыхая из носа вонючий дым. Долго: сделал несколько затяжек. Руки тряслись: он нежданно выронил из пальцев сигарету и случайно шаркнул ногой. Гэвин приостановился: но не обернулся. Полусогнутая спина застыла. Андерсон опустил глаза с лица мальчика и увидел кусок возбуждённой малинной плоти. Еле выговорил трясущимся голосом, пытаясь сохранить самообладание: - Не надо, Гэвин, не оборачивайся. Я ухожу. Коннор быстро глянул вниз на Рида, не меняясь в выражении физиономии, затем ехидно посмотрел исподлобья на учителя, улыбаясь только одним уголком рта. Андерсон не вытерпел, добавил, мучая ощетинившего даже со спины Гэвина: - Твоё искусство не идеально, Коннор. И даёт сбои. Следи за этим и держи свою маску покрепче, когда в следующий раз… да неважно. И ушёл.

***

Рид поймал Хэнка у его кабинета на третий день после случившегося и тихо и рассудительно сказал: - Веришь, нет… Но я не был против этого. Потом нервно, кровожадно заржал: – Я хотел этого. Мы просто развлекались. Вот и всё. Андерсон еле кивнул, не смотря ему в глаза, но всё равно укорительно уставившись в пол. Даже, пожалуй что, сочувственно. Гэвин поплёлся в свой класс, стукнулся плечом о дверь так жалко, что у Хэнка кольнуло сердце, и ехидно прошипел, как маленький щенок: - Сука.