Не хочу видеть твоей крови, Коннор.

- Учитель! - в дверь даже не постучали, а пару раз легонько прихлопнули ладонью, отчего звуки глухо расползлись по всей стене. Кажется, это был тоненький, слишком чуткий и учтивый для хулигана, голосок Роберта. Хэнк, ещё не заслышав слов, только скользящее шлёпанье сандаликов по обычно умиротворённому в столь поздний час коридору, сразу прикрыл предплечьем тетрадку Саймона, которую проверял, сидя за маленьким запыленным столиком в своей небольшой серой комнате. Сердце встревоженно заколотилось от такой неожиданности. Андерсон хорошо помнил, что Дэвис жил с Райтом на третьем этаже. Когда он встал и отодвинул стул, звонко проскрипев ножками по холодному полу, гулкое топанье пробегающих по коридору мальчишеских ножек возобновилось в обратном направлении и затихло, скромно приглушаясь где-то у лестницы. В это время ребята не слонялись у дверей, уж тем более - у учительских, на первом этаже. В это время ребята давно уныло рассыпались по своим комнатам. Тут не то что - за недозволительным шастаньем - за любыми громкими взвизгами и воплями, раздававшимися сверху, следовало жестокое наказание в классе порки. Конечно, иногда между мальчиками происходили несмелые, мелкие и жгучие, передряги, но Хэнка в таких случаях не звали: его класс отличался стоическим спокойствием по ночам. Даже нагловатый Ральф ни разу не попадался. Другие учителя со своими беспризорниками разбирались сами. А сейчас случилось что-то важное, позволившее Роберту нарушить типичные порядки. Андерсон, ничего не тронул на столе, выстланном тетрадками и листами, даже не выключил блеклую лампу, размывающую полумрак мелово-жёлтым туманом. Только задумчиво провёл пальцами по русым волосам и вышел быстрым, неровным шагом в тёмный, густо-серый коридор. Вдалеке, у самой лестницы, из легонько приоткрытой двери Гэвина ядовито падал ярко-лимонный прямоугольник света: Рида уже позвали, и он спешил. Ричард тоже зашебуршил у себя, но выходить не стал. На втором этаже учитель услышал разгоняющийся шум: перемежающиеся с наглыми ребяческими перешёптываниями строгие, притязательные голоса Гэвина и Карла. Хэнк растолкал острые плечики прильнувших к двери, любопытно воркующих хулиганов с озабоченными лицами и шагнул в щедро освещённую комнату. Зрачки обожгло ослепительно-белым. Здесь остались только свидетели. Разгорячённый Рид, уперевшийся задницей в уголок чьей-то заваленной цветным хламом тумбочки, водил промеж грязно-бледных кроватей своими хитрыми глазками и гневно врезался ими в макушки робеющих парней. Швы на плечах его куртки небрежно разъехались в разные стороны: не успел поправить рукава. Рядом, чуть впереди, стоял Манфред, непредубеждённо рассматривал мальчишек, строго скрестив руки на груди. Шесть ребят сидели каждый на своей постельке с виновато опущенными ресницами, подставляя только понурые полупрофили взглядам преподавателей. В комнате было десять коек: несколько парней отсутствовали во время происшествия. Возбуждённый Роберт балансировал на краешке кровати, располагающейся неподалёку от постели Райта (тоже у стены), пальцы беленького мальчика утопали в складках потрёпанного одеяльца. Ральф и его старшенький дружок, широкоплечий короткостриженный блондин из класса Рида со славным вздёрнутым носом, вскинутыми густыми тёмными бровками и чистейшими бледно-голубыми глазами, переминались с ноги на ногу, шаркая сандалиями напротив двух преподавателей, поодаль от постели Коннора, который размякше развалил бёдра, утянутые чёрными брюками, на одеяле, прижался шеей и лопатками к стене и слабенько болтал свисающими и еле достающими до пола голенями. Одна штатина приподнялась, трепетно обнажая щиколотку в белом носочке. Мальчик сонно глядел из-под опущенных ресниц на свои ноги. На его лице, из носа, по разбитой губе, до подбородка и из блестящей, измятой, чернеющей бордовым правой брови, осторожно текли две длинные, амарантовые от холодного освещения, полоски крови. Он специально закинул голову кверху, чуть влево, не давая им двигаться быстрее, как бы смакуя вкус собственного, постепенно рассеивающегося вокруг, поражения. Когда Андерсон вошёл, Райт пронзительно зыркнул ему в глаза, размазав веком и ресницами безмятежную пурпурно-красную струйку, из-за чего моргнул наискось, а взгляд стал туманным, текучим. Хэнк шагнул в середину комнаты и увидел ещё: рядом с расслабленными ладонями Райта, на серовато-белой простынке, круглело несколько сырых оранжево-алых пятнышек и лежала книжка в матовой тёмно-синей обложке. Видимо, когда садился, проронил дробную капель крови из носа. Латунные чубы Ральфа и гэвинского хулигана гладенько переливались под светом ламп. Они, делая причастные лица, покаянно держали руки за спиной. Учитель обошёл удлинённую фигурку Кинга и остановился в метре от заспанного Рида, бросившего смачным шёпотом «полюбуйся» куда-то в сторону. Поймал одобрительный кивок Манфреда, задержал участливый взгляд на блондинах, потом внимательно посмотрел на Коннора, который теперь не сводил с него своих просверливающих, отупляющих глазок. После нескольких секунд нескладного молчания допрос продолжился. Ральф, уставившись в пол, осторожно и неторопливо проронил: - Я только взял его… - Его что? - холодно спросил Карл. Кинг хитро мельком глянул на абсолютно пустую, зеркально гладкую, чёрно-коричневую поверхность тумбочки Райта, юрко залез двумя пальцами в карман своих брюк, вытащил часы и проворно шагнул к кровати, так что осталось довольно большое расстояние и пришлось пригнуться и баловливо вытянуть руку, чтобы уложить их на краешек шкафчика. Райт размазанно моргнул в сторону тумбочки, на которой сверкнул заливистый блик циферблата, и едва заметно пожевал нижнюю губу, пробуя солёную кровь. - Его часы, - раскрасневшийся Ральф вернулся на место, шало толкнул локтём в бок высокого блондина и, сдерживая развесёлый смех, продолжил, - Я, как разглядел их, мне они больше не нужны были. Я бы их сразу вернул, но хотел узнать кое-что… Ну, я и говорю: «Зачем тебе эти часы-то?» А он встал и… Кинг замер, словно задержал дыхание. - Что? - Манфред выжидательно приподнял подбородок и заострённый носок своей туфли. - Ну-у?.. - какой-то исчерна-смуглый мальчонок ахнул в нетерпении. Рид цыкнул: - Молчать. Паренёк отвернулся, румянея в щеках. - То, что он сделал… он делал это и раньше, - Ральф расправил плечи и как бы отряхнулся от прежнего задора, растроганно закрыл землисто-зелёные радужки веками и тихонько проговорил, - Ладно, вы сами напросились. Он дотронулся до моего… э… ну, вы знаете. Он шептал мне что-то про… - Кинг артистично сделал глубокий вдох, провёл кончиком языка по нижней губе, из-за чего она залоснилась глянцевым хмелем, и ужесточился, - Какое-то дерьмо про то, что… что я ему нравлюсь. Понимаете? Андерсону явно виделось, как Ральф переигрывает. Гэвинский мальчик изо всех сил стискивал челюсти. К его щекам то густо приливала, то уветливо отливала кровь. Коннор упрямо смотрел на Хэнка побитым личиком и нагло улыбался одним уголком губ, дерзко зажёвывая щеку изнутри, гоняя во рту языком. Роберт сидел, напряжённо нахохлясь, и, подогреваясь от каждого слова, качался на краешке постели всё страстнее. Как только Кинг закончил, он несдержанно произнёс срывающимся, журчащим голоском, хмуря злые кремово-белые бровки: - Можно я скажу, пожалуйста? - Ясно, - Карл направил своё внимание на Дэвиса, - Говори. - Угу. Конечно. Ты точно в этом уверен? Вот кто сюда пришёл? Ты сюда пришёл. Ты и начал, - Роберт с чувством обращался к Ральфу, обгрызая его прозрачно-лазоревыми глазками, потом продолжил для преподавателей, для Хэнка, безудержно заглатывая слова, потому что не находил поддержки у остальных притихших ребят, - Всё не так было. Коннор просто сидел и читал свою книгу, - Дэвис взволнованно посмотрел на одеяльце Райта, затем - в осоловелое кровавое лицо, и, не обнаружив протестующей тревожности, только, может быть, едва приметное непонимание того, что кто-то нежданно встал на его защиту, всё равно решил говорить до конца, - Ральф пришёл вот с этим, - беленький мальчишка еле-еле кивнул на гэвинского парня, - Забрал часы. Они лежали там, где сейчас лежат. Коннор встал… Ну, и они накинулись на него. Просто так. Хэнк представил, как Райт каждый осенний вечер сидел подобным образом на своей засеревшей простынке. А ещё удивился, с каким странным тщанием Дэвис спасает его от грозящей порки. Кинг дёргал кадыком. Один носок сандалика кротко вдавливал в другой. Теребил болтающуюся на жилетке нитку. Рид наклонил корпус вперёд, деловито подтянул джинсы на бёдрах и, издевательски смотря на Ральфа и своего хулигана, произнёс блаженным тоном: - Так, давайте-ка проясним. Что вы делали в этой комнате? - Пришли за сигаретами, - не дрогнув пробубнил под нос гэвинский паренёк. Рид с ехидством усмехнулся, выпятил нижнюю губу, живо закивал и торжественно заговорил: - О-о-о, глядите, да тут двойное наказание. Он хотел продолжить распаляющую мысль, но Манфред резко оборвал серьёзной сталью своего голоса: - Коннор, всё было так, как Ральф сказал? Райт замер на несколько секунд, не отдирая дымчатого взгляда от Хэнка, потом жиденько, гнусавее, чем обычно, произнёс, чуть поворачивая голову, из-за чего кровь у губ и в глазнице сердито замерцала серебристыми бликами: - Мне всё равно. У него шикарно получилось. Нахмурил бровки, плутовато врезался кончиком языка в резец и зыркнул вниз на свои бёдра, будто скрывая подслащённой крутостью и гордостью своё смятение. Хэнку такие ужимки показались трогательными. Роберт встрепенулся, вытянул шею вперёд, полностью утопил ладони в одеялке, отжался на руках, почти отрывая задницу от измятой постельки, и, не останавливая атлетического пыла, взбаламученно заверещал: - Но всё не так было! - Молчать, - Карл завёл руки за спину и полуоглянулся на стоящего сзади учителя, - Андерсон, парни твои, ты их знаешь. Что думаешь? Коннор отчего-то метнул вправо встревоженным взглядом и быстро проговорил под нос: - Делайте со мной, что хотите. Мне поебать. Проговорил, словно собирался принять всё на себя, лишь бы Хэнк не вмешивался, лишь бы Хэнк считал его «хорошим» мальчиком. На учителя нашла оторопь: он хотел заступиться за Райта, но ощущал, что тот не нуждается в этом. Получилось только заезженное, сиплое: - К Коннору нужно позвать кого-нибудь. А Ральфа завтра наказать. Андерсон сторожко глянул на устало сидящего мальчика. Тот смотрел почти благодарно, потом оторвал от одеяльца раскислую руку, запотевшая ладонь которой слегка прилипла к ткани, впервые дотронулся до лица разнеженными пальцами, одурело размазал по подбородку и губам кровь, отчего кожа у рта растомленно порозовела, и ласково проговорил: - Сам умоюсь. Не маленький. - Все, по своим комнатам. Быстро, - устрашающе гаркнул Манфред, внимательно оглядел длинноруких подростков, бочком обошедших кровать, за которой они стояли, сделал спокойный вздох и, не смотря в чудно-любопытные лица кучно столпившихся у дверей ребят, пропустив вперёд блондинов, вышел из комнаты, явно ожидая, что за его спиной последуют Хэнк и Гэвин. У Карла всегда было решительно и без лишних слов. Андерсон шагнул за Рида и последний раз зыркнул на Коннора. Мальчик качнул головой, из-за чего несколько прядок волос дерзостно слетело на лоб, грубым движением поддёрнул штанину на бедре и шёлково опустил ресницы.

***

Беспокойная мысль о поездке с Райтом в город трансформировалась в чёткое, осмысленное решение. В цель. Теперь учитель думал об этом постоянно. О сборах, о том, что будет делать, что говорить. От холодящей неприятными воспоминаниями апатии, бывшей с Хэнком полгода назад, и следа не осталось. Его грел интернат, грели эти горячие хулиганские сердца. Грело мечущееся сердце Коннора. На следующий день, во вторник, ещё в полутьме вокруг интерната собрался густым молочно-белым дымом сильный туман, матово размазал сад вдалеке и стёр ясные очертания зданий. Просвечивающееся сквозь дрёмную пелену небо грозно серело, земля податливо молчала. Было тихо-тихо. Мягкий пар прохладно окутывал лёгкие. Андерсон вышел пораньше. Райт тоже. Только что переобувшийся, он аккуратно догнал учителя в коридоре. Хэнк молча обернулся. Свет ещё не включили, и маленькие карие глазки с рдеющими миндально-розовым щеками и замёрзшей с улицы, плутоватой, нежной улыбкой слабо мутнели во мраке. Зрачки зверовато расширились из-за темноты. Андерсон направлялся к кабинету, смотрел прямо перед собой и мял рукав. Коннор играючись то ускорялся и упрямо заглядывал учителю в лицо, то шёл с ним в один шаг. Хэнк привычно открыл дверь и пропустил Райта, задерживаясь глазами на мальчишеской спине, раскатистым эхом слушая в голове последнее, прозвучавшее слишком вольным, скольжение по полу коридора его юрких тёмных каблуков. Нажал на засаленный включатель света и увидел на загривке паренька две свежие, подсохшие, тёмно-розовые царапины с яркими, оранжевыми крайками. Невзрачно спросил: - Что на шее? Коннор прошёлся подушечками пальцев по тоненьким кровавым коркам, огладил волосы на затылке и повернулся к учителю. Хэнк случайно заступорил взгляд на его бесстыдно припухшей губе и рассечённой брови. Мальчик мягко проговорил: - Ральф постарался. С минуту молчали. Райт раскладывал вещи, Хэнк записывал на доске «Четвёртое октября». Потом Коннор громко, резко спросил: - Сколько тебе лет? Андерсон напряжённо оглянулся. Не ответил. Сел за стул и открыл обшарпанный грязно-бежевый учебник, из-за чего удостоился развязного фырканья. Безучастность не разочаровала паренька, а подстегнула. Он задумался, уставился в стол, подвинул тетрадку влево, после загадочно убрал руки под парту. Начал не насмешливо, как это можно было ожидать, а медленно и метко, выпуская слова, как стрелы: - Знаешь, я думаю, ты выглядишь на… - Мне сорок один, - обходя витиеватость, поспешно проговорил учитель, смотря в книгу. - Ясно. Коннор небрежно опустил ресницы. На его лице не к месту скользнула чопорная улыбка. Затем легко хмыкнул через нос. Хотел что-то сказать: язык еле слышно чавкнул, но рот не открыл. Была такая тишина, что из коридора уже доносились разбегающиеся голоса мальчишек с первого этажа. Когда до двери дотянулись более уверенный шум и шаги, он украдкой глянул на Хэнка, в голосе прозвучала нескрываемая раздосадованность: - Тебе не кажется подозрительным, что ты меня не спрашиваешь? Обернулся на двух парней, степенно вошедших в класс, и добавил спелым шёпотом, приподнимая уголок обложки своего учебника: - Вызови сегодня. Каждый урок Андерсон ждал подходящего момента. Никак не находилось. Только цеплялся взглядом за побитое личико в розовеющих синяках и не решался. Последним был английский. Обгоняя мысли, учитель быстро выговорил: - Восемьдесят третья страница, седьмой номер, первые четыре предложения. Коннор, к доске. В классе затомилась волна предвосхищённых вздохов, вслед хлынули оживлённые смешки. И хулиганский кивок от Ральфа. Райт поднялся, отставил стул, взял тёмно-красный учебник, и прошагал меж рядами парт, попутно перелистывая странички, отыскав - вглядываясь в упражнение. Ухватил мелок, моргнул смазливо в сторону Хэнка и принялся писать, заткнув книжку снизу большим пальцем, как закладкой. Тихонько поскрипел по доске, собирая правым рукавом мучнистую пыль. Поставил жирную точку в конце первого предложения. Учитель успел убедиться с бесстрастием, что всё верно. По коридору прошлась дробь уверенных шагов и остановилась у двери. Ручка щёлкнула. Мальчишки с последних парт легонько шарахнулись. Карл Манфред провёл строгим взглядом по сидящим паренькам, затем посмотрел на обернувшегося Райта. - Коннор, выйди к матери. Она ждёт на улице у входа, - директор пустил в последнее слово мрачное сочувствие и вышел, не закрывая двери. Мальчик напрягся, как натянутая тетива, широко распахнул глазки и не своим голосом пришептал себе испуганное «сейчас». Положил учебник на учительский стол, зачем-то подтолкнул его за краешек чуть в сторону и двинулся нечёткими шагами между парт. В спину догнал ржавый хулиганский голосок Ральфа: - Что, мамка приехала сообщить ва-а-ажную новость? Смелые парниши заржали. У предпоследнего столика подставили подножку. Райт взмахнул одной рукой вверх для удержания равновесия. Его отшвырнуло вперёд. Слегка запутался в туфлях на пару шагов, потом нашёл подошвами пол, выпрямился. Не обернулся. Тоже оставил дверь распахнутой. Роберт профилем провожал его встревоженным прозрачно-лазурным глазком и белокурыми ресницами. Ральф паточно улыбался, схватывая увлечённые мальчишеские взгляды сизых, карих, светло-голубеньких и серо-зелёных зенок. Хэнк хотел дать ему пощёчину. Преподаватель подошёл к окну, за которым туманное небо седой тональной растяжкой растерялось с землёй и деревьями, и задержался глазами на густом сером пятне куста боярышника у лавки. Ральф вскочил первым. Некоторые живенькие последовали примеру и также оторвали задницы от стульев. - Сидеть. Сидеть, я сказал, - не слушая своего снизившегося голоса и белея в лице, учитель выставил в сторону всполошенных ребят приказывающую ладонь. Они мгновенно усмирились суровой интонации и приклеились к партам. Даже те, кто сидел у окон, поглядывали на лестницу в дымке с опаской. Матери Коннора ещё не было. Через несколько секунд, во всём чёрном, вышла из школы, крепко удерживая в левой руке увесистую сумку для сына. Её угольное пальто до колен врезалось в туман отчётливым силуэтом. Появился Коннор. Мальчишескую макушку легонько размывало. Хэнк не видел лица Норт, но шагнула к сыночку она нетвёрдо. Что-то сказала, отчего Райт робко и нежно схватился за пиджак под нижней пуговицей и повернул голову в сторону. Андерсон не понял, говорил ли он или нет, но был готов поклясться, мальчик специально подставил щеку до того, как мама круто размахнулась и дала грубую пощёчину. Его волосы качнуло. Ноги не шелохнулись. Норт ярко развернулась и спешно ушла с сумкой, упруго сбегая по порожкам. Коннор смотрел, как с каждым шагом её пальто, смешиваясь с белой дымкой, тускнело серым. Затем хищно сорвал с запястья часы, так что левая рука рывком взмахнула вверх и в сторону, и кинул их одним предплечьем куда-то в кусты ракитника, водившегося недалеко от лестницы. Неуверенно вернулся в класс с известковым лицом. На белой-белой щеке живописно вздулись абрикосово-розовые пятна, и еле размывался по подбородку вчерашний синяк. Мерно сел. Затуманенно зыркнул на доску. На учителя. Опустил ресницы. Хэнк, цепляясь взглядом за резиновую улыбочку Ральфа и озадаченные физиономии других ребят, хрипло проговорил: - Доделываем номер самостоятельно. Даю время до конца урока. Потом сдаём тетради. Вначале Райт держался. Взял перо и плавно написал пару строк. Положил. Рваным движением подставил руку к подбородку. Разбитую губу затрясло, пришлось закусить. Влажные коньячные глазки, запрудившиеся слезами, отчаянно устремились к потолку. Атласные плечики скакнули. Шея над бежевым воротничком рубашки снежно побелела, горло душили мечущиеся мысли. Коннор неслышно зарыдал. Хэнк кидал на него кроткие сочувственные взгляды и ждал приближающегося звонка, не в силах сконцентрироваться на уроке. Ральф сидел с довольным, масленым видком, поглаживая жёлтый чуб, и не отворачивался от Райта. С губ не сползала скользкая торжествующая ухмылка. По классу блуждало накалённое напряжение. Прозвенел звонок, Андерсон обошёл настороженными глазами мальчишек и торопливо хрипнул: - Свободны. Парни, лязгая стульями, шумно собрали учебники с тетрадками, спрятали в стол тушь и перья, не отводя вязких взглядов от спины Коннора. Кучей покинули кабинет. Постепенно звуки развеялись, последним прозвенел противный ребяческий хохот в коридоре. Хэнк, опустив ресницы, медленно подошёл к парте Райта. Тот двинул тетрадь в сторону и разбито встал, истрёпанно опираясь о поверхность стола. Слёзы топили порозовевшие белки, мутили всё вокруг. Коннор шатко шагнул к учителю, рвано оттолкнул его рукой в грудь, срываясь на сиплое горловое мычание; Андерсон оробело отпрянул назад. Затем стремительно шаркнул по полу, торопливо и сильно вцепился в смешавшегося Хэнка и без слов обнял невпопад, жадно укладывая голову ему на плечо и тихо плача, уткнувшись носом в серый пиджак. Учитель не знал, куда деть руки: смущённо обхватил аккуратно жаркую, тугую мальчишескую спину, пройдясь пальцами по грубой фланелевой ткани. Коннор еле слышно журчал соплями, робко дышал, всхлипывал, едва различимо лепетал что-то шёпотом, дрожал, трясся от коленей. Так близко, что Хэнк закрыл глаза и чувствовал душный, невыносимо томительный, до одурения знакомый, кисло-сладкий, облепиховый запах горячих волос мальчика, невесомый октябрьского ветра от плечиков пиджачка и горький интернатского порошка. Учитель с усилием делал вдохи, будто стрелы пронзали лёгкие. Потом ощутил, как маленькая мягко-прохладная ладонь бегло скользнула со спины выше, по его светло-коричневым кудрям, шее, а Коннор чуть-чуть замельтешился, подтянулся на носочках, исступленно вжался в Хэнка всем телом и своевольно докоснулся тёпло-упругой, мокрой щекой до бритого подбородка Андерсона. Потёрся напрягшейся мышцей скулы, беспорядочно размазал свои горячие слёзы, беспокойно дыша учителю в ухо, путаясь носом в его волосах. Хэнк почувствовал, как сохнет во рту, густо звенит в голове, кровь по венам бежит быстрее и воздух в лёгких лихорадочно сжимается немыслимой истомой, а нутро загорается непозволительными растленными чувствами. Мято отодвинул мальчика от себя. Снял ладонью влагу с подбородка. Коннор тяжело дышал и остыло глядел на него потухшим личиком с какой-то отвергнутой юношеской поэтичностью. Глядел непонимающе, мужественно, будто проглотил оскомину обиды, будто раскидал напрасно волны несбыточного чувства. Глядел так выразительно, что казался безгрязным и невинным. Андерсон смотрел на печальные полураскрытые губы, обострённые бархатные бровки и закапанные солью щёки в закатно-розовых пятнах и всё ещё осязал тёплый жар мальчика. На лице учителя застыло волнение, а в груди прокатывалась сердечная дробь, возмутившаяся от «здесь и сейчас», затмившего собой часть прошлой жизни и былых взглядов. Коннор двумя пальцами убрал волосы со лба и стронулся с места. Слабым шагом вышел из класса. Хэнк нерешительно уложил ладонь на прохладно-мокрое плечо своего пиджака, приблизился к окну и стал наблюдать, как мальчишка быстро семенит к комнатам, скрываясь в сминающемся тумане. Обернулся на нетронутую парту. Райт не спрятал тушь, не взял учебники. Закрыл баночку, руки задрожали. Присел на стул и легонько отодвинул стол. Там внутри ничего не было, кроме аленького пёрышка его сына, аккуратно лежавшего в уголке, и измятого тетрадного листа, зацепившегося краем за стенку парты. Того самого листа, который Коннор усердно готовил вчера для Андерсона. Учитель осторожно вытащил его и увидел, как на обратной стороне прозрачно круглеют, просвечиваются скренённые буквы, оформленные в стихотворные строфы. На него внезапно набежал жар, растёкся кипятком по всему телу. Коннор намеренно в своих сочинениях не использовал ни одного эмоционально окрашенного слова. В основном тетрадки мелькали всегда ясными и отточенными глаголами холодных действий, не чувств. Буквы хорошенько расшифровывались. Лирические строки пугали, являли слишком большую «щедрость». Пугали настолько, чтобы хотя бы просто зацепиться глазами за любое попавшееся слово. Это было бы схоже взрыву откровений, и Хэнк струсил. С оглядкой положил листик обратно. Учебники с тетрадками - сверху. Закрыл стол. На сердце пеплом осела неразрешённость. Сейчас учитель вроде бы понял, что значит «всё было бы слишком просто». Было бы слишком просто разгадать сложность его запутавшегося «искусства».