***
Оставив заметно растерянного Локи в замке, Громовержец быстро добрался до портала Бифрёста, его встретили стражники, которым Одинсон приказал перекрыть выход из портала на случай вызывающего поведения незваных гостей. Асгардцы подчинились безоговорочно, как и магические воины Локи, которые едва ли отличались чем-то, кроме неузнаваемого внешнего облика, от своих соратников. Одинсон прошёл меж воинами, снимая с пояса молот, удобно перехватывая правой рукой. Перед ним предстал страж радужного моста с мечом активации в руках и инопланетный представитель мерзкой наружности. Одинсон подловил себя на мысли, что даже царь ледяных великанов, которого довелось рассмотреть Тору в первый визит в Ётунхейме, выглядел в сравнение с незнакомцем очень даже симпатичным. Перед Тором предстал эдакий синий ящер не выше его ростом, с руками и ногами, но человеческое существо напоминающий лишь отчасти. — Царь Асгарда, — гадко прогнусавил синекожий ртом, полным гнилых зубов. — Моё имя Карион, и я хотел бы выразить глубочайшее уважение к мудрому правителю. Грубая лесть и заискивающие жесты Тор определил для себя как, возможно, единственный способ, каким его собирались задобрить в самом начале разговора. Однако попытки собеседника были обречены на провал уже сейчас, он только пока не знал об этом. — Чем обязан? — на любезность Тор отреагировал без энтузиазма. Хеймдалль ясно дал понять, что незваный гость испросил открытие моста для переговоров с царём, а причиной этой встречи был Локи. Одинсон тут же насторожился и, уже выходя из-за праздничного стола, знал, сердцем чувствовал: не к добру заявились в Асгард инопланетяне, желая говорить о брате. — Мы ищем некоего ётуна, тебе известного как Локи, мы знаем, что он в Асгарде, и хотим получить предателя обратно. — Вот как? — Тор добродушно рассмеялся, стискивая рукоять молота в руке. — А я-то думал! Синекожий недоуменно воззрился на Одинсона, а вместе с ним и Хеймдалль настороженно застыл на своём посту, держа меч активации в руках, несмотря на то, что визитёр явился один, неизвестно, чего можно было от него ожидать, страж в случае необходимости даст отпор, но пока необходимо было выждать. — Так ты отдашь его нам? — иноземец преждевременно заулыбался, скаля корявые зубы, довольный внезапным расположением молодого царя. — Конечно же нет, — Одинсон посерьёзнел, его лицо в этот момент отражало первобытную угрозу, он буквально источал опасность, без слов сообщая о своей готовности разорвать глотку всякому, кто претендовал на его территорию, в данном случае у него хотели забрать родное существо, а это было ещё хуже. — С чего бы вдруг я отдал тебе своего брата? Тор вел неспешную беседу, полагая вытянуть из визитёра как можно больше информации, его судьбу громовержец уже решил, хотелось лишь разузнать побольше о том, кому так нужен был Локи. — Ётун не брат тебе, он скиталец и предатель к тому же. Он принесёт тебе массу проблем, — продолжал напевать Карион. — А ты, стало быть, явился мне помочь? — Одинсон задал риторический вопрос, в ответе он не нуждался, как и в помощи. — Твой мир падёт, и мы всё равно заберём своё, — оскалился синекожий. — Для начала, Локи не твой, он мой и останется здесь, — с угрозой заявил Громовержец. — А ты можешь подождать пару тысяч лет. — У Асгарда нет столько времени, — будто со знанием дела заявил пришелец. Сказать, что Тору было дело до мнения мерзкого лживого существа, — пожалуй, нет. Одинсон не собирался воспринимать всерьёз слова, призванные смутить его и заставить сомневаться в своей победе над проклятием. Громовержец знал, и никак иначе, кроме как знанием, нельзя было назвать это ощущение уверенности, что вместе с братом они преодолеют все препятствия и невзгоды. — Тогда тем более подождёшь, — пренебрежительно бросил Тор. — Мы можем помочь с проклятием, — пытался изловчиться Карион, выворачивая беседу в нужное русло. — Да что ты! Правда? — Я говорю серьёзно. — И взамен на твою помощь я должен отдать брата, — утвердил Тор, его губы тронула самодовольная улыбка. — Не рассчитывай на это. Как только наглости хватило заявиться ко мне и предлагать подобную сделку. Убирайся! — Он предаст тебя, как предал нас, доверие Таноса. Мой господин не прощает предательства, он настигнет ётуна. Хеймдалль переводил обеспокоенный взгляд с Тора на визитёра и обратно. Реакция Одинсона на заявление незваного гостя сперва была слишком спокойной, но вот несколько минут спустя его взгляд потемнел и потяжелел. Громовержец сжал рукоять молота буквально до скрипа; всякий, кто задевал Локи, в итоге получал по заслугам, и этот синекожий иноземец не был исключением. — Ну, хватит, — Одинсон тяжело вздохнул и на этом покончил с любезностями, запустив молот. Через секунду Мьёльнир встретился с головой незваного гостя, раздался противный хруст черепа и позвоночника, тяжёлое тело рухнуло на пол, а молот бумерангом вернулся к царю Асгарда. Тор равнодушно взирал на расплывающуюся лужу сизой крови и сломанное тело того, кто ещё секунду назад вёл наглую беседу на чужой территории. С грозного оружия на пол стекала синяя кровь. Тор ничего не испытывал по отношению к этой никчёмной жизни, которую забрал, хотя в последний раз он благородно пытался спасти Ётунхейм от ярости Локи, он даже пожертвовал радужным мостом, чтобы остановить воздействие смертоносного луча, уничтожающего ледяную планету. Сейчас же он с лёгкостью бы изничтожил всякого, кто явился бы сюда за Локи. — Зачем ты пустил его? — Тор резко перевёл взгляд на Хеймдалля. — Он говорил о Локи, я решил, что это важно, но он ничего не сказал о том, что собирается забрать его или хотя бы попросить об этом. — Я не знаю, кто они такие, но больше я не хочу видеть ни одного подобного существа в Асгарде, тебе ясно? Не пропускай сюда никого, кто интересуется моим братом. — Как будет угодно, ваше величество, — отозвался страж радужного моста, впервые за долгие столетия он понял, что неожиданно расслабился, и не ожидал, что пустил в Асгард врага.***
Локи выполнил приказ брата, вернулся в тронный зал, занял своё место за столом. Вопросительные взгляды членов совета остались без ответа, поскольку Лафейсон не имел ни малейшего понятия о том, что происходило и что Тор счёл более важным, чем своё присутствие на пиру. Магу оставалось развлекать гостей беседой вместо брата. Локи вполне успешно справлялся со своей задачей. Из разговора с гостями он сделал некоторые выводы: альвы всё ещё чтили асгардский народ и уважали Тора как наследника Одина, с которым были в дружеских политических отношениях долгие века. Ваны, в свою очередь, настороженно отнеслись к выбору молодого царя, который доверил пост советника предателю — слухи, как видно, множились с невероятной скоростью. Они не высказывали конкретных опасений, лишь аккуратные намёки, которые взялся парировать сперва Сверр, к нему присоединился Логмер, и вместе они с лёгкостью столь же ненавязчиво поставили ванов на место. Цверги не высказывали претензий в адрес сына Лафея, только практически каждый нет-нет да взглянул на запястья Локи. Распознали они под завесой магии свои поганые браслеты или нет, оставалось загадкой, никто из них не подал вида. Ульвы, в свою очередь, свободно общались со всеми и воспринимали Локи, пожалуй, так же благодушно, как и других. Никакой предвзятости Лафейсон не заметил. Наконец появился Тор, и вечер снова вошёл в мирное русло. В присутствии царя ни у кого не возникало желания завести с советником провокационную беседу. Одинсон вернулся не в духе, это заметили все, казалось, даже Фригга почувствовала настрой сына, хотя и не могла его видеть. Не нашлось смельчака задать богу грома вопрос по поводу его странного настроения. Но, вот что любопытно, Одинсон избегал бросать на Локи прямой взгляд. Маг всё гадал, в чём была причина этой отстранённости. В голову лезли странные мысли. Может, дело в женщине? Та смертная, что приглянулась брату в Мидгарде, могла ли она попросить открыть радужный мост, как много та дева знала об Асгарде? Немного поразмыслив, маг пришёл к выводу, что не набрались ещё смертные столько наглости, чтобы требовать открытие Бифрёста. На этом предположения у Локи заканчивались. После возвращения брата Лафейсон надолго замолчал, он ел и пил, беседу не поддерживал и, лишь когда к нему обратился Кристер, заговорил: — Всё в порядке? — понизив голос, поинтересовался целитель. — Да, — маг солгал и, видимо, не достаточно уверенно, если собеседник недоверчиво кивнул, Локи заметил проскользнувшее недоверие и поспешил выкрутиться: — Мне не даёт покоя возможность существования оговорки. — Теперь понятно, — целитель улыбнулся, такое объяснение его вполне устроило. — Хорошо бы выяснить, какие пределы установил Сурт. Кристер наклонился ближе к советнику, хотя их разговор в шумном зале всё равно никто не услышал бы, целитель предпочёл подстраховаться. — Если бы мы смогли использовать горнило на нём, — Кристер, конечно же, подразумевал Тора, но не стал называть его имя, Лафейсон и так всё поймёт. — Пока рано об этом говорить, — отмахнулся Локи. Этот неравный бой сыну Лафея придётся вести в одиночку, никто из проклятых асов не должен знать о том, что ему известно, а значит, ждать помощи было неоткуда. Короткая беседа с Кристером не особо отвлекла советника от размышлений, Локи всё ещё хотел знать, почему Тор не сказал ему, с кем встречался на Бифрёсте. Между тем пир продолжался, асгардские музыканты в паре с альвийскими развлекали гостей приятными напевами. Тронный зал шумел, хмельное дарило кратковременное забвение, хотя бы на один вечер Асгард припомнил былые времена. За весь вечер Тор сделал лишь пару глотков из своего кубка. Он держался уверенно, общение с высокопоставленными гостями давалось ему без труда, словно курс этикета он заучил назубок. На самом деле Локи вечно одёргивал его, когда брат не соблюдал приличия, но бога грома это всегда раздражало, поначалу он помалкивал, потом стал огрызаться, а ещё позднее насмехаться над магом, Тор видел в страсти Локи к знаниям лишь пагубную сторону. Время близилось к полуночи, маг начал ощущать усталость, какую, пожалуй, испытывал в Мидгарде, но не позволял ей собой завладевать. Сейчас в кругу асов, за одним столом с Тором и Фригг, маг чувствовал давно забытую хорошую усталость, приятную. Он определённо позволил себе расслабиться в кругу семьи. Локи недоверчиво наблюдал за воркующими Фригг и Фандралом. Ради этой сомнительной беседы царица поменялась местами с Сиф. Воительница, окрылённая перспективой оказаться ближе к Тору и дальше от Фандрала, с готовностью пересела. Воительница бросила на Локи тёплый взгляд, словно в благодарность за его внимание, и увлечённо стала поддерживать беседу с альвийской царицей. Члены совета, куда более стойкие в вопросах переговоров и длительных обсуждений, не выказывали утомлённости. Пир затянулся и грозился перейти в ночные посиделки, гости определённо не намеревались расходиться. К счастью, ванахеймский царь по всем правилам перешёл к завершающей стадии визита. Он клятвенно заверял Тора, что Асгард может обратиться к нему с любой просьбой, о бедственном положении асов не сказал ни слова, как и не прокомментировал странные блюда на праздничном столе. Выдержал паузу и наконец, оправдывая себя поздним часом, с позволения царя хотел бы откланяться. Ванахеймского царя поддержали цверги, они придерживались несложной истины — гостям радуются дважды: встречая и провожая. Тор рассыпался в благодарности за визит, оказанное внимание и преподнесённые дары, Локи слушал его речи и тихо умилялся. Оказалось, братец лишь прикидывался болваном, но, стоило поставить его в условия, где от его готовности красиво говорить зависели дружеские союзы, он показал себя совсем с иной стороны. Засобиравшихся домой ванов и цвергов намеревался проводить Логмэр, но Локи перехватил инициативу, Сверр вызвался вместе с советником. Лафейсону не терпелось оказаться на улице, подышать свежим воздухом и проветрить голову, в которой, не зная покоя, билась одна-единственная мысль: «Что скрывает Тор?» По пути к порталу в основном Сверр поддерживал светскую беседу с гостями, собственно, к Локи ваны относились настороженно, а он не пытался как-то их разубедить. Цверги соблюдали нейтралитет, и за это маг был им благодарен. Пока Сверр сыпал радушными приглашениями, призывая союзников в гости, Локи посматривал на Хеймдалля, прикидывая, стоило ли задать ему прямой вопрос или всё-таки допытаться Тора будет выгоднее. Страж выглядел беспристрастным слугой и хранителем портала, в своей отстранённости он напоминал ледяного великана — из такого и слова не вытянешь. Так и не решившись задать интересующий его вопрос, Локи со Сверром отправился обратно в замок. — Знаешь, Локи, — заговорил асгардец. — Один растил вас, своих сыновей одинаково, он хотел, чтобы вы оба выросли сильными и храбрыми воинами. Он был прав, я так думаю, но не учёл того, что для одного этого будет достаточно, а для другого слишком мало. Локи сощурился, они шли неторопливо, Сверр, как видно, тоже наслаждался прогулкой на свежем воздухе и, с чувством гордости бросая взгляды на магических воинов меж асгардских, решил поболтать о жизни. — К чему ты это сказал? — удивился Лафейсон. — Ты очень умный и хитрый, Локи, два этих качества — неотъемлемая часть любого правителя, — отозвался Сверр. — А как же сила? — насмешливо перебил Локи. Сверр рассмеялся. — Сила это мы. Армия Асгарда, его полководцы и воины — за нами мощь, которая сокрушит любую преграду и защитит от любого врага, но без головы от этой силы не будет прока, — объяснил уважаемый член совета. — В несколько дней ты сделал то, что Тор не сделал за несколько лет. — Ты против Тора? — вопрос вырвался прежде, чем Локи остановил себя. — Нет, — покачал головой Сверр. — Но его силы мало. Для правления Асгардом нужны ум и хитрость. Без тебя он не справится. — Почему никто не занял пост советника? — продолжал беседу Лафейсон. — В этом не было законной необходимости, — пожал плечами собеседник. — К тому же он не слушал наши доводы, твои ему роднее, и это понятно. — Ты отлично знаешь, что мы не братья, вы все это знали, — упрекнул Локи, возможно, со стороны это звучало как детская обида, Лафейсон и не пытался в данный момент вести себя по-взрослому, тем более когда ему напоминали о детстве. — Может, тебе и хватит сил перечеркнуть долгие годы жизни, — развёл руками Сверр. — Но что тогда останется? — Правда, — бросил Локи. — Только она. — И в чём же правда? — по-доброму рассмеялся Сверр. — Я помню, как вы с Тором бегали за бабочками в садах Идунн, обучались воинскому делу, как он злился, когда ты просиживал время в библиотеке, а ты потом негодовал, когда Тор вместо тебя стал больше общаться с Фандралом. Локи хотел бы возразить, но справедливости ради стоило согласиться, что он не видел ситуацию с этой стороны, он мог лишь принять на веру воспоминания собеседника. — Зачем ты говоришь мне всё это сейчас? — снова спросил Локи, не желая и дальше слушать разглагольствования на тему общего с Тором детства. — Союзники из вас двоих выйдут лучше, чем враги, — припечатал Сверр с лёгким оттенком отцовской мудрости в голосе. — Это такая мотивация для решения проблемы с проклятием? — криво усмехнулся маг. — Можешь не утруждаться, я обещал матери сделать всё, что от меня зависит. Сверр вздохнул, он не претендовал на роль наставника, лишь высказал своё мнение. Очевидный для всех прогресс, связанный с появлением Локи, лишь тому самому казался незначительным. Лафейсон занижал важность своей роли в жизни Асгарда. Возможно, со временем он пересмотрит свой взгляд на эту ситуацию и наконец осознает свою значимость. А пока Локи словно нашёл временное пристанище, с которым распростится в тот самый момент, когда перестанет чувствовать себя обязанным. — Однажды ты осознаешь, что здесь твой дом, и не захочешь уходить, — сказал Сверр с полной уверенностью, что этот момент обязательно настанет. — Даже если сейчас ты думаешь иначе. Не нужно мне ничего доказывать, Локи, время всё поставит на свои места. Лафейсон прислушался к совету, спорить не стал. Ещё несколько дней назад он готовился к нападению на Мидгард с железной уверенностью, что эта военная кампания прославит его пусть даже как злодея, а сегодня он советник молодого царя, своего брата. И, что куда более интересно, Локи не испытывал зависти — положение Тора было незавидным. Когда Локи и Сверр вернулись в тронный зал и снова заняли свои места за столом, Тор как раз что-то обсуждал с ульвами. Из последних фраз, которые Лафейсон успел зацепить, можно было понять, что бог грома налаживал дружеские контакты и от возможного сотрудничества с ульвами, как всеотец, не отказывался. Наконец Тор удостоил его своим взглядом, но Локи тут же отвёл глаза, рядом с ним присел Логмэр, довольно тихо поинтересовался, всем ли довольны отбывшие гости. Локи устало вздохнул. — Всем, кроме моего здесь присутствия, — отозвался маг, понизив голос и наклоняясь к Логмэру. — Во всяком случае, ваны. — Забудь об этом, — отозвался Логмэр, он по-свойски опустил ладонь магу на колено и чуть сжал в доверительно-поддерживающем жесте. — Они вечно чем-то недовольны. Не бери в голову, Локи. — Возьму твой совет на вооружение, — без энтузиазма отозвался маг. Логмэр всё не убирал свою ладонь с колена мага, и в этом жесте было столько спокойствия и обстоятельности, опять эта отцовская уверенность, которая проскользнула немного раньше у Сверра. — Послушай меня, Одинсон, — Логмэр говорил вкрадчиво и только своему собеседнику, не нарушая зрительного контакта. — Мы поддерживаем тебя и твою инициативу, я хочу, чтобы ты знал об этом. Локи немало удивился. Это он-то Одинсон? Не склонный к юмору Логмэр сейчас попросту издевался над ним? Маг не вполне уверенно заметил во взгляде собеседника то самое уважение, которое Логмэр проявлял к Одину в прошлом. Неужели и он, ётун-предатель, дорос до оказанного ему почтения? — Благодарю за доверие. Лафейсон не знал, что ещё он мог сказать на это странное откровение, похожее на похвалу. Локи не слышал ничего подобного из уст Одина ни разу в своей жизни, всеотец всегда был слишком занят, чтобы уделять детям достаточно внимания, а одобрение, как видно, считал признаком слабости, поэтому приучил не ждать от него подобных речей. А может, и стоило бы хоть изредка хвалить сыновей, может, и не вышло бы всей этой ситуации с Ётунхеймом, где Тор решил доказать свою удаль, а Локи волей случая узнал страшную тайну своего рождения. Локи заметил, как Фригг не без помощи Фандрала поднялась из-за стола и, нагнувшись к Сиф, что-то ей прошептала, воительница понятливо кивнула, но не сдержала взволнованного выражения, что отразилось на её лице. Царица погладила свою верную спутницу по плечу, нежно, словно дочь, успокаивая все её волнения, и вместе с Фандралом она неспешно удалялась в сторону выхода из зала. — Надо бы приставить к царице караул, — спохватился Логмэр, когда понял, что Фригг покинула пир, причём в обществе абсолютно обнаглевшего аса. — И почему мне кажется, что третий лишний им точно не нужен? — на губах мага появилась странная улыбка. Логмэр соображал долго, со скрипом, наконец он изумлённо открыл рот, взирая на Локи, понимая, к чему тот вёл. — Неужели ты думаешь, что Фригг… — асгардец запнулся. — Нет, должно быть, Фандрал просто предложил ей… — Прогуляться по нашим живописным садам, — Лафейсон изогнул чёрную бровь, подхватил кубок и приложил к губам, делая глоток. — Сомневаюсь. — Тогда тем более нужно… — Оставь её, — чуть более напористо, чем следовало, приказал Локи. — Царица имеет на это право. Фандрал не так уж плох. Отчего-то Лафейсон не сомневался, что Фандрал не причинит матери вреда, он так обхаживал её весь вечер, комплименты, танцы, они сидели рядом, вели светскую беседу, и Фригг казалась счастливой, наверное, впервые за последние годы. Ей это нужно — так Локи думал, забыться и забыть. Фригг скорбела по Одину, она всегда любила его, для матери смерть всеотца была невосполнимой утратой. Богиня прожила с Одином большую часть своей жизни, видела радости и горести, она была ему опорой и поддержкой, а он — её возлюбленным принцем. Теперь её мир — мрачные серые руины, и мимолётная вспышка, напоминающая страсть, царице не повредит. — Как знаешь, — нахмурился собеседник, всё ещё неуверенный в правоте советника, он почесал затылок и спросил, улыбаясь: — Я так понял, ты и Сиф… — Нет, — Локи покачал головой, обрубая на корню все предположения асгардца на это счёт. — Я просто хотел поднять ей настроение, вот и всё. Сегодня она прекрасна, а никто этого не замечает. — А жаль, — Логмэр пожал плечами. — Вы отлично смотрелись вместе. Извини, если лезу не в своё дело. — Ничего, — Лафейсон тонко улыбнулся. Пока Локи между делом общался с членом совета, Тор не сводил с него глаз. Казалось, маг специально общался с кем угодно, при этом игнорируя виновника торжества. Одинсон понял свою ошибку, он первый отвёл взгляд, немудрено, что брат оскорбился. Но чем расслабленнее и увереннее Лафейсон чувствовал себя с Кристером или Логмэром, тем сильнее Одинсон ревновал. Этот жест члена совета — всего лишь дружеское прикосновение к ноге брата, воспринятый самим Локи как нечто естественное, в душе Тора вызвал бурю негодования. Советник не потребовал от Логмэра соблюсти приличия и отстраниться. И хотя подобное поведение сына Лафея точно насторожило асгардца, Одинсон испытал бы некоторое облегчение. А так у него всё внутри переворачивалось при мысли, что Локи позволял прикосновения кому-то другому, но не своему брату. Тот факт, что Фригг удалилась из-за стола, Одинсон заметил гораздо позднее, он ничего не видел и не слышал, все мысли сводились к Локи, он желал его, и в поле зрения словно не было ничего и никого, кроме брата. — Где мама? — спросил Тор у сидевшей рядом Сиф. — Она просила извинить её, — робко отозвалась воительница, обращая свой взгляд на бога грома. — С кем она ушла? — Одинсон озадаченно смотрел на свою боевую подругу. — Она сказала, что Фандрал проводит её, — кротко отозвалась леди. — Ладно, — на мгновение молодой царь задумался, но не нашёл в поведении друга ничего противоестественного. Фандрал всегда с уважением относился к царице. Тора отвлёк предводитель ульвов, он с полной открытостью предложил царю и его свите посетить свой мир, обещая радушный приём. Представитель из Ульвахейма понравился Тору, он чем-то напоминал жизнерадостного аса, но не вана — последние вели себя чопорно. Одинсон с радостью посетил бы далёкий и, судя по рассказам, живописный мир, если бы не одно «но». Тор справедливо рассудил, что синекожий ящер точно был не одним выходцем той расы, к которой относился, и всяко его визит имел лишь предупредительный характер. Пройти в Асгард через Бифрёст они не смогут, но, стоит Локи покинуть пределы своей родины, и ящеры вполне смогут отследить его, а это уже было проблемой. В то же время оставить советника в Асгарде Тор не мог, Локи заподозрит неладное, если Одинсон отправится к ульвам без него. Громовержец пообещал, что, как только решит ряд дел в Асгарде, то непременно нанесёт визит в Ульвахейм. Иноземцы удовлетворились обещанием, и беседа снова потекла в другое, не политическое русло. В этот момент из-за стола поднялась одна из женщин со стороны ульвов, она двигалась, источая грацию волчицы и силу тысячи ведьм. Глава ульвов, определённо супруг, тут же подобрался, Тор в замешательстве наблюдал, как ульва обогнула стол, и обратилась к Локи, предлагая ему руку: — Хочу пригласить уважаемого советника на танец, — произнесла красавица с улыбкой, другой рукой заводя прядь волос за ухо. — С радостью, — согласился Лафейсон, поднимаясь из-за стола и аккуратно касаясь нежной ладони. Гости за столом провожали их недоумевающими взглядами, а два одураченных царя — ревностными. Стоило им отойти от стола достаточно далеко, чтобы никто из свиты царя и его гостей не услышал за звоном музыки их разговор, ульва с удивлением произнесла: — Все так смотрят на нас, — улыбнулась она. — Прошу прощения, в обычаях Асгарда женщина не приглашает на танец мужчину, — отозвался принц. — Вы и меня немало удивили. — Ой! — кокетливо изумилась красавица, понимая теперь, в чём было дело. — Прошу прощения, но мы уже вышли, и вы ведёте. — Мне это позволено? — Лафейсон улыбнулся, не зная, как себя вести, чтобы не нарушить приличия чужеземцев. — Конечно, — она чинно кивнула, излучая удивительное благородство. Локи принял решение вести себя столь же открыто, как танцевал с Сиф, и закружил гостью в танце, не слишком быстром. Ритм музыки нарочито замедлился, растянулся, словно немало удивились и музыканты тому, что иноземная гостья пригласила Локи на танец. — В Ульвахейме нет подобного разделения, как у вас в Асгарде, — поделилась волчица. — Меня зовут Фортис. — А я Локи. — Очень приятно, — она как-то особенно интимно прижалась к партнёру, вызывая некоторое недоумение и лёгкий дискомфорт от такой близости, Лафейсон и сам не знал почему. — Не беспокойся, я знаю, что твоё сердце занято, моё тоже. Этот танец — лишь причина для разговора с глазу на глаз. Локи кивнул, после слов: «твоё сердце занято» он изрядно растерялся, поскольку волчица ошиблась, она просто не знала, о чём говорила, а может, она была ведьмой и почувствовала определённые энергетические вибрации, но интерпретировала их неверно. Единственный, кто сейчас занимал мысли Локи, — Тор. — Ульвахейму нужна помощь, — теперь в голосе Фортис чувствовалось отчаянье. — Я не могу обсуждать данный вопрос без Тора, — Локи немного успокоился: красавица не пыталась его соблазнить, хотя со стороны, должно быть, именно так это и выглядело, просто выбрала не самый лучший но, пожалуй, самый эффективный способ переговорить с приближённым к царю. — Я всё понимаю, — она кивнула, всё так же непринуждённо двигаясь в такт музыке. — Этот разговор не в обход царя, просто мой муж склонен испытывать судьбу, а я не хочу уповать на волю случая. Над Ульвахеймом давно нависла угроза в лице тёмных эльфов, но, покуда Один был жив, его негласное обещание в случае необходимости нам помочь сдерживало их. Локи прищурился, об этом он не знал. — У Одина не было никаких договоренностей с Ульвахеймом, насколько я знаю, — отозвался маг. — Не было, — покивала волчица. — Он лишь дал нам слово, что в случае необходимости вступится, он и другим мирам словом или делом дал понять, что мы не враги девятимирья. Не было мирного договора, но мой отец встречался с вашим в неформальной обстановке. Я понимаю, как это выглядит, мы пришли лишь на коронацию твоего брата, сейчас, когда Асгард в состоянии упадка, и ты в праве нас упрекнуть, но послушай, Локи. Мы не могли вмешиваться, то, что случилось, было предрешено, наш шаман разговаривал с духами, он запретил вмешиваться. Сурт должен был победить. — Вот как? — Локи облизнул пересохшие губы. — Наши земли прокляты, так должно было случиться? — Прокляты не навечно, — сообщила Фортис, она разделяла беспокойство принца и его недопонимание. — Лишь тебе под силу снять это проклятие, и, судя по тому, что ты здесь, в свите своего брата, всё к тому идёт. — Не понимаю, к чему ты ведёшь, — совсем запутался Лафейсон. — Но с братом я поговорю относительно вашей ситуации. — Благодарю, — она легонько кивнула. — Я боюсь, что тёмные эльфы не слишком задержатся с нападением на нас, мы открыты для вторжения, у нас нет такой защиты, как у Асгарда. — А почему ты сказала, что именно я смогу снять это проклятие? — вдруг зацепился за её мимоходом сказанные слова Локи. — Мы встретились впервые, может, это кто-то другой. — Было сказано вполне конкретно, — Фортис тепло улыбнулась. — Инистый великан, сын двух царей разрушит проклятие. Ты единственный могучий потомок инистых великанов, в твоих жилах течёт кровь двух царских родов, я это вижу. Локи постарался скрыть, что ему крайне неприятно в который раз осознавать своё родство с ётунами, но от волчицы это не укрылось, она осторожно погладила его по руке, улыбнулась, стирая неприятный осадок, и понимающе произнесла: — Думаешь, ты единственный, кого остальные миры считают монстром? Ты сильно заблуждаешься, Локи, — Фортис на миг отвернулась, но вдруг возобладала над собой и стойко произнесла: — Всегда будет кто-то, кто считает себя привилегированной расой, лучше, чем ты или я. Но весь вопрос не в том, как мы выглядим на самом деле, а в том, за что ратуем, кого защищаем, за кого молимся тёмными ночами. — Я понимаю, — Лафейсон кивнул. Маг не был сейчас готов задуматься над этим, но приятно порадовала новость о том, что ведьма железного леса и шаман Ульвахейма видели в будущем одно и то же. Локи оставалось лишь плыть по течению в поисках решения. Когда танец завершился и Локи с Фортис вернулись за стол, всюду слышались неразборчивые шепотки. К счастью, царь ульвов не бросал на советника злые взгляды, чего нельзя было сказать про Тора, нет, он не злился, он ревновал. Лафейсон пригубил из кубка, облизнул тонкие губы, чуть ухмыляясь. Одинсон всё прожигал его тяжёлым взглядом, к счастью, царь ульвов отвлёк его, объясняя, что на их родине женщины и мужчины равны и, соответственно, любая представительница прекрасного пола может пригласить мужчину на танец. Тора эта информация мало порадовала, он лишь кивал, но, снова и снова останавливаясь взглядом на Локи, чувствовал, как его накрывало. Одинсон едва не свирепел от мысли, что брату могла приглянуться ульва или асинья, да кто угодно. В голове всё мутилось, а чёрная паутина сжимала все внутренности, как железные канаты, выкручивая до боли и желания заорать в голос о том, что Локи принадлежал только ему. Одинсон потянул руку к кубку с вином, но тут же буквально рывком схватил деревянную пиалу с морсом, опрокинув в себя одним глотком. Тор понимал, что сейчас он был на взводе, ему нельзя пить, ни в коем случае не позволять себе приближаться к Локи, сегодня ему надо отправиться в спальню одному, а лучше со Свакхетом. Одинсон считал своей святой обязанностью защитить брата от того зверя, который сидел внутри, подпитываясь магией Муспелльхейма. Сегодня особенно, Локи определённо не понимал, какие эмоции вызывал своими невинными танцами, и если Сиф с зубным скрежетом ещё можно перетерпеть, то независимая ульва для Тора была как красная тряпка для быка — недопустимо. Пир продолжался ещё около часа, пока гости не стали расходиться, казалось бы, незаметно пустел тронный зал. Сверр и Кристер взялись проводить ульвов, следом за ними Тор и Логмэр — альвов, при этом Локи тоже хотел пойти с ними, но царь Асгарда в мягкой, но настойчивой форме попросил его остаться. В итоге, когда Тор вернулся обратно в зал уже без Логмэра, Лафейсон переместился за другой стол и весело о чём-то болтал с музыкантами, они практически не отлучались, чтобы отдохнуть, и коронация, как и пир, для них были больше рутиной, но все были довольны. За столом так же была и вся прислуга, что обхаживала приглашённых, а Локи среди них охотно подавал одному закуски, другому отрезал мясо, третьему подливал вина и вообще вёл себя как радушный хозяин. Одинсон, скорее всего, позабыл бы даже поблагодарить этих асов за проделанную работу, а брат вёл себя уважительно и каждому оказывал знаки внимания. Казалось бы, о чём он мог говорить с прислугой? До слуха Тора донёсся невнятный спор о театре, музыканты согласно кивали, повара и слуги смеялись, а Локи комично разводил руками. Одинсона не замечали, такой гогот стоял, что никто не слышал его шагов. Лафейсон услужливо подливал вина служанке, пододвинул к ней фрукты, отвлёкся на рядом сидящего мужчину, предлагая наполнить и его кубок, и казалось, что эти пирующие асы были счастливы в этот момент просто от искренней улыбки колдовского короля. Тор и сам был заворожен каждым его движением, его жестикуляцией и болтовнёй. Наконец кто-то один заметил Тора и стал локтём тыкать другого, а тот — другого, и уже через миг все затихли, подобрались и приуныли одновременно. Перемена была настолько очевидной, что теперь и Локи понял причину странной реакции, он поднял глаза на грозно возвышающегося над столом брата. — Ну, что затихли-то? — добродушно произнёс Одинсон. — Найдётся и мне место? Сперва все затихли, словно все разом ослышались, на лицах слуг отразилось недоумение, но уже в следующий момент все начали двигаться, Тор взял свободный стул у другого стола и сел в гущу асов. Одинсон не хотел пить, но посчитал нужным произнести тост, он сам наполнил себе кубок, при этом на манер Локи подлил близ сидящим и поднял сосуд, призывая присутствующих поступить так же. Народ засуетился, наполнялись кубки, а через миг взлетели вверх. Тор, не мудрствуя, произнёс свою речь, адресованную слугам: — Без вас всех не было бы сегодня празднества, я от всего сердца благодарен всем присутствующим, что коронация и пир удались на славу. За вас! — Нет! — гласно возвестил кто-то за столом, при этом ударив по древесине так, что тарелки звякнули. — За царя! За Асгард! Пусть воспрянет! Со всех уголков стола стали скандировать наперебой: «За царя! За Асгард!» Локи вторил, он улыбался, поглядывая на брата, словно скрывая в уголках губ похвалу. За столом снова стало весело и шумно, маг болтал с девушкой по правую руку от него и с мужчиной по левую, и Тор не испытывал ревности, затопившей его недавно, на смену тому тёмному ощущению жажды подчинения пришло другое, более глубинное чувство. Одинсон против воли отвёл от брата свой жадный взгляд и нашёл глазами среди прислуги своего любовника. Для приличия Тор ещё посидел за столом, поддерживая весёлую, ни к чему не обязывающую беседу, но, стоило Свакхету бросить на него опасливый взгляд, Тор едва кивнул ему головой, давая понять, что желал видеть его в своих покоях. Затем Одинсон поднялся из-за стола, ещё раз всех поблагодарил, пожелал доброй ночи и удалился.***
Оказавшись у себя в комнате, Тор зажёг свечи, поспешно избавился от парадных доспехов и направился в купальню, ему следовало освежиться и немного остудить свой пыл. Свакхет не станет сразу уходить следом за ним, чтобы не вызвать подозрений, а значит, время на водные процедуры у него было, ещё бы не думать о Локи. Давно Одинсон не видел его таким открытым и улыбчивым, причём в обществе прислуги он позволял себе настоящую искреннюю улыбку и болтовню ни о чём, а в кругу именитых гостей он держался отстранённо и подчёркнуто вежливо. А эти его взгляды и чёртова выходка под столом. Тор не знал, зачем он думал о Локи, когда ему следовало представлять ледяные степи Ётунхейма. Выбравшись из ванной, Одинсон обтёрся полотенцем, натянул лёгкую рубашку и штаны — ну не голым же выйти в комнату, где его, скорее всего, уже дожидался трясущийся от своей нелёгкой доли любовник. Оставалось надеяться, что горячительное разморит его и ас не будет слишком напряжён. Тор подумал, что стоило бы поухаживать за ним, предложить принять ванну, в конце концов, он вёл себя как настоящий хозяин, просто брал своё, хотя и старался достаточно подготовить к соитию и успокоить во время этого издевательства над личностью, но его усилий было ничтожно мало. Тор наконец выбрался из купальни, медленно открыл дверь, не стремясь напугать своего гостя. Одинсон не сразу понял, что происходило, поскольку вышел из купальни, бросив взгляд на постель, и тут же в зону его видимости попали изящные ноги и чёрная обувь с аккуратной отделкой. Тор вскинул взгляд, едва не каменея от ужаса, он шумно сглотнул — на его постели с кубком в руке сидел Локи, зелёная накидка разлилась вокруг него, а на губах была пьяная улыбка. — Что ты там делал так долго? — Лафейсон развёл руками, он выглядел пьяным, но речь была связной, только чуть растянутой и вальяжной. — Локи? — Тор обеспокоился, метнув взгляд на входную дверь. Маг заметил очевидную реакцию и поспешил успокоить: — Он не придёт, — довольно оповестил гость. — Я отпустил его, он был смущён и напуган. — Локи, послушай, — Тор нервно почесал затылок. — Нет, это ты послушай, — Лафейсон поставил кубок на прикроватную тумбу, где уже стояла наполовину початая бутылка с вином, и снова обратил своё внимание на царя. — Я не собирался лезть в твои интимные дела, но, знаешь что, раз уж никто не объяснил тебе, а ты никого не спросил, давай-ка я тебе поведаю кое-что. — Локи, по-моему, ты пьян, — осторожно сообщил Тор, опасаясь дальнейшего разговора и собственной реакции на брата. — Ну и что? Не уходи от темы, братишка, речь о твоём воспитании. Ты же не дурак, должен понимать, что если ты кем-то пользуешься, то надо позволять кому-то пользоваться тобой. Не закатывай глаза, я имел в виду привилегии, будь обходительным, вежливым, доставь ему удовольствие, сделай подарок, — продолжал маг, сопровождая свои слова невнятной жестикуляцией. — Ты же просто киваешь, и он должен подорваться и прыгнуть к тебе в постель, это унизительно. Тор тяжело вздохнул. Мир сошёл с ума, если Локи взялся его учить, как правильно ухаживать за временным любовником, которого Одинсон, скорее, мучил, чем предлагал отношения. Однако ввалиться в его комнату, зная, для чего сюда был приглашён слуга, было в высшей мере глупо со стороны мага, глупцом Локи не был, а значит, он сильно набрался и чувство самосохранения изрядно притупилось. — Ты понял это только по моему кивку? — Тор подошёл ближе, не решаясь присесть на постель, мало ли что, дистанция — это единственная иллюзия безопасности для брата. — Несложно было догадаться, — Лафейсон пожал плечами. — Тебя беспокоит совсем не то, что должно, ты хотя бы понимаешь, что морально убиваешь его, а физически просто мучаешь? Позволь заметить, ты не настолько плох в постели. Что же ты сделал, если он испытывает по отношению к тебе животный страх? Одинсон удивлённо воззрился на мага. Неплох в постели? Услышав нечто подобное от асгардской девы в былые времена, Тор, очевидно, оскорбился бы. Но тут был другой случай, Локи оценивал его, а значит, думал о нём, и эта мысль теперь не даст Одинсону покоя. — То есть ты признаёшь, что я способен тебя удовлетворить? — осторожно полюбопытствовал громовержец, скрывая улыбку. — Ну, признаю, — отозвался советник, зачем-то приглаживая свои волосы, однако он быстро спохватился и добавил: — Но это вовсе не значит, что я хочу повторить. — Но ты пришёл ко мне, при этом отослав Свакхета, — Тор запутался, Локи и трезвого-то сложно было понять, а пьяного тем более. — Я хотел поговорить не о том, с чего начал, — покачал головой Локи, кажется, он терял нить размышлений. — Ты же видишь, я пьян, вот мысль и переметнулась. А вообще я хотел узнать, с кем ты встречался на радужном мосту, что это за гость такой, что ты подскочил из-за стола и сломя голову полетел один встречать её. Одинсон нахмурился. Он не ослышался? — Её? — искренне удивился царь, всё ещё неуверенный в том, был Локи пьян на самом деле или прикидывался, чтобы получить интересующую его информацию. — О ком ты? — Мидгардка, вскружившая тебе голову, — всё-таки высказал свою невероятную догадку маг. Тор опустил глаза и тихонько засмеялся, в прошлый раз Локи чуть ли ни истерику закатил, когда узнал о Джейн, и вот опять. — Так, ну, видно, я ошибся, судя по твоей реакции, это кто-то другой. Или всё же она, просто ты, такой ловкач, хочешь сбить меня с толку. — Нет, это не она, но сегодня говорить об этом я уже не хочу. Тор вздохнул, он решился подойти ближе к постели и присесть рядом с братом. Странный разговор, чудное поведение Локи, пожалуй, напомнили молодому царю о прошлом, о дружбе, об их братских узах. Лафейсон позволил себе потерять контроль над ситуацией, только не ясно, понимал он, к чему это могло привести, или попросту не отдавал себе в этом отчёта. — Что ж, это приятная новость, — промурлыкал Лафейсон, подсаживаясь ближе. — Но завтра ты расскажешь мне, кто это был, ладно? Не настаивая более на своём, советник не стал донимать расспросами. В голове Тора проскользнула мысль о синем ящере, который вполне мог играть на стороне Локи и, как только узнал, что маг в Асгарде, решил всеми возможными способами вернуть его в свои ряды, и, по сути, брат был бы к этому готов. А так получалось, он не ждал незваных гостей, в большей мере его беспокоило, что гостем могла быть Джейн. — Ладно, — кивнул Тор. — А теперь ты лучше… Одинсон вздрогнул, когда Локи протянул руку и ухватил прядку его волос. Громовержец, недоумевая, взглянул на расслабленного брата, тот поглаживал пальцами одну из его косичек, разглядывая элемент причёски туманным взором. — Интересно, — прошелестел маг. — Одна — выражение скорби по отцу, а другая? — По тебе, — судорожно выдохнул Тор, он так и забыл распутать этот узор скорби, выражающий его боль и потерю. Локи подсел ещё ближе и стал неспешно расплетать одну, ту, что, по его мнению, была выражением скорби о погибшем брате. Маг распутывал прядки неспешно и аккуратно, наконец косичка была расплетена, а Лафейсон всё удерживал эти прядки, зажимая между пальцами. — Всё никак не поверишь, что я здесь? — ухмыльнулся Локи, его рука соскользнула Тору на шею и, обхватив, уверенно потянула к себе. Одинсон поддался и был вознаграждён целомудренным поцелуем, так мама целовала их в далёком детстве, укладывая спать. Лафейсон отстранился, заглядывая брату в глаза, а через миг снова потянулся к его губам, ну тут уж Тор не выдержал. Манящие тонкие губы сводили с ума, и Одинсон готов был позволить себе потонуть в этом безумии. Он подался вперёд, ощущая на своих плечах ладони мага, брат не отталкивал, он приоткрыл рот и охотно включился в поцелуй. Нежные касания губ становились настойчивыми, перерастали в жаркие, и наконец Локи сам отстранился, чтобы глотнуть воздуха и привести мысли в порядок. — Чёрт возьми, я не за этим пришёл, — проворчал Лафейсон, облизывая покрасневшие губы, за что его несильно укусили за подбородок. — Тор, я пьян и не понимаю, что делаю. — Я знаю, — Одинсон тихо и низко посмеивался, податливый Локи дурманил ничуть не меньше, чем сильный и непреклонный, брата хотелось любым, капризным и ядовитым. — Это всё хмель, — продолжал вяло отнекиваться советник. — С утра я… — Залепишь мне пощёчину и уйдёшь, — усмехнулся Тор, покрывая поцелуями острые скулы. Он не сможет остановиться, слишком велик был соблазн, расслабленный и такой родной Локи позволял целовать себя и трогать, прижимать к себе. — Нет, — томно вздыхая, отозвался маг, подставляя белоснежную шею жадным губам. — Я пожалею, что был неосторожен и снова позволил тебе главенствовать. — Не жалей хотя бы сегодня, — предложил Одинсон, охотно вылизывая и прикусывая нежную кожу, коль скоро ему это позволяли. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо так же, как и мне. — Ты больной извращенец, — упрекнул Локи. — Как скажешь, — прошелестел Одинсон в самое ухо и прикусил мочку, вызывая в теле брата сладкую дрожь. — Ненавижу тебя, — капризно бросил Локи, когда Тор навалился на него, опрокидывая на постель. — Всегда получаешь что хочешь, это несправедливо. Тор лизнул тонкие губы и прошептал в чуть приоткрытый рот: — Скажи, что мне сделать, я выполню любое твоё желание, — Лафейсон открыл рот, одушевлённый подобным поворотом, собираясь сказать, чего сейчас хочет, но Тор поспешно добавил: — Только не мечтай сбежать из моей постели. Локи закрыл рот, надулся, как ребёнок. В голове закопошилась мысль об активной роли, но именно в данный момент он к ней был совсем не готов, к тому же Тор не позволит, в этом у советника не было никаких сомнений. Во-первых, он не привык прогибаться под кого-то, ещё заведёт песню о том, что ему, царю, не пристало ублажать кого-либо таким образом, а там недалеко и до грызни, какой обычно заканчиваются выяснения отношений. — Ты всё равно не сделаешь то, чего мне сейчас хочется, — бросил маг, медленно облизывая губы, была у него ещё одна идея, но тоже крайне нереалистичная. — К чему сотрясать воздух. — Скажи, — настаивал Тор, вклиниваясь между стройных ног, притираясь пахом к паху. Локи поджал губы, сверкнул колдовскими глазами и схватил брата за всё ещё влажные волосы, сжимая в кулак, заставляя царя смотреть ему в глаза. — Ты брал у него в рот? — поинтересовался Лафейсон, задавая свой провокационный вопрос. Тор тяжело сглотнул, нахмурился, понимая, к чему вёл советник. — Я так понимаю, ты не удосужился доставить ему вообще никакого удовольствия, позор тебе, братец. В следующий раз непременно сделай это, коль скоро приглашаешь его к себе и против воли заставляешь делать то, что ему не по душе. — Локи, — низко проронил громовержец, стараясь контролировать свой голос, эмоции и рой неприличных мыслей. — Тебе этого хочется? Я прежде никогда… Но для тебя готов на всё. Не уточняя, впрочем, что своё он всё равно возьмёт — маг понимал ход его мыслей без слов и ухмылялся. Куда уж рабу уклониться от его роли быть подчинённым хозяину. — Зная, чем мне грозит оказаться в твоей постели, я хочу получить что-то взамен. — Мы торгуемся как на рынке, — недовольно фыркнул Тор. — Давай не будем, ладно? Я всё для тебя сделаю, потому что ты мой брат, а не из-за того, что безумно тебя хочу. — Чёрная бровь взлетела вверх, как бы намекая, что вся суть крылась как раз в этом. — Ладно, и поэтому тоже, Локи, но в первую очередь… — Заткнись, — прервал излияния бога грома сын Лафея, он сжал светлые пряди сильнее, привлекая внимание. — Только лицом, не вздумай снова ставить меня в такое положение, как будто я тебе что-то должен. — Ты мне ничего не должен, — Тор шумно сглотнул, в душе радуясь податливости брата, он шёл на компромисс, и пусть хмель был тому виной и завтра он будет сыпать проклятьями пуще Сурта, сегодня Локи принадлежал только ему. — Запомни это, — кивнул маг, ослабляя свою хватку на волосах. Одинсон тут же воспользовался своим удобным положением, нагнулся и поцеловал Локи, брат позволил. Лафейсон охотно выпутывался из плена одежды, не позволяя Одинсону разорвать любимые вещи. Помогая Тору освободиться от лёгкой рубашки и штанов, маг скользил руками по мощному телу и спокойно разглядывал тёмные метки на его коже, пока на это было время. Не слишком долго. Тор в нетерпении приступить надавил брату на грудь, заставляя лечь на спину, подхватил ноги под коленями и развёл в стороны, залюбовавшись гибким телом. Локи наблюдал из-под полуприкрытых ресниц, он не выдержал и упёрся ступнёй в мощную грудь. — Не вздумай меня обмануть, — пригрозил маг. Тор утробно рассмеялся, погладил икру, щекотно прошёлся под коленом и, обхватив лодыжку, снова отвёл ногу брата в сторону, он не собирался отступать, нагнулся над его пахом, касаясь языком вялого достоинства, Локи зашипел и дёрнулся, упёрся в мощные плечи царя. — Ты невозможен! — взорвался маг, мотая головой. — Так неинтересно, ты даже не хочешь стараться. Одинсон оскорбился, но не подал вида. Он очень даже хотел постараться, только не знал, с чего начать и как всё сделать правильно, не было у царя подобного опыта, не нажил. Но, памятуя о том, что Локи любил целоваться, любил болтовню и, наверное, прелюдии, ему понравятся и нежности. Доставить брату удовольствие казалось делом рискованным, способен ли был Тор вообще угодить ему — сложный вопрос. — Расслабься, — предложил Тор, нагнувшись над братом, он умостил ладони на его боках, осторожно огладил. — Ты какой-то дёрганный. — Правда, что ли? — изумился маг. — Может, это из-за того, что старший брат собирается мне отсосать? Как-то немного коробит. — Тебе нравится говорить эти пошлости вслух? — нарочито медленно переспросил Тор, с достоинством выдержав ненавистно-пьяный взгляд, при этом отвечая ему улыбкой. Впрочем, спорить Локи не стал. Одинсон решил действовать интуитивно, нежно поглаживая узкие бёдра, он нагнулся и чмокнул Локи в живот, отчего тот дёрнулся, но не возмутился, когда царь стал покрывать низ живота поцелуями, маг задышал чаще, а стоило накрыть ладонью его член, он весь выгнулся, словно этого было достаточно. Осыпая живот и бёдра поцелуями Тор вполне сносно надрачивал охающему любовнику, почувствовав твёрдость в ладони, громовержец облизнулся, к счастью, Локи этого не видел, он блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь его, возможно, не особо умелыми ласками. Когда же Одинсон перешёл в наступление, окатив достоинство брата горячим дыханием, Лафейсон вдруг занервничал. — Нет, — отрывисто бросил маг, приподнимаясь на локтях. — Я зря всё это затеял. Я не хочу, чтобы ты это делал, слышишь? Хочешь поиметь меня, давай, — в его сбившемся шёпоте не было и намёка на вызов, он словно опомнился от дурмана. — Я всё равно от тебя не сбегу, но этого не надо. Брат выглядел растерянным и таким милым сейчас, с горячим твёрдым членом, что так и простился в торов рот, с этим очевидным испугом на лице и блестящими шальными от хмеля и вседозволенности глазами. Одинсон улыбнулся и отрицательно покачал головой — обратной дороги не было и не будет. — Тор, я серьёзно, я не хочу! Этот истеричный тон не действовал на Тора. — А кто только что напевал мне о манерах? — Тор чуть хрипло рассмеялся, одной рукой огладил белоснежное бедро, другой мягко обхватил горячий член, размазывая выступившую смазку по головке. — Ты хочешь этого, Локи, ты можешь ничего не говорить, не объяснять причины, пусть завтра ты будешь жалеть об этом, но сегодня тебе будет хорошо со мной. Тор принялся за дело с такой самоотверженностью, что Локи чуть было не кончил в первые пять секунд, нырнув во влажную глубину жадного рта чуть ли не сразу в самое горло. Лафейсон занервничал, услышав и почувствовав, как Тор закашлялся. Удовольствие от напора брата смешивалось с беспокойством о нём, Одинсон был неопытным в данном вопросе, но брат хотел впечатлить, и у него это получилось уже потому, что он взялся за нелёгкое дело — ублажение Локи и его низменных потребностей. — Прошу тебя, — прошелестел Лафейсон, едва сдерживая стон. — Не спеши, не бери слишком глубоко и дыши, чёрт возьми. Тор послушно выполнил все три условия, помогая себе рукой. Приятно было, что Локи всё-таки заботило его удобство, ему было не всё равно. Одинсон грешным делом подумал, что надо бы чаще практиковаться, скорее всего, такими путями он доведёт Локи до отчаяния, но стоны брата говорили в его пользу; пусть не совсем умело, Одинсон доставит ему удовольствие. Буквально за пару секунд до того, как спустить Тору в рот, Локи упёрся ему в плечи, что-то промычав. Одинсон догадался, в чём дело, но не отстранился не потому, что не успел, он просто не хотел. Сглатывая тягучее семя, в глубине души Тор ликовал: опасный чёрный зверь, сотканный из магии Сурта, был опьянён своей победой. Локи нежился в его руках и стонал от его ласковых губ и горячего рта — брат был полностью в его власти. «Я точно пожалею об этом, — отчётливо слышал собственные мысли Локи. — Только завтра». Тор шумно дышал, уткнувшись лицом в живот брату, стараясь не сильно давить, на его голову легла чуть дрогнувшая рука, и царь расплылся в совершенно безумной улыбке — так ему показалось. Лафейсон осторожно помассировал кожу головы, вызывая мурашки. — Иди сюда, — произнёс Локи, и Тора не надо было просить дважды, Лафейсон сжал его волосы в кулак, потянул на себя и поцеловал, с упоением чувствуя собственный вкус на губах царя. Это был самый безумный момент в жизни мага, и отчего-то ему казалось, что ничего более ошеломительного случиться не могло. Ётун буквально сдался на волю победителю, позволяя ласкать себя, целовать. Словно в тумане Локи слышал собственные стоны, будто какой-то безумный извращенец так стонал с оттенком отчаянья, потерявший рассудок от экстаза, когда Тор, не жалея масла и собственных нервов, упорно растягивал его нутро, да с такой изощрённой усердностью, будто собирался сперва заставить его кончить только от движения своих пальцев внутри. Начинало казаться, что Тор собирался в него всю кисть засунуть, затуманенный разум не видел в этом проблемы. Локи рычал и шипел, проклиная ненавистного брата, слыша в ответ лишь ещё больше возбуждающий низкий смех Тора. Наконец асгардский царь не выдержал, теряя самообладание, он, с рычанием навалившись на Локи, стал проталкивать в растянутый вход своё напряжённое до предела достоинство. Завладеть Локи, подчинить, влезть в него как можно глубже, наполнить, заразить своей аномальной любовью было очевидно необходимо. Тор хотел сделать с ним всё, что только мог, любыми способами, глотая его семя, его стоны, усмиряя его сопротивление, заставляя его чувствовать себя слабым и подвластным. Одинсон в жизни никого так не хотел, им овладело безумие. Как он вообще был в состоянии соображать, не перегнуть палку и не навредить всерьёз, оставалось загадкой. В этот раз Локи стонал и чертыхался, клял его последними словами и шипел, при этом обхватив торовы бёдра и подаваясь навстречу каждому его толчку, сейчас в нём смешалось воедино желание получить удовольствие и ненависть к брату, поступившему с ним бесчестно. Маг то хватал Тора за волосы, то отпускал, сжимал сильнее, заставляя отклонить голову назад, чтобы впиться в уязвимое горло, то губами, то зубами, то скользнуть языком или ослаблял хватку, едва касаясь кончиками пальцев, свободной рукой он царапал его плечо, впивался сильнее или просто поглаживал. Под мерный скрип постели взмокшие от бешеной скачки два умалишённых бога не могли насытиться этим единением, непозволительным для братьев, недостойным для сынов Одина. Тор кончил первым, он придавил Локи к постели, порыкивая ему в шею, маг излился следом, пачкая их семенем. Судорожно накрутив светлые локоны на кулак, стискивая бёдра брата, наверное, до синяков и не позволяя шелохнуться, Лафейсон зажал его внутри, словно беспощадный капкан. Одинсон шумно дышал в шею любовнику, маг же, прикрыв глаза, обнял Тора, чуть ослабив хватку на его волосах. — Локи? — обеспокоенный шёпот в ухо заставил советника поёжиться. — Я тебя не травмировал? — Ты мне жизнь сломал, — тихо и очень серьёзно ответил Лафейсон, не пытаясь скинуть с себя тяжёлого брата, взмокшего от пота, как и он сам. — Я люблю тебя, — был поистине страшный ответ, как смертный приговор, он оседал тяжестью многотонного груза на плечах. Локи стало так стыдно за себя и за брата, за всю эту чёртову ситуацию, в которой они оказались не по собственной воле. В одну постель их уложили обстоятельства, и, слава верховным богам, Один до этого не дожил. Всеотец скорее убил бы их обоих, чем позволил иметь место этому непотребству. Фригг, может, и осудила бы, но не стала делать из этого такую уж проблему, время поставит всё на свои места, рано или поздно они снимут проклятие и Тор отступится. Это не любовь, Локи был абсолютно уверен в этом, здесь правила разъедающая личность магия. Но от чего тогда было так хорошо? — Заткнись, — вяло буркнул советник и снова услышал слова, которые хотел тотчас забыть: — Я люблю тебя, Локи. Маг вздохнул и погладил Тора по плечу. — Я тоже люблю своего брата, а тебя я совсем не знаю, — отозвался маг, расставляя приоритеты. Что ещё ему оставалось, разделить хотя бы в своём понимании двух сущностей в одном теле, брата и муспельхеймского червя-захватчика. Тор выждал, сколько потребовалось, он покинул тело брата только с его позволения, когда маг отпустил. Сбежать из спальни Локи даже не попытался, он был просто выжат, как лимон. Одинсон собирался в купальню, чтобы привести в порядок себя и обтереть Локи, остановившись у дверей купальни, он обернулся, сердце кольнуло. Немым укором ему была картина, как Локи, приподнявшись на локте, жадно глотал остатки вина из бутылки. Одинсон не сомневался: завтра Локи не захочет вспоминать эту ночь, находиться под гнётом его власти было унизительно для свободолюбивого мага.