***
Яркий луч Бифрёста переместил сынов Одина в Ульвахейм, где гостей дожидались нетерпеливая Фортис и её степенный супруг Филиус. Тора и Локи они поприветствовали, уважительно поклонившись, так же поступили в ответ и асы. Одинсон кожей чувствовал напряжение ульв, они не выглядели расслабленно, как на пиру в честь коронации. Тор мимоходом прикинул, что при любом раскладе волкам его не одолеть, при его-то силе и хитрости Локи. В некотором роде примитивный народ Ульвахейма уступал Асгарду. Несмотря на благоухающий край, полный мелкой и крупной живности, в технологическом смысле ульвы напоминали мидгардцев, живущих в деревнях: обособленные и закрытые. Неудивительно, что они боялись вторжения. В прошлый свой визит Тор не заметил наличия стражи и воинов, которые могли входить в состав армии. — С какой целью вы позвали нас? — заговорил Тор. — Мы хотим, чтобы вы переговорили с нашим шаманом, — отозвался Филиус со вздохом. — Мы опасаемся, что время не терпит, нам нужна защита. — Так у вас всё-таки есть что нам предложить? — улыбнулся Локи. Фортис не сдержалась и рыкнула на супруга, затем шумно выдохнула, когда мужчины обратили на неё свои взоры, и, резко развернувшись, устремилась прочь. — Простите, — вздохнул Филиус. — Моя супруга просто слишком сильно переживает из-за ситуации, в которой мы оказались. — А вы нет? — удивился маг, Тор бросил на брата укоризненный взгляд. — Локи, — мягко попросил Одинсон сбавить обороты. — Ничего, — улыбнулся царь ульв в ответ на подначку. — Просто я верю словам шамана, его дальновидности и духам, конечно, а Фортис иногда проявляет нетерпение в вопросах, где спешить не следует. Идите за мной. Братья переглянулись: Локи пожал плечами, а Тор улыбнулся, подозревая, что беседа с шаманом будет весьма любопытной. Гостей из Асгарда провожали любопытными взглядами. Всюду Тор видел небольшие постройки, разбитые за домами огороды, деревья с качелями. Дети сновали туда-сюда, облачённые в простые национальные одежды без особого пафоса, и у всех были волчьи пояса. Взрослые представители расы оборотней казались довольно приветливыми, лишь глаза выдавали двойственность их натуры, но по большой части от асов они мало чем отличались. Жилище шамана располагалось в отдалении от деревень и построек, чтобы добраться до него, Филиус провёл гостей по узкому мостку, что небрежно тянулся через болотистую местность и пару раз ненадёжно скрипнул под весом Тора. Лафейсон ощутил смутные отголоски энергетических вибраций, так сразу он даже не смог определить, что именно это было. Маг вдохнул полной грудью, уставившись в спину брата, который шёл впереди, неуверенный, стоило ли шепнуть Одинсону о своих смутных опасениях. Заметив впереди хижину шамана, скрытую с одной стороны высоким лесным массивом, а с другой — крупнолистными растениями, Локи решил не бить тревогу раньше времени. Строение напоминало небольшое стойло для домашнего скота, крыша была укрыта крупной древесной корой. По дороге Филиус не проронил ни слова, казалось, он безгранично доверял шаману, если позволял именно ему вести беседу с царём Асгарда и возможным союзником Ульвахейма. У входа в хижину Филиус остановился, повернулся к гостям и произнёс: — Харбингер ждёт вас, — царь подошёл ближе к хижине и отворил плетёную дверь.— Он будет говорить только с вами. Тор смерил Филиуса пристальным взглядом и уверенно вошёл внутрь. Проходя следом, Локи затворил за собой плетёную дверь. Внутреннее убранство чертогов шамана напомнило Одинсону о визите в железный лес: стены, увешанные пучками сухих трав, каменный очаг пятиугольной формы из красного камня, над которым в кровле зияла круглая дыра. Окно на противоположной стене выходило на цветущее болото, справа у стены располагались два плетёных кресла, слева — ширма, из-за которой, мягко ступая, показался хозяин жилища. Шаман выглядел броско: голову укрывал странный убор из светлых перьев, на вид муж был не молод, о чём говорили седые пряди; глаза внимательные, уголки губ задорно дёрнулись в подобии улыбки. На нём были тёмные штаны, подпоясанные специфичным волчьим ремнём, и кожаная туника, отороченная кроличьим мехом. К поясу крепился бубен и колотушка. На шее было ожерелье из маленьких птичьих черепов, монет и деревянных бусин, напоминающих головы животных. На ногах простые плетеные тапочки. Почтенный ульв окинул беглым взглядом Тора и тут же перевёл тяжёлый взгляд на Локи. Он остро ощущал вибрации, окружающие принца. Харбингер присмотрелся, тонкими нитями первобытная магия пронизывала его духовные оболочки, нарушая баланс, ломая плетение его защиты. — Приветствую вас, сыны Одина, — произнёс шаман, не сводя пристального взгляда с советника. Тор внимательно наблюдал, как ульв беззастенчиво рассматривал Локи, и ему это не нравилось: что он пытался высмотреть, что понять? А мага такое пристальное внимание к своей персоне словно не волновало. — И мы тебя приветствуем, Харбингер, — взял слово Тор. — И я очень надеюсь, что этот визит будет для нас хоть сколько-то полезен. — Я думаю, так и будет, — кивнул шаман, удостоив старшего Одинсона вниманием. — Я вижу двух сынов своего отца, первенец — воплощение силы, и младший принц — средоточие воли, у тебя мощный сейд, Локи. «И сила его была бы запредельной, если бы так не давил груз на твои плечи», — подумал шаман про себя. Тор немало удивился, когда брат не поправил собеседника, заостряя внимание на том, что сыном Одину он не являлся. Советник просто промолчал, словно оценивал, насколько сам шаман владел магией. Маг и шаман не сводили друг с друга глаз, словно вели ментальный бой, и Тор опять решительно вклинился в их странную увлечённость друг другом. — Я бы хотел перейти непосредственно к делу, — торопил Тор, придав своему голосу чуть больше нетерпения. — Конечно, — кивнул шаман, ощущая нетерпение гостя. — Присаживайтесь, — он указал на кресла. Тор присесть отказался, а Локи охотно принял предложение, и, когда он устроился, хозяин хижины заговорил: — Вас интересует, отчего мы с завидным упорством призываем вас помочь Ульвахейму, при этом не предлагая ничего взамен. — Да, это довольно любопытно, — согласился Локи, подразумевая чрезмерную самонадеянность ульв. — На коронации Фортис рассказала мне, что у её отца был негласный договор с Одином. — Она выразилась не вполне верно, впрочем, она не знает всего, — отозвался шаман. — Этот договор был у меня и Одина задолго до его коронации, а до того — с его отцом Бором, который и вверил нам на хранение опасный для несведущего артефакт. Тор и Локи переглянулись, царь слышал об этом впервые, и, судя по удивлению брата, тот тоже. — При этом ныне живущим асам об этом неизвестно, ни совету Асгарда, ни наследнику Одина, ни даже овдовевшей царице, — Лафейсон, не привыкший верить на слово в пустые и ничем не подтвержденные сказки, с присущей ему тягой к рассуждениям принялся докапываться до истины, вызывая у собеседника мягкую улыбку. Шаман на удивление спокойно реагировал на недоверие со стороны гостей. Куда больше его внимание занимало их общее взаимодействие. Харбингер был наслышан о непримиримости сынов Одина, об их соперничестве и спорах. Что же он видел сейчас? Двух зрелых мужей, оба с характером, но при этом создавалось впечатление, будто старший Одинсон был готов в любой момент заслонить младшего, защищая от выпада врага. — Один хотел уберечь свою семью и сохранить в тайне местоположение артефакта, впрочем, как и Бор, — объяснил ульв. — Так мы договорились. Один был мудрым правителем и хитрым стратегом. Но рано или поздно эту тайну пришлось бы хранить его сыновьям, вы всё равно встанете на защиту Ульвахейма. Несмотря на измельчавшие ряды асгардского воинства, вы отправите асов нам в помощь. — Не вижу пока ни одной причины отправить сюда наших людей, — взбрыкнул Тор. — А ваши россказни о договоре с Одином и Бором ничем не подтверждены. Бог грома пожал плечами, коротко глянул на Локи, ища его поддержки в данном вопросе, но маг отрицательно покачал головой. Он хотел до конца разобраться в ситуации. — Подожди, Тор, — мягко попросил Лафейсон, и обратился к шаману: — Если вы так уверены в себе, отчего не явились на коронацию и не заключили сделку с Тором? И о каком артефакте идёт речь? — Я общался с духами, и время ещё терпело, но сейчас я чувствую приближение темных альвов, — Харбингер поднял голову, словно прислушивался, смутные вибрации обличались в голоса, понятные лишь ему одному, и сейчас это трио сливалось в одно. — А ещё меня посетило видение об Асгарде, — Харбингер опустил голову, смерив Тора пристальным взглядом. — Что вы оба знаете о битве с тёмными альвами? Тор нахмурился и перевёл взгляд на брата. — Они хотели поработить все девять миров, и воинство Асгарда выступило против них, — изрёк общеизвестный исторический факт Локи. — Бор одержал победу, и Эфир, если речь о нём, хранится в Асгарде. Харбингер тонко улыбнулся, демонстрируя свое превосходство и отеческую снисходительность. — Ты серьёзно так думаешь? Ты видел его? — Даже прикасался, но это было давно, — отозвался Локи, Тор перевёл на него удивлённый взгляд. Страсть к магии у младшего была с самого детства, было бы странно, если он не пробрался в сокровищницу, дабы изучить артефакт. — И что ты ощутил? — с деланным любопытством поинтересовался ульв. — Ничего, — просто ответил Локи и прищурился, припоминая те давние события, может, они и притупились, но маг определенно не ощутил активности магических потоков. Однако он попытался найти хоть какое-то объяснение: — Эфир сокрыт, и его сила не проходит сквозь оболочку. Шаман в голос расхохотался, по-доброму насмехаясь над тем, что очевидного маг так и не заметил. — А как же сила Тессеракта? — подсказал Харбиндер, отсмеявшись. — Несмотря на защиту, ты чувствуешь его. Он ведь у тебя, Локи, ты держишь его и другой камень очень близко, и это тебе не на пользу. — Хотите сказать, что Эфир в сокровищнице — подделка? — выдвинул предположение Тор, наблюдая за разговором мага и шамана. — Так оно и есть, — покивал ульв. — Истинный эфир у нас по одной простой причине: камни бесконечности не влияют на нас даже через оболочку. — Но если Эфир так опасен, почему его не уничтожили? — вступил Тор, пользуясь замешательством мага и тем, что тот явно сдавал оборону. — Существует мнение, что это невозможно, — отозвался Локи. — Да, так оно и есть, эти артефакты древние, как мир. И они способны поработить разум, — подсказал шаман, обращаясь к Локи. — Поэтому Бор и сокрыл Эфир, как и другие камни бесконечности. Даже один камень небезопасно держать при себе, а два — тем более. — Вы хотите сказать, что эти артефакты лучше держать отдельно, причём лучше, если хранитель будет к ним невосприимчив, — продолжал расспрашивать старший Одинсон, — Стало быть, асы восприимчивы. Почему же вы не храните все камни в одном месте, как вообще так случилось, что их разбросало по вселенной? — Были другие хранители, я не отвечаю за остальные артефакты, только за Эфир, а вместе их нельзя хранить — это очень опасно. — Это недопустимо, — мрачно ответил Локи, — Это может привести к помешательству. Тор обеспокоенно воззрился на брата. — И ты хранишь эти камни, зная о последствиях? — Хорошо, что они у тебя, Локи, но тебе лучше оставить только один, для тебя предпочтительнее Тессеракт, второй тебе лучше изолировать, — подсказал Харбингер. — Вы их чувствуете? — прищурился Локи. — А как же! Но на меня они не влияют, — шаман вздохнул. — Освободившись от скипетра, ты будешь мыслить по-другому. — И всё равно не понимаю, — не отступал Одинсон. — В Асгарде Эфир был бы в большей безопасности. — Рано или поздно он овладел бы кем-то из асов, его структура текучая, он может вселиться в живую материю, осуществив проникновение в живого носителя, он разрушил бы ваш мир, — объяснил шаман. — Асгард и так разрушен! — рыкнул Тор, чувствуя собственное бессилие: не Эфир, так Сурт постарался. — В этом повинен лишь Один, — произнёс ульв так, словно они обсуждали какую-то безделицу. — В каком это смысле?! — рассвирепел Тор, сжимая кулаки. Лафейсон удивлённо вскинул брови, опасливо глянул на брата, который готов был защищать память Одина, круша чужое жилище. Не похоже, что шаман, которому безгранично доверял даже местный царь, станет болтать попусту. — Я не обвиняю его, думаю, так сложились обстоятельства, — понимая реакцию Тора, исправился Харбингер, поднимая руки в примирительном жесте. — Что вы знаете о проклятии Сурта? — зацепился Локи. — Я знаю, что Асгард проклят и снять эти чары под силу только тебе, Локи. Я уверен, ты справишься, — Харбингер тепло улыбнулся, рассказывать то, что он видел, было бы верхом безумия, знать наперёд, что готовит судьба, не стоит. Всё случится и произойдёт в надлежащее время. — Я хочу знать, причём тут отец? — привлёк к себе внимание Тор. — Что вам известно? — Он нарушил клятву, чем вызвал гнев духов, — спокойно отозвался шаман. — Какую клятву? — осведомился Локи, разговор становился всё более интересным. — Я был свидетелем обряда, что заключают на крови. Один побратался с тем, кого обещал защищать и оберегать, кому должен был стать опорой, он поклялся перед ним, передо мной, и духи приняли его зарок. Свою клятву Один не сдержал и жестоко за это поплатился. Он познал гнев Сурта, и лишь благодаря тебе, Локи, Асгард с большими потерями выстоял. Харбингер отлично помнил тот день, когда Один явился к нему без сопровождения, с младенцем на руках. Ребёнок, укутанный в шкуры, был отпрыском ётуна, но для инистого великана был слишком мал. Всю ответственность за свои поступки всеотец взял на свою долю, ему лишь нужен был свидетель, поскольку малыш не мог им быть, лишь участником односторонней клятвы. Харбингер не осуждал, он выслушал Одина, его доводы и согласился засвидетельствовать клятву. В тот день пролилась кровь всеотца и капли младенческой крови для обмена. Асгардский царь нарёк младенца именем Локи, поклялся перед духами, что вырастит его своим сыном, что будет защищать как родного. — Причём тут я? — недоумевал Лафейсон. Ульв медленно вздохнул и тихо произнёс: — Один дал клятву оберегать тебя. — Что? — Локи даже дёрнулся на месте, он покачал головой. — Я не понимаю… — Ты был младенцем и не можешь этого помнить, — пояснил шаман. — Один принёс тебя в свёртке, прижимая к своей груди, чтобы совершить обряд, побрататься с тобой. Локи ошеломлённо уставился на ульва. Обряд братания, заключённый на крови, мог объяснить преображение мага, его асгардскую суть и облик. Это мощная магическая практика, не всякий решится дать подобную клятву. «Но как отец пошёл на это?» — пронеслось в голове мага, и в горле вдруг встал ком. Тайна, которая не давала Локи спокойно жить, наконец открылась. Он был уверен, что об этом обряде не знала даже Фригг. Один обманул всех, кого только мог. Но зачем? — Локи, он говорит правду? — Тор уставился на брата, как будто он мог знать о том, что происходило с ним в младенчестве. — Не имею ни малейшего понятия, — в смятении маг покачал головой. — Возможно, это может объяснить, почему я выгляжу как асгардец. — И, что куда более важно, обряд усилил твою родовую линию с Тором. Я думаю, духи переложили на него клятву Одина, поэтому Асгард не был уничтожен полностью, а ещё потому, что ты остался жив. Сразу оценить полученную информацию — сложная задача даже для подвижного ума Локи. Они с Тором согласились на встречу в полной уверенности, что оборотням нечем крыть. А теперь вскрылось то, что защита Ульвахейма теперь была в приоритете у Асгарда, так было в правление Бора и Одина. Теперь был черёд Тора взять на себя ответственность за хранителей Эфира, ведь забрать его они не могли. И если это ещё как-то можно было осмыслить, поступок Одина просто не укладывался в голове. Молчание затянулось. Тор видел, как менялось лицо брата, он пытался не выдать чувств, но ему это не удавалось, красивое лицо побелело, он то опускал глаза, то поднимал, но смотрел в сторону, губы сжимались в тонкую полоску, затем он открывал рот и снова закрывал — Локи не знал, что сказать. Одинсон не до конца понимал смысл обряда, а вот брату, судя по его смятению, всё было ясно. — В чём суть этого обряда? — заговорил Тор, обращаясь к шаману. — Объясните толком. — Через этот обряд можно наладить кровное и духовное родство, — отозвался Харбингер. — Испив крови друг у друга, заключается нерушимый союз, как бастион силы и поддержки. Двое становятся братьями, не друзьями, о нет, братьями. Молекулы крови при обмене и ментальные клятвы преображают, накладывают свой отпечаток. Локи стал асом в тот момент. Но ребёнок в столь юном возрасте не мог дать клятву, он ничего не должен был Одину. — Понятно, — кивнул Тор. — Локи, не молчи. Всё в порядке? — Зачем он это сделал? — Лафейсон вдруг резко поднял глаза на шамана. — Зачем брататься с трофеем? Он что, не мог держать меня в клетке до лучших времён, вырастил бы как зверушку, я хотя бы знал, как мне воспринимать эту жизнь в долг. Одинсон открыл рот, но маг махнул на него рукой. — Лучше молчи! — повысил голос маг и снова воззрился на шамана: — Что ещё он скрывал под маской благодетеля? Харбингер ощутил всполохи исходящей от Локи магии, дурманящей разум, проблеск первозданной силы камня, с которым ётун не расставался, держал при себе, используя материю меж мирами. — Я не знаю, — покачал головой Харбингер. — Могу сказать лишь то, что незадолго до победы над Ётунхеймом он обратился за помощью к ведьмам железного леса. — И оставил там свой глаз, — мстительно покивал Локи, глубоко в душе жалея старика Одина и проклиная его одновременно. — Несложно догадаться, жертвенная плата, должно быть, оно того стоило. Маг поднялся с кресла. — Локи, — мягко позвал Харбингер и протянул руку в его сторону. — Сейчас здесь три камня бесконечности, и тебе сложно себя контролировать. Позволь помочь? Просто возьми меня за руку. — Не думаю, что это хорошая идея, — Тор выступил вперёд, прикрывая брата собой. Шаман был прав: воздействие, которое ощутил Локи на подходе к дому, и было вибрации артефакта, то, что маг в детстве не смог почувствовать, прикасаясь к подделке эфира, сейчас было почти осязаемым. — Согласен, — устало кивнул маг, он немного подумал и добавил, глядя, как шаман опустил руку, а брат непреодолимой стеной преградил ему дорогу: — Я хочу вернуться в Асгард. Нам нужно будет какое-то время на сборы, но в течение нескольких часов мы направим сюда всех воинов, которые у нас есть. — Что? — изумился Тор, немедленно оборачиваясь к Локи. — Я не отдам такой приказ! Ты понимаешь, что мы оголим оборону Асгарда? — Нечего там оголять! — повысил голос маг. — Асгард проклят и выжжен дотла, там бродят призраки. А здесь живые существа, которые отважились хранить на своей земле вместилище древней магии, настолько древней, что даже Один понимал, насколько важно сокрытие этой тайны. — Я не пойду на это, — заскрежетал Одинсон, отрицательно качая головой. — А я тебя уговорю, — ухмыльнулся советник. — Нет, Локи, не будет никаких уговоров, — выдал Одинсон. — Я сказал нет, и точка! — Место Свакхета займу я, — уверенно произнёс Лафейсон, и в этот момент он не выглядел невинной жертвой, которую отдавали кровожадному дракону, он принял осознанное решение. — Такой уговор тебя устроит? — Снова как на рынке, Локи, — Тор развёл руками, маг поймёт без пояснений, как унижал и оскорблял его откуп собственным телом. — Я не собираюсь с тобой торговаться. — Хорошо, — Лафейсон кивнул. — Тогда просто послушай меня как брата. Асгард мёртв, никому, кроме нас, он не нужен, он бесперспективен во всех отношениях. А то, что хранится здесь, не должно попасть в чужие руки. Во вселенной не один десяток безумцев, желающих захватить власть, и Эфир — это одно из средств достижения этой мечты. — Я предам Асгард, тех, кого поклялся защищать, отослав наших, — бог грома опустил глаза; подчинившись воле брата, он предаст Асгард, а не сделав этого, подвергнет опасности вселенский порядок. Мечтая о троне в дни юности, он то намеревался вести себя как отец, дабы быть достойным сыном, в иной раз он считал, что стоит выработать собственную линию поведения, отличную от правления Одина. Правитель должен иметь своё мнение, он лишь прислушивается к советам, но не позволяет себе идти у кого-то на поводу. Подняв глаза, Тор увидел во взгляде Локи то самое разочарование, какое однажды уже видел на краткий миг перед падением брата в бездну. Колдовской король знал, каков будет ответ молодого царя. Категоричный отказ и только. Локи не произносил вслух, но его глаза красноречивей слов передавали всё, что он не скажет вслух при посторонних. «Ты глупец и самодур, Одинсон», — будь они наедине, произнёс бы Локи, но он молчал и выглядел усталым. — Мы возвращаемся в Асгард, — грубо бросил бог грома, не сводя взгляда с брата. — К исходу дня мы подготовим воинов и отправим их Бифрёстом сюда. — Что? — немало удивился Лафейсон, на губах мелькнула неверящая улыбка. — Ты отдашь приказ? — Да, я сделаю это, — кивнул Тор. — Хорошо, — послышался голос Харбингера за спиной, и Одинсон-старший обернулся. — Надеюсь, вы понимаете: всё, что было сказано здесь, должно остаться в этих стенах. — Мы понимаем, — ответил за двоих Локи, выходя из-за спины брата. — И ещё, — Харбингер обернулся и отошёл к стене, стал суетливо что-то искать. Наконец он выудил из своих закромов сукно, расшитое мелкими черепами и пропитанное субстанцией, напоминающей кровь. Оборачиваясь, он протянул находку магу. — Возьми, Локи, этим полотном оберни скипетр, это поможет не чувствовать его влияния. Но обязательно отлучи камень, оставь только один. Твои мысли обретут ясность. Локи уверенно протянул руку и забрал ценный подарок, осторожно свернул, чтобы он не бросался в глаза, и поблагодарил. На этом они распрощались и вышли из хижины, у которой их никто не ждал. По шаткому мосту шли молча. На берегу под деревьями визитёров дожидался Филиус. Тор сходу объявил царю, что к вечеру им следует ждать асов-воинов на своей земле. Ульв не был удивлён, он лишь вздохнул с облегчением, услышав речь Тора. Оборотень выразил свою благодарность от лица народа и своей царицы, которая не явилась проводить гостей. Вернувшись домой, Тор отдал Хеймдаллю приказ наблюдать за Ульвахеймом и в случае нападения немедленно сообщить ему. Дальше предстоял разговор с советом, и тут Одинсон удивил брата. Они уже подходили к замку, когда Тор заговорил: — Я сам отдам приказ Сверру, — Локи открыл рот, но царь его опередил: — Не беспокойся, к вечеру они отбудут в Ульвахейм, никто не посмеет ослушаться. А ты сделай, как сказал Харбингер, заверни в это странное сукно чёртов скипетр и убери подальше. Ты знал, что он влияет на твой разум? — Я чувствовал его энергию, — пожал плечами Лафейсон. — А что до моего разума, вот заверну его в сукно и посмотрю, как изменится мой взгляд на мир. Ты уверен, что моё присутствие на совете необязательно и не вызовет вопросов? — Всё будет в порядке, займись скипетром, — уверенно отозвался Одинсон. Тор старался не смотреть на брата, чтобы не скатиться до выяснения отношений, на это у них будет время. Сейчас на повестке дня стояла защита ульв, и пока Одинсон не осознал, что совершал акт предательства, ему следовало действовать быстро.***
Тор давно не был столь суров. Отдавая Сверру приказ собрать всех воинов Асгарда и отправить их в помощь ульвам, он ни словом не обмолвился об истинном положении дел. К вечеру остатки асгардской армии были переправлены в Ульвахейм. Тор держался всё это время, чтобы не послать куда подальше Сиф, которая так и нарывалась на грубость. Не отвечал на вопросы и не давал чётких объяснений никому из членов совета. Отсутствие Локи больше всех обеспокоило Кристера, лишь он озадачился вопросом, отчего на совете не было мага. Одинсон объяснил, что у того сейчас была другая задача, на выполнение которой требовалось время. Пороптав для порядка, угомонился и Логмэр. Тор присутствовал на мосту, когда луч активации уносил сквозь время и пространство воинов-асов, готовых к битве. Взгляд Хеймдалля, обращённый на него, был отрешённым. Локи был прав: Асгард — пристанище призраков, он мёртв, и это факт, а Тор всё никак не мог с этим смириться. Он чувствовал себя предателем: не оправдал доверие отца, сковал брата, силой принудив его помогать, отдал остатки воинства чужакам, оголив свои тылы. Одинсон развернулся, сорвал с пояса молот и, раскрутив, вскинул над головой, отрываясь от переливающейся поверхности Бифрёста, он взлетел, поднимаясь над руинами мёртвого царства. Такая ярость разлилась внутри, словно сердце разорвалось и затопило его всего горечью поражения. Тор ненавидел это мерзкое серое небо, хотелось разорвать его на куски, пробиться сквозь завесу. Тьма сгущалась над Асгардом чёрными тучами, затягивая ненавистный небосклон. Ярости Тора не было предела, рукоять молота в его руках раскалилась, и во все стороны, освещая черноту, устремились молнии, громовые раскаты сотрясали небо и землю. Разъярённым демоном громовержец облетал Асгард, призывая непогоду, шумный шлейф дождя рухнул на выжженные земли, топя их в слезах непутёвого царя. Ливень шпарил как из ведра, и каждый асгардец в этот момент предпочитал остаться дома у очага, кто-то сидел у огня, юнцы из окон любовались представлением в небе. Гром не пугал асов — словно седой старик, ворчал и сетовал, а старики, как известно, любят побраниться на молодых, а иногда истории рассказать о том, что быльём поросло. А яркие молнии, подобные вспышкам праздничных фейерверков, смертоносные на улице, под крышей дома не пугали асов. Монотонной колыбельной шумел за стенами домов дождь. И чем сильнее за окном буйствовала непогода, тем теплее становилось дома. В такой ливень лишь безумец сунется на улицу или глупец. Среди простых асов не было охотников оказаться под проливным дождём, и Сиф в их числе наблюдала из галереи, ведущей к тренировочному полю, за творящимся буйством там, где было сухо, но воздух уже пропитался влажностью. Дождь шёл стеной, не было видно даже чертогов целителей. Сиф заслышала торопливые уверенные шаги за спиной и обернулась, тут же нахмурилась и скривила губы. Локи объявился, как ни в чём не бывало, словно проспал отбытие воинов и только опомнился, хотя вид у него был серьёзный. — Ты видела Тора? — поинтересовался маг. — Он провожал воинов у портала Бифрёста и ещё не вернулся, — отозвалась воительница, смерив советника недоверчивым взглядом. Маг вдохнул полной грудью и устремился вперёд, Сиф ошарашенно наблюдала, как Локи исчезал в шумном потоке дождя, с усилием шагая наперекор порывистому ветру. Молния какие-то считанные секунды освещала его силуэт, пока он окончательно не истончился. Сиф прижалась к колонне спиной и потёрла лицо ладонями. «Он ведь будет в порядке, — подумала воительница. — Это же Локи». Уставший от полёта в пучине дождя бог грома скрылся ото всех там, где его точно никто не найдёт. Приземлившись у озера, где днём они с Локи разговаривали, Одинсон по лодыжки утоп в грязи, уронил молот на землю, за что его тут же окатило до коленей вязкой жижей. Здесь он хотя бы мог в одиночестве оплакать своё поражение, как глупый мальчишка, возомнивший себя великим воином и царём. Ярость в его сердце немного утихла, а на смену ей пришли усталость и отрешённость. Тор бессильно опустился на колени, увязая в грязи. Прикрыв глаза, он понурил голову. Ничего не будет хорошо — вывод напрашивался сам собой. Один предал клятву, данную Локи, Тор предал свой народ, мать предала память отца — они все прокляты, и поделом. А Локи… Как же Тору хотелось, чтобы хоть он выбрался из этого смертоносного водоворота живым, чтобы мятежный маг был счастлив где-то далеко отсюда, чтобы кто-то подарил ему свою любовь и жил только ради этой озорной улыбки на его губах. Тор судорожно выдохнул, открывая глаза, за шумом грома и дождя он не слышал чужих шагов. Локи не без труда пробирался через лес в поисках брата и отчего-то не сомневался, что найдёт его у озера, в его руках переливалась голубым светом сфера, которая отделилась от ладони и поднялась над головой, когда он всё-таки отыскал разбушевавшегося царя. Локи облегчённо выдохнул. Никаких глупостей брат не натворил, лишь напустил на Асгард непогоду, что явно свидетельствовало о плохом настроении царя. Пожалуй, ни один здравомыслящий ас не стал бы сейчас ему докучать, но Локи к числу тех асов явно не относился. Они с братом слишком часто оказывались в одиночестве, когда отчаянно хотелось ощутить твёрдое плечо и поддержку. Может, сегодня не тот случай, но магу было всё равно. — Я еле нашёл тебя! — рыкнул Локи, подбираясь ближе к сидевшему в грязи Одинсону, тот вскинул голову, взирая на него пустыми от отчаяния глазами. Маг подошёл совсем близко, чуть не падая рядом, успел ухватиться за плечо брата, а затем скользнул ладонями вниз и подхватил его под руку, силясь помочь подняться, но царь застыл, как каменный. — Вставай, Тор. Ты меня слышишь? — Зачем ты пришёл? — едва слышно прошелестел Одинсон. — Не стоило. Глаза мага сузились, он моментально вымок, как только покинул галерею, волосы облепили лицо, и во тьме лесного массива он вполне мог потерять дорогу, спасло бы его лишь то, что при нём был Тессеракт. Он давно замёрз и сейчас предпочёл бы понежиться в горячей ванне, нежели шататься по лесу, но его беспокоило состояние Тора, и он решительно устремился на его поиски, поскольку в замке брата не нашёл. И сейчас он злился, что Одинсон вёл себя как дурак, сбежал в лес, словно ребёнок, бросивший вызов взрослой жизни. А ведь Локи ожидал, что он придёт к нему и неважно для чего: выплеснуть свою злость, осыпать оскорблениями и обвинениями или заявить о правах на своего раба. Неважно, какой предлог Тор использовал бы, но он мог прийти. Локи ждал его появления, он хотел его увидеть, наверное, ничуть не меньше, чем сам Тор. — Если ты сейчас же не прекратишь нести чушь, я тебе врежу, — в сердцах бросил Локи. Поднять из грязи безвольную тушу было всё равно что пытаться сдвинуть гору, Лафейсон отступился. — Ты не сможешь, — отозвался Одинсон, его губы исказила горькая усмешка. — Мы оба знаем почему. — Так, всё, хватит, — Локи бросал каждое слово отрывисто, похоже, понимание тут не поможет. — Соберись, Тор, сейчас не лучшее время себя жалеть. Надо возвращаться в замок, я весь промок, и ты тоже. Холодно, поднимайся, давай. — Я призрак, — тихо отозвался Тор, уныло рассматривая брата сквозь поток воды, что застилал глаза, и приходилось щуриться, советник вёл себя примерно так же. — Ты сам сказал, Асгард мёртв, и я вместе с ним, наверное, тоже, значит, не околею. — Нашёл время себя, обездоленного, пожалеть, — грубо осёк Локи, теряя терпение. — Не рановато сдался, а, братец? Ты всё время меня с девицей сравнивал, то вместо прямого боя я фокусы показываю, то слишком чувствительный для мужа, а сам сидишь и ноешь, как девица. Я здесь, Тор, я рядом с тобой, когда мог сбежать в обход Хеймдалля, если уж захотел бы. Что ещё нужно? — Просто дай мне спокойно утонуть в этой жалости к самому себе! — Тор сжал кулаки, гром сотряс небо, вспышка молнии усилила свет сферы над их головами. — Оставь меня в покое, я хочу расклеиться и ныть, как девица, потому что я всё потерял. Мне не вернуть отца, не возродить Асгард, не добиться твоего доверия, не получить любви. Я хочу орать от бессилия. Ты доволен?! Вот такой я сегодня жалкий, Локи! На миг Локи замер в нерешительности, а затем медленно опустился рядом и порывисто обнял брата, прижимаясь к нему всем телом, он уже намок, так ещё и был по уши в грязи, ну и чёрт с ним. Тор ответил на объятия не сразу, но как только понял, что ему это позволено, ухватил крепко. Казалось, Локи избрал неверную мотивацию, чрезмерная мягкость со стороны была похожа на жалость, а жесткость в его словах — на безразличие, ни того, ни другого сейчас Локи не испытывал. — Прости, — шепнул Лафейсон в ухо брату. Тор судорожно выдохнул, он ведь так хотел быть рядом с Локи, и, когда тот шёл ему навстречу, Одинсон отступал. Он боялся сделать что-то не так, любое слово или поступок могли оскорбить брата, но так или иначе ничего не выходило гладко, просто душа рвалась на части и сердце билось словно из последних сил, сдаваться было нельзя, но и идти вперёд не было больше никаких сил. — Я не хотел срываться, уж точно не на тебя, — извинился Одинсон, поглаживая Локи по спине мокрой рукой. — Я волновался за тебя, — тихо отозвался Локи и сделал немыслимую и пугающую вещь: коснулся губами шеи брата, посылая приятную дрожь по его телу. — Ты выглядел потерянным, когда мы уходили из Ульвахейма. Ты можешь поговорить со мной, я выслушаю тебя, но только не сидя в грязи, как свинья, ладно? Маг осторожно отстранился, заглядывая в глаза Тору. Лицо бога грома освещало голубое сияние сферы, он вымученно улыбнулся в ответ и затаил дыхание, когда Локи убирал с его щеки прилипшие светлые пряди. Дождь не умолкал, но, казалось, отчаяние отпускало. Одинсон кивнул, соглашаясь с разумными доводами брата, и они оба попытались подняться, придерживая друг друга. Сейчас Тору казалось глупым его собственное поведение, он мог сразу прийти к Локи, не устраивая истерик. Наконец они ровно стали в грязной луже, не без труда обретая равновесие. Одинсон раскрыл ладонь, и рукоять молота тут же оказалась в его руке. Одним взмахом тонкой кисти маг потушил сферу, на какие-то мгновения стало темно, а затем в руке Локи появился сияющий куб. Одинсон поднял на брата удивлённый и чуть недовольный взгляд. — Это Тессеракт? Зачем ты им пользуешься? — в голосе Тора проскальзывали властные нотки, и Локи это нравилось, в такие моменты между ними стирались грани, покровительственный тон так напоминал беспокойство старшего брата, непонимание союзника и ответственность любовника. Только Одинсон не буйствовал, он ждал объяснений, он готов был слушать Локи, а не махать кулаками вперёд расспросов. — Мы грязные, как побирушки, я не собираюсь в таком виде идти в замок, — недовольно проворчал Локи, но как-то беззлобно. — Тессеракт — камень пространства, он откроет портал и… Маг недоговорил, он уверенно обхватил торово предплечье, куб в его руке вспыхнул, затапливая сиянием лесную опушку, и ослепил на короткий миг. Тор ухватил краем уха далёкий рокот грома, а уже в следующий момент зыбкая вязкая грязь под ногами сменилась твёрдым камнем. Свет куба померк, зато привычное пламя факела осветило помещение. Тор едва успел оглядеться, они оказались в купальне, как вспыхнули ещё два факела на противоположной стене. Локи отошёл в сторону, стал наполнять водой широкую ванну, при этом куб из его рук исчез, так же, как и появился, в мгновение ока. Тонкие ручейки грязи стекали с сапог и одежды на пол. Тор опустил молот у стены, чтобы не мешал. Ванна быстро наполнилась водой, от которой шёл горячий пар. — Снимай грязную одежду, — распорядился Лафейсон и сам стал разоблачаться. Тор без возражений стягивал с себя мокрые доспехи и, подобно Локи, который небрежно бросал в угол свою одежду, взял с него пример. Локи вёл себя странно: зная о наклонностях Тора, ему следовало соблюдать осторожность, оставаясь наедине с братом в замкнутом пространстве. Одинсон опасливо наблюдал, как беззастенчиво советник разоблачался, и, чтобы как-то отвлечься от созерцания гибкого обнажённого тела, он заговорил, лишь бы разрядить обстановку: — Мы поговорим о том, что случилось в Ульвахейме? — А именно? — вскинул брови Локи, а затем, как бы вспомнив о собственном неосмотрительном предложении, отозвался: — Ах, ты об этом! Уговор есть уговор, но сначала ты намоешься, и я тоже. Пока Тор соображал, о чём Локи говорил, тот уже скинул с себя последнюю тряпку, оставаясь полностью обнажённым, и вышел за дверь, бросая через плечо, что должен развести огонь в камине. Одинсон проводил брата хмурым взглядом, а когда всё-таки вспомнил о словах советника в хижине, что заменит Свакхета, если Тор отправит остатки армии на помощь ульвам, тут же стиснул кулаки от злости. Громовой раскат было слышно даже в купальне, буквально через пару секунд Лафейсон осторожно заглянул в дверной проём. Обнажённый Одинсон стоял посреди купальни, силясь не сорваться, что он мог натворить в гневе — одним Норнам известно. — В чём дело? — осторожно полюбопытствовал Локи, переступая порог. Тор открыл рот, собираясь исторгнуть из себя проклятия и оскорбления, но обнажённый Локи одним своим появлением усмирил не выплеснутый поток брани. Одинсон собрался с мыслями, смотрел брату в глаза и никуда больше. — Дай мне что-нибудь надеть, я пойду к себе, — проскрежетал бог грома. — Ну что опять? — устало выдохнул Локи, подходя ближе, и каждый его шаг отдавался в груди гулким ударом. — Не похоже, чтобы ты намылся. Давай всё по порядку, ладно? — Ты считаешь, я настолько испорчен, что потребую с тебя плату за то, что вывел нашу армию на защиту Ульвахейма, — Тор невесело рассмеялся. — То есть, по-твоему, я сделал это только для того, чтобы в постель тебя уложить? Ответь мне, Локи, в твоих глазах я полоумный извращенец? Лафейсон возвёл глаза к небу. — Тор, ну хватит уже на сегодня, я тоже устал, — маг сжал переносицу. — Да, я подумал, что ты имеешь в виду именно эту часть разговора. Кто тебя знает? Я ошибся? Хорошо! Тогда просто мойся или уступи мне очередь. Бог грома махнул Локи рукой. Маг прищурился, спокойно прикрыл дверь и прошёл мимо. Тор не обернулся, стоял к брату спиной. Он всерьёз думал, что сможет сохранить спокойствие духа, если просто не станет смотреть, как Локи мылся. Всплеск воды подсказал, что Лафейсон сел в ванную, оставалось подождать, пока он закончит с водными процедурами, за это время Тор мог окончательно успокоиться и привести мысли в порядок и, возможно, тоже не отказался бы понежиться в горячей воде. Все надежды на спокойное завершение дня разбились вдребезги, когда каскад горячих брызг обжёг Тору спину. Одинсон мгновенно развернулся как раз в тот момент, когда Локи снова хлёстко ударил по воде, снова обрызгав чрезмерно серьёзного царя. Одинсон побагровел, как созревший под палящим солнцем помидор, и невинный взгляд зелёных глаз не усмирил бы ярость бога грома. Тор рванул вперёд, он ещё не знал, что именно сделает. Локи, что задорно брызнул в него водой, испарился, ловкая подсечка сбоку — и точно по расчётам возникшего рядом мага Одинсон полетел в ванну. Локи постарался на славу, успел ухватить брата и толкнуть в бок, чтобы он плюхнулся на спину, а не расшиб голову, рухнув ничком, а чтобы не переломил себе хребет, волной взметнулась горячая вода, подхватывая бога грома, словно бурная река, и так же быстро осела обратно в ванную. Одинсон не ударился, ни одной ссадины не получил, уже не говоря о переломах. Оказался на спине, окутанный горячей водой с расставленными в разные стороны ногами, руки крепко ухватились за борта ванны. Одинсон зарычал разъярённым зверем и подался вперёд, намереваясь подняться, но вода, точно не без вмешательства мага, стала склизким прозрачным киселём, прилепилась к нему, как зыбучее болото, затягивая, удерживая. Локи между тем не выдерживал паузу, он быстро переступил борт ванной, Тор метнул взгляд на его стройные ноги, стараясь бесстрастно обойти вниманием мужское достоинство советника, поймав взгляд брата, наблюдал, как тот залез в достаточно широкую для них двоих ванну и стал медленно усаживаться напротив. Одинсон замер без движения, он даже не дышал. От скромности Локи не умрёт, это уж точно, мягко опустившись на пологий борт ванной спиной, Лафейсон выпрямил длинные ноги между разведённых ног брата, коснулся ступнями кубиков пресса и устроил на торовых боках. Одинсон упустил тот момент, когда вода перестала сковывать его движения, приобретая положенную ей текучую форму, и в любой момент Одинсон мог предпринять какие-то действия. Тор медлил, а Локи между тем почерпнул воды и умыл лицо. Маг прикрыл глаза, опуская руки по швам, мокрые чёрные пряди обрамляли лицо, уголки тонких губ дрогнули в подобии блаженной улыбки. Маг развалился, вальяжный, как кот, которому хотелось погладить мохнатый живот, услышав в ответ довольное мурчанье. Таким открытым и настоящим он редко являл себя кому-либо, сейчас он был уязвим, как никогда, и при этом не натянут, как струна. Одинсон терзался вопросом, доверял ли ему Локи. По всему получалось, что доверял безгранично, если позволял разглядывать себя, ощущать свою такую интимную близость. А Тор не мог и дальше прятать глаза в попытке не смотреть на советника. — Успокоился? — лениво поинтересовался Лафейсон и облизнул губы. — Это как посмотреть, — хрипло выдавил Одинсон, маг ухмыльнулся и открыл глаза. — Что ты делаешь, Локи? — Если ты имеешь в виду вот это всё, — Лафейсон сглотнул и покачал головой, намекая на саму ситуацию, — я не знаю, что тебе ответить. — Всё ты знаешь, — небрежно бросил Одинсон, горячая вода расслабляла мышцы, немного успокаивала, но благодаря Локи, а точнее, его правой ноге, которая чуть сместилась, пятка прошлась по боку, вызывая приятную дрожь во всём теле, а с ней вернулась и скованность. Маг наклонил голову на бок, лениво скользя взглядом по мощному телу Тора. Чёрные отметины на распаренной коже выделялись отчётливо, неумолимо напоминая о положении дел в Асгарде. Пропадут ли они, когда проклятие Сурта падёт, или останутся как напоминание? — Нет, — с опозданием отозвался Лафейсон, качая головой. — Если бы я знал всё, то поступок Одина не вызвал бы у меня удивления, — Локи сглотнул. — Зачем он это сделал? Разумнее было держать меня в клетке. Одинсон сжал борт ванной, чтобы не выругаться и не схватить мага за ногу, чего ему сейчас очень хотелось. Остановило лишь то, что брат не выглядел обиженным ребёнком, сейчас он пытался разобраться в ситуации и только, советник был спокоен, только неведенье его раздражало. — Я не так хорошо знал отца, как мне казалось раньше, — превозмогая желание схватить брата, Тор сделал вид, что тема разговора его увлекала. — Харбингер сказал, что отец был мудрым и хитрым, вот сам и суди, почему он поступил так, а не иначе. Ни слова мне не сказал, что Эфир хранится в Ульвахейме, поди разбери, о чём он думал. Локи мягко улыбнулся, рассматривая напряжённое лицо брата. — Что? — не понял Одинсон странного выражения на лице мага. — Неужели тебе всё равно, что он подверг опасности маму и тебя? И ради чего он это сделал? Неинтересно узнать? Как так случилось, что ему пришло в голову побрататься с ребёнком врага? — Значит, были причины, — пожал плечами Одинсон. — Какая разница, какие именно? Куда больше меня заботят слова шамана о проклятии. Он видел в своих видениях, что мы одолеем магию Сурта, для этого мы что-то должны сделать, чтобы привести в действие какие-то ментальные процессы. — Верно излагаешь, — кивнул Лафейсон. — И почему-то мне кажется, что ты уже знаешь, что делать, но молчишь, — рассуждал Одинсон вслух. — А если молчишь, значит, это какие-то кардинальные действия. Ты выжидаешь время? — Возможно, — уклончиво отозвался Лафейсон и добавил: — К тому же я не уверен в правильности своих предположений, я тебе уже говорил. — Сделаю вид, что поверил тебе. — Сделай милость, — насмешливо отозвался маг. — Может, перестанешь это делать? — Одинсон нахмурился. — Что именно? — Лафейсон удивлённо вскинул брови. — Провоцировать меня. Ты с блеском преуспеваешь в этом, — Тор сглотнул вязкую слюну. — Или тебе доставляет удовольствие наблюдать, как я зверею, чтобы после снова и снова упрекать меня в моей испорченности. — Я пока не уверен насчёт упрёков, — усмехнулся маг. — Но знаешь, наблюдать, как ты заводишься, это как управлять погодой. Невероятный дар в один миг согнать тучи и низвергнуть на землю ураган или разогнать мглу. Терпение и выдержка Тора могли лопнуть в любую секунду, этот зверь сорвётся с цепи и не пожалеет ярости, он так его хотел, что разум отключится, останутся только первобытные желания, которые жизненно необходимо было утолить. Локи отвёл глаза в сторону на миг, задумываясь о том, какого чёрта он в действительности делал. Он дразнил, изводил и вынуждал Одинсона действовать, по этой причине он вечно с ним спорил, подбирался близко-близко, проверяя, насколько хватит выдержки братца. Получалось, он и сам был извращенцем ещё похлеще Тора. Раньше он не хотел об этом задумываться, искал другие объяснения своему поведению. Локи ревновал брата к друзьям и фавориткам, которым Тор отдавал предпочтение. Вокруг Тора вечно водили хороводы то родители, то друзья, то любовницы. И вот пришёл момент, когда большая часть круга его общения испарилась, Сиф ещё крутилась рядом, но Одинсон не замечал её женской привлекательности. Несчастного Свакхета и любовником-то не назовёшь, быть царским фаворитом для него было хуже смерти. Не осталось никого, кто мог бы завладеть вниманием бога грома так же сильно, как Локи на данный момент. Локи снова перевёл взгляд на бога грома, тот замер, затих, словно готовился к мощному броску: расплещет воду, станет хватать его не слишком грубо, но всё же в итоге они окажутся на грязном полу, Лафейсон подчинится при любом раскладе. Причин было много: и магия браслетов, и его собственное желание, ощущение превосходства бога грома пьянило, ведь Тор срывался только из-за него самого. Впервые за долгие годы Одинсон желал его компании и не пытался идти на компромисс. — Даже не думай, — предупредил Лафейсон, отрицательно качая головой, когда увидел, как Одинсон едва заметно дёрнулся, словно в попытке рвануть к нему. — Здесь неудобно, на полу холодно и жёстко. Я устал и поэтому хочу в постели. Лафейсон приподнялся, заглядывая Тору в глаза, тот словно магнитом потянулся к нему, но не воспрепятствовал, когда маг стал подниматься из ванны, лишь напряжённо наблюдал за каждым его движением. — Я правильно понял?! — взволнованно бросил Одинсон в спину Локи, когда тот скрылся в комнате, оставляя за собой мокрые следы. — В постели! — донеслось из комнаты, и тут Одинсон подскочил, как ошпаренный, расплёскивая воду. Он нерешительно переступил порог, Локи нашёлся сразу же, брат что-то искал в своём платяном шкафу. Обернувшись, маг продемонстрировал небольшой флакон, хитро ухмыльнулся и дерзко прошёлся мимо Тора, направляясь в сторону кровати. Одинсон ухватил его за руку, он не сжимал слишком сильно, просто остановил брата. Тот обернулся, и бог грома не рассмотрел в глазах Локи злости или обречённости. — Что ты со мной делаешь, Локи? — вымученно прошептал Одинсон, сделав шаг навстречу. — Просто настроение такое, — пожал плечами Лафейсон. Маг не препятствовал, когда Тор, словно заворожённый этим моментом — его, Локи, близостью, — шагнул к нему, обхватил руками талию, заглянул ему в глаза и очень медленно потянулся губами к губам. Лафейсон, не раздумывая, подался вперёд, демонстрируя свою заинтересованность, сегодня он не собирался вести себя как оскорблённая девица. Они исступлённо целовались, прижимаясь друг к другу мокрыми телами. Локи не уступал первенство, словно боролся за своё право быть равным, и не хотел задумываться о своём поведении раньше, чем получит удовольствие в объятиях Тора. «Это только между нами», — так сказал недавно царь Асгарда, словно эта связь не была следствием ситуации и не была спровоцирована проклятием. Между ними давно уже существовала эта болезненная привязанность, которая лишь стала сильнее из-за магии Сурта, но вовсе не была её следствием. Наверное, оба они в своё время осознали, что стать настолько близкими им не суждено по воле судьбы, их сковывали рамки приличия, надзор всеотца, кровные узы. Когда же раскрылся давний обман, Локи было уже не до того, ему предстояло выжить во враждебной среде, он мечтал расквитаться со своими обидчиками, и со всеми, кто попадётся ему под руку, а Тор занимался делами Асгарда, разгребая последствия их последней стычки. Не довелось бы Сурту проклясть Асгард, и Локи никогда не узнал бы Тора по-настоящему. Один ему уж точно не позволил очернить честь родного сына. Значит, это судьба? Или же рок? Локи не знал, какой ответ был верен, всё его внимание сейчас сузилось до размеров спальни, где Одинсон прижимал его к себе, скользя руками по влажной коже, терзал его губы и притирался пахом к паху. Одинсон мягко отстранился от губ брата, его частое дыхание ласкало лицо, маг закусил губу, заметив во взгляде царя беспокойство, он облизнулся, удивлённо вскидывая брови. Что заставило Тора остановиться? — Скажи, что ты это делаешь не из-за ульв? — пробасил Тор, маг закатил глаза, сильнее сжимая в руке стеклянный флакон с маслом. — Просто скажи, прошу тебя. Я не хочу получать удовольствие от того, что приносит тебе страдания. Я и так виноват перед тобой. — Учись сам распознавать, когда я действительно хочу, а когда прогибаюсь под тебя, — прошелестел маг. — Это не так уж и сложно. Лафейсон низко рассмеялся. Тор нахмурился, но вдруг осознал, что брат вроде как флиртовал с ним? Он начал ещё в купальне и, казалось, делал это, вполне понимая, к чему приведут его провокационные действия. Конечно же, поведение Локи не значило, что он теперь будет потакать капризам Тора и поддаваться всякий раз, когда Одинсон захочет его. Дай Тору волю, он бы не выпускал брата из постели дни напролёт, поэтому было только к лучшему, что маг раз от раза нет-нет да охладит его пыл. — Боюсь ошибиться, — улыбнулся Тор, снова притягивая брата к себе, он шутливо прикусил его за подбородок, чувствуя, как тело младшего отзывалось дрожью нетерпения. Лафейсон усмехнулся и закусил нижнюю губу, возбуждение брата он ощущал так же остро, как и своё собственное, его член крепнул, и теперь уже усмехался Тор. Одинсон с некоторым трудом забрал у мага стеклянный флакон: Локи вцепился в прозрачное стекло с такой силой, словно это было вовсе не масло, а опасный артефакт, который он не намерен был отдавать. Опомнившись, Локи расслабил руку, Одинсон широко улыбнулся, на миг брат казался растерянным, словно не понимал, как это всё допустил, и Тора едва не прошиб холодный пот — это всё было притворство! Локи никогда не захочет его по-настоящему, Тор лишь тешил себя иллюзиями. — Локи? — взволнованно позвал он. Советник не дожидался дальнейших вопросов, он посмотрел ему в глаза и осторожно прошептал: — Свакхет сказал, — начал Локи нарочито медленно, — что ты часами не можешь кончить. Такая честь выпала только ему или ты и меня удивишь? Тор судорожно прикрыл глаза. — Эй, я что-то не то сказал? — обеспокоенный голос мага заставил Тора нервно рассмеяться в ответ и снова поднять на него поражённый взор. — С тобой всё иначе, — покачал головой Одинсон, впрочем, не объясняя, что со Свакхетом то было мучение, а не удовольствие. — Но я постараюсь тебя удивить. Царь сказал, царь сделал. Братья завалились на постель, с наслаждением разделив долгий поцелуй. Лишь на миг Локи с беспокойством подумал, что обещание Тора приятно его удивить продиктовано действием муспельхеймской магии, с одной стороны, в этом не было ничего хорошего, а с другой — казалось, именно воздействие тонкой материи проклятья сделало сына Одина непредсказуемым. Чем обернётся для Локи эта ночь — лишь Норнам известно. Положа руку на сердце, Лафейсон мог сказать, что вполне доверял брату, даже если тому и хотелось грубостью подчинить своего пленника, он не делал этого в той мере, в какой мог себе позволить. Пожалуй, маг не ошибся. Благо покои Локи, закалённые всевозможными магическими формулами, защищали принца от любопытных глаз и ушей. Тору казалось, что стоны брата этой ночью услышит весь замок, а ещё брань и угрозы. Одинсон с особым энтузиазмом взялся за осуществление своего обещания, сначала он изводил Локи долгой подготовкой, при этом на каждое ругательство брата ласково просил потерпеть ещё, и ещё, и ещё. Одинсон не стал бы так долго мучить любимого брата, но ведь он сам попросил. Разве нет? Тор был не вправе отказать. Свою ошибку Локи понял не сразу, но понял. При бешеном ритме царь точно не продержался бы долго, поэтому, когда они наконец дошли до самого главного, Одинсон взял мерный и неспешный ритм. В душе маг проклял всё на свете, бог грома издевался, причём самым отвратительным способом. Локи с трудом удержался, чтобы не начать умолять ускориться. Впрочем, как оказалось, тонуть в неспешном удовольствии, наслаждаясь ласками и поцелуями Тора, было превосходно до умопомрачения. Однако Локи сам себе дал торжественную клятву больше не болтать лишнего и не дразнить Тора. Горячий и агрессивный бог грома был куда более понятен, чем этот крайне сдержанный и приторно нежный незнакомец. Лафейсон и не вспомнил бы, когда он в последний раз вот так нежился в чужих объятиях, чувствуя себя любимым и желанным, казалось, что никогда он не испытывал ничего подобного даже в лучшие времена своей жизни. Когда после они просто лежали рядом, восстанавливая сбившееся дыхание, Одинсон не лез с нежностями, признаниями и обещаниями вечной любви. Он ничего не говорил и не спрашивал — последнее, несмотря на приятные отголоски оргазма, беспокоило мага больше всего. Шум дождя за окном давно стих, сын двух царей не спешил заговаривать, просто задумчиво смотрел сквозь потолок над головой, прислушиваясь к едва различимому дыханию брата. Близость с Тором была сама по себе как откровение: никто и никогда не узнает их такими, ни одной женщине брат не сможет рассказать всего, как и Локи. «Это только между нами», — снова напомнил себе Локи слова старшего. Пожалуй, он был прав, и маг готов был это признать. Сейчас готов. Между ними определённо существовала некая связь, незримая нить относительно кровных уз и глубинной детской привязанности друг к другу, отрицание этой связи отдалило их друг от друга, но ненадолго. «И как ко всему этому относиться?» — лениво задумался Локи. Маг ухмыльнулся, повернул голову к Тору, он открыл рот, чтобы задать этот вопрос царю, но тут же закрыл. Одинсон лежал на спине, его лицо отражало полное спокойствие и умиротворение, глаза были закрыты, дыхание размеренное. Лафейсон неуверенно коснулся торова запястья, осторожно погладил, тот не отозвался, лишь светлые чуть рыжие ресницы вздрогнули, брат улыбнулся во сне. Лафейсон замер, боясь нарушить хрупкий момент неловким движением или даже вопросом: «Ты спишь?» Если брат заснул, это уже было хорошо, ведь ему это так редко удавалось.***
Напитавшиеся водою асгардские земли с жадностью дышали влажным воздухом. Под неглубоким слоем почвы зашевелились корни-пальцы, с благодарностью поглощая сладкую с привкусом озона воду, скоро образуются на них отводки и пустятся наружу к поверхности земли, где не сразу, но окрепнут, поднимутся, дадут почки, и листья, и плоды. Редкие семена, упавшие ещё во времена правления Одина, драгоценные крупицы, прибившиеся к сухостою в ожидании чудесного возрождения, набухнут, лопнут и дадут мелкие волоски корешков. — Вот же стервец, — небрежно бросила Кольфинна, чувствуя приближение того дня, когда проклятье будет снято. Конечно, она знала, что лишь сыну двух царей было под силу снять чары Сурта, но она не особенно верила в подобный исход, уж слишком сыны Одина были эгоистичными представителями асгардской расы. Однако теперь у неё не оставалось никаких сомнений, что ей стоило опасаться незваных гостей. И тем хуже, что свой дом ведьма покинуть не могла. Свист ветра за пределами пещеры заставил её вздрогнуть и обернуться: голос Древней не перепутаешь с кем-то другим, и шёпот её не предвещал ничего хорошего. «Они придут, — было чётко и верно донесено. — Они придут, и ты отдашь то, что забрала». Ведьма прищурилась, глянула на горящий очаг и одними губами отозвалась: «Как же!» «Ты вернёшь», — был ответ. Кольфинна вскочила со своего места, взмахнула тяжёлыми волосами, гневно рыкнула в пустоту. То, что она брала в уплату, ведьма никогда и никому не возвращала, и в этот раз она не собиралась идти на попятную, даже если так хотела Древняя. Она устала пресмыкаться. Кольфинна была такой же ведьмой железного леса, как и эти трухлявые старухи, пусть она и моложе! Если Локи захочет вернуть защитную сорочку Тора, пусть попробует. Она быстро собьёт с него спесь.