Смутное время

      Тора немало удивила реакция Локи: он-то ожидал грандиозного скандала и потока оскорблений по поводу того, что стал причиной интересного положения брата. Услышав жестокую правду, Лафейсон занервничал, оно и понятно, но, быстро поразмыслив, пожалуй, слишком скоро примирился с ситуацией. Он даже в шутку не стал спекулировать ребёнком, желая получить взамен на наследника какие-то особые привилегии. А ведь Одинсон был готов на всё. Если бы только Локи приказал, чтобы Тор больше никогда к нему не прикасался в известном понимании, то непременно получил бы желаемое. Но брат лишь обмолвился об исполнении капризов, это радовало и настораживало одновременно. Конечно, Тор мог попытаться скрыть правду, только какой в этом был смысл: чем дольше тянешь, тем хуже могло сложиться.       Случись так, что Локи пришлось бы жить в Мидгарде и выбирать себе профессию, ему явно стоило бы попробовать себя в актёрстве. Он с блеском играл свою роль, непринуждённо общаясь за ужином с членами совета, все разговоры были о посевах, о том, что следовало оросить земли и эту задачу следовало воплотить Тору в ближайшее время. Одинсон только молчаливо кивал, соглашаясь со всем, и не спускал взгляда с брата. Локи порой ловил его взгляд, и Тору не надо было уметь читать мысли, чтобы разглядеть эту явную ненависть в зелёных глазах и пренебрежение в мягкой улыбке.       А чего он, собственно, ожидал? Что Локи будет счастлив принести в этот мир ребёнка, зачатого от брата, от ненавистного насильника, того, кто надел на него подчиняющие браслеты, мало того, что осквернил его асгардское тело, так ещё и его ётунхеймскую суть.       После ужина Локи и Фенрир удалились раньше всех, Тор же покинул обеденный зал последним. Его не оставляли мрачные мысли о рождении ребёнка, а самым главным образом о моменте, когда он появится на свет. Каким образом Локи сможет разродиться, ведь он не женщина. Ему потребуется помощь, и, кроме Кристера, Одинсон не видел больше ни одного разумного варианта.       За размышлениями ноги сами привели царя к покоям брата, он постучал в дверь, не надеясь, что сегодня его впустят, и лишь грустно улыбнулся, когда дверь так и не открылась. Тору ничего не оставалось, как пойти к себе и лечь спать в одиночестве. Закрывая глаза, он подумал о том, что ему, а не отцу следовало рвануть в бой с Суртом: стань то сражение последним для Тора, и брат остался бы свободен, а Асгард пал. Ну и что? Конец времён всё равно наступит.

***

      Этой ночью Локи спал в обнимку с Фенриром, тот удобно расположился на постели к нему спиной, но где-то перед рассветом он забеспокоился, маг открыл дверь, выпустил ульва и лёг обратно.       Второй раз он проснулся, когда на улице уже светало, советник ещё повалялся в постели с закрытыми глазами, но заснуть уже не смог.       Что он докажет этим своим молчанием? Игнорировать Тора вчера было так глупо. Пусти он брата в спальню, и они снова вернулись бы к разговору о ребёнке, а Локи просто хотелось подумать и всё взвесить. Чёртова оговорка не оставляла ему шанса на самоотвод, да и скинуть плод как женщина он не сможет, мог бы попробовать самым топорным методом, но едва ли попытка увенчалась бы успехом без вреда для него самого, впрочем, и разродиться будет не слишком просто, но это уже другая история.       Лафейсон улёгся на спину, подложил руки под голову и ухмыльнулся. Тор действительно готов был на всё ради этого малыша, хотя ему ли беспокоиться о потомстве: когда проклятье падёт, Одинсон вполне сможет пополнить свой царский род наследниками от женщины. Другое дело если он не собирался связывать свою жизнь с представительницей прекрасного пола. С одной стороны, это просто неразумно, а с другой — получалось, он хочет оставаться верным ему, Локи, а это ещё глупее.       Маг вздохнул. Неужели Тор всерьёз считал, что между ними всё останется на том же уровне, что и сейчас, когда магия муспельхейма отпустит его душу и сердце. Конечно, Локи уже не хотел бежать из Асгарда, но так хорошо не будет вечно. Хотя…       Вот вчера Локи думал, что мог бы устроить грандиозный скандал по поводу того, как сильно Тор проштрафился и умудрился заделать ему ребёнка, мог и по лицу ему съездить да так, чтобы тот надолго запомнил, даже избить при желании, Одинсон просто не ожидал бы от него. Только стало бы очевидным, что Локи способен был ему навредить, тут бы всплыл вопрос о браслетах, от которых советника избавил торов ребёнок; ну наорал бы он на брата, легче от этого не станет, похоже, Одинсон и без того не меньше его самого растерян. А так он пока может держать в тайне, что способен противостоять царю, да и не потребовал от него ничего кардинального, поскольку Тор в любом случае теперь выполнит любую его просьбу.       Что до воспитания ребёнка, Локи пока не мог с этим определиться, одно дело — Фенрир, он был рождён женщиной, он не был для него бременем. А вот что зрело в его чреве — пока неизвестно. Царю едва ли нужен был в наследниках ётун, но родиться он должен хотя бы для того, чтобы снять проклятье. Будет его воспитывать Тор и станет ли в этом участвовать Локи — пока неизвестно, время всё расставит на свои места. А пока маг поднялся с постели и отправился в купальню.

***

      За завтраком члены совета спокойно обсуждали государственные дела, Сиф даже улыбнулась Локи, когда он, припозднившись, вошёл в зал, Фандрал ворковал с царицей, когда маг поприветствовал присутствующих.       Царя за столом не оказалось, а так же отсутствовали Фенрир и Кристер, и почему-то подобное стечение обстоятельств заставило Локи забеспокоиться. Хотя, конечно, ульв мог быть с братом, а Кристер занят, значит, он уже позавтракал и ушёл или придёт позднее.       Служанка подала советнику мясное рагу со свежеиспечённым хлебом и удалилась, маг с аппетитом уплёл всё без остатка, в разговоре по большому счёту не участвовал, иногда согласно кивал, когда к нему обращались. Наконец утолив голод, он окинул взглядом всех присутствующих и поинтересовался:       — А Тор уже завтракал?       — Не могу сказать точно, — вдруг заговорила Сиф, отвлекаясь от своей тарелки. — Но, когда я тренировалась, Хеймдалль предупредил меня, чтобы я передала о его отбытии.       — Хеймдалль покинул свой пост? — настороженно переспросил маг.       — Он иногда его покидает, — кивнула царица, обернувшись в сторону принца. Если не считать черноты её слепых глаз, выглядела Фригг просто прекрасно.       — И куда же он отбыл? — продолжал беседу маг.       — Хеймдалль не сказал, — пожала плечами Сиф. Локи даже дёрнулся, когда услышал звук шероховатых шагов за спиной, он обернулся, в зал вошёл Фенрир. Он занял место подле советника, даже осторожно заглянул ему в глаза. — Он лишь предупредил, что Тор отбыл на несколько дней.       — Он ничего мне не говорил, — задумчиво произнёс Локи. — Фенрир, а ты-то где был?       В ответ Лафейсон услышал лишь шумный вздох, он собирался задать ульву ещё несколько вопросов, но промолчал, поскольку в зале снова появилась служанка.       — Странно, — вдруг поддержал Логмэр. — Он и мне ничего не говорил. Куда он мог отправиться так надолго?       — Вот именно! — возмутился маг. — Он царь, и не может просто исчезнуть на несколько дней, не предупредив никого.       — Ну, у него есть советник, на время отсутствия царя ты первое лицо в Асгарде, — спокойно заметил Логмэр, в общем-то, он не видел особой проблемы.       И, похоже, никто, кроме Локи, не озадачился вопросом местонахождения Тора.       Лафейсон не стал развивать эту тему, он терпеливо дождался, когда Фенрир поест, и только собирался заговорить, как волк немедленно соскочил со своего места и важно пошёл на выход. Принц поднялся и отправился следом за ним, но в коридоре не заметил даже его тени, Фенрира и след простыл. Вот это уже наводило на неприятные мысли, если ульв скрылся, значит, он в курсе, где Тор, или есть какие-то иные причины помалкивать.       Лафейсон направился к тому единственному, кто уж точно должен был знать, где брат. Хеймдалль встретил его на мосту, натянутый как струна.       — Здравствуй, Локи, — поприветствовал страж, разумеется, он уже знал, зачем советник решил его проведать.       — Ну, здравствуй, — небрежно бросил маг, сразу переходя к делу: — Куда он отправился?       — Кто? — Хеймдалль нахмурился, словно не понял, о ком шла речь.       — Не притворяйся дураком! — вспылил советник. — Куда ты открыл Тору портал?       — Он приказал держать в секрете место своего отбытия, — тяжело вздохнул страж и добавил: — Пока вопрос не разрешится.       — И почему мне кажется, что он сделает какую-то глупость, не знаешь, с чего вдруг у меня такое предчувствие? — стал заводиться маг. Изоляция Тору явно была не на пользу.       — Каждому уготован свой путь, — Хеймдалль опустил глаза, он хотел верить в лучшее, но пока это давалось ему с трудом. — Каким бы тернистым он ни был.       — Ты вчера слушал нас? — нервно поинтересовался Лафейсон, скосив голову на бок, он прищурился. — Ты в курсе?       — Если речь о наследнике, — страж шумно сглотнул и кивнул: — Я слышал. Тор отдал вполне конкретный приказ, если понадобится, я подтвержу перед советом последнюю волю царя о твоей коронации, о признании твоих детей истинными наследниками Асгарда.       Локи дёрнулся от неожиданности, он открыл рот, поражённо выдохнул и покачал головой, пытаясь мыслить здраво, но получалось у него плохо. О какой последней воле толковал асгардец?       — Где он? Где этот идиот? — слабым голосом произнёс советник. — Что он натворил?       — Я не имею права…       — Где он?! — Лафейсон не хотел даже в мыслях допускать, что случилось непоправимое.       — Он очень плох, Локи, — тихо сказал Хеймдалль. — Тебе лучше не видеть его, он не хотел…       — Да мне плевать, что он там хотел! Где он?!       — У Кристера.       Локи материализовал в руках космический куб и в мгновение ока исчез. Страж лишь тяжело вздохнул: сам факт, что он раскрыл местоположение Тора, по сути своей было изменой. Только он и в далёком прошлом уже ослушался приказа не открывать мост друзьям Тора, отданный молодым царём. Хеймдалль устало прикрыл глаза и потёр руками шею, он не знал, какой будет исход для бога грома, но сам себе поклялся, что последняя воля царя будет исполнена в точности.

***

      Локи буквально вломился в чертоги целителей в поисках Кристера, но там его не нашёл, только перепугал молодых асов, однако его встретил приближённый помощник, с которым всегда работал в паре главный целитель Асгарда. Он-то и поведал, что Кристер не появлялся с самого утра, вместо него пришёл Фенрир, на шее у него был привязан лист пергамента, скрученный синей лентой. Кристер отправил послание с ульвом, в котором объяснялось, что сегодня он не явится в чертоги целителей, однако причины не оговаривались.       Локи, ничего не объясняя, немедленно использовал Тессеракт для перемещения. Лафейсон появился у светлых буковых дверей, в которые и стал колотить как умалишённый, открыли быстро, даже слишком. На пороге его встретил Кристер, облачённый в светлую домашнюю одежду, и, видимо, он не собирался сегодня посещать чертоги целителей. Ас и слова не успел сказать, как маг проскользнул в его дом, на ходу спрашивая, где брат. Дверь за ними захлопнулась, и целитель молча последовал за гостем, однако на вопрос не ответил, через минуту маг понял, что в этом не было необходимости. Тор нашёлся в скромно обставленной гостиной на плоском диване, рядом на полу сидел Фенрир, его угрюмый взгляд изменился моментально, как только Лафейсон появился в поле зрения. Волк даже открыл рот от неожиданности, забегал глазами, словно преступник, которого уличили в подлоге.       — С тобой потом поговорим, — серьёзно сказал маг, обращаясь к Фенриру, и немедленно подошёл к лежащему на диване брату. Тор был без сознания, дышал едва заметно, лежал неподвижно, укрытый тонким покрывалом, выпачканным кровью. — Тор?       Локи видел перед собой брата и не хотел в это верить, вчера ведь всё было хорошо, Тор пребывал в полном здравии. Маг не ведал, что произошло этой ночью, но уж точно этого не случилось бы, если он был бы рядом, если бы только открыл брату дверь.       — Он без сознания, — осторожно произнёс Кристер. — Честно говоря, я не знаю, что делать.       — Мне сказать не пробовал?! — рыкнул Лафейсон, аккуратно усаживаясь на краешек дивана и касаясь высокого лба. — Меня окружают одни идиоты. Почему он в крови?       Локи, не дожидаясь ответа, аккуратно потянул покрывало вниз, Фенрир забеспокоился, когда увидел, что на глазах у мага навернулись слёзы.       — Что это? — потребовал ответа маг, осторожно касаясь кожи около глубоких рваных ран на груди. — Кто посмел?       — Он пытался вырезать себе сердце, — взволнованно проронил Кристер, ничего подобного ему не доводилось видеть прежде. — Он появился среди ночи, попросил о помощи, он такого наговорил, потом Хеймдалль пришёл, он отдал ему ряд приказов, честно говоря, я просто… Я не понимаю…       — Конкретней! — торопил маг, касаясь кончиками пальцев груди брата. Муспельхеймская магия завибрировала, как только ощутила его вторжение в свою сеть. Сурт дёргал за ниточки, причиняя Тору нестерпимую боль, брат уже не мог сопротивляться, истощение давало о себе знать. Проклятье задышало с новой силой, оно утягивало Тора в пустоту, оно давило всё сильнее, играя на его слабостях. А Локи только поспособствовал этому, вселил в брата неуверенность своим отстранённым поведением.       — Он сказал, что не может больше терпеть эту боль и что ты должен занять трон, так будет лучше для всех, а в первую очередь, для тебя, — целитель напряжённо вздохнул, появление Тора на пороге его дома в неурочный час стало полной неожиданностью. — Я остановил кровь, воспользовался целебными мазями, но мне кажется, это не помогает ему. Тор просил, чтобы мы скрыли от тебя его состояние, он считал, что ему следовало умереть.       Лафейсон вздрогнул, услышав эти горькие слова. Неужели Тор решил, что не нужен ему? Как он вообще пришёл к подобному выводу?! Локи ведь согласился оставить ребёнка, они толком не договорили просто потому, что маг хотел обдумать ситуацию, но Тор, похоже, воспринял его молчание иначе.       — Давно он без сознания?       — Раз от раза он приходит в себя, — сообщил Кристер.       Локи осторожно поднялся с дивана и обернулся к целителю. Лафейсон не мог бездействовать, не имел права медлить, жизнь брата сейчас находилась в критическом состоянии.       — У меня нет времени ждать его пробуждения, — собрано отчеканил Локи. — Сдерживай его, как хочешь, только не навреди и ему самому не дай себя калечить. Проклятье чувствует, что оговорки рушат созданную Суртом магическую сеть, и муспельхеймская магия с новой силой пытается поработить Тора. Ему нужна защита, но этот дурак её потерял, я должен вернуть её.       Кристер потёр виски. Он не вполне понимал, что имел в виду советник.       — О чём идёт речь? Что ты собираешься предпринять?       — Оставайся с ним, — Локи не стал отвечать на вопрос, он повернулся и обратился к Фенриру: — Ты останешься здесь и будешь наблюдать, никто не должен навредить Тору. Я не знаю, как проклятье способно повлиять на своих носителей. Кристер тоже может быть опасен для Тора. На данный момент в Асгарде лишь ты и я не прокляты Суртом. Я рассчитываю на тебя.       Фенрир тявкнул, соглашаясь с Локи. Да, ночью он поддался увещеваниям Тора не звать Локи на помощь, не тормошить брата, опасаясь нарушить его покой. Одинсон знал, что советник не откроет ему дверь среди ночи, и единственным местом, куда он мог отправиться, у кого испросить помощи, оказался Кристер. Царь не хотел беспокоить даже Фриггу, словно в глубине души надеялся тихо скончаться, не ведая, что грядёт, не зная, появится ли его ребёнок на свет, падёт ли проклятье. Он так устал. Боль выжигала его сердце, он чувствовал себя недостойным Локи, престола, даже самой жизни. Фенрир не хотел оставлять Тора надолго, он и на завтрак-то явился, чтобы Локи не заподозрил неладное, но маг всё понял, ему только и хватило прыти скрыться по-быстрому. Маг так и не сказал, что собирался делать, поэтому Кристер и Фенрир не знали, куда перенёс его сияющий магический куб.

***

      Железный лес встретил сына Лафея тишиной, серое небо нависло, казалось, над самой головой, подними руку — и ощутишь его незримое давление. Только Локи не чувствовал ни страха, ни опасности, в его груди неистово колотилось горячее сердце, а разум, как никогда чистый, не отягощённый бесполезными думами, ещё не ведал, как закончится эта встреча. Но одно он знал абсолютно точно: он был не один в эту минуту, и, если ребёнок избавил его самого от привязи, значит, его сила велика, если Локи не сможет договориться с ведьмой, значит, они вместе с малышом будут предпринимать какие-то кардинальные действия.       Лафейсон скрыл Тессеракт, огляделся по сторонам и наугад двинулся через лес с молодыми деревьями, которые и были-то всего ничего толщиной в руку, он искал конкретную ведьму, хотя и не видел её прежде, но точно знал, что отыщет. Минут десять он неторопливо ступал среди деревьев, оглядываясь по сторонам, земля под ногами была твёрдая и сухая, в какой-то неуловимый момент он краем глаза заметил горную расщелину, проявившуюся там, где её до того и не было.       Вот он и дождался приглашения в скрытые чертоги. Локи терпеливо пробирался между двух скал, тусклый свет, лившийся с небосклона, пропал окончательно, и маг вдруг очутился в уютной пещере с белокаменным очагом и домашней утварью.       Бархатистый женский смех заставил Локи скривиться, он повернулся, увидев выходящую из тени девицу. Она была хороша собой и на лицо, и на фигуру: шоколадные волосы тяжёлой волной лежали на плечах, выполненное крупной вязкой платье, как грубая кольчуга, совершенно не скрывало интимных прелестей ведьмы. Лафейсон окатил хозяйку горы любопытным взглядом, она ответила тем же, прищурилась, на краткий миг даже удивилась.       — Я знаю, зачем ты пришёл, — первой заговорила ведьма. — Но вот незадача: я не торговка, то, что взяла в уплату, не отдаю.       — Ты забрала у Тора то, что он сам отдать тебе не мог, — спокойно ответит Локи. — Он не знал о своей защите и не мог дать тебе право её забрать. Так ты ведёшь дела, ведьма?       — Я вольна поступать, как того желаю, — пожала плечами Кольфинна, нагло улыбаясь. — И если ты думаешь, что разумно было сюда явиться скованным, я скажу тебе, это было слишком глупо.       Лафейсон не подал вида, что удивился. Ведьма точно была не в курсе о чудесном освобождении от оков, значит, не знала и о силе малыша в его утробе.       — Что ты хочешь в обмен на защиту Тора? — спросил маг, не обращая внимания на заносчивое поведение хозяйки. — Я готов расплатиться.       — Торг не уместен, — покачала головой Кольфинна, в её голосе чувствовалась сталь, в поведении — превосходства.       — Зачем тогда впустила? — ухмыльнулся маг.       — Любопытно было посмотреть, — мстительно ухмыльнувшись, произнесла ведьма, — как сын двух царей станет умолять ведьму о жалости и снисхождении. Ну, что же ты, начинай. Или братец недостаточно тебе дорог?       Разумеется, отдавать магическую сорочку она не собиралась, но как же было приятно видеть смятение во взгляде ётуна. Одна лишь странность не давала ведьме покоя, она словно чувствовала, что в пещере был кто-то ещё, словно визитёр явился не один.       Локи окинул взглядом пещеру: стеллажи, надстроенные вокруг, множество банок и статуэток — все они источали магическую энергию, но кольчуги брата здесь не было. Лафейсон шумно выдохнул с шипением, как змея, которой наступили на хвост, готовый броситься на ведьму, как Тор, в гневе сметая всё на своём пути, подобное поведение для него являлось нетипичным, хотя в его состоянии что вообще могло остаться на том же уровне, что был до зачатия.       — У меня нет времени, — бросил Локи. — Отдай то, что тебе не принадлежит, и я уйду.       — Думаешь, если ты можешь снять проклятие с Асгарда, способен тягаться со мной? — усмехнулась Кольфинна. — Странно, что ты не разрушил золотой град до основания, ах да, Тор сковал тебя.       — Полагаю, на то была воля норн, или других каких богов, которых мы уж более и не помним, — самодовольно хмыкнул Лафейсон, вдруг осознавая собственную значимость.       Если задолго до его рождения было предрешено всеотцу победить Лафея и забрать его сына, Сурту — одолеть Одина и проклясть Асгард, а Тору — вернуть брата домой, взрастив своё семя в чреве ётуна, что по собственной воле предпочёл упасть в тёмную бездну и не был проклят с другими асами, значит, он сейчас был именно там, где должен был быть. Всё предназначенное свершилось в надлежащий срок.       Так распорядилась судьба, сама жизнь всё расставила на свои места, всё возвращалось, и дружба сыновей Одина, их привязанность друг к другу, преобразившаяся в чувство глубокой необходимости, готовности пожертвовать ради другого своей жизнью, спокойствием, самоуважением, всем.       Кольфинна с особым наслаждением наблюдала за размышлениями своего гостя. Что он мог ей противопоставить? Она — ведьма железного леса, наделённая высшей магией, — вдруг ощутила странные вибрации, исходящие от Локи, ярость, с какой он смотрел на неё, крепла и приумножалась, но он не сдвигался с места. Лафейсон даже пальцем не пошевелил, когда с кривых стеллажей, надстроенных у неровных стен, стали падать и разбиваться закалённые магией сосуды, содержимое выливалось, выкатывалось, шмякало на камни: кровь, сердца, пальцы, мужское семя, кости, черепа, фигурки.       Кольфинна заверещала не своим голосом, вытаращив глаза, как безумная, беспомощная что-либо предпринять в ответ на хаос, воцарившийся в её обители:       — Прекрати! Не смей! У тебя нет такой силы!       Она крутилась по сторонам, едва не задыхаясь от возмущения и ужаса, всё, что она имела, проклятый колдун превращал в грязное бесполезное месиво, но ведьма не могла его остановить, поскольку Локи ничего не делал, он не использовал свой сейд. Ведьма резко обернулась на мага и обомлела, разинув рот в немом изумлении. Глаза колдуна горели ярче самых невероятных молний, какие она только видела, отчётливое потрескивание и слабо различимый гул вокруг создавал защитный барьер для принца.       — Что? Но как? — ведьма, не веря в происходящее, крутила головой. — Так не бывает!       — Ты слышала, что нельзя злить женщину на сносях? — Лафейсон поднял руку и, как крючком, указательным пальцем загрёб воздух. — Так вот, мужчину тоже не стоит.       Кольфинна упала на колени, разбивая белоснежную кожу в кровь, она зарычала зверем и стала судорожно рвать на себе платье, царапать кожу, раздирая до крови, всё тело зудело да с такой силой, словно её засунули в улей к пчелам и те стали жалить каждую частичку её плоти.       — Догадалась же надеть кольчугу с чужого плеча, — с жестоким пренебрежением заметил Локи. — Ты знаешь, с какой любовью и нежностью я создавал её для брата, осваивая новые ступени магии. Ты хоть на миг представляешь, с каким восхищением я готовил эту защиту для Тора, он даже не подозревал, как я люблю его. Первое, что я смог сделать в магическом смысле, я сделал для него.       — Сними её! — заорала ведьма, чувствуя, как проклятая кольчуга сжимала её тело, становилась прочной, как закалённый магией цвергов металл. Теперь идея «надеть» чужую защиту уже не казалась ей столь удачной.       — Ну, если ты просишь, — Локи бережно стянул кольчугу и немедленно активировал Тессеракт.       Гость исчез из обители ведьмы без её помощи. Кольфинна хрипло дышала, пытаясь восстановиться, что давалось ей с трудом, голова трещала, а всё тело ныло от боли, она заплакала, когда на трясущихся руках увидела въевшийся в кожу узор торовой кольчуги. Ведьма всхлипнула, оглядываясь, и снова залилась горькими слезами: Локи уничтожил практически всё, что она когда-либо получала в уплату.       «Я же сказала, — звонкий девичий смех буквально оглушил Кольфинну, перерастая в скрежет, — ты отдашь».       Ведьма только и успела подумать, что Локи жестоко поплатится за нанесённый урон, как ощутила холодное дыхание позади. Грудную клетку пронзила нестерпимая боль в тот миг, когда она хотела обернуться. Ведьма всхлипнула, коснулась острого лезвия, что торчало из её груди, и рухнула на камень без дыхания, в широко распахнутых глазах где-то на кромке радужки она вдруг увидела посмертные чертоги и восседающую на троне царицу Хельхейма.       Седовласый старец лишь покачал головой, порицая своеволие ведьмы, и мягко улыбнулся, словно Локи был ещё здесь. Приказ, который Кольфинна приняла за глас древней, был произнесён устами Хель, она не могла позволить вздорной ведьме в дальнейшем навредить сыну Лафея, Один лишь выполнил её поручение убить неугодную.

***

      Тор медленно и неохотно приходил в себя. Судя по ощущениям, та боль которую он испытывал ночью, вызвавшая его отчаянное желание попросить о помощи, отступила. Этот нестерпимый зуд, заставивший его резать ножом по живой плоти, пытаясь избавиться от инородной боли кардинальным методом, исчез. Одинсон услышал разговор двух асов, который сразу же привёл царя в состояние настороженности, поскольку собеседниками являлись Локи и Кристер.       — Никто уже давно в тебе не сомневается, — со вздохом заверил целитель. — Но ваше странное поведение не укрылось от меня, это лишь вопрос времени, когда другие заметят, с какой ревностью Тор не только тебя оберегает, но и ставит твоё спокойствие превыше собственной жизни.       — Он отдавал приказы Хеймдаллю при тебе? — напряжённо поинтересовался Лафейсон.       У Тора дрогнули пальцы, он немедленно попытался воскресить в памяти, что именно сказал стражу и что из всего этого могло быть слишком подозрительным. Пожалуй, чувствуя скорое приближение смерти, он много чего мог наговорить при этом, не заботясь о том, как это будет воспринято со стороны.       — Я уже сказал, что он поставил тебя во главе, — нервно ответил целитель. — Тебя и твоих детей. Я так понимаю, та загадочная незнакомка, которую в твоей постели застали Сиф и Фандрал, понесла, учитывая ситуацию, это только к лучшему.       Маг усмехнулся.       Одинсону не нравился этот разговор, даже не от того, что Локи мило болтал с Кристером, пока он был в отключке. Царь отдал надлежащие для выполнения приказы, и, судя по всему, ни один из них выполнен не был, подобное поведение самого ближайшего круга совета Тор считал недопустимым. В конце концов, как можно было рассчитывать на кого-либо, если никто тебя не слушал.       — Если бы речь не шла о жизни Тора, я бы казнил вас за несоблюдение его приказов, — вдруг отчеканил маг.       — Вот именно об этом я и говорю, — усмехнулся целитель. — Ваши отношения за гранью моего понимания. Вы оба всегда были каждый за себя, и вдруг такая сплочённость.       — Я что-то не пойму, — опасно понизил голос маг, — тебя настораживает моя преданность брату?       — В этом есть какой-то скрытый смысл, я только не понимаю, какой именно.       — А тебе и не нужно что-либо понимать, — раздражённо выпалил Локи.       — Если это кого-то интересует, — хрипло произнёс Одинсон, открывая глаза, — я очнулся.       Первое, что увидел Тор, — это большая волчья морда рядом, жёлтые глаза зверя смотрели с осторожностью и беспокойством. Кристер стоял чуть поодаль у кресел, словно его намеренно держали в отдалении, а Локи совсем рядом, он немедленно повернулся и взглянул так, словно ножом резанул.       — Очнулся? — понизил голос Лафейсон.       Одинсон заметно сконфузился, брат смотрел на него сверху вниз, обещая долгую и мучительную расправу, изящные ладони сжались в кулаки, словно он всерьёз хотел ударить. Тору бы нашлось, что ему сказать, чтобы объяснить, каким образом он оказался у Кристера среди ночи и почему не попросил о помощи его, у Тора были заготовлены ответы на любые вопросы, к тому же он чувствовал себя на удивление хорошо, значит, легко смог бы держать словесную оборону. Вот только Локи, скорее всего, не собирался его слушать.       — Лежачих не бьют, — состроив жалостливый вид, произнёс Одинсон. — Я всё объясню, Локи.       Кристер сложил руки на груди и ухмыльнулся. Оставлять братьев наедине он не собирался. Либо они сейчас раздерутся и целитель даже не станет их разнимать, либо выложат всё, что скрывали от совета, в пылу очередной ссоры. Фенрир понуро попятился, даже он чувствовал: дела плохи, и не собирался встревать. Кристер немало удивился подобному поведению ульва, тот поджал уши и отстранился от эпицентра нестабильной энергии.       — Потрудись, — предложил маг, разводя руками, и, когда Одинсон собирался открыть рот, неожиданно окрылённый возможностью изложить свою версию случившегося, Локи снова заговорил, и Одинсон понял: его слушать брат не собирался: — А вообще мне плевать, что ты скажешь. Ничего нового всё равно не услышу.       — Локи, ты не понимаешь, — сразу взвился Тор, приподнимаясь и усаживаясь на диване. На обнажённой груди сразу бросились в глаза раны вокруг сердца и чёрные отметины суртовой магии. Тор примчался в дом целителя в пижамных штанах и босой. — Я не мог прийти к тебе.       — Ты мог, — покачал головой Локи, его руки нервно дрожали. — И должен был прийти ко мне, а не к нему! Почему я узнаю последний о том, что ты при смерти?!       — Я боялся, что ты будешь нервничать, — тихо ответил Одинсон, опасаясь, что повышенные тона тут уже не помогут.       — Ничего более глупого ты придумать не мог? — Локи вдруг рассмеялся, но быстро снова принял серьёзный вид.       — Я вовсе не…       — Ты идиот! — перебил Локи, оглушая царя, и тот даже не нашёлся, чем возразить. — Не хотел, значит, чтобы я нервничал, ну так знай, пока ты тут собирался умирать, я был в железном лесу.       — Что? Зачем?! — Одинсон похолодел.       — Нашёл твою ведьму, — усмехнулся маг, наслаждаясь тем, как вытянулась физиономия брата от услышанного, теперь он пускай понервничает.       — Локи, если ты серьёзно…       — Я более чем серьёзно, — довольно покивал Лафейсон, наслаждаясь очевидным шоком братца. — Прогулка была что надо, ведьма, правда, попалась несговорчивая, но у меня вдруг открылся особый дар убеждения. Наверное, я становлюсь милым, а вскоре ещё и толстым. Ты в курсе, что она умыкнула то единственное, что тебя защищало от магии Сурта?       — Не думаю, что я понимаю, о чём идёт речь, — осторожно отозвался Тор, старательно скрывая свой гнев по поводу отбытия брата в железный лес.       — Я создал для тебя магическую защиту, ещё в те годы, — немного успокоившись, произнёс Локи, проясняя ситуацию. Под теми годами он, конечно же, подразумевал времена их дружбы и взаимопонимания. — Она невидима глазу, но всякий обладатель сейда рассмотрит её без труда, магические звенья ослабли из-за удара Сурта, но она всё ещё способна тебя защитить, как показывает практика. Стоило мне её вернуть, и ты чувствуешь себя лучше.       — И она отдала эту защиту по собственной воле? — в это Одинсон уж точно не поверил бы после посещения железного леса, впрочем, Локи отрицательно покачал головой, подтверждая разумное предположение. — Ты цел? Всё в порядке?       — Как видишь, — маг развёл руками, демонстрируя себя в полном здравии. — Вот только из-за тебя и твоей выходки я не просто перенервничал, похоже, кое-кто очень маленький тоже озаботился твоим здоровьем.       Тор метнул взгляд за спину Локи, маг чуть повернулся. Разумеется, он знал, что они были не одни, но нервы у мага были изрядно потрёпаны, а мысли взбудоражены. Всё зашло слишком далеко, и обратной дороги не было и уже не будет. Пожалуй, стоило признать это именно сейчас. Одинсон без лишних объяснений понял, что речь шла о ребёнке и его силе. Разумно ли было обсуждать это при целителе, который наблюдал с особым любопытством за их ссорой? Но Локи сей факт особо не беспокоил.       — Ну и что, стоило оно того, а? — Лафейсон привлёк внимание брата, тот немедленно перевёл взгляд на него. — Как долго мне терпеть твоё недоверие? А вообще придёт ли момент, когда ты мне поверишь?       — Я не достоин, понимаешь? — тихо, но твёрдо сказал Тор, поймав взгляд советника, он поднялся с дивана. — Всё, что я сделал с тобой, у меня нет больше права что-то ещё просить…       Лафейсон поражённо выдохнул, отрицательно покачал головой, он не сразу понял, к чему клонил брат, потребовалось пару долгих минут, дабы осознать сказанное. Маг замер в нерешительности, всё, что вчера Локи оставил недосказанным, Одинсон понял по-своему. Конечно, Локи злился на него из-за кандалов, своей нежданной-негаданной привязи, из-за навязанных отношений, которых маг не хотел и не просил, уже не говоря о потомстве. Произвести на свет новую жизнь Локи был совершенно не готов. Ну и, разумеется, бог грома не потрудился заглянуть за фасад этой злости и увидеть там привязанность, нежность и желание.       Лафейсон поднял руку и нежно коснулся грубого рубца на груди брата, он вел себя беззастенчиво.       — Почему всегда ты? — покачал головой Локи, не соглашаясь с глупой позицией брата. — Всегда думаешь, что это ты должен спасти, завоевать, поддерживать. Ты не даёшь мне возможности тебе помочь, не позволяешь себя любить. Думаешь, моя любовь хуже твоей?       — Вовсе, нет, — Тор грустно улыбнулся, не ожидал он, что такое признание услышит от Локи в ситуации, явно не располагавшей к романтике, к тому же у целителя на глазах. — Просто нельзя любить того, кем я стал, Локи.       — Но я люблю тебя, — признался маг, скользнув рукой по груди, он осторожно сжал плечо брата в жесте поддержки, обнял за шею и потянул к себе. Маг прикрыл глаза и коснулся тёплых губ брата, а Тор поцеловал его в ответ.       Кристер поражённо наблюдал за поведением принцев, со скрипом соображая, в чём была причина множества недомолвок и странного поведения царя и советника. Полуголый царь буквально заграбастал брата в охапку, разумно не затягивая с поцелуем, он нежно улыбнулся и коснулся губами виска. Локи же льнул к нему и не пытался выпутаться из сильных рук. Целитель закрыл лицо ладонями. Если открывшаяся правда не иллюзия, призванная лишний раз поиздеваться над тем, кто суёт нос не в своё дело, значит, сыны Одина состояли в романтических отношениях.       — Ну что, теперь-то тебе всё ясно? — язвительно поинтересовался Лафейсон.       Кристер тут же отнял руки от лица. Братья стояли рядом, не миловались, но Одинсон собственнически придерживал советника за талию, без слов давая понять свой настрой. Стало очевидно, откуда брало своё начало ревностное отношение наследников, их позиция стоять друг за друга горой.       — Ничего подобного я даже предположить не мог, — растерянно ответил целитель, он переводил взгляд с Локи на Тора и обратно, всё ещё надеясь, что это просто глупая шутка. — Только не говорите, что я единственный теперь знаю об этом?       — Ещё Хеймдалль, — сообщил Тор как бы между делом, вовсе не пытаясь успокоить растерянного аса. — И я надеюсь, ты вполне разумен и не станешь болтать об этом.       — Ваш отец счёл бы это признаком слабоумия, — заметил Кристер, не отвечая на вопрос. — А члены совета…       — Один мне не отец, — резко бросил Локи, скорее по привычке отрицая родство.       — А мне не судья, — в тон брату поддержал Тор, немало удивляя мага, вызывая мимолётную улыбку на его губах.       — О боги! — взмолился Кристер, качая головой. — Честное слово, лучше бы я не знал.       — Пожалуй, твоя осведомлённость уместна в данном случае, — пожал плечами маг. — Кто-то же должен наблюдать за моим здоровьем.       — В каком смысле? — настороженно спросил целитель.       — Ты уверен? — вдруг спохватился Тор, понимая, к чему вёл Локи. Поймав его взгляд, маг лишь слабо повёл плечом: нынче он ни в чём не уверен.       — А у тебя есть другие предложения? — вздохнул советник, Одинсон отрицательно покачал головой, поскольку искать другого сведущего специалиста они не могли, если не хотели огласки. — Выбор не велик.       — Какой ещё новостью вы меня раздавите? — развёл руками Кристер, то, что он узнал, уже переходило все разумные границы, дальше просто некуда, так он думал.       — Я понёс, — спокойно признался маг, наблюдая за реакцией целителя.       — Что понёс? — тупо переспросил озадаченный Кристер, Лафейсон хмыкнул, и целителю это очень не понравилось, он соображал слишком медленно, но всё же пришёл к неутешительному выводу: — Только не говори, что ты понёс в том самом смысле? Нет, просто скажи, что это шутка и речь о какой-то женщине.       Казалось, что Кристер вот-вот начнёт заикаться, тяжёлая для него ночь перерастала в день ужасов. Слишком много всего для одного дня: пару часов назад он думал, что кризис Тора закончится смертью, возвращение Локи, как оказалось, из железного леса вселило надежду, а теперь ещё это. Ненормальные отношения сынов Одина ещё можно было как-то пережить и осознать сам факт внезапно вспыхнувшей между ними любви, но тут речь шла о серьёзных вещах. Рождение этого ребёнка вызовет массу вопросов, уже не говоря о том, как именно Локи собирался разродиться.       — О боги! — взмолился Кристер и буквально упал в кресло, вцепившись в подлокотники. Для осуществления зачатия Локи должен был принять форму ётуна, и целитель не желал знать, как так вышло, что подобный опыт имел место.       — Ты так сокрушаешься, словно тебе предстоит выносить и родить, — фыркнул Локи, демонстрируя полную невозмутимость, свой страх он засунул глубоко и надолго в самый потаённый уголок сознания, сейчас было не время паниковать, вот когда придёт момент, он точно будет психовать и проклинать Тора.       — А ты не думал о том, чтобы сбросить? — предложил Кристер вполне разумное решение проблемы.       Конечно, Локи думал об этом, но он не мог этого сделать, только объяснять причину никому не собирался, поскольку лишь повергнет асов в новую пучину неразберихи, созданную суртовым проклятием. Лафейсон не оскорбился, хотя и отреагировал без усмешки или паники, а вот царь Асгарда немедленно всполошился:       — Ты предлагаешь избавиться от моего ребёнка, поостерегись, — рыкнул Тор, сжимая кулак, а другой рукой ещё плотнее притискивая брата к себе.       — Случись такое с тобой, ты бы по-другому заговорил, — покачал головой целитель.       — Этот ребёнок родится, — уверенно возразил Локи, поймав обеспокоенный взгляд брата. — Но мне потребуется помощь, поэтому хорошо, что ты теперь тоже в курсе.       — Я должен как-то переварить всё это, — вздохнул целитель.       — Отдохни и приди в себя, — посоветовал маг. — В скором времени мне определённо потребуется твоя помощь, Кристер. Будь готов.       — И не вздумай разболтать кому-то ещё, — Одинсон старался говорить спокойно, но угроза в его голосе всё равно ощущалась.       — Не кипятись, братец, — Лафейсон несильно ткнул старшего локтём в бок, тот и глазом не повёл. — Фенрир, иди сюда.       Волк послушно поднялся и приблизился к братьям, оказавшись в диапазоне портала, создаваемого Тессерактом. Троица исчезла в ярком свечении космического куба, а Кристер снова закрыл руками лицо, он был просто в ужасе от сложившейся ситуации. Никто до конца не знал, какова природа полукровного принца: одна его часть асгардская, другая — ётунхеймская, как организм отреагирует на плод — невозможно было предугадать, слишком мало информации. Кристер боялся, что мало чем сможет помочь советнику.

***

      Как только царская чета оказались в покоях Тора, маг скрыл артефакт, устало взглянул на брата и, ничего не говоря, подошёл к постели. Он буквально упал на неё спиной, желая поудобней устроиться в горизонтальном положении и наконец отдохнуть. Видимо, на сегодня с него хватит подвигов. Стоило голове оказаться на подушке, принц понял, что не собирался больше ничего делать в ближайшие несколько часов. Похоже, встреча с ведьмой не прошла бесследно. Локи был определённо не всесилен и нуждался в отдыхе.       Лафейсон потёр лицо ладонью, он хотел сесть, чтобы дотянуться и снять сапоги, когда его мягко, но настойчиво прижала к постели горячая торова рука, другая, судя по всему, взялась за сапоги. Маг мягко улыбнулся, с благодарностью принимая заботу царя.       — Хочу спать и есть, — хмыкнул Локи, закрывая глаза, когда с него сняли обувь, а ноги аккуратно уложили на постель.       — А что больше? — уже на грани слышимости раздалось откуда-то сверху. Лафейсон подумал о сне, он попытался сказать, но услышал лишь собственное неразборчивое бурчание, а потом сладко зевнул и, причмокнув, провалился в блаженную тьму.       Одинсон настороженно разглядывал брата, никаких ран или ссадин он не обнаружил, хотя, разумеется, отсутствие физических повреждений не гарантировало, что Локи был в порядке. Если для него самого визит к ведьме обернулся потерей магической защиты, созданной братом, нечто похожее могло случиться и с Локи. Хотя такая внезапная усталость могла быть вызвана и его нынешним положением. В любом случае Тору было совершенно не по душе, что маг отправился один в железный лес, приятно согревала душу лишь мысль, что брат сделал это для него.       То состояние, в котором Тор пребывал где-то с середины ночи, вполне можно было назвать одержимостью. Из тягостного сна его вышибла жгучая боль, нестерпимый зуд под кожей буквально сводил с ума, ничего так не хотелось, как остановить всё это. В груди засела заноза размером с кулак, и Одинсон с трудом соображал, что с ним происходило.       Идти к Локи он не мог, не имел права потревожить его сон, снова ворваться в спальню принца, нарушая столь желанное для него уединение. Бог грома не думал о своей жизни, о том, что, не получив помощи, он вполне мог умереть, его беспокоило лишь здоровье брата и ребёнка. Конечно, в плывущем мареве боли и безысходности он не подумал о том, что Локи предпримет вылазку в железный лес, да и откуда ему было об этом знать. Тор предпочёл бы тихо издохнуть, нежели созвать всех посмотреть на свои мучения. Помочь ему всё равно никто не смог бы, так он думал до той самой минуты, пока не услышал голос Локи.       Сейчас же, зная, что брат создал для него магическую защиту, которая охраняла его, защищала от внешних воздействий, Тор вдруг вспомнил тот случай в Мидгарде, когда Локи, направляя разрушителя, пытался его убить. Получается, это был всего лишь спектакль, советник знал, что Тор устоит, ведь сам приложил к этому руку.       Одинсон присел на постель рядом со спящим принцем и улыбнулся. Этот мелкий стервец был куда сильнее и благороднее, чем Тор всегда о нём думал. Но даже не это было самым главным, сегодня он признался, что любит его. Имел Локи в виду чисто братскую любовь или ту ненормальную страсть, которая между ними зародилась, главное — эти чувства просто есть и брат признался в этом.       Одинсон нежно провёл ладонью по щеке мага, коснулся чёрных прядей и осторожно поднялся с постели, ему стоило появиться на людях, чтобы не вызывать излишнего беспокойства. Тор кивнул Фенриру, предлагая прогуляться, а сам нагнулся, ухватившись за рукоять молота. Мьёльнир не сдвинулся с места. Озадаченный этой странностью, царь Асгарда дёрнул что было сил, пытаясь поднять грозное оружие, но вторая попытка так же не увенчалась успехом.       Одинсон обернулся к постели, Локи всё так же сладко спал, он не видел, что произошло и лучше ему пока было не знать. Фенрир непонимающе воззрился на него, но Тор в ответ лишь пожал плечами и махнул рукой на оружие, которым с детства мечтал разить своих врагов. Покидая спальню в компании Фенрира, он совершенно не нервничал по поводу досадного случая. В другие времена он точно пришёл бы в ярость, усмотрев в сложившейся ситуации вину единственного колдуна, помимо отца, который мог забавы ради лишить его возможности поднять Мьёльнир.       Сейчас же колдовской король, одолевший ведьму железного леса, мирно сопел на его постели, вместе с ним спал и малыш внутри, и это было гораздо важнее власти над какой-то железкой.

***

      Локи проснулся, ощущая лёгкость во всём теле, он сладко зевнул и перевернулся на бок. В спальне он был один. Тора и Фенрира поблизости не было, отчего маг только недовольно скривился.       Визит в железный лес, похоже, отнял у него больше сил, чем показалось на первый взгляд, даже на магическую поддержку младенца. Сам он вряд ли бы догадался о слабом месте ведьмы, уже не говоря о кольчуге брата, которую она надела на себя. Если ведьма не взбесилась бы, когда он, одолеваемый неуловимым предчувствием, стал играючи уничтожать её трофеи, добром эта встреча точно бы не закончилась. Получается, что, соединившись в один энергетический поток, два сейда, его и ребёнка, превзошли даже силу чёрной магии вековой ведьмы. Это удивительное ощущение единения и родства с зарождённой внутри него жизнью вызывало шквал разнообразных эмоций: от дикого животного ужаса до родительской гордости и нежности. Малыш ещё не появился на свет, а уже стремился спасти Тора и защитить Локи в момент опасности. Оставалось только догадываться, какие ещё сюрпризы преподнесёт сын Тора.       Лафейсон мечтательно улыбнулся, он собирался добраться до кухни, быстро перекусить, а потом найти брата и наорать на него или поцеловать. Там уж как пойдёт. Он сел в постели, спустил ноги на пол. Одинсон не стал раздевать его полностью, лишь снял обувь. Лафейсон лениво натянул сапоги и собирался подняться с постели, когда заметил мьёльнир чуть в стороне от двери.       Маг прищурился, просто рассматривая грозное оружие брата.       «Какого чёрта он опять его забыл?» — озадачился вопросом советник.       Тор слишком часто оставлял свою любимую игрушку без присмотра, а ведь грезил ею ещё до той сорванной коронации, да и потом с ней не расставался. От размышлений на тему обострившейся забывчивости брата его отвлекла неспешно распахнувшаяся дверь. Первым на пороге появился Фенрир, он прошёл в покои царя, за ним следовал Одинсон. Встретившись с Локи взглядом, Тор улыбнулся, в руках он держал уставленный угощеньями поднос: там была и тарелка с горячим супом, и свежеиспечённым хлебом, и второе блюдо — пару ножек печеной курицы с гарниром из тыквы, и сладкие булочки с яблочной начинкой, ягодный компот и пару красных яблок.       — Похоже, я вовремя, — Одинсон плечом толкнул дверь, закрывая её, и подошёл к постели, аккуратно водрузил поднос на прикроватную тумбу. — Как ты?       — Выспался, — пожал плечами Лафейсон, разглядывая ассортимент на подносе. — И, похоже, я ужасно голоден.       — Вот и отлично, — воодушевился Одинсон. — Налетай.       — Сейчас обед или ужин? — уточнил Локи, забирая с подноса тарелку с супом.       — Время близится к ужину, — отозвался Одинсон, он присел рядом на постель и перевёл взгляд на Фенрира, тот сидел рядом с молотом, словно намекал, что сейчас самое время рассказать Локи о том, что произошло, пока он сладко спал, но Тор не решался.       — Вы сами-то ели? — поинтересовался советник, поглядывая на Фенрира. Принц с таким аппетитом поглощал простой суп, словно впервые ел нечто настолько бесподобное, насколько вообще можно создать в области кулинарии.       — Да, мы перекусили, — покивал Одинсон и тут же перевёл тему: — Фолкор и Логмэр, весьма удивлённые моим утренним отсутствием, сообщили, что вопрос с посадками решён и они ожидают дождей, которые я должен призвать.       Тор нервно почесал шею. Как бы ещё он это сделал?       — Думаю, сегодня тебе стоит отдохнуть, отложим это до завтра, — отозвался Локи, он в рекордно короткое время закончил с супом и взялся за куриные ножки.       — Пожалуй, ты прав, — быстро согласился Одинсон, его подмывало расспросить о том, что произошло в железном лесу, и лишь опасность снова вызвать негодование брата заставляла его молчать.       — Спрашивай, — вдруг предложил маг, откусывая от ножки. — Тебе не даёт покоя моя вылазка к ведьме.       — Вообще-то да, — вскинулся Тор. — Локи, пойми, я благодарен тебе, но ты не должен рисковать собой или ребёнком ради меня. Ведьма могла навредить вам, и что тогда? Кто бы помог тебе?       — То есть, — Лафейсон взмахнул ножкой, указывая на брата, — ты думал, что, узнав о твоём состоянии, я просто пошёл бы книжку почитать?       — Я вовсе не…       — Я бы не стал сидеть сложа руки, пока мой брат умирает, — перебил Локи невнятное возмущение громовержца. — Боги! Ты пытался вырезать своё сердце, Тор! И думал, что я просто махну рукой и забуду?       — Если бы встал выбор, моя жизнь или твоя, — рыкнул Тор, вскакивая с постели, — я выбрал бы твою, Локи. Ты должен жить, понимаешь? Ты стал бы лучшим царём для Асгарда.       Лафейсон откусил от ножки, прожевал, поглядывая на брата и при этом размышляя на тему странного поведения Одинсона, он словно пытался винить себя во всём, что произошло. Только какой смысл в самобичевании?       — Похоже, обсуждать эту тему без ругани мы не в состоянии, — резко подвёл итог советник. — Ведьма мне не навредила, конечно, она, не соглашалась отдать твою магическую кольчугу, но наш сын её убедил, это всё, что тебе следует знать. И давай закроем эту тему. Я в порядке, правда.       — Локи, послушай…       — Нет, нет, нет, — пропел маг, заранее зная, что скажет Одинсон. — Если ты собираешься слёзно просить меня, чтобы в следующий раз я бросил тебя умирать, — этого не будет.       Лафейсон отрицательно покачал головой, давая понять серьёзность своих намерений.       — А ты не допускаешь мысли, что есть нечто более важное, чем моя жизнь? — возразил Одинсон. — Ты и ребёнок — это ведь чудо, Локи. Я знаю, никто из нас не предполагал ничего подобного, но именно это мне кажется сейчас более важным. Может, я недостоин этой жизни с тобой, этого счастья.       Локи тяжело вздохнул, весь этот бред не более чем отчаянный порыв проклятья Сурта не отпустить брата, стиснуть своими нитями так, чтобы не вырвался.       — Ну, что ты заладил?! — всплеснул руками Лафейсон. — Достоин, не достоин, какая разница?! Я люблю тебя таким, любым, каким угодно.       Локи вгрызся в ножку с такой силой, что откусил с костью, пришлось вынимать её изо рта, чтобы не подавиться. Он сладко сгрыз хрящик, пока Одинсон понуро наблюдал за ним, переваривая сказанное.       Тор всегда знал, что Локи искал одобрения Одина в своё время: ждал похвалы, хотел обратить на себя внимание отца. Ему, как и Тору, прививали вести себя достойно, во всём следовать букве асгардского закона. Брат стремился соответствовать ожиданиям, хотя это и давалось ему с трудом, в отличие от Тора. Наедине Лафейсон часто называл его глупцом, как пальцем давил на открытую рану, ведь Тору неприятно было знать о подобном отношении младшего в его сторону. Локи считал его дураком, но отнюдь не слабаком, хотя и не боялся его кулака, всегда мог отразить удар. И, несмотря на соперничество, он ни разу не рассказал отцу о том, как юный наследник устроил драку в таверне, показывая себя не с лучшей стороны, хотя сам стал свидетелем той потасовки, где друзья Тора тут же бросились ему на помощь. Локи же стоял в сторонке, пока они принимали бой. Собственно, бог грома был только рад, что юный маг не стал вмешиваться. Тор уже и не помнил, с чего началась та драка, но Локи промолчал, хотя и мог разнести слухи. Это был далеко не единственный случай, когда брат помалкивал о похождениях старшего. Он принимал Тора таким, какой он был, не без иронии и сарказма, конечно, но это всего лишь мелочи.       Одинсон опустил глаза, он потёр руки, как бы собираясь с мыслями, когда за спиной рыкнул до того молчавший Фенрир.       Локи улыбнулся, истолковав ворчанье волка как голод, и подозвал ульва к себе, тот послушно подошёл, сел рядом с принцем около его ног и гневно уставился на Тора. Лафейсон ворковал с ним, как с ребёнком, уговаривая съесть сочную ножку, и Фенрир сдался, разинул пасть и забрал из рук мага угощенье. Вообще-то он не был голоден, куда больше его беспокоило затянувшееся молчание Тора, но Лафейсон так уговаривал его подкрепиться, что пришлось уступить.       — Ты любишь меня? — вдруг неуверенно спросил Тор, когда Локи взял с подноса булочку. — После всего того, что я сделал?       — Ты мой брат, я всегда тебя любил, даже когда не признавал этого и ненавидел, — честно отозвался Локи, но улыбнулся хитро. — И уж если быть до конца искренним, что такого недостойного ты сделал?       — Ты сам знаешь, — шумно сглотнул молодой царь. — Мне нет прощения, эти кандалы, эта ненавистная тебе связь, а теперь и последствия.       Конечно, поведение Тора нельзя было считать нормальным и тем более достойным, начиная с того самого момента, как он сковал его в Мидгарде и забрал в Асгард. Тем не менее, сейчас Локи просто необходимо было знать, что ему было на кого положиться. Сейчас был не самый удобный момент винить себя в том, что произошло. С тем же самым удовольствием Локи мог обвинить сам себя в том, что потерял бдительность, какой толк об этом рассуждать?       — Ты слишком зациклился, — заметил маг. — Прекращай, потому что я ещё как-то должен родить, и мне не улыбается перспектива наблюдать, как ты будешь ныть и жалеть себя, пока я в соплях и слезах буду исторгать из себя твоего ребёнка.       — Я понимаю, — активно закивал Одинсон. — Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы облегчить роды и всё время до них.       — Ну, вот и отлично, — Лафейсон наконец откусил от булочки и сделал глоток компота, чувствуя, что они наконец достигли понимания. Для Локи всё было просто, а вот Тор, похоже, слишком много рассуждал на тему своего достоинства или его отсутствия, корил себя в случившемся, хотя Локи был виноват не меньше. Он сам отдался, будучи ётуном. Брат желал его в том обличии, видел перед собой нечто прекрасное. Тор хотел его таким — холодным и чужим, настоящим, и это не могло не вызвать отклик. Лафейсон доел булочку, мечтательно припоминая шёпот брата в ухо: «Ты мой в любых обличиях».       — Локи, кое-что случилось, пока ты спал, — вдруг прервал размышления советника царь Асгарда, маг вскинул на него спокойный взгляд, ожидая продолжения. — Понимаешь, я больше не могу владеть мьёльниром.       — В каком это смысле? — Локи удивлённо дёрнулся.       — Я не могу его поднять, потому что недостоин, — выпалил Одинсон.       — Подожди, ты имеешь в виду…       — Я не могу его поднять, не потому что не хочу, я просто не могу, — оборвал речь брата бог грома. — А как тогда я вызову дожди?       — Так, — напряжённо изрёк маг, снова опуская руку на поднос, он взял ещё одну булочку и, прежде чем откусить, пояснил: — Надо подумать.       Размышлял Локи очень странно, поедая выпечку и запивая её остатками компота. Тор ждал вердикт с беспокойством, даже Фенрир взволнованно повернул голову на мага, а тот беззаботно поглощал десерт.       Затем принц взялся за яблоко, он ел и ел, а Тор наблюдал за поведением советника, сцепив руки за спиной. Брат поглощал пищу с упоением, словно не замечал чужого присутствия. Вопрос о том, как теперь вызвать дожди, если Одинсон не мог поднять своё оружие, так и был подвешен в воздухе. Забеспокоившийся Фенрир вдруг ощутил, что повода для волнения всё же не было, а Локи просто голоден из-за ребёнка, которому необходимо питание. И малыш всего-навсего контролировал ситуацию, призывая родителя сначала поесть, а уж потом решать насущные вопросы.       Лафейсон доел сладкое яблоко и опустил огрызок на поднос, схватил второе и вздохнул, он уже приподнял красный плод, но вдруг опустил его обратно.       — Локи, всё в порядке? — осторожно поинтересовался Одинсон. — Ты в жизни столько не ел.       — Такими путями я скоро ни в одни доспехи не влезу, — пожаловался маг и решительно взялся за второе яблоко, подхватывая его с подноса.       Тор терпеливо выждал, пока брат доест, и улыбнулся, грешным делом подумав о просторном и удобном платье для мага. А потом решительно отстранил эту мысль, прикусывая язык, чтобы не сболтнуть лишнего: если он вслух предложит нечто подобное, Локи, скорее всего, отрежет ему яйца и будет прав.       — Так что ты думаешь о… — Тор развёл руками, напоминая о сути проблемы, хотя, в общем-то, он не был слишком расстроен тем, что не мог поднять Мьёльнир, это заслуженная кара за свершённое злодеяние. Единственное, что действительно волновало, так это невозможность вызвать дожди.       — Твой молот? — переспросил маг, отправляя второй огрызок на поднос. — Подожди, а причём тут Мьёльнир?       — Ну, я с его помощью призываю дожди, без него-то не выйдет, — объяснил Тор, словно Локи об этом не знал.       — Ты что, серьёзно? — покачал головой маг. — Ты правда не в курсе, что твои силы от Мьёльнира не зависят? Ты бог грома, Тор, а не молотов. Эта железка всего лишь проводник, так проще сконцентрироваться на цели и высвободить энергию. Сделать это напрямую без подготовки гораздо сложнее.       — Подожди, но я думал, что без молота это невозможно? — искренне удивился Одинсон.       — Это тяжело, если ты привык пользоваться некой вещью вместо того, чтобы направлять поток энергии напрямую, но, разумеется, возможно.       — С трудом в это верится, — покачал головой Тор.       — Знаешь, мама как-то обмолвилась словом, что ты вызвал гром и молнии, шквальные ветра и дожди на несколько дней, когда она отлучала тебя от груди, — Лафейсон задумался, припоминая, откуда у него вообще была такая информация, прежде он этого не знал или знал, но забыл. — По-моему, она говорила это какой-то фрейлине, когда та рассказывала про своего ребёнка.       — Серьёзно? — удивился Тор, сам он об этом ни разу не слышал. — Мне она ничего такого не говорила. Ты случайно об этом узнал?       — Похоже на то, — Локи отмахнулся. — Но не в этом суть, а в том, что ты способен использовать свои силы без молота.       — А если я не смогу? — развёл руками Одинсон. — Сколько мне нужно этому учиться? Дожди нам нужны со дня на день, нет у нас времени ждать. Может, ты знаешь какое-то заклятье, чтобы призвать дождь?       — Может, и знаю, — Локи хмыкнул и улыбнулся. — И если ты меня хорошенько попросишь.       Фенрир вдруг повёл носом, чувствуя буквально ударившую в нос малиновую сладость. Запах исходил от принца, и, кажется, он тонко намекал, что уговорить его следовало таким методом, который Кристер счёл бы вспышками слабоумия. Ульв гораздо быстрее Тора понял, о чём, собственно, шла речь, он неторопливо поднялся на ноги и отошёл от постели. Волк устроился у стены рядом с молотом, положил морду на скрещенные лапы и стал наблюдать внимательными янтарными глазами за развитием событий.       — Всё что угодно, Локи, только скажи, — подобострастно отозвался Тор.       Маг едва удержался, чтобы не выругаться, его намёк братец пропустил мимо ушей. Одинсон стал каким-то дёрганым после того, как узнал о ребёнке, казалось, он боялся даже прикасаться к нему в страхе навредить. Или же причина могла крыться в том, что проклятье медленно, но верно ослабляло своё давление. Возможно, не за горами был тот момент, когда Тор вообще перестанет испытывать необходимость в их порочных играх. В таком случае ему тем более следовало успеть взять от жизни всё.       — Присядь, — Лафейсон указал на постель, где недавно так доверительно сидел брат. Тор понурился, но просьбу выполнил, присел рядом и, повернувшись, заглянул советнику в глаза. — Насколько я понял, ты объяснил членам совета, что я чем-то занят, поэтому не был на обеде и не явлюсь на ужин.       — В общих чертах и не вдаваясь в подробности, — отчеканил Одинсон. — У нас пока одна проблема на повестке дня — проклятье. Они вроде ничего не заподозрили, поэтому для всех ты занят исследованиями именно в этой области.       — Отлично, — Лафейсон растянул губы в довольной улыбке. — Меня радует, что ты осваиваешь моё излюбленное ремесло.       — Какое? — удивился Тор.       — В большинстве своём это называется ложь, — пожал плечами маг.       — А я думал, тебе не нравится, что я тебя обманул? — Одинсон тяжело сглотнул.       — Разумеется, — кивнул маг. — Неужели ты не видишь разницы между безобидным и опасным обманом? Речь шла о твоей жизни, это не самый лучший момент для сокрытия, согласись?       — Мне казалось иначе, — честно объяснил свою позицию Тор. — Я не хотел тебя беспокоить, после нашего разговора тем более.       Лафейсон опустил ладонь на колено Тора и аккуратно его сжал, хитро заглядывая в глаза бога грома.       — В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем врать мне, — предупредил маг.       — Хорошо, Локи, — улыбнулся Одинсон, соглашаясь с правотой брата.       Маг кивнул, довольный тем, что они наконец договорились, и подался вперёд, нежно целуя Тора в губы. Царь удивлённо моргнул, на поцелуй не ответил, лишь озадаченно уставился на брата.       — Локи, тебе нужно отдохнуть, — осторожно пояснил своё, мягко говоря, странное поведение Одинсон.       — Я чувствую себя отлично, — начал маг, ухмыляясь. — Но, если у тебя болит голова или что-то вроде того, я могу оставить тебя одного, отдохнёшь, наберёшься сил.       Ладонь мага соскользнула с ноги Тора, и только в тот момент он понял, что упустил свой шанс.       — Подожди, — Одинсон схватил брата за руку, как всегда выше запястий, стараясь ненароком не задеть браслеты, он быстро привлёк внимание брата и тут же отпустил. — Я вовсе не устал, я просто боюсь навредить тебе и ребёнку.       — А я уж подумал, что ты больше меня не хочешь, — Лафейсон небрежно хмыкнул и решительно отыграл свою мстительную партию до конца: — Я даже успел призадуматься, выйдет ли из Кристера хороший любовник.       — Что?! — рыкнул Одинсон, вскакивая с постели. Говорить серьёзно Локи не мог, это и дураку понятно, но попытка вызвать ревность сработала.       — А что такого? — продолжал гнуть свою линию советник. — Может, мне с ним и понравится.       Одинсон стоял над братом, как ревнивый муж, сжимая и разжимая кулаки, Локи же пытался скрыть свой весёлый настрой, но так и не смог: сперва его губы растянулись в хитрой улыбке, а потом он просто от души рассмеялся, довольный своей выходкой.       — Ничего смешного, — рыкнул громовержец, когда Локи наконец отсмеялся и даже потёр глаза, похоже, у него даже слёзы радости выступили.       — Ну не скажи, ты просто своё лицо не видел, — Лафейсон поднял руки, касаясь ладонями торовых бёдер, скрытых бронёй, ему приходилось высоко задирать голову, чтобы вдоволь насладиться тем, как менялось лицо брата. — Иди ко мне.       Тор боялся сорваться, но по-другому с Локи вообще не бывало. Братец, словно кукловод, вечно дёргал за ниточки, заставляя плясать под свою дудку. В последнее время Тор, в общем-то, уже и не был против такой расстановки приоритетов в их отношениях.       Бог грома без зазрения совести завалил свою чёрную гадюку на постель, устроившись между стройных ног и навалившись всем телом, стал терзать ядовитые губы. Локи вцепился в него мёртвой хваткой, обнимая руками и ногами, не возмущался, что ему тяжело, не жаловался, когда Одинсон стал буквально рвать на нём одежду, чтобы добраться до шеи, он позволял ставить себе засосы, кусать и вылизывать. А ещё Локи так томно ёрзал под ним, доводя до умопомрачения, что Тор едва успел выпутаться из штанов, а уже понял, что долго не продержится. Лафейсон просунул руку между их телами и стал мягко надрачивать сочащийся смазкой член, а когда Одинсон с рыком кончил, хрипло рассмеялся и снова утянул брата в долгий поцелуй.       Едва успев перевести дух, Тор взялся стаскивать с брата штаны, а попутно и сапоги. Локи блаженно раскинул ноги в разные стороны, предоставляя себя в полное распоряжение любовника. Одинсон не спешил. Он сполз вниз, устроившись между ног советника, помассировал обнажённые бёдра, согревая прохладную кожу, скользнул кончиком языка от пупка вниз, оставляя прохладную влажную дорожку.       — Тор, — голос у Локи дрогнул, и это оказалось вдруг так приятно, словно брат не мог контролировать себя сейчас. — Сделай так ещё раз.       Одинсон удивился, но просьбу выполнил, обвёл кончиком языка пупок, заставляя Локи вздрогнуть, и провёл влажную дорожку вниз. Тор больше не стал мучить брата ожиданием, уверенно накрыл ртом его горячий и готовый к подвигам член. Он ласкал его неторопливо, а Локи не требовал ничего конкретного, быстрее или глубже, просто мял в руках покрывало и стонал.       Маг предупредил Тора коротким рваным «я сейчас» о том, что уже близится к развязке, но Одинсон и не подумал отстраниться. Сглатывая вязкое семя, он вдруг осознал нечто важное. Если бы в детстве и юношестве Локи был столь же любим, как в этот самый момент, был счастлив и чувствовал сопричастность с асами, возможно, не обозлился бы на отца и самого Тора. Получается, он никогда не любил по-настоящему и его никто не любил настолько, чтобы сделать счастливым.       Тор выпустил член Локи изо рта, облизнул губы и уткнулся ему в бедро, переводя дух. Братец судорожно выдохнул и, дотянувшись ладонью до светлой макушки, нежно погладил Тора по волосам.       — Ты в порядке? — вдруг подал голос маг. На нём всё ещё были некоторые элементы верхней одежды, как и на Торе, и от них хотелось избавиться, но Локи вдруг ощутил странные вибрации, непонятно только, относилось это странное ощущение к магии Сурта или к самому Тору.       — Я хочу кое-что сделать, — отозвался Одинсон, поднимая голову. — Только тебе это не понравится.       — Сделай, а там посмотрим, — ухмыльнулся Лафейсон, верно рассудив, что Тор не навредит.       На самом деле Локи решил, что речь о каком-то эксперименте в постели, но Тор вдруг поднялся и исчез из поля видимости. Маг нахмурился, но ему было слишком хорошо, чтобы беспокоиться о странностях, да и любопытно было, что там придумал Одинсон. Пока братец копошился у своего бельевого шкафа, он лениво расстёгивал тунику, снять полностью не успел, поскольку Тор вернулся. У постели он скинул верхние облегченные доспехи, обнажая мощную грудь, сверкая своей соблазнительной наготой. Лафейсон ухватил взглядом чёрные отметины проклятья и едва заметные тонкие красноватые полосы вокруг сердца.       Одинсон со знанием дела продемонстрировал советнику длинную красную ленту. Лафейсон приподнялся на локтях, прищурился, рассматривая странную находку, у ленты были рваные края с одной стороны и гладкие с другой, словно Тор просто оторвал лоскут от одежды, не исключено, что от своей же парадной накидки.       — Если ты собираешься накинуть мне петлю на шею, я думаю, это не лучшая идея, — озадаченно произнёс маг. — Я такими вещами не увлекаюсь.       — Совсем дурак? Это для другого, — оскорбился Тор. — Я уверен, ты никогда не согласишься на официальную церемонию бракосочетания. Но есть старинный обряд, когда супруги связывают запястья вместе, свои жизни и судьбы. Ты ведь знаешь, о чём я говорю.       — Знаю, конечно, — хмыкнул Локи. — Удивляюсь только, откуда тебе это известно.       — Не всё, что преподавали наши наставники, я пропустил мимо ушей, — спокойно отметил Тор.       — Ещё один способ меня сковать? — маг выгнул чёрную бровь и, скривив губы, упал на спину, прикрыв глаза. Сколько ещё способов братец предпримет, пытаясь его окольцевать и держать под боком в надёжной клетке.       — Вообще-то я делаю тебе предложение, — серьёзно произнёс Одинсон. — Это равноправный союз.       Лафейсон дёрнулся, открыл глаза и, нахмурившись, снова приподнялся на локтях.       — Равноправный союз? — уточнил Локи. — Серьёзно? Значит, ты плохо слушал, братец, и не понял, в чём суть обряда.       — И в чём же? — развёл руками Одинсон, не понимая, по какой причине Локи вдруг ощетинился. — Объясни мне.       — Это принятие друг друга, Тор, — Лафейсон приподнялся и сел в постели. — Обоюдное уважение решений, которые принимает та или иная сторона, это полное взаимопонимание, и, что куда более важно, обряд рассчитан на разнополых существ, соединяясь воедино, они познают суть друг друга и дополняют её своей энергией. Если ты ещё не понял, мы не совсем подходящие существа для такого обряда.       — Это единственная причина? — осторожно поинтересовался Тор.       Локи устало вздохнул, понимая скрытое возмущение брата, его возможное недовольство.       — Послушай, если тебе станет от этого легче, ты можешь завязать эту тряпку на моём запястье и на своём, дать клятву верности, но не жди, что я отвечу тем же, — покачал головой Лафейсон. — Мы с тобой и так достаточно связаны, родственными узами и любовными, и даже ребёнок появится в скором времени — это и так слишком много.       — Прости, — понурился Одинсон. — Я думал, это будет важным шагом, пусть никто и не будет об этом знать, но…       — Вот именно, — перебил Локи. — Ещё это показательный обряд, чтобы заявить, что партнёры заняты и связаны.       — Хорошо, — вдруг резко согласился Тор. — Если ты считаешь это глупостью, куда мне спорить с тобой.       Одинсон отшвырнул тряпицу в сторону, а волк за спиной недовольно заскулил, заставив его обернуться, а Локи закатить глаза. Тор хмыкнул, разделяя недовольство волка, но спорить с братом, как всегда, — бесполезное дело.       — Лучше иди сюда, — Локи схватил Тора за руку, заставляя обернуться, и потянул на себя.       Вот тут Одинсон уже не стал спорить. Свою глупую выходку он сгладил поцелуем, брат, похоже, тоже не собирался напрашиваться на выяснение отношений, искать правых и виноватых в сложившейся ситуации, он затягивал Тора в объятия, жадно целовал в ответ, постанывал ему в рот.       Одинсон подозревал, что Локи никогда не откроет ему свои истинные чувства, поскольку просто боялся полностью довериться ему. К сожалению, никакие слова и увещевания тут не помогут, может быть, со временем что-то изменится, а пока был этот совершенно безумный момент их жизни, когда Локи стонал под ним, умолял и проклинал. Тор не спешил, он многому научился у брата в последнее время, не только врать, но и с удовольствием выматывать нервы.       Под звуки сладких и таких желанных стонов он растягивал тугое нутро, мягко, но настойчиво подготавливал брата, покрывая поцелуями его живот, скользил языком вокруг пупка, жадно вдыхая терпкий аромат его кожи, безумно хотелось наконец войти в него, подчинить, получить своё, но Одинсон, несмотря на собственное неудобство, затягивал с подготовкой, доводя советника до исступления. И потерял терпение, когда Локи прошептал его имя сорвано, умоляя.       Тор не спешил сорваться на бешеный ритм, сегодня он неожиданно чуток и нетороплив — это раздражало Локи, хотя и льстил сам факт подобной реакции. Маг пытался подобрать слова для издёвки, чтобы расшевелить Тора, вызвать бурю, но его разум был неожиданно чист, как белый лист, словно не было никогда ссор и обид. Лафейсон смиренно принял правила и просто нежился в этом сладко-тягучем танце, поддаваясь желаниям брата.       После они лежали на постели, обнявшись, молча, заглядывали в глаза друг другу, словно оба пытались найти ответы на вопросы, которые никто так и не произнёс. Никто из них так и не решился заговорить или высказаться по какому-то поводу.       Локи почувствовал, как просела постель под весом Фенрира уже в полудрёме. Где-то на грани сна его охватило беспокойство. Красная лента фигурировала в оговорке как один из ключевых моментов, а Локи просто отверг предложение Тора, поскольку не подумал, что это могло непосредственным образом относиться к делу. В итоге маг заснул раньше, чем смог определиться, важно всё это или нет.

***

      Утро встретило Локи тихим копошением в комнате. Он потёр глаза и зевнул, вместо Тора под боком у него лежал Фенрир и увлечённо поглядывал в сторону двери. Приподняв голову с подушки, Лафейсон попутно погладил зверя между ушей, потеребил за холку и, нахмурившись, стал наблюдать, как совершенно голый братец занимался утренними «упражнениями». Ульва, похоже, тоже забавляла ситуация. Растрёпанный Тор ходил вокруг своего молота, пристраиваясь то с одной стороны, то с другой, то одной рукой пытался подхватить Мьёльнир, то двумя. Он прилагал все свои физические силы, чтобы приподнять его, отчего напрягались его руки и ноги, рельефный пресс и шея. Тор поджимал губы в попытке сосредоточиться и совладать со своим молотом, а Локи обнял Фенрира и вместе с ним подглядывал за царём. В конечном счете, он заговорил первый:       — Как бы забавно это ни выглядело со стороны, — хрипловатым со сна голосом начал советник, — хоть убей, я не понимаю, почему ты не можешь его поднять?       Тор не удивился, услышав его голос, заметил краем глаза, как за ним наблюдали уже двое зевак.       — И для меня это загадка, — вздохнул Одинсон, поднимая глаза и отпуская рукоять. — Я думал, что дело во мне, в том, что я не достоин, но теперь уже сомневаюсь.       — В чём именно? — заинтересовался Локи, он приподнялся, снова зевнул и сел поудобнее, скрестив ноги в позу лотоса. Фенрир с любопытством повёл ушами, словно и сам участвовал в разговоре.       — Ты вчера сам сказал, что любишь меня любым, даже потерявшим достоинство, — напомнил Тор, отчего-то ему казалось, что сегодня Локи запоёт по-другому, станет ссылаться на вчерашнюю нервотрёпку и усталость. С него станется обернуть свои слова шуткой.       — Так и есть, — кивнул Локи без издёвки в интонации, так спокойно, словно любил его целую вечность и только сейчас, без страха услышать в ответ слова пренебрежения, признался в этом. Тор даже опешил на миг и пауза затянулась. — Тор, ты в порядке?       — Да, — покивал Одинсон, опомнившись. — Так вот я о чём. Я думал, это от меня зависит, ну, понимаешь, я корил себя из-за всего, что произошло между нами, и, наверное, неосознанно я сам себя наказал тем, что не могу поднять Мьёльнир, поскольку не достоин.       — Ну, ты загнул, — хмыкнул Локи. — Хотя я понимаю, к чему ты клонишь, и в этом есть здравое зерно. Ты перестал винить себя в том, что случилось, но молот поднять так и не можешь.       — Именно так, — развёл руками Тор.       — Разумное предположение, — Лафейсон задумался. — Значит, дело не в тебе. Но тогда в чём?       — Есть кто-то третий, — предположил Одинсон. — Единственный, кого я знаю и кто мог ограничить мои права на Мьёльнир, — это отец.       — Глупости, — отмахнулся Локи. — Теперь он не может. Значит, следующий в твоём списке я, так ведь? Как удобно, когда в Асгарде один-единственный маг, который точит на тебя зуб, тут и гением не надо быть, достаточно просто указать в мою сторону.       — Локи…       — Нет, я вовсе не удивлён, можешь не искать оправдания.       — Я не имел в виду тебя, — поспешил объясниться Одинсон, Локи скривился и покачал головой, не веря словам брата. — Но даже если бы это сделал ты, я не стал бы закатывать скандал. Меня беспокоит не сам факт того, что я не могу поднять молот, а то, что вызвать дожди без него — для меня задача непосильная. Даже если ты сам будешь учить меня использовать силу напрямую, как думаешь, сколько веков мне потребуется, чтобы освоить такую тонкую науку?       Локи недоверчиво прищурился, Одинсон рассуждал вполне здраво.       — Есть предположения, кто мог это сделать? — осторожно полюбопытствовал маг.       — Понятия не имею, — отозвался Тор. — Я просто не хотел, чтобы ты слишком переутомлялся, но теперь, кроме тебя, дождь точно никто вызвать не сможет.       — Ладно, я сделаю вид, что поверил всем твоим словам, — усмехнулся Локи. — Потому что обижаться на тебя, когда ты голый, очень тяжело.       — Правда? — удивился Одинсон. — Так может, мне всегда ходить без одежды?       — Как твой советник, не рекомендую этого делать, — Локи покачал головой. — И ещё, пока ты не в состоянии справиться с Мьёльниром, я хочу, чтобы при тебе всегда был Гунгнир. Совет Асгарда это только обрадует, поскольку молот в большей степени подходит для полководца, но не для царя.       — Хорошо, — быстро согласился Одинсон.       — И хватит уже улыбаться, — отчитал брата советник. — Я слышу, как ты думаешь, Одинсон.       — И о чём же я думаю? — деланно удивился Тор, поймав прямой взгляд Локи, он расправил плечи — красовался.       — Как бы завалить меня обратно в постель, — бросил Локи. — Даже не думай. До завтрака я хочу успеть посетить библиотеку.       Тор не стал перефразировать заявление брата, где подразумевалось бы, что это сам Локи хотел бы завалиться с ним в постель, и с хитрой улыбочкой наблюдал, как брат поднимался с постели. Пока маг копошился, собирая свою одежду, Фенрир уже ожидал его у двери, по-видимому, собирался сопровождать принца сам.       — Может, тебе помощь нужна? — поинтересовался Одинсон, пока Локи одевался.       — Ты будешь только мешать, — отрицательно покачал головой Лафейсон, это прозвучало довольно грубо, но затем маг поднялся с постели и, приблизившись, поцеловал его в губы, правда, перехватил запястья, не позволяя затянуть себя в объятия. — Увидимся в большом зале.       Локи распахнул дверь, пропуская Фенрира вперёд, вышел следом за ним и плотно затворил за собой. Только оставшись наедине, Тор позволил себе улыбнуться. Собирая с пола наспех скинутые вчера доспехи, он наткнулся взглядом на красную ленту, которую оторвал от полы своей накидки. Бог грома бережно свернул её и положил в нижний ящик прикроватной тумбы. Тор мог бы дать Локи клятву верности вчера, завязать на своём запястье ленту и в слепой уверенности, что это убедит брата в его чувствах, наслаждаться своей выходкой, но не стал. Сегодня осмыслив свой вчерашний порыв, Одинсон понял, что Локи и без всего этого любил его, он спас ему жизнь, он был согласен делить с ним не только ложе, но и ответственность. Разве этого мало?       Одинсон освежился в купальне, облачился в доспехи и, собираясь выйти из спальни, привычно ухватил рукоять молота. Мьёльнир не сдвинулся с места.       — Ну и чёрт с тобой, — фыркнул Одинсон и вышел за порог.       Тор решил, что следовало послушать брата и взять Гунгнир, который отправили в королевскую сокровищницу. Главный хранитель, как и всегда, встретил Тора с затаённым опасением во взгляде, Одинсон, в свою очередь, пожелал ему доброго утра. Как и подобает царю, он был учтив.       Тор сообщил о том, что желал забрать Гунгнир, его просьбу Ингиред выполнил беспрекословно. Он передал в руки царя золотое копьё и, услышав благодарность, просто проводил отпрыска всеотца настороженным взглядом. С тех пор, как Ингиред узнал о том, что Тор сковал своего брата, одного из сильнейших колдунов, он не переставал беспокоиться о будущем Асгарда.       Обладая рядом исключительных способностей, обозлённый Локи вполне мог уничтожить то немногое, что осталось от Асгарда, но ничего не происходило, хотя младший принц и в обход магии браслетов имел возможность усугубить ситуацию. Когда же слухи о странностях царя достигли Ингиреда, он немало удивился сложившейся ситуации. Тор буквально как коршун оберегал Локи, слово принца — теперь закон и его распоряжения выполнялись вне зависимости от того, что сам Тор об этом думал. Сейчас же по дворцу ходили ещё и слухи о том, что братья вели некую теневую политику. Пересуды вокруг влиятельных персон — дело обычное, если бы только Ингиред не знал об истинном положении вещей. Что, если Локи лишь выжидал удачного случая для своей мести, когда Тор будет наиболее уязвим, а вместе с ним и весь Асгард?       Шагать по замку с Гунгниром в руках было как-то странно, Одинсон вдруг ощутил себя стариком, которому для поддержания власти подойдёт даже такое неудобное оружие, при необходимости он мог защитить себя, но в основном Гунгнир в руках чувствовался как бутафория. Скорее Тор бросит его и станет отбиваться кулаками, если возникнет подобная ситуация.       Минуя тренировочное поле, где спозаранку собрались асгардские воины, Одинсон чувствовал, как на него бросали любопытные и уважительные взгляды, так смотрели на отца, стоило ему оказаться в окружении асов или военачальников. Тор совершенно не был готов к тому, что выглядел как многоуважаемый старец. Пусть Локи всегда его дразнил за любовь к громоздкому оружию, которым только головы сносить, но, чувствуя приятную тяжесть молота в руке, он хотя бы понимал, что с этим делать. А сейчас словно играл чужую роль.       Вместо того, чтобы принять вызов, как в былые времена, он лишь прошёл мимо, уважительно кивнул и только. Тор ускорил шаг, направляясь в сторону радужного моста, он заметил на тренировочном поле и Сиф, казалось, она совершенно беззаботно отражала удары своего боевого соперника. Казалось, что для неё бой — это смысл жизни, неудивительно, что она так разнервничалась, когда он угрожал насильно выдать её замуж. Не всякий мужчина потерпит такую страсть к битвам у своей жены, а Сиф уж точно не поступится своими принципами, коль скоро снова обрела возможность держать меч в руках.       Добравшись до портала Бифрёста, Тор демонстрировал полную серьёзность. Хеймдалль встретил царя, понурившись под нетерпеливым взглядом его глаз.       — Вижу, ты в добром здравии, — говорит страж со вздохом. — Сразу надо было ему сказать.       — Ты знал, куда он отправился? — недовольно бросил Одинсон. — Ты понимаешь, что подверг их опасности?       — Я не мог иначе, — повёл плечами Хеймдалль. — Он спросил, я ему ответил. О том, куда он отправился, я не знал, пока не услышал после его возвращения.       — Я хотел огородить его, я отдал тебе приказ, — Тор нахмурился.       — И я исполнил бы его в случае необходимости, — кивнул страж. — Поверь, я не дал бы Локи в обиду, совет узнал бы от меня обо всём.       — То есть на твоё послушание я могу рассчитывать лишь посмертно? — Одинсон сжал Гунгнир сильнее, чем это требовалось.       — Если бы речь шла о ком-то другом, поверь, я исполнил бы твой приказ в точности, только с Локи обычные правила не срабатывают.       Одинсон вздохнул, но негласно признал правоту собеседника. На этом они и расстались, Тор отправился обратно в замок, а Хеймдалль вернулся к своему обыденному занятию — наблюдал за тем, что происходило за пределами Асгарда.       Локи и Фенрир появились в обеденном зале даже раньше Тора, и ему хватило одного-единственного взгляда на брата, чтобы почувствовать: что-то было не так. Маг был раздражён, хотя и пытался скрыть своё состояние за улыбкой и учтивой беседой с Логмэром. Его взгляд немного смягчился, когда прислуга подала на стол кашу с фруктами. Ульв, заметив вошедшего в зал царя, уставился на него с немым вопросом во взгляде, это показалось Тору странным, но он решил заранее не строить предположений на этот счёт.       Атмосферу в обеденном зале можно было назвать непринуждённой, если бы Локи не прятал от Тора взгляд, а Кристер, будучи осведомлённым о статусе отношений принцев, не следил бы так пристально за их поведением.       Наконец с завтраком было покончено, и Локи, как ужаленный, подскочил со своего места и позвал Тора обсудить нечто важное. Фенрир остался сидеть на своём месте, не желая встревать в этот разговор.       На вопрос Тора: «В чём дело?», маг не ответил, жестом позвал брата следовать за ним, и Одинсон беспрекословно шёл рядом, ещё пока не подозревая, в чём было дело. Когда же Локи свернул в сторону покоев брата и, обогнав его, устремился вперёд, Одинсон остался чуть позади, не останавливая советника. Брат целенаправленно привёл Тора в спальню, он обернулся, когда царь затворил за собой и отставил Гунгнир за дверью, прислонив к стене.       — У нас проблемы, — быстро проговорил Локи, хмурясь.       — Здорово, — Тор улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. — Может, ты уже объяснишь, в чём дело или хотя бы какие у нас проблемы. Потому что я не очень понимаю.       — Я не могу вызвать дождь, используя свой сейд, — понуро ответил маг. — Я несколько раз попробовал, заклинание простое, использовать его несложно, но я не смог.       — Ты только успокойся, ладно, — Одинсон приблизился, но Локи тут же отскочил от него, словно испугался.       — Это ещё не всё, — маг обошёл Тора по кругу, опасаясь приближаться. — Помнишь, когда отец изгнал тебя, он лишил тебя силы?       — Помню, хотя это странно, ведь ты только недавно говорил, что от молота сила не зависит, просто для меня проще использовать Мьёльнир, — Одинсон не совсем понимал, к чему клонил его брат.       — Всё верно, — осторожно кивнул маг. — Но ты не слышал того, что слышал я, когда Один низверг тебя в Мидгард, ты не мог знать, каким образом вернёшь себе право на молот.       — Я тебя не понимаю.       — Один сказал тогда: «Кто бы ни взял этот молот, если достоин, будет обладать силой Тора». Я был тогда в Мидгарде и пытался его поднять, но не смог, не удивительно, да?       Локи выждал буквально пару секунд, ожидая реакции, но Тор не подтвердил его слова и не опроверг, просто ждал дальнейших разъяснений.        И маг со вздохом заговорил снова:       — Когда я не смог вызвать дождь, используя заклинание, мне вдруг пришла в голову дикая мысль, и я просто…       — Локи, ты меня пугаешь, — не выдержал Одинсон. — Ты здоров?       — Сложно сказать, — покачал головой Лафейсон и решительно приблизился к двери, однако не для того, чтобы уйти, он нагнулся и ухватил рукоять Мьёльнира, а затем развернулся к брату, демонстрируя поднятый на уровень груди молот.       Локи ожидал, что Тору такая новость уж точно не понравится, но вместо обвинений в его адрес царь широко улыбнулся, с восторгом разглядывая гордого и величественного мага.       — Потрясающе, — дал свою оценку Одинсон, склонив голову на бок. — Не слишком утончённое оружие для тебя, но выглядишь ты впечатляюще.        — Ты что, не понимаешь, что это значит? — взвился Локи, потрясая Мьёльниром в руках. — Из-за меня ты не можешь взять молот, точнее, дело не во мне. Я думаю, дело в ребёнке. Я уж точно не вхожу в ряды достойных.       — Не говори ерунды, — отмахнулся Тор. — Если поднял, значит, достоин, и теперь ты можешь вызвать дождь, может, прямо сейчас попробуешь?       — Лучше когда стемнеет, — отговорился маг. — Ещё не хватало, чтобы какие-то слухи пошли. Не понимаю, я думал, ты взбесишься из-за этого.       — С чего бы мне? — развёл руками Тор.       — Ну не знаю, — маг поторопился вернуть на место торов молот, а когда выпрямился, сразу попал в объятия брата, что так неожиданно оказался за его спиной.       — Ты был прав, Локи, в прошлом я был заносчивым и тупым, — вдруг признался Одинсон, обнимая брата за талию и касаясь губами его волос. — Я не ценил того благородного мальчишку, который всё время был для меня опорой. Но больше этого не будет.       — Не зарекайся, — грустно бросил маг. — И не давай пустых обещаний.       — Не сомневайся в моей любви, — прошелестел Одинсон на ухо брату.       Локи дёрнулся в его руках, и Тор не сразу смог понять, раздражён Локи его глупым признанием или напоминанием о временах их вражды, а может, он счёл эти слова за насмешку, но отпустил, как только Лафейсон рванул из рук.       Локи, в свою очередь, развернулся и прежде всего взглянул на брата внимательным взглядом, осознавая его правоту. Горе потери и разлуки, все те невзгоды, что выпали на долю Тора, заставили его повзрослеть и поумнеть. Таким, как прежде, он уже не будет, сложно сказать хорошо это или плохо, просто так есть.       — А теперь поцелуй, — бросил Локи с проблеском улыбки на губах, как тогда.       Тор стремительно приблизился, обхватывая Локи руками за талию и накрывая его губы своими губами, ловя сладкий стон. Отвечая на поцелуй, маг обнял в ответ, наслаждаясь близостью Тора. Лишь на мгновенье разум ухватился за шальную мысль о красной ленте, о том, что Локи должен наконец решиться и сделать важный шаг.