***
Асгард стремительно расцветал, и ни у кого уже не было сомнения в том, что проклятье будет разрушено усилиями младшего принца, ныне советника царя. Что именно предпринял для этого Локи, не знал никто. Фригг пыталась его расспрашивать, но он бессовестно её обманывал. Может, она чувствовала, как маг отговаривался, его объяснения лишь отчасти походили на правду. Однако всего он рассказать не мог. Помимо прочих волнений ему не давала покоя вторая оговорка. Он сам отказался принять предложение Тора, отверг красную ленту как символ союза, и брат больше не заговаривал об этом. Возможно, он просто выжидал время, надеялся снова попытаться сделать ему предложение. Локи не был полностью уверен, следовало ли соблюсти последовательность оговорок или они воплотятся каждая сама по себе в строго отведённый для этого момент. Порядок или хаос? Что именно преобладало в данном случае? Наличие множества условностей буквально сводило мага с ума. Голова шла кругом от каждодневного варева мыслей, которые Локи прокручивал снова и снова. «Что, если я умру? — этот вопрос он задавал себе наиболее часто. — Тор сможет справиться с воспитанием детей в одиночку?» «Тор расскажет кому-то правду о том, что малышей выносил и произвёл на свет я? Ну, хотя бы матери он должен будет всё объяснить», — с надеждой размышлял Лафейсон, надеясь на благоразумие брата. «Что будет с Фенриром? Тор ведь не откажется от него потому, что я умер. Ведь это я взял на себя ответственность за жизнь ульва». Однажды Локи довёл себя подобными размышлениями до слёз, когда принимал ванную. Он разрыдался, как кисейная барышня, и даже не заметил, как в купальню ворвались перепуганные Тор и Фенрир. Одинсон тут же подскочил к нему и поспешно, но очень осторожно вытащил из воды, подхватив на руки, понёс в спальню. Понимая, что его позорное состояние стало очевидным для Тора, маг разревелся пуще прежнего. Его трясло, как осиновый лист, он всхлипывал и квакал, судя по звукам. Глотая слёзы, Локи с трудом понимал, что именно брат приказал Фенриру и куда поспешно удалился размытый от слёз силуэт. Когда же Лафейсон оказался завёрнут в плед в горячих объятиях брата, мыслительный процесс словно закипел с удвоенной силой. «Если я умру, Тор ведь возьмёт себе жену, и какая-то девица станет мачехой для моих детей, — с одной стороны, Локи злил сам факт подобного развития ситуации, но ведь он отлично понимал, брат не может быть вечно один. — Хорошо, если его избранница будет доброй и любящей, как Фригга». «А если я останусь жив, — проскользнула залётная надежда, — всё будет ещё хуже». «А если буду мёртв — тоже мало хорошего», — все его варианты сводились к одному: плохо будет в любом случае. Локи отчаянно хотел жить, но он боялся, поскольку снова оказаться один уже не хотел, но ещё неизвестно, сохранит ли Тор к нему прежние чувства или хотя бы уважение. Может, он и будет любить их детей — скорее всего, будет, а вот самого Локи — ещё не факт, и всё это вышибало мага из равновесия, бередило ему душу и мутило разум. Тор шептал что-то успокаивающее ему в ухо, не подозревая при этом, что мучало его, а Локи не понимал ни слова, словно забыл асгардский язык; брат целовал его шею, губы, лоб, а он словно находился в прострации. Когда же вернулся Фенрир, Лафейсон заслышал мужской голос: — Я принёс успокоительное, — сообщил размытый силуэт голосом Кристера, и Локи, рыдавший без перерыва уже около получаса, потерял все силы, он стих, но слёзы бесшумно катились по его щекам. — Локи, надо выпить, — взволнованно сообщил Тор, аккуратно смыкая его руки на стакане с жидкостью, подкрашенной чем-то коричневым. — Давай, мой хороший, просто выпей и поспи. Кристер не без удивления наблюдал, как Одинсон успокаивал брата, откровенно прикасаясь к нему, как делал бы это супруг, с нежностью и лаской он уговаривал, а не приказывал выпить снадобье. Целитель отлично видел, что Тор был взволнован не меньше мага всей этой ситуацией, но ради брата пытался сохранять спокойствие, переживая стресс Локи вместе с ним, но без нервоза. Нередко мужчины готовы были лезть на стену, когда супруга находилась в положении, перестройка организма в этот период провоцировала частые смены настроения, когда любая мелочь могла вывести из равновесия. Но Локи женщиной не являлся, и как именно влияла на него ситуация — можно было только догадываться, до конца они всё равно не узнают. Оставалось надеяться лишь на то, что часть организма, принадлежащая ётуну, возьмёт своё и процесс вынашивания и родов будет хоть сколько-то естественным. Из рук Тора Локи принял стакан и выпил взахлёб, опустошая сосуд, затем Одинсон убрал его на прикроватную тумбу. Маг всхлипнул и потянулся к брату, прижался к нему, Одинсон бережно обхватил его руками и выдохнул, когда тот вжался влажным лицом ему в шею. Локи ещё пару раз всхлипнул и медленно расслабился, глаза начали слипаться, и потянуло в сон. — Что произошло? — осторожно спросил Кристер, он устало присел на постель, Фенрир таращился на Локи обеспокоенными жёлтыми глазами. — Он мылся, — тихо ответил Тор, прижимая Локи к себе. — Фенрир вдруг вскочил с места и рванул в купальню, я следом за ним. А он сидит и ревёт, я никогда его таким не видел. — Я говорил тебе об этом, — пожал плечами Кристер. — Его поведение может быть крайне нестабильным, от лёгкого волнения до паники. Он не может это контролировать, старайся реагировать как можно спокойней. — Я так и делаю, — отозвался Одинсон, бережно сжимая брата в своих объятиях. Тор чувствовал, как Кристер буравил его взглядом, и не вполне понимал, почему целитель молчал, если желал высказаться. — Если ты хочешь сказать что-то, я слушаю. Локи тихо сопел на ухо, он заснул, и это было хорошо, значит, до утра он будет в порядке и точно не услышит, о чём Одинсон будет разговаривать с поздним гостем. — Как это случилось? — произнёс Кристер и тут же покачал головой, как бы пытаясь исправиться, поскольку вопрос звучал непонятно: — Как всё началось между вами? — Спонтанно, — осторожно отозвался Тор, он шумно сглотнул, поскольку его раздражало любопытство целителя, однако он не мог повысить голос, давая понять, что это было их личное дело. — Прости, что вообще спрашиваю об этом, — отмахнулся целитель. — Если ты беспокоишься о Локи, я ничего не имею против, — мягко пояснил Тор. — Но если ты имеешь на него какие-то виды… — Боги всемогущие! — возмутился Кристер, но тут же обеспокоенно взглянул на мага, тот не проснулся, и это было только к лучшему. — Я не влюблён в него. Просто вы особо не ладили до твоего изгнания, а после… Целитель замолчал под пристальным взглядом царя. Когда проскользнуло это много о чём говорящее «после», взгляд Тора стал темнее. После было падение брата в бездну, траур, война, потери. Воспоминания причиняли тупую боль, и говорить об этом Тор не хотел. Разумеется, он понимал, что со стороны их отношения с братом выглядели нелепо и слишком странно, вопросы напрашивались сами собой, но Одинсон просто не знал, как объяснить ситуацию. Он не мог признаться кому-то в том, что склонил Локи против его воли, отнял у принца его законные права. — Сейчас всё иначе, — веско заявил Тор, ему не хотелось оправдываться перед Кристером. — Я вижу, — Кристер не решился спросить ещё что-то, пытаясь оценить ситуацию и разобраться в хитросплетениях братских чувств. По большому счёту это было не его дело. Вот только целителя не оставляла мысль, что положение Локи каким-то образом было связано с оговорками, о которых маг обмолвился, но так ничего толком и не рассказал. — Доброй ночи, Тор. Пожелание Кристера прозвучало искренне, он поднялся с постели, бросил взгляд на Фенрира и сказал уже ему: — Не волнуйся, с Локи всё в порядке, — сообщил целитель. — Он просто перенервничал. Утром состояние нормализуется. — Кристер, — позвал Тор, привлекая к себе внимание позднего гостя. — Спасибо тебе. — Я пока ничего ещё не сделал, — нервно покачал головой асгардец. Тор погладил Локи по волосам, тот спокойно спал, он размеренно дышал и не должен был услышать того, что Одинсон боялся произнести вслух. — Кристер, скажи честно, — громовержец тяжело сглотнул. — Какие у него шансы? Целитель шумно выдохнул, он прикрыл глаза на мгновенье, словно размышлять на эту тему ему было физически больно. — Пережить роды? — едва слышно уточнил собеседник, и Тор даже не кивнул, у него всё на лице было написано. — Я сталкиваюсь с таким впервые и не могу дать никаких гарантий. Мы с Нарвенном сделаем всё, что в наших силах, остальное зависит от Локи, от сил его организма. — Я боюсь, что Локи не станет бороться за жизнь, — Тор опустил глаза и судорожно выдохнул. — Он хочет, чтобы наши дети появились на свет даже ценой его жизни, и это приводит меня в ужас. — Могу тебя понять, — кивнул целитель. — Но заранее ничего не могу сказать. Кристер больше ничего не сказал, он молча ушёл, и Тор его не останавливал. На утро Локи проснулся в хорошем расположении духа и, замечая обеспокоенность, с которой на него смотрел Тор, начал расспрашивать о том, что случилось вчера. Конечно, он помнил, как разревелся и Одинсон укрыл его в своих объятиях, но что было потом? Бог грома нехотя рассказал о беседе с Кристером, не затрагивая при этом обсуждение вероятности удачных родов. Советник не нуждался в уточнениях, он понимал, как все эти странности, связанные с вынашиванием двойняшек, пугали брата. И хотя Локи тоже боялся, ему хотелось успокоить брата. Только пообещать, что всё непременно обойдётся и в итоге сложится хорошо, маг не мог, поскольку не ведал, каким будет исход, а вот отвлечь Тора — задача посильная. — Я надеюсь, ты не обещал казнить нашего единственного верховного целителя в случае, если я забудусь и проявлю к нему дружескую симпатию, которую ты можешь воспринять за любовный интерес? — Лафейсон растянул губы в улыбке и выглядел таким довольным, словно его вчера короновали. — Ты серьёзно? — насупился Одинсон. Очевидные провокации брата с целью вызвать его ревность всегда действовали безотказно, Локи об этом знал, а Тор не стал бы спорить, что методы советника были всегда результативны. Но сейчас, когда Лафейсон улыбался только ему, бог грома был готов заткнуть внутренний голос, нашёптывающий ему мерзкие слухи о скорой измене. Советник повёл плечами. — Я беспокоюсь о его здоровье, и это нормально, — честно ответил маг. — Твой гнев это не совсем то, что нужно сейчас Асгарду, совету, а главное — мне. — И что же нужно тебе? — осторожно поинтересовался бог грома, ставя желания Локи превыше всего остального. Лафейсон ухмыльнулся и, облизнув губы, потянулся за поцелуем. Брат не говорил словами, он делал это иначе. И Тору сейчас было всё равно, что будет дальше, этот момент был бесценен. Тусклый свет за окном, очередное серое утро, которое своим сиянием озарял Локи. Он не светился в буквальном смысле, но Одинсон словно оказался под лучами чёрного солнца, это удивительное светило в равной степени было благодушно и опасно. Сын Лафея был рождён править Ётунхеймом, вместо этого ему досталась участь младшего брата да к тому же приёмного сына, и Локи потух, как гаснут звезды, едва рождённые вселенским потоком, а сейчас он набирал силы, только что за этим последует — перерождение или возрождение? Тор не хотел ни о чём думать, когда Локи оседлал его бёдра, не отрываясь от губ. Всё началось с нежных ненавязчивых поцелуев и прикосновений, а переросло в жадные домогательства. Одинсон раскинулся под любовником, поглаживая его бёдра, он не собирался перехватывать инициативу, и брату это, кажется, нравилось. Оторвавшись от припухших торовых губ, советник облизнулся и расплылся в довольной улыбке. — Возьми меня, — вдруг предложил бог грома. Локи удивлённо моргал, голос у брата был чуть хриплый, а улыбка осторожная, хитрая, незнакомая магу. — Что? — растерялся Лафейсон, всмотрелся в глубину знакомых глаз. — Сам-то понял, что предлагаешь мне? — Конечно, — чуть кивнул Тор. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной, к тому же пока мы ещё можем это провернуть, когда живот станет больше, будет не очень удобно. — То есть когда я разрожусь, ты не планируешь довериться мне? — Локи красноречиво выгнул чёрную бровь. — Это такой акт жалости, пока меня мучают истерики? Тор нахмурился, его задумчивый и прямой взгляд отчего-то заставил мага вздрогнуть и тяжело сглотнуть. Советник словил себя на мысли, что начал придираться к брату на пустом месте, и вдруг потерял запал. Хотелось просто обнять своего царя и не думать о всяких глупостях. — Локи, мне кажется или ты намеренно каждый раз пытаешься отговориться, когда я предлагаю смену ролей? Лафейсон не думал об этом прежде, но сейчас, когда Тор высказался на этот счёт, вдруг понял, что Одинсон сделал довольно проницательное замечание. Маг растерянно забегал глазами и занервничал. Он открыл рот, собираясь ответить, но ничего не мог из себя выдавить, поэтому сжал губы в тонкую полоску и, придержавшись за сильные плечи брата, быстро соскользнул с него. — Локи, ну прости, — спохватился Одинсон, понимая, что, не желая того, обидел брата, он рывком сел в постели. — Если ты думаешь, что сейчас неудачный момент, ты только скажи… — Да, — резко бросил маг. — Неудачный момент не то слово. Лафейсон тут же подскочил с постели и зашагал в сторону купальни, сверкая наготой, Тор скривился от досады, а, когда маг хлопнул дверью, закрыл лицо ладонями, потёр пару раз, пытаясь собраться с мыслями. Что ж, Тор признал свою вину — сглупил. Может, и было похоже его предложение на акт жалости, если взглянуть на ситуацию со стороны брата. Локи никогда не был слабее, хотя и не являлся сторонником открытой конфронтации, в нём скрывалась сила иного толка. Магический потенциал наравне с подвижным умом всякий раз поражали врага так же точно, как если Тор ударит Мьёльниром. Во времена их первых походов в рядах армии отца Локи показывал себя великолепным стратегом, он не раз вытаскивал самого Тора и его друзей из переплётов. Он был непревзойдённым магом, амбициозным наследником, сильным воином и обаятельным мужем. А Тор просто предлагал себя, как будто Локи не смог бы с ним совладать. Уж кто-кто, а брат при необходимости хоть силой его в постель уложит, хоть лаской. И между тем Тор всякий раз совершал одну и ту же ошибку: недооценивал Ётунхеймского принца. Столько разглагольствований о равноправии между ними, и каждый раз он опять за своё: «Мы равны, но я сильнее». Если Тор ещё надеялся сгладить ситуацию, пока Локи находился в купальне, то, когда маг показался из-за двери, прошёл к гардеробу, в котором, помимо вещей Тора, теперь имелись и запасные вещи для любовника, повседневные и для сна, стало ясно: Лафейсон не собирался обсуждать ситуацию, к примирению он тоже не был готов, хотя они, в общем-то, не ругались. Локи спокойно надевал на себя одежду, стараясь придать движениям больше естественного хладнокровия, а между тем ему просто хотелось разорвать тряпки в клочья и разораться на пустом месте. Но срываться на Тора он не хотел. К счастью, Одинсон наблюдал за ним молча и не пытался больше заговорить или извиниться, пожалуй, только это и спасло брата. Когда же Локи, полностью облачённый, обернулся и встретился взглядом с богом грома, то в выражении его лица мелькало непонимание и раздражение, но вместе с тем и нежность. Фенрир не спал, он тоже пристально следил за действиями советника, но в его жёлтых глазах затаилось беспокойство. — Останься с Тором, — сказал Локи, обращаясь к ульву, и тот обеспокоенно переглянулся с царём. А в следующий момент оба прикрыли глаза от слепящего потока активации Тессеракта. Фенрир с опозданием вскочил на ноги, растерявшийся из-за странного поведения Локи. Ведь утро так хорошо началось, сладкий малиновый аромат, клубившийся в покоях братьев, говорил о том, что Локи был в прекрасном расположении духа, но всё вдруг переменилось, Фенрир заметил примесь смолистой горчинки, присутствовавший в комнате, и тем хуже, что маг попросил его остаться с Тором. — Ему нужно побыть одному, — произнёс Тор, обращая на себя внимание обеспокоенного волка. — Иди сюда. Фенрир послушался, залез на постель, и Одинсон улыбнулся ульву, нежно потрепал по голове. Волк задумчиво смотрел в сторону гардероба, а думал о сущности столь разных запахов и разной степени преобладания в ситуациях, когда Локи был настроен на романтический лад и, наоборот, подвержен воинственным порывам. У Фенрира складывалось впечатление, что в своём чреве отец носил разнополых младенцев. — Локи нужно свободное пространство, — продолжал объяснять царь со вздохом, не ведая о думах волка. — Он так долго был один, что сейчас постоянное присутствие рядом ещё кого-то выводит его из себя, тем более в его положении. Тор хотел верить, что всё именно так и было, а иначе он просто успокаивал себя, ничего более.***
Место для перемещения Локи выбрал спонтанно. Он даже немного удивился и вздрогнул, когда оказался в садах Идунн. Его появление стало неожиданностью для стайки маленьких синегрудых птиц, они тотчас взметнулись вверх, и Локи с улыбкой проводил их взглядом, простым движением руки скрывая Тессеракт. Локи огляделся по сторонам, и, к счастью, не отыскав взглядом лишних наблюдателей, он приблизился к самой близко растущей поросли яблони и, присев на корточки, словно греясь у невидимого костра, выставил ладони вперёд. Лафейсон больше не мог игнорировать те странные ощущения, которые вызывали его нерождённые дети в отношении Тора. Если раньше могло показаться, что всплеск энергии возникал лишь из-за его собственного внутреннего дискомфорта, то сейчас маг определил бы своё состояние как абсолютное принятие Тора и одновременно раздражение и ненависть к нему. Но эти сверхэмоциональные состояния, выходящие за границы разумного, не рождались в его сердце или личных помыслах, основываясь на его воспоминаниях или реагируя на новый уклад жизни или нового Тора под властью магии Сурта. Тут было что-то другое. Локи невесело усмехнулся, шумно выдохнул, ощущая, как его руки становились тёплыми, как покалывало кончики пальцев, а энергия, направленная им, струилась в недра асгардской земли, он думал лишь о том, что было два малыша в его утробе: один люто ненавидел Тора, а другой — безгранично любил. Лафейсон прикрыл глаза, поскольку суртова паутина отвечала на слив благодатной энергии, что уничтожит её рано или поздно, редкими, но колючими толчками. Локи обуревала грусть и непомерная радость оттого, что малыш ещё не появился на свет, а уже желал защитить его от любой опасности. «Это будет сильный ребёнок, — между делом проскользнула мысль. — Такой же, как Тор». Локи старался не думать об этом слишком много, но ему казалось, что родятся два мальчика. Во всяком случае, они будут родными братьями, и в борьбе за трон сойдутся два равноправных наследника. Паутина клокотала и буквально визжала, заставляя Локи кривиться от противного скрежета, который слышал только он, однако приходилось продолжать, непомерно большая концентрация энергии без периодического избавления от неё могла навредить окружающим и самым близким к нему — Тору и Фенриру. Локи также чувствовал себя значительно лучше после того, как призывал дожди, используя Мьёльнир, артефакт вытягивал из него все излишние потоки силы, чем стабилизировал энергетические центры. Локи не знал, сколько времени ему понадобилось сегодня, чтобы избавиться от излишек, может, минут десять он неподвижно просидел рядом с яблоней или чуть меньше, ноги затекли, и он с радостью выпрямился и вдохнул полной грудью. Чужое присутствие Локи определил не сразу, окидывая взглядом лесной массив, обросший зеленью и всё сильнее напоминавший красочные картины из его памяти об Асгарде. Истлевший град асов преображался, снова стремясь к возрождению. Никогда ещё маг не ценил свой дом так сильно, как сейчас. Прежде он принимал Асгард как данность, после раскрытия тайны его рождения маг возненавидел своё пристанище, после падения мечтал воцариться в мире людей и запрещал себе думать о прошлом. А сейчас он вступил в новую эру правления Тора и восстанавливал свой дом на пепелище… Их общий дом. — Ты сегодня один?! — раздалось откуда-то из-за спины. Локи тут же подобрался и обернулся. Он не заметил присутствия Сиф лишь от того, что она стояла в отдалении, их разделяло приличное расстояние, но не слишком большое. Взгляд воительницы, подозрительный, неприятно скользил по его телу, словно она подбирала удачный манёвр и отмечала для себя области, наиболее подходящие для удара. Сиф выглядела привычно: удобные боевые доспехи на стройном теле, струящиеся по плечам чёрные волосы, только вместо обычного для девы недоверия в глазах её была ненависть. — Я не один, — ухмыльнулся Локи. — Тебе что-то нужно? — Ты что-то делал, — уверенно бросила Сиф, делая несколько шагов в его сторону. — Творил свою магию. — Разве это тебя касается? — Лафейсон внимательно наблюдал за ней. — Я думаю, нас всех касается то, что ты делаешь для того, чтобы снять проклятье. Ты не даёшь отчёта на совете, это настораживает, — Сиф сделала ещё пару шагов вперёд, но она всё равно стояла достаточно далеко, Локи не опасался. — Ты держишь совет в неведении и, скорее всего, неспроста. Я тебе не верю, Локи. — Главное, на мой взгляд, что мне верит Тор, — едко бросил маг. — Не знаю, как ты его обманул, но я развенчаю твой обман, будь уверен, — предупредила Сиф. Локи засмеялся ей в лицо с чувством собственного достоинства и захватившего его веселья. Она никак не могла успокоиться, и, хотя это раздражало Локи, он не мог винить её в желании доказать Тору, что он пригрел на груди змею. Отсмеявшись, Лафейсон всё ещё весело улыбался, наблюдая, как лицо Сиф неприятно исказила ненавистная гримаса. Он не упустил возможности испортить настроение воительницы своим фееричным уходом. Точнее, Локи просто использовал магию, скрывая себя иллюзией невидимости. Сиф возмущённо зарычала, когда маг испарился прямо на глазах. В её пустой ярости Локи не видел угрозы. Сейчас советника больше заботили другие дела, и Сиф была последним, о чём он собирался волноваться. За завтраком в большом зале разноголосие чужой болтовни никак не давало Тору сосредоточиться, он не мог расслышать, о чём переговаривались Локи и Кристер, Фенрир сидел рядом с магом и чутко прислушивался к разговору, а Одинсон нервно постукивал ногой по полу, но этого тоже никто не замечал. Тихо вела себя только Сиф, она ковырялась в своей тарелке и не участвовала в разговорах. Одинсон всё пытался оценить поведение брата: специально Локи заставлял его ревновать или просто общался с целителем без задней мысли? Они были непозволительно близко, Локи усмехался и отмахивался от слов собеседника, но тот нагнулся к его уху и сказал что-то такое, отчего маг моментально стал серьёзным. Советник отвлёкся, повернулся и на пару секунд перехватил взгляд Тора, но тут же снова его внимание вернулось к целителю. Лафейсон отрапортовал о чём-то, а затем в центре его внимания была только тарелка с едой. Кристер вздохнул: похоже, беседа выдалась не из лёгких, и коротко посмотрел на царя. Тор непроизвольно сжал кулаки, но, когда почувствовал, как в его руке гнулась вилка, тут же взял эмоции под контроль. Ему так хотелось ударить кулаком по столу, чтобы привлечь внимание, но это выглядело бы глупо, да и Локи перестал любезничать со своим другом. После завтрака Локи и не думал ускользать, он терпеливо дожидался, пока все разойдутся, Тор тоже не спешил. За ними наблюдала Сиф, так пристально, словно ожидала от мага некоего подвоха. Локи ухмыльнулся, и ему до дрожи хотелось сейчас подойти к Тору и впиться в его губы, чтобы Сиф надолго запечатлела в памяти этот момент, он наслал бы на неё серию навязчивых снов. Но в их с Тором ситуации это было непозволительной роскошью. Наконец терпение советника иссякло, и он любезно попросил брата об аудиенции. Одинсон с готовностью подскочил со своего места, словно только и ждал приказа, Фенрир так же немедленно соскочил со своего насиженного места. Сиф обеспокоенно наблюдала, как принцы в сопровождении волка удалились из большого зала, при этом Лафейсон чуть обернулся, и Сиф увидела на его губах мстительную усмешку. «Тор в моей власти», — безмолвно сообщала кривая гримаса мага. — Она снова донимает тебя? — поинтересовался Тор, когда заметил показное поведение брата в сторону старой боевой подруги. Сиф не должна была слышать их беседу, поскольку они уже вышли в коридор. — Я наткнулся на неё в садах Идунн сегодня утром, когда ушёл из спальни, — спокойно объяснил Локи, будто утро не подпортило его вздорное поведение и уход. — Похоже, она видела, как я избавлялся от излишек энергии, и решила, что я плету интриги, гублю почву, не знаю, что могло прийти ей на ум. Но знай, мой царь, она собирается разоблачить мой обман и вырвать тебя из рук мерзкого паука, то есть моих. — Как поэтично, — Тор широко и по-доброму улыбнулся, искоса глядя на него. — А если серьёзно, будет неплохо посадить её под замок на некоторое время. — В каком смысле? — Локи нахмурился. — В подземелья Асгарда, — пожал плечами Тор. — Месяцев так на пять. — Не говори ерунды, — маг покачал головой. — Она не станет на меня нападать, в этом я уверен, может, пустит ещё какие слухи, но открытое нападение довольно сомнительно. К тому же она лишь убедится в своей правоте, если ты отправишь её в заточение. — Это тоже верно, — задумчиво покивал Тор. — Послушай, а откуда у тебя взялись излишки энергии? — А ты догадайся, — Локи красноречиво указал на свой живот. — И в следующий раз, когда я буду беситься на пустом месте, ты должен понимать, что это не совсем я реагирую на внешние раздражители. Утром я… — Не надо, Локи, — спокойно оборвал Одинсон. — Я всё понимаю. Фенрир фыркнул, вызывая у братьев короткий приступ смеха, оба они остановились и просто смеялись, причём сами над собой и забавной манерой Фенрира вовремя встрять в беседу, его немногословные хмыканья говорили больше, чем развёрнутый монолог. В действительности это было неважно, понимал ли Тор, что творилось с Локи, знал ли его брат о волнениях царя насчёт своего советника и любовника. Главное — они были способны идти на компромиссы, значит, найдут выход из любой ситуации.***
За последние месяцы пустяковые ссоры возникали не так уж часто, хотя нередко Локи балансировал на грани срыва. Чем больше становился живот, тем беспокойнее вёл себя сын Лафея. Однако Тор всеми силами оберегал его от любых внешних раздражителей. Теперь уже они с Фенриром, как два волка, не отходили от мага ни на шаг, это не обсуждалось. Одинсон просто не позволял брату отлучаться одному никуда, кроме купальни. Дружеский визит в Асгард нанёс царь Ванахейма. В основном он восхищался стойкостью асов: всё же они дали отпор проклятью Сурта и готовы были взять над ним верх. Между делом речь зашла о семейных ценностях, и царь Ванахейма вдруг обратился к Локи с просьбой оценить возможный союз между Асгардом и Ванахеймом, поскольку сам Тор не принял во внимание его предложение. Лафейсон растянул губы в улыбке, бросив взгляд на брата, тот моментально нахмурился, едва заметно отрицательно качнул головой. — Я боюсь, мой брат воспринимает всерьёз лишь хрупкую и скоротечную красоту мидгардских дев, — ответил Лафейсон, выражая волю царя по этому поводу. — Ничто не сможет разубедить его в привлекательности этой расы. Царь Ванахейма ответом был глубоко озадачен и даже расстроен, он хотел бы поспорить с мнением Тора, но понимал всю бесполезность своих доводов. На этой невесёлой ноте венценосный гость и окружавшая его свита засобирались домой. После занимательной беседы с гостями Логмэр и Локи отправились проводить ванов, Фенрир привычно не оставлял отца ни на минуту, он также последовал за ним. И уже на радужном мосту, стоило только порталу закрыться за ванами, Хеймдалль сообщил, что советнику лучше как можно быстрее урегулировать конфликт, разгоревшийся в тронном зале. Маг немедленно активировал Тессеракт и уже через пару минут смог вмешаться в разгоревшуюся ссору между царём и упрямой Сиф. Воительница улучила удачный момент и в открытую высказала свои опасения относительно давления со стороны советника на царя в вопросах экономического плана и личного характера. Тор метал молнии прямо в большом зале, испуская наэлектризованные волны, готовые уничтожить Сиф на месте. Пальцы царя оплетали яркие разряды, а глаза горели первозданной силой. На краткий миг Локи обескуражено открыл рот. Ничего подобного Лафейсон ещё не видел, ярость Тора вырвалась наружу, заставляя силу, которая была дана ему от рождения, прийти в движение без использования молота. Губы мага невольно растянулись в довольной улыбке. Он не мог наглядеться на своего брата, который бросал в сторону воительницы свирепые взгляды и орал на неё так, словно она ослушавшаяся его служанка. Маг обвёл языком пересохшие губы, не сводя взгляда с бога грома: сегодня Одинсон был истинно достоин своего имени. — Локи, — Логмэр тронул плечо советника. — Вмешайся, Тор вне себя, это плохо закончится. — Уведи Сиф, — приказал маг. — Я поговорю с братом наедине. Локи и Логмэр спешно приблизились к царскому трону, возле которого асы затеяли свой спор. Фенрир оскалил клыки, неотрывно следя за Сиф. Одинсон заметил наконец троицу наблюдателей и рыкнул на воительницу так, что она вздрогнула: — Разговор окончен! В пылу перепалки Сиф не заметила появления свидетелей за своей спиной, слишком была увлечена Тором. Как же она хотела достучаться до его разума, но Локи словно поработил его, затуманил его мысли, заставил безоговорочно верить себе. — Как ты не понимаешь, он использует тебя и когда добьётся своего, то… — Довольно! — взревел Тор, сжимая кулаки, вокруг которых змеями свивались электрические разряды. — Пускай договаривает, — встрял маг, появляясь в поле зрения воительницы и вклиниваясь между ней и Тором с таким видом, словно служил царю щитом и опорой. Оскалившийся Фенрир собирался втиснуться между ними, но Локи дал ему знак рукой не встревать. — Не о чем тут говорить, — Тор опустил ладонь на плечо мага, показывая тем самым, что брат отныне был под его защитой и никто не сможет поколебать его веру в Локи. — Ты предатель и убийца, — бросила Сиф прямо в лицо принца, сжимая кулаки от бессилия доказать свою правоту. — Я не верю ни одному твоему слову. — Хватит, Сиф! — Логмэр оказался за спиной воительницы, он схватил её за руку, удерживая от глупых порывов к нападению. — Если ты продолжишь в том же духе, я буду вынужден настаивать на твоём заключении. — А я полностью поддержу эту инициативу, — мстительно бросил Тор, убеждаясь в целесообразности такого исхода. — Давайте все сейчас успокоимся, — мирно предложил Локи, он вовсе не собирался поддерживать Тора в этом вопросе, поскольку понимал, что всему виной влияние Сурта. Конечно, Сиф всегда не доверяла ему, сейчас она ещё и ревновала свою первую детскую любовь, но во многом под гнётом проклятья. — Логмэр, уведи её, а я поговорю с братом. Сиф на удивление быстро сдала оборону и согласилась удалиться вместе с Логмэром, братья ещё слышали, как она возмущалась, делилась соображениями со своим спутником. Когда же двери в большой зал затворили и Локи обернулся к Тору, глаза бога грома приобрели привычный оттенок, но его грудь вздымалась от волнения, а от кистей рук к плечам скользили разряды, переливаясь ультрамариновым светом. — Как же она мне надоела, — опасно понизил голос Тор. — Сколько можно цепляться к тебе? Фенрир согласно фыркнул, привлекая к себе внимание принцев. Локи покачал головой, с улыбкой взглянув на ульва, в жёлтых глазах плескалось объяснимое беспокойство, и если названному сыну ещё можно было растолковать, что действие вражеской магии влияло на помыслы асов, то Тору об этом лучше не говорить, и маг перевёл тему: — Ты хотя бы заметил, что смог обуздать свою силу без помощи молота? — тепло усмехнулся Лафейсон, переводя взгляд на брата. Тор не ответил на его улыбку, он нахмурился, взгляд стал тяжёлым и непроницаемым. — Я хотел свернуть ей шею, — честно объявил Одинсон, его руки и правда вздрагивали, когда он орал на Сиф, желание любой ценой заставить её заткнуться вполне могло перерасти в жажду крови. — Я очень плохо себя контролирую. — Ты не прав, — покачал головой маг. — Ты блестяще себя контролировал, а сейчас тебе надо успокоиться. Тор собирался хмыкнуть и поинтересоваться, как же он с этим справится, а Локи просто прижался вплотную и потянулся к его губам. Одарив лёгким поцелуем неуступчивые уста, маг обхватил плечи Тора, позволяя ему почувствовать свою поддержку. Одинсон сдался, целуя в ответ, чувствуя, как Лафейсон вплетал пальцы в его волосы. Тор обнял брата за талию, одной рукой привычно касаясь живота в защитном жесте. Одинсон не знал, от кого пытался огородить малышей — от себя или внешнего мира, но теперь он делал так постоянно. Локи позволил Тору перехватить инициативу, братец целовал его так, словно завтра уходил в поход и вернуться обратно уже не надеялся, будто это была его последняя возможность насытиться близостью с самым дорогим существом и другой возможности уже не представится. Его объятия были двояки: с одной стороны, повелительные — так царь обнимает свою супругу, а с другой — нежные, как отец обнимает своих детей. И то, и другое верно, для Локи было очевидно отношение брата как любовника и отца. Лафейсон с жаром ответил на поцелуи брата, цепляясь за него, желая этой близости и где-то в глубине души надеясь на то, что этот удивительный Тор, прогнувшийся под гнётом проклятья, останется к нему таким же пылким, когда паутина Сурта истлеет. Тор первый оторвался от губ брата, оба они тяжело дышали, маг ухмыльнулся, его шальной взгляд всё скользил по лицу бога грома. Одинсон внимательно посмотрел в колдовские очи мага, выискивая там хоть проблеск лжи — проклятая Сиф со своими обвинениями никак не выходила из головы. Конечно, Тор взбесился, когда она стала обвинять Локи в сговоре с Суртом, потом в его желании захватить трон через наследников, поскольку Тор сам открыл ему дорогу к престолу. — Ну как, успокоился? — шутливо поинтересовался Локи, демонстративно облизывая губы. — Не сказал бы, — хмуро ответил Одинсон, отрицательно качая головой. «Обмани меня хоть тысячу раз, я всё тебе прощу, только будь со мной», — просил Тор, не размыкая губ, но с надеждой вглядываясь в глаза брата. Локи оскорбится, если он скажет об этом вслух, по этой причине Одинсон молчал. — В таком случае тебе следует выпустить пар, — деловито сообщил Лафейсон и нахмурился, оглядываясь по сторонам: для воплощения его плана тронный зал был неудобен, здесь было всего одно место, где Локи мог присесть, и он колебался, стоило ли показательно посягать на территорию, принадлежащую Тору. — Твоя истинная сила высвободилась, тебе нужно время, чтобы научиться управлять ею без молота, но это потом… — Думаешь, я никогда больше не смогу поднять молот? — Тор нахмурился, отвёл взгляд, лишь бы Локи не увидел в них подозрение. — Сможешь, когда малыши появятся на свет, — уверенно сообщил Локи, будто знал наперёд, что грядёт в будущем. — Но зачем тебе это? Ты гораздо мощнее, когда сила идёт непосредственно изнутри. Так, мне срочно нужно присесть. — Тебе плохо? — Одинсон тут же забыл о своих малодушных рассуждениях, осматривая мага. — Надо позвать Кристера. — Мне просто надо присесть, — Лафейсон кивнул в сторону золотого трона, что долгие годы занимал Один, который на время вынужденно уступили ему, а теперь законный правитель — Тор, и это нисколько не смущало мага. Как бы там ни было, всеотец хотел отдать бразды правления Тору. — Ты позволишь? — Давай я помогу тебе подняться, — Одинсон немедленно подхватил Локи за талию, готовый тут же поднять на руки. — Тащить меня не надо, — тут же осёк советник с независимым видом. Тор придерживал его под руку, соглашаясь на условия брата. Фенрир фыркнул за спиной, чувствуя знакомый малиновый дух, уселся у подножия трона и с любопытством следил за братьями. Какой-то своей частью он, наверное, тоже был извращён, поскольку наблюдать за любовными играми асов ему нравилось. На родине его точно определили бы как испорченного, поскольку его отношение к окружающему миру было сильно искажено. Вот только поделать с этим он ничего не мог и не хотел. Он дома, и его тут понимали. Локи и Тор спокойно относились к вторжению в свою интимную жизнь, и Фенрир как никогда прежде чувствовал свою принадлежность к семье. Братья преодолели ступени, и маг уселся на трон, придерживаясь за подлокотники, Тор стоял над ним с обеспокоенным видом, пытаясь определить, насколько Локи было плохо в данный момент, однако братец не выглядел уставшим или подавленным. Лафейсон поднял голову и посмотрел снизу вверх, ухмыльнулся криво и чуть безумно, как на взгляд царя. — Ну что ж, — Лафейсон скользнул по телу Тора таким взглядом, от которого последний нервно сглотнул. — Хочешь, чтобы я встал на колени перед тобой? — поинтересовался Одинсон. Чего ещё мог попросить Локи, оказавшись на троне отца? И в этом тоне старшего брата сын Лафея усмотрел упрёк. Извечное недоверие, которое невозможно было преодолеть. Где-то в глубине души магу было даже любопытно, что такого ему надо сделать, чтобы заслужить доверие Тора. Но ответ не приходил. — А ты встал бы, если бы я попросил? — Лафейсон опустил руки на гладкие отшлифованные подлокотники, у него был важный вид, царская стать и непоколебимый взгляд, он ждал ответ. Тор улыбнулся и начал нагибаться, смиренно доказывая свою верность, но Локи остановил его, как только понял, к чему все шло: — Я не просил об этом, вечно ты спешишь с выводами. Просто мне нужна удобная позиция… Локи замолчал. Тор вздрогнул, когда советник коснулся рукой его паха, словно прикосновение мага прожгло плотную кожу штанов. Одинсон сделал попытку отступить, но маг, предвидя это, схватил его запястье, повелительно сжал. — Спокойно, — резко бросил маг, заставляя оставаться на своём месте, и сел на самый край трона, вклинивая одно колено между ног царя, при этом с улыбкой прижался щекой к его паху, обнимая руками за бёдра. — Локи? — голос бога грома дрожал, поведение брата смущало его. Тор решительно не понимал, что нашло на советника. Он устал и ждал поддержки? Или ему было плохо? Одинсон не знал, последует за странным поведением брата вспышка недовольства или нежности. А пока Одинсон настороженно рассуждал над происходящим, Локи немного отстранился, посмотрел снизу вверх своими зелёными глазами, растянул губы в озорной улыбке. Тор и отстраниться не мог, опасаясь, что просто стащит Локи с трона, и при этом явно был не готов к его странным нападкам. Зато сын Лафея действовал быстро и чётко, пальцы лёгкими движениями ослабили шнуровку, и маг нетерпеливо потянул штаны вниз, оголяя Тора ровно настолько, что любой, кто вошёл бы в зал, обязательно увидел голую задницу бога грома, а он сам в деталях мог рассмотреть достоинство Тора и не отказал себе в удовольствии, прижался губами к низу живота, заставляя любовника вздрогнуть и опустить руки ему на плечи то ли в попытке отстранить, то ли удержаться. — Локи, это как-то… — хрипло пробормотал Одинсон, руки на плечах вздрогнули, стоило советнику огладить одной рукой голую задницу, а другой привычно обхватить дрогнувшую в ладони плоть и лизнуть головку, вызывая вымученный стон. — Так нельзя, Локи… Неправильно это как-то. Локи мог бы многое сейчас сказать и припомнить, что Тор сам с ним делал ночами и среди бела дня, пока никто не видел, но маг лишь хриплым от возбуждения голосом бросил в ответ: — Заткнись и не мешай мне получать удовольствие. Тору было стыдно до красных пятен, покрывающих лицо, смотреть, как Локи без стеснения обхватил его губами и бесстыдно позволил ворваться в свой рот. Он шумно дышал и стоял без движения, отказываясь верить, что брат делал это с ним в тронном зале. Тору и не обязательно было смотреть, как Локи скользил по всей длине, заставляя плоть крепнуть под жарким натиском, он остро ощущал каждое движение его губ. Как бы это ни выглядело со стороны, но сейчас Локи был хозяином положения, а Тор — словно истукан в его руках, в нём было столько напряжения, которое просто не отпускало. Обвинения Сиф крутились где-то у кромки сознания, странная выходка Локи лишь подпитывала его беспокойство. «Локи обманывает снова и снова», — услужливо подсказал мерзкий голос в его голове. Тор зарычал, когда Локи схватил его за задницу, и вздрогнул, чувствуя скользнувший между ягодиц палец. Лафейсон коснулся сжатого входа, снова вызывая краску смущения на лице бога грома, и, когда маг издал довольное мычание, при этом массируя уже двумя пальцами там, где Одинсон никому не позволил бы себя касаться, Тор больше не сдерживался, тонул в пелене удовольствия, с наслаждением вплетал пальцы в чёрную мягкость волос, надавливал на затылок брата, заставляя взять ещё глубже, Локи послушно выполнял молчаливый приказ и снова с наслаждением стонал, когда его палец даже без смазки проникал внутрь едва ли по первую фалангу. Это оказалось совершенно не больно и не унизительно, полноценной растяжки явно не выйдет, но, похоже, Лафейсон не ставил такой цели, и Тор не зажимался, ему слишком хорошо было сейчас, он больше не понукал братом, просто массировал кожу головы, внутри всё сжималось в тугой узел, и Локи словно чувствовал это, его движения стали отрывистыми, он почти ударялся носом о торов пах, и богу грома одновременно хотелось отстранить его и в то же время застыть в этот моменте как можно дольше. Локи не проделывал с Тором ничего подобного прежде, хотя позволял ему доводить себя до исступления столь интимными ласками. Одинсон не ждал получить подобный ответ от брата, в глубине души понимая: как бы Локи ни хорохорился напоказ, он никогда не простит ему подчиняющие кандалы и вынужденную связь. Тор кончил с утробным рыком, слишком поздно он осознал, что позволил себе излиться в рот Локи, бёдра дрожали под ладонями брата, когда царь пытался с опозданием отстраниться. Маг цеплялся крепко, почти впивался ногтями, заставляя подчиниться, и выпил его без остатка. Когда Локи выпустил опавший член Тора из своего рта, Одинсон уронил на него взволнованный взгляд, он ещё не отошёл от оргазма, но волнение за любовника перебивало наслаждение от его проделки. Советник выглядел странно, словно больной или уставший, если на первый взгляд, однако он сделал пару неспешных вдохов, облокотился на спинку трона, собирая кончиком языка капли семени с уголков тонких губ, и улыбнулся. — Локи, я… Не надо было, ну это… — Тор нёс какую-то несвязную чушь, пытаясь высказаться по поводу того, что произошло пару минут назад, но слова как-то не шли. Ему хотелось показать свой восторг и одновременно отчитать брата за его поступок. — Приятно знать, что ты теряешь все задатки красноречия, когда кончаешь, — бесстыдно произнёс маг. — Я не хотел, чтобы ты это делал, — растерянно сообщил Одинсон, поспешно отстраняясь и натягивая штаны. — Зато я хотел, — Локи с довольным видом наблюдал, как Тор приводил себя в порядок. — И не смей мне говорить, что не понравилось. Тор перевёл на брата смущённый взгляд, только в глубине его глаз было ещё и затаённое недоверие, впрочем, как всегда. — Глупо отпираться, — улыбнулся бог грома. — Конечно, понравилось, просто ты застал меня врасплох. А ещё я опасаюсь, что это отрицательно скажется на малышах. — А ты научился неплохо врать, мне это даже нравится, — Лафейсон тепло улыбнулся, словно искусство лжи, освоенное Тором, по-настоящему вызывало трепет в его душе. — Но тебя беспокоит вовсе не благополучие младенцев, так ведь? Локи прекрасно понимал, что именно волновало царя, этого Одинсон не мог скрыть, как ни пытался. Лафейсон понимал всё, о чём брат предпочитал помалкивать. — Что ты такое говоришь?! Возмущение Тор отыграл почти искренне. Конечно же, его беспокоило благополучие их детей, обидно, что брат допускал другое развитие ситуации. Но мерзкое недоверие зудело где-то под сердцем. Насколько Локи был искренним с ним, когда речь шла об отношениях, которым не могло быть места в том Асгарде, где правил Один. — Нет, конечно, тебя беспокоят дети, но в данный момент ты думаешь о словах Сиф, — уверенно сообщил маг, и, наверное, у Тора на лбу красными буквами горел ответ, который он пытался скрыть. — Знаешь, я мог бы оскорбиться, но мне так хорошо сейчас, что я немного позднее подумаю об этом, а сейчас мне надо привести себя в порядок. Локи начал неловко подниматься, с чем Тор помог ему и, притянув к себе податливого брата, нежно поцеловал в губы, надеясь хотя бы так дать ему понять, что любит и всегда поддержит его. Маг охотно включился в поцелуй, довольный своим внезапным порывом сделать Тору приятно. Но стоило только богу грома оторваться от тонких губ советника, он услышал возмутительное по своей глупости предложение: — Разумно будет снять меня с поста советника, — совершенно серьёзно предложил Лафейсон, лишь отдалённо понимая, что в нём говорило нечто сродни внутреннему голосу, что стремился пробиться через его собственный разум. — Это назначение с самого начала было плохой идеей. — Локи, пожалуйста, не говори так, ты же не серьёзно? — понадеялся Одинсон. — Тебе сейчас нельзя нервничать и беспокоиться. — С чего ты решил, что я нервничаю? Вовсе нет, — фыркнул маг и с улыбкой на губах продолжил: — Я как-то уже попривык быть разменной монетой для нужд Асгарда, козлом отпущения для твоих друзей и здешней публики, а для тебя — предателем, от которого ты всё время ждёшь удара в спину. Улыбка слетела с губ Локи, он зажмурился и прижал руки к животу. Ничего из вышеизложенного он не собирался говорить вслух, поскольку истина всегда была при нём, а ложь напоказ — привычней горечи правды. Маг знал, кто он есть, каким его видят и чего ждут. Если постоянно об этом думать, можно было сойти с ума, именно это случилось, когда Локи пытался уничтожить Ётунхейм и всех ледяных великанов вместе с ним. Дабы не повторить того срыва, Локи старательно гнал от себя неприятные мысли, однако нечто глубоко внутри него толчками, болезненными и настырными, заставляло выдавать свои истинные мысли и чувства. Напряжённое молчание Тора, как затишье перед дикой бурей, шло вразрез с нежностью его тёплых рук на боку и животе. Он ошарашено рассматривал брата, который озадаченно смотрел в сторону, не желая встречаться с ним взглядом. — Я не хотел этого говорить, просто вырвалось, — с опозданием оправдывался маг, он даже не знал, зачем уточнил этот момент, стоило промолчать и как-то увести разговор в другую сторону, но ничего не вышло. — Локи, всё не так, как тебе кажется, — сообщил Одинсон, только это мало что значило, ему надо было точнее изъясняться, если он действительно желал донести до Локи суть. — Перестань, — Локи взял себя в руки, странный приступ, заставивший его обнажить свои думы, прошёл быстро, он больше не чувствовал, как тянуло в животе. — Всё так, как есть. А впрочем, ты не обязан верить мне. — Что это значит? — насторожился Одинсон. — Локи, ты сам не свой, может, всё-таки стоит обратиться к целителям? — Пожалуй, — маг пожал плечами и выразительно посмотрел в глаза царя. — Если ты меня отпустишь, конечно. Тор осторожно отпустил, замечая неприязненное выражение на лице мага. Одинсон собирался предложить себя в качестве сопровождения, но брат отмахнулся, позвал Фенрира, и вместе они покинули тронный зал. Локи скрывался от Тора вплоть до самого ужина, на котором не появился вовсе, не пришёл и Кристер, и Фенрира за столом не было. Одинсон хмуро рассматривал содержимое своей тарелки, но не чувствовал голода и желания поесть в частности. Он собирался досидеть до конца ужина, не вникая в суть беседы за столом, дабы не вызвать у асов подозрений, но, наткнувшись взглядом на Сиф, немедленно поднялся и, попросив извинить его, покинул обеденный зал. Сперва Одинсон посчитал разумным не донимать брата, тот явно обиделся, возможно, ему требовалось время побыть одному, но его странное поведение не давало Тору покоя. В то время, когда Тор должен был оказать любовнику поддержку, он предпочёл оставить Локи одного. Сейчас это уже не казалось богу грома такой хорошей идеей. Он должен был найти мага и поговорить с ним. Вот только отыскать его оказалось не просто, никто не видел советника после отбытия ванов, кого бы Тор не спросил; единственный, к кому он ещё не обратился, — это Кристер. И, направляясь в чертоги целителей, Одинсон молил всех богов, чтобы брат оказался где-то в другом месте, поскольку не хотел найти мага в компании Кристера. Собственно ситуация оказалась немногим лучше. Локи действительно направился в чертоги целителей и провёл там весь день в уединённой палате под присмотром Нарвенна и Фенрира, как довелось узнать Тору с подачи верховного целителя. Кристер дал некоторые указания и заходил ненадолго, о чём поспешил сообщить появившемуся на пороге его кабинета царю Асгарда. — Что произошло? — задал прямой вопрос Кристер, рукой указывая сыну Одина на стул. — Он не сказал тебе? — напряжённо поинтересовался Одинсон, занимая место за столом напротив целителя. Царь не собирался вести долгую беседу со своим неожиданным собеседником, он хотел разыскать Локи и убедиться в том, что всё с ним было в порядке. — Сказал, что плохо себя чувствует, мы провели диагностику, используя Горнило душ, — Кристер неопределённо пожал плечами. — Никаких отклонений обнаружить не удалось, следовательно, вопрос эмоционального плана. Я сделал вывод, что вы поругались, но расспрашивать не стал. Он поужинал и сейчас спит. Нарвенн с ним, Фенрир тоже. — Я думаю, он решил, что я воспринимаю всерьёз слова Сиф, его это оскорбило, он поспешно удалился из тронного зала. — О, я слышал её теорию о заговоре Локи и Сурта, ничего более бредового представить невозможно, — усмехнулся Кристер, Тор только дёрнул уголком губ и опустил глаза. — А до этого она, кажется, приписывала Фенриру демоническое начало. Из последних новостей слышал о том, что ты проклят самим Локи и выполняешь все его прихоти, поскольку не можешь противиться его магии, а он уже подыскивает себе супругу, чтобы обзавестись наследниками и свергнуть тебя. — Это всё кажется тебе забавным? — Одинсон поднял глаза, пренебрежительный тон откровенно раздражал, с каких пор Кристер перестал бояться его? — Вовсе нет, — покачал головой целитель. — Забавно другое: ты во всё это веришь. — Я испытываю сомнения и только, — резко бросил Одинсон, насмешка, какую он с радостью простил бы Локи, Кристеру спускать не хотелось. Но вместо попытки поставить наглеца на место Одинсон вылил на него свои опасения: — То, каким я знал Локи до войны с Суртом, заставляет меня тысячу раз подумать, оценивая его искренность. Когда я был в изгнании, он пришёл и сказал, что отец умер и дорога в Асгард для меня закрыта, потом я узнал, что это жестокая ложь моего брата. Заговор против меня и Одина имел место быть. У меня есть все основания не доверять ему. — Справедливо, — целитель пожал плечами, согласно кивая. Тор нервно сжал кулаки и продолжил: — Я виноват перед ним, и эту вину ничто не сможет искупить, он не забудет и не простит, — делился Одинсон, понимая, что сам загнал себя в угол. — Я всегда буду мучиться вопросом, искренние его чувства ко мне или нет. — А мне казалось, вы более чем открыты друг другу, влюблены, — хмыкнул целитель. — Я люблю его, — кивнул Тор, и это было искреннее признание. Кристер сощурился, выжидая, когда Одинсон добавит что-то ещё. Но, к сожалению, это было всё, а может, и к счастью, как знать. Так и не дождавшись продолжения, целитель взял слово: — Но это всё ненадолго, — асгардец покачал головой. — Твоя любовь так же скоротечна, как его жизнь, — Одинсон нахмурился, открыл рот, но его прервали: — Меня только одно радует: это будут очень сильные дети, но я не уверен, что Асгард — это лучшее для них место. Не хочу для них повторения своей судьбы. — О чём ты? — Одинсон вскочил со своего места, поражённо уставившись на целителя, страшная догадка мелькнула у кромки сознания: — Локи? Улыбка на губах целителя стала меняться, и облик Кристера пошёл изумрудной рябью. Перед царём предстал грустно улыбающийся Лафейсон, но через миг его образ рассеялся туманной дымкой. Тор в панике стал оглядываться, он на миг потерял дар речи и вздрогнул, когда услышал за спиной голос целителя: — Тор? — Одинсон обернулся, ошарашено рассматривая Кристера, целитель миновал порог, с озадаченным видом поймал его взгляд. — Всё в порядке? — Где Локи? — сипло выдавил бог грома. — Где он?! — Он спит в отдельной палате, я как раз хотел тебе сообщить, он ещё днём пришёл, жаловался на недомогание, но сказал, что ты в курсе. — Что? Что за бред? — руки нервно дёрнулись. — Я только что говорил с тобой, то есть с Локи, и он исчез, он… — Я тебя не понимаю, — насторожился целитель. — Ты уверен? Он спит уже около часа. — Это была его иллюзия, — рассвирепел Одинсон, сжимая кулаки. — Веди меня к нему или я… — Следуй за мной, — прервал Кристер, опасливо отступая на шаг. — Не нужно устраивать здесь беспорядок. Целитель немедленно вышел в коридор, и Тор рванул за ним, он схватил аса за рукав мантии, заставляя притормозить. Это не был очередной фантом, созданный магом, радоваться этому или нет — Одинсон пока не знал. — Держи себя в руках, — нервно попросил Кристер. — Я к нему не прикасался, мы просто провели диагностику, используя Горнило душ. Об этом Тор уже слышал, но уточнять не стал, просто хмуро кивнул и, отпустив синюю мантию, дал целителю свободу. Тот вздохнул и поспешил отстраниться, предлагая Тору следовать за ним. Шли молча: Одинсон стискивал кулаки каждый раз, когда снова и снова прокручивал слова иллюзии, созданной братом, Кристер опасался лишний раз открывать рот и задавать вопросы, даже не смотрел в его сторону, не желая попасть под горячую руку. Локи расположили в самой дальней палате, подальше от любопытных глаз и ушей. От основной части помещения постель отделили плотной ширмой, поэтому, миновав порог, нельзя было сразу понять, что палату занимал именно советник царя. Заметив показавшегося в арочном проёме Тора, Нарвенн уважительно кивнул ему в знак приветствия, а Фенрир поднялся и уверенно подошёл к нему, касаясь влажным носом стиснутого кулака. Одинсон глубоко вдохнул и расслабил ладони, потрепал волка между ушей, заглядывая в глубину спокойных жёлтых глаз. Фенрир выглядел безмятежным, от него веяло уверенностью, которую сам Тор не ощущал, однако волк не видел причин для волнений, а Тору оставалось и того меньше: лишь надеяться, что Локи не сбежит в неизвестном направлении, используя Тессеракт, как только проснётся. Кристер кивнул Нарвенну, подзывая его, и оба целителя немедленно покинули палату, оставляя Тора с ульвом в полумраке чертогов. Фенрир отошёл в сторону, предоставляя Тору возможность зайти за ширму. На миг Одинсон затаил дыхание, словно боялся не увидеть Локи в постели, но, заметив его, выдохнул и подошёл ближе. Брат действительно мирно посапывал, накрывшись одеялом, на прикроватной тумбе мерцала зажжённая свеча, но свет Локи не мешал. Одинсон не знал, как быть. Захочет ли Локи, проснувшись, увидеть его или они снова разругаются? Разговор, который произошёл между ними в кабинете Кристера, не мог быть плодом разыгравшейся фантазии бога грома, а это значило, что советник не верил ему ровно настолько, насколько сам Тор не верил Локи. Одинсон не рассматривал, насколько велика вероятность участия Локи в помыслах Сурта относительно Асгарда, но слова Сиф задели его за живое. И хотя вероятность сговора была ничтожно мала, что, если маг действительно был замешан в этом? Такая вероятность существовала, но Тор ни за что не поверит, что Локи не подумал заранее о безопасности матери, ведь если Одина и его самого маг ненавидел, то Фриггу он всегда любил. Его искренний гнев говорил сам за себя, когда Тор солгал ему о смерти царицы. Скрываясь в Мидгарде, Локи явно было не до Асгарда и его проблем. Одинсон потёр лицо ладонями, словно пытался отогнать от себя дурные мысли. Разве всё это имело по-настоящему большое значение теперь? Сейчас самое важное для Тора — здоровье Локи и малышей, всё остальное необходимо было убрать на второй план, иначе Одинсон потеряет то единственное, за что готов был бороться до последней капли крови, — свою семью. И первое, что ему следовало сделать, — это изолировать Сиф. Тор не желал её видеть и слышать. С одной стороны, он имел полное право отправить её в заточение, но как только Локи проснётся и узнает, что произошло, то настоит на освобождении воительницы, а это было неприемлемо до рождения малышей и тем более после того, как они появятся на свет. Что, если она задумает навредить им? Фенрир недовольно фыркнул, чувствуя настрой царя в отношении асиньи. — А что мне остаётся? — развёл руками Одинсон, едва слышно шепча ему в ответ. — Она не даст нам житья. Я должен обезопасить Локи и малышей. Одинсон уверенно развернулся и двинулся к выходу, полный решимости воплотить единственно верный план. От Сиф нужно было избавиться раз и навсегда, пока она не натворила дел. Тор переживёт её смерть, задавит в себе муки совести после того, как тело подруги покинет жизнь, солжёт совету и Локи о том, что изгнал её из Асгарда. «Никто ни о чём не догадается», — успокаивал себя Одинсон, уверенно шаг за шагом приближаясь к арочному проходу. Однако выйти ему не позволили, в мгновение ока прямо перед ним возник Локи. Одинсон чуть было не натолкнулся на него. С опозданием он понял, что перед ним была иллюзия. — Куда это ты собрался? — зашипел маг, скрещивая руки на груди. — Не смей её трогать, Одинсон. — Локи, — Тор сглотнул, потупился. — Это ведь не ты, а иллюзия. Словно это меняло дело и от иллюзии можно было просто отмахнуться или пройти насквозь, не придав значения. Любое воплощение мага — лишь ещё один облик брата, игнорировать который Одинсон не мог. По этой причине он больше не пытался покинуть чертоги, зацепившись за возможность лицезреть мимолётный, но такой родной образ. — А кто её создал, по-твоему, умник? — недовольно проворчал маг, с любопытством наблюдая, как братец нервно дёрнулся в обратную сторону. — Ты ведь спишь? — Тор замялся. — Или нет? — Не пытайся заговорить меня, — покачал головой маг. — Сиф тут совершенно не причём, твой глупый план не решит проблемы. — Какой план? Не понимаю, о чём ты? — взвился Тор, качая головой. — Я всё знаю, брат, — Локи опустил руки, уточнять не было ни малейшей необходимости, оба понимали, о чём шла речь. — Но не нужно. — Думаешь, если она была мне подругой, я не сделаю этого? — Тор нахмурился, в себе и своей готовности пойти на рискованный шаг он не сомневался. — Ради тебя я на всё готов. — Я бог обмана, Тор, — Локи ухмыльнулся и в артистичной манере развёл руки в разные стороны. — Я жажду поклонения, признания своего величия, но кровавые жертвы мне не нужны, они ожесточат тебя в отношении врагов, и тех, кого ты любишь, стороной не обойдут. — Локи, — Тор опустил голову и судорожно выдохнул. — Я не знаю, как ещё доказать тебе… — Переживу я как-нибудь твоё извечное недоверие, — отмахнулся маг. — Но ради меня не делай глупостей! — Пообещай, что останешься со мной, — потребовал Одинсон, поднимая на него глаза. — Я клянусь тебе, брат, — дал своё слово Локи. — Поверь мне. Поверь… Иллюзия истончилась, а слова так и звенели в ушах. Поверить значит довериться. Тор до боли сжал кулаки, покачал головой, то ли пытаясь отогнать наваждение, то ли не желая отпускать его. У него было два варианта: остаться с Локи до его пробуждения или ненадолго покинуть чертоги целителей, сделать задуманное и вернуться. Если поторопиться, он успеет.