***
Ночью я проснулась от жажды и пошла вниз на кухню. Судя по мерному дыханию, доносившемуся из комнат, все спали. Так как дом был волшебным, то и электричества тут не было, и мне пришлось в темноте на ощупь искать путь вниз. Небольшое пространство кухни слабо освещалось неверным светом луны. Бледные лучи пробивались сквозь прикрытые занавески и причудливыми узорами разбегались по столу, задевая графин с водой, что стоял посередине. Стаканы стояли тут же. Я глубоко вздохнула и опустилась на стул, пальцами поворачивая гранёный стакан то так, то этак, чтобы полюбоваться игрой света на стеклянных гранях. Я думала о том, что делать дальше и чем я вообще могу помочь. Только одно облегчало дело — вчера Лили безапелляционно заявила, что пока всё не закончится, я буду жить с ними, потому что Лорд может попробовать добраться до них через меня и вообще, она переживает после всего случившегося… Мне это было только на руку, так я хотя бы буду рядом. Несмотря на то, что теперь у дома был хранитель, мне это спокойствия не внушало. Потому что хранитель этот выглядел слишком уж ненадежным… — Что, не спится? — чёрт, я так перепугалась, что чуть не упала со стула. — Сириус, с ума сошёл?! Нельзя же так пугать! — зашипела я на ухмыляющегося Блэка. — Прости-прости. Так чего сидишь? — Да вот, думаю всё, об этом пророчестве, Лорде вашем… Всё же будет хорошо? — Конечно будет! А как иначе? — вот так оптимизм. Мне бы такой. — Петунья, я тут с тобой поговорить хотел… — неожиданно серьезно продолжил Сириус. — Ну, говори… Такой суровый, что даже страшно, — отшутилась я. — Не передергивай, я тут вроде как серьёзное признание пытаюсь сделать! — Что? Признание? Какое такое признание? — В общем, когда ты пропала, и мы не могли тебя найти, я понял, что ты мне очень дорога… — Боже, пусть это будет не то признание, о котором я думаю, — прямо как...Джеймс, — тут уж я не выдержала и засмеялась. Ох уж эти признания от Сириуса Блэка! Измерение привязанности в Поттерах. — Что ты смеёшься! Ну тебя! Между прочим, ты первая девчонка, которой я такое говорю! — Хэй, не дуйся. Значит, я первая девчонка, которой ты признаешься в дружбе? —Бродяга немного по-шальному улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Ага. Знаешь, — он задумчиво облокотился об стол, — я раньше думал, что с девушками дружить невозможно. Просто вы такие… ну ты поняла. Я и Лили-то больше как часть Джеймса воспринимал. Нет, она замечательная, конечно же, но ей я не могу рассказать всего. А с тобой иначе. Ты прямо как парень. — Вот спасибо за комплимент. — Да я не в этом смысле. Мерлин, никогда не был таким косноязычным. Короче, Петунья, ты мой друг, поэтому не попадай больше в такие дурацкие, опасные ситуации, ладно? А то Джеймс хотя бы за себя постоять может, в отличие от тебя. — Эй, а вот сейчас обидно было! — притворно обиделась я. — И вообще, значит не будь твоим другом – пропадай, не жалко? — Ох, какая же ты всё-таки вредная! — Какая есть! — я показала Бродяге язык. — А вообще спасибо за признание. Честно говоря, помимо сестры, ты единственный мой близкий друг. Ещё недолго мы стояли на кухне, улыбаясь друг другу, а потом разошлись по комнатам. Спала я крепко.***
Через два дня Бродяга уехал, и потянулись дни нашего вынужденного заключения. Поначалу было даже весело, если, конечно, не принимать во внимание смертельную опасность. Мы с Лили и Джеймсом вспомнили прошлые деньки на Друри лейн, играли в “Восстание гоблинов”, развлекали Гарри, готовили вместе. Но, к сожалению, этот период быстро сошёл на нет. Запертые в четырёх стенах, мы маялись бездельем и вынужденно срывались друг на друге. И если Джеймс ещё мог выходить на улицу под мантией (обычно за продуктами), то мы с Лили и Гарри максимум появлялись в саду. И то нечасто: погода испортилась и зарядили дожди. Но всё было не так уж плохо: Поттер часто пропадал в мастерской и пытался собрать какой-то артефакт, судя по всему, защитный, сестра готовила, хозяйничала и занималась сыном, а я из скуки работала над той самой книгой о путешествиях, которую затеяла ещё в Бразилии. Писать на бумаге было не очень-то сподручно, рука быстро уставала, но делать было нечего. Однажды, я хотела было попросить у Питера, который единственный из всех изредка появлялся в доме, чтобы он купил мне печатную машинку, но он удостоил меня такого взгляда, что я невольно испугалась. Не то чтобы я была такой уж впечатлительной особой, но этот человек меня определенно напрягал, и самое противное, что я не могла понять почему. Хотя, как ни странно, машинку он всё же принёс, чуть позже. Пусть и старенькую, но на первое время сойдёт. Да здравствует мой тревел-блог! Правда тут ещё никто не знает такого названия, ну да ладно. Задам новую моду на тридцать лет раньше. Кстати о Петтигрю. Он вообще ходил какой-то странный, как оглоблей пришибленный. Лили всё пыталась накормить его или хотя бы напоить чаем, но он обычно не задерживался надолго, объясняя свои скорые уходы заданиями от Ордена. Он даже к Гарри больше не подходил, как будто боялся маленького ребёнка. Всё это наводило меня на определенные мысли, которыми я решила поделиться с сестрой. Она как раз гремела посудой на кухне, тогда как раздраженный Джеймс был опять внизу, а Гарри спал. Питер же недавно ушёл, опять сославшись на дела. — Ну что, Джеймс опять в мастерской? — не оборачиваясь, спросила Лили. — Да, ты же знаешь, когда приходит Питер, он всегда переживает. Не нравится, что он отсиживается, пока остальные рискуют головой, хотя он и знает, что нельзя иначе… Кстати, о Питере я и хотела поговорить. Тебе не кажется, что он какой-то странный? — Ты тоже заметила? Наверное, ему страшно. Знаешь, он никогда не был особенно смелым… А тут эта война. — Я не совсем об этом. Ты не обратила внимания на то, как он старается поскорее уйти, как мало разговаривает и как избегает Гарри? — я выразительно посмотрела на сестру. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. Питти, конечно, немного нервный в последнее время, но может быть он просто боится навредить Гарри? Знаешь, многие мужчины побаиваются маленьких детей! — мне хотелось взвыть от того, что Лили категорически отказывалась меня понимать. — Нет, Лили, я о том… Насколько хорошо вы знаете Питера? — На что ты намекаешь, Петунья? — холодным голосом осведомилась рыжая. — Просто, мне очень хотелось бы ошибаться, но тебе не кажется, что он может быть… Как бы это сказать… Предателем? — у меня даже во рту пересохло. Тишину, которая образовалась на кухне, можно было резать ножом. Лили в неверии воззрилась на меня. — Как?! Ты что, с ума сошла? Это же Питер! — она произнесла его имя таким голосом, будто бы это всё объясняло. — Наш Питти, с которым мы учились столько лет вместе! Да Джеймс и Сириус постоянно влипали с ним вместе во всякие истории! Как же он может быть предателем? — да, кажется, она и мысли такой не допускала. — Ну, погоди, если рассмотреть его поведение беспристрастно, он же странный! — Вот уж не думала, что ты так поверхностно судишь о людях! — Но… — Даже не продолжай! Если бы он хотел, уже сто раз бы сдал нас этому лорду самозванному! А мы, почему-то, всё ещё живы! — Да, послушай же… — Нет, это ты послушай! Питер наш друг, и он бы никогда не предал нас! И лучше не продолжай, Петунья, не то мы серьезно поругаемся. Я не позволю оскорблять моих друзей даже моей сестре. И не говори об этом с Джеймсом, поверь, он будет далеко не так спокоен как я, — она рассерженно сдула с лица прядь волос, что упала на глаза. Надо сказать, что Лили выглядела так грозно и убедительно, что продолжать мне и правда расхотелось. — Ладно, извини, просто мы все тут на нервах, и невольно начинаешь строить конспиративные теории… Кстати, это что, бабулина сковородка? — я уставилась на чугунного монстра в руке Лили. — Да, — наконец лицо сестры разгладилось, и она улыбнулась. — Я попросила Джеймса забрать её из нашего старого дома… Как память. Помнишь, как бабуля в детстве пекла нам на ней самые вкусные блинчики? — Помню, конечно, — я улыбнулась. Ведь я и правда это помнила. — А ещё Джеймс наложил на неё кучу чар, так что теперь это не просто сковородка, а самое настоящее оружие! — мы рассмеялись. Надо ли говорить, что с Джеймсом я всё же поговорила? Да только, как и предупреждала Лили, он воспринял всё в штыки. Мы разругались в пух и прах и не разговаривали неделю, пока Гарри нас не помирил. Мелкий сорванец заставил нас играть вместе с ним, и как-то слово за слово, мы помирились. Гарри вообще был дико активным и милым ребёнком. Я просто обожала племянника! Это зеленоглазое чудо навсегда похитило моё сердце. И одна только мысль, что он может лишиться родителей… Нет, не бывать этому.***
Незаметно наступил конец октября. С того времени, как я поругалась с семьей на тему Петтигрю, тот, как по волшебству, больше не появлялся в домике в Годриковой лощине. И хотя с виду всё было хорошо, я места себе не находила. Мы регулярно получали весточки от Сириуса, который вкратце рассказывал о погибших во время операций волшебниках, об активности пожирателей. Волдеморта пока выследить так и не удалось. Ещё Бродяга рассказал, что вторая семья, что подходит под чёртово пророчество, тоже прячется. Надеюсь, с ними всё будет в порядке. Чем ближе было тридцать первое октября, тем хуже я спала. Я чувствовала, что эта дата всё равно станет роковой. Хотелось бы, чтобы роковой не для нас. И вот, этот день настал. С самого утра у меня всё валилось из рук, я не могла ни на чём сосредоточиться, так что даже обиженный Гарри уполз от меня к отцу. — Петунья, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Джеймс. — Да… То есть нет. У меня дурные предчувствия, Джеймс, будто сегодня должно что-то плохое случиться. — Да брось ты, что может произойти? В конце концов всё было в порядке последние два месяца, — отмахнулся парень, хотя я видела, как внимательно он на меня посмотрел. В магическом мире было не принято игнорировать интуицию. — Не знаю, но мне неспокойно. — Если тебе станет легче, давай я ночью подежурю в гостиной? И недалеко от входной двери. — Спасибо, — только вот легче мне не стало. Не отпускало чувство, будто всё идёт по накатанной, и я никак не могу сдвинуть поезд с рельс. Джеймс, как и обещал, весь вечер провёл внизу, да так и уснул на диване с волшебной палочкой в руке. Лили ушла наверх, укладывать Гарри. Я вышла на кухню, хотела выглянуть в окно, как вдруг… Раздался мерзкий длинный скрип входной двери. Кто-то вошёл.