Король Гона

      Со дня разговора с Аубероном до официального назначения Эредина на должность командующего прошло больше двух недель. В эльфском обществе изменения происходили редко, и любые значительные события принято было обыгрывать с большой оглаской. Молодой эльф не мог получить обещанные полномочия, пока об этом не будет донесено публично со всем полагающимся размахом. Представители высших государственных чинов должны были присутствовать в Тир на Лиа в день, когда в армии Aen Elle взойдет еще один генерал. Так было всегда, и Эредин должен был пройти все необходимые ступени к новому титулу, в том числе и церемонию перевода в старший военный чин.       Лично ему вся эта шумиха не нужна была. Но раз уж полагалось всем важным лицам — Совету, ведунам, командирам и наместникам с других провинций — собственными глазами увидеть триумф Гласа, то выбора у него не было.       Само собой, организация подобного мероприятия требовала времени и финансовых затрат. Это означало для Эредина две недели утомляющего ожидания. В это время он не мог получить доступ ни к учетным книгам, ни к стратегическим планам командования, ни к материалам разведки. Что имел в виду Ауберон, когда велел идти заниматься работой? Пугать новобранцев?       Эредин вздохнул, откинулся на спинку стула и перевел взгляд на отражение в зеркале. Молодая эльфка, совсем еще юная, всё трудилась и трудилась, кружа вокруг полуодетого эльфа. На торжественной церемонии он должен был выглядеть безукоризненно. Поэтому ответственность за свой внешний вид он возложил на молодую помощницу, что знала в этом толк. Эредин следил за действиями эльфки, и мысли его витали далеко от королевского дворца, где должно было состояться долгожданное мероприятие.       Служанка была увлечена работой и не замечала пристального взгляда, направленного на свою скромную персону. Эредин давно заметил, что девушка, живущая в его доме в качестве прислуги, была очень красивой. Её милое личико, изящная фигурка, манера держаться полностью соответствовали эльфским канонам красоты и женственности. Отдельного внимания заслуживало её умение двигаться — легко, как ветерок. Она касалась его так невесомо и приятно, что Глас даже готов был полюбить эти скучные приготовления перед выходом в свет.       Эльфка осторожно дотронулась до его виска и отделила прядь черных блестящих волос. Ловко и быстро она заплела их в тоненькую тугую косу. Тоже самое проделала и с другой стороны. Её тонкие белые руки скользили по волосам Эредина с предельной осторожностью, достойной настоящей мастерицы. Обе косы она скрепила сзади, оставив по пряди с каждой стороны обрамлять точеное остроскулое лицо. Остальную массу локонов она еще раз расчесала и тяжелой волной оставила струиться по спине. Когда с прической Гласа было покончено, служанка посмотрела в зеркало, чтобы со стороны оценить свой труд, и неловко замерла.       Эредин не намеревался смущать девушку, но получилось так, что их взгляды пересеклись и застыли в зеркальном отражении, прикованные друг к другу. — Ты довольна, Иллария? — воин первым нарушил тишину и продолжал пытливо глядеть на свою служанку.       Он всегда называл своих подданных по имени. У него не было привычки делить соплеменников на тех, кто заслуживает уважительного обращения, и на тех, кому вежливое обращение не положено по статусу. По убеждению Эредина, каждый эльф, в чьих жилах течет чистая кровь, не мог считаться существом низшего уровня. В конце концов, он сам родился в такой же простой семье, как и его слуги. Иллария знала об этом , но всё равно не могла привыкнуть к манерам нового господина. — Да, — девушка пожала плечами. — Кажется, получилось неплохо. — Верно, неплохо, — подтвердил Глас. Только он спрашивал не о парикмахерских успехах Илларии. — Но повторю снова: ты чувствуешь себя довольной?       Иллария сделала над собой усилие и отвернулась. Вновь принялась расчесывать волосы, что и так стали до невозможности гладкими и ровными. Эредин ждал ответа, и служанка всё же произнесла: — Вполне, господин.       Глас задумчиво оперся подбородком о кулак и продолжил наблюдать за эльфкой. — То есть, ты не против потратить свою жизнь на то, чтобы одевать и прихорашивать меня для светских балаганов?       Ответить утвердительно Иллария не могла, потому что это была бы слишком откровенная ложь. А врать она не имела права. Поэтому говорила уклончиво, пряча глаза. — Ты добр ко мне, господин. А моего заработка хватает для достойного уровня жизни. У меня нет причин быть недовольной.       Эредин невнимательно скользнул перстнем по тонким губам. — А если бы я был к тебе жесток?       Илларии не нравились эти вопросы. На них стоило отвечать правильно, но бедная служанка не представляла, как это делать. — Мне тяжело представить тебя жестоким, господин. Я не знаю.       Пока эльф не задал очередной щекочущий вопрос, она поспешила приступить к самому важному участку работы. Необходимо было придать лицу Эредина несколько правильных штрихов, чтобы новый командующий смотрелся идеально в абсолютном понимании этого слова. Иллария надеялась, что господин не станет отвлекать её вопросами в момент, когда работа потребует её полной сосредоточенности.       Поэтому служанка выбрала нужный сосуд среди того невероятного количества, что стояло перед эльфом на столе, и аккуратно капнула немного содержимого себе на руку. Затем растерла пальцем другой руки, пока его кончик не окрасился в мягкий бронзовый оттенок. Цвет получился в меру насыщенный, и эльфка аккуратно коснулась им бледной щеки Эредина. После того, как Иллария растушевала косметическое средство на обеих щеках, под выступающими скулами Эредина вырисовались еле заметные тени, подчеркивающие красоту худощавого лица. Как и ожидалось, Глас не мешал, пока Иллария трудилась над ним.       Последний штрих — темно-серые тени, которые Иллария осторожно положила на нижнее веко Эредина. Он послушно прикрыл глаза, пока служанка нежно касалась чувствительной кожи под ресницами. Такая точность и аккуратность пригодилась бы скорее в игре на музыкальных инструментах, подумал воин. Или во врачевании. Слишком искусна была девушка для таких простых дел, как разрисовывание господ. Когда она закончила, эльф снова посмотрел на свое отражение. Тени легли идеально, и без того яркие глаза Эредина загорелись на их фоне настоящим зеленым пламенем.       Иллария критично оглядела господина со всех сторон и потянулась рукой, чтобы подправить какую-то неточность. Но Эредин быстро перехватил её запястье, сжал резко и сильно.       Девушка простонала, скорее, с неожиданности, чем от боли, и инстинктивно попыталась высвободить руку. Но Эредин лишь крепче сомкнул пальцы вокруг её тонкой кисти. — Сделай одолжение и постарайся представить, Иллария.       Эредин говорил мягко, и слова его играли контрастом с той силой, с которой он удерживал руку эльфки. Он по прежнему смотрел на неё через отражение в зеркале и по испуганному лицу видел, что Иллария пребывала в недоумении, ибо не понимала, чем вызвана такая перемена в настроении господина. Что она сделала не так?       Вероятно, усиливающаяся боль в запястье только мешала ей думать, и Эредину пришлось ослабить хватку. Милое личико эльфки скривилось, рука покраснела, а в больших голубых глазах заискрилась обида.       Глас не хотел делать ей больно. Он и сам не заметил, как поддался какому-то гневному порыву, вызванному неискренностью служанки. С некой досадой эльф ощутил, как чувство вины неприятно кольнуло сердце. Возможно, поэтому Эредин не спешил отпускать испуганную эльфку. Вместо этого он ласково взял её покрасневшее запястье и осторожно растер в теплых руках. Иллария прекратила попытки вырваться и, кажется, успокоилась. Эредин продолжал поглаживать шелковистую кожу в том месте, где еще мгновение назад болезненно стискивал сильные пальцы. — Представила, — тихонько прошептала эльфка, больше не смея глядеть ему в глаза. — Хорошо. Теперь подумай и скажи честно: ты готова заниматься этим всю жизнь?       Иллария едва заметно вздохнула и пугливо перевела взгляд на свою тонкую ручку, что выглядела невероятно хрупкой в плену в большой теплой ладони Эредина. — Нет, — наконец-то, созналась она.       Глас удовлетворенно улыбнулся — в первый раз за весь день, и позволил служанке продолжить работу.       На кровати его ожидала нарядная красная мантия. Прежде, чем облачить в неё Эредина, эльфка трясущимися руками застегнула высокий воротник рубашки, что плотно прилегал к белой шее. Иллария больше не проронила ни слова. Эльф поднялся со стула, распрямился во весь впечатляющей рост. Одеяние, сшитое специально для нового командира, село на него идеально. Тяжелые полы мантии достигали колен; широкий кушак, расшитый черной нитью, опоясывал гибкий стан Эредина, делая молодое тело еще стройнее. Эльфский традиционный покрой одежды с широким вырезом и объемными рукавами, заправленными в высокие наручи, подходил статному Гласу как нельзя лучше. Обладая от природы широкоплечей фигурой, Эредин смотрелся в подобной одежде превосходно.       Но, словно не замечая своей захватывающей красоты, Глас вдруг бесстрастно промолвил, скорее, себе, а не служанке: — Эльфы не должны быть рабами.       Иллария, которая в этот момент возилась с застежками на наручах Эредина, вдруг замерла. Она осторожно посмотрела вверх — в отстраненное лицо господина. — У нас нет рабов, — тихонько заметила она.       Глас криво усмехнулся, оглядывая себя отсутствующим взглядом. — Разве?       Он снова переключил внимание на свою служанку, что крутилась вокруг него, как метелка. Кем же тогда она себя считает? — Наши рабочие получают хорошее жалование, — застенчиво начала эльфка, будто сомневалась, станет ли Эредин её слушать. — Тяжелым трудом ведь должен кто-то заниматься. — Кто-то должен, — согласился эльф и подал ей вторую руку, чтобы девушка застегнула на ней наруч.       Он снова задумался о том, до чего изящные и ловкие у Илларии пальцы.       Ему нравилось общество его служанки. Как господин, он не желал отпускать от себя столь полезную помощницу. За время её пребывания в доме, Эредин еще не успел испробовать остроту ума девушки, но успел оценить её вкус и старательность. Иллария мало чем отличалась от эльфок из благородных семей, а в некоторых аспектах даже была лучше. В целом, она могла бы стать достойной женой для любого эльфа Aen Elle. Или пойти другим путем — присоединиться к деятелям науки или искусства. Но принцип распределения труда в новом мире оказался немилосердным для Илларии, и она попала к Эредину в качестве обычной служанки. Потому что «кто-то должен был». — Если бы ты могла выбрать любую жизнь, какую бы ты выбрала? — спросил он у неё, когда все работы по подготовке Эредина к выходу в свет были окончены.       Иллария принялась складывать в сумку сосуды и баночки, крема, мази и прочую косметику. Эльф не торопил её, обещал себе более не проявлять агрессию по отношению к ней. Она не заслуживала этого. На руке у неё все еще виднелся красный след. Вероятно, именно он напомнил, что молчать или врать — плохая тактика в общении с господином, и эльфка всё же призналась: — Я бы занялась музыкой. И пением. Возможно, совместила бы это с преподаванием.       Собственные слова невероятно смутили Илларию. Это стало заметно по румянцу, что окрасил её бледные щеки. Но Эредин не услышал ничего такого, что считал достойным смущения. Эльфка покончила со сборами и неловко отвела взгляд в сторону, когда заметила, что воин внимательно на неё смотрит. Быть может, ему показалось, но девушку стала сотрясать мелкая дрожь. В этот вечер откровений ей было нелегко. Наверняка, Эредин не был тем эльфом, которому она собиралась рассказывать о своих заветных желаниях. Но, оказалось, захлопнуть дверь в сердце не проще, чем её распахнуть, и девушка продолжила: — А еще я бы хотела побывать в других мирах. Говорят, среди них есть такие красивые, что глаз не оторвать. Кто знает, быть может, когда-нибудь я их увижу.       Эредин смахнул с рукава несуществующую соринку, задумался на миг. Затем прошел к выходу из спальни, потому что церемония должна была вот-вот начаться. На пороге он все же остановился. Обернулся к Илларии и тихо сказал: — Увидишь.       И вышел из комнаты.