Как юные боги

На лесную луну опускаются сумерки, дует прохладный ветерок. Гигантское око Явина висит низко над древней каменной пирамидой цвета ржавчины, и его немигающий взгляд набрасывает на мир туманную вуаль рыжеватого золота. На горизонте подрагивают бледные звезды, венчая огненный диск небольшого, клонящегося к закату солнца системы. Воды реки плещутся о травянистые берега, в глубине мелькают чешуйчатые плавники. Деревья шелестят, птицы-шептуны вернулись туда устраиваться на ночлег. Посреди всех этих беспрерывных звуков и движений природы и небесных светил под пальцами Рей закрывается жженая рана на боку Улахи. — А ведь не так давно это я тебя лечила, — комментирует это девушка-бит, и Рей может только кивнуть и согласиться, что да, это было не так уж давно. Ганнер поднялся на ноги и морщится, на пробу потянув недавно сломанную руку, которую объединенными усилиями восстановили Текли и Джиселла. Эрил еще на берегу, выкашливает воду из легких, Сефф неловко помогает ей, похлопывая по спине. Раны Вэлина гораздо серьезнее; Базел и Натуа несут его неподвижное тело на первый ярус храма, где ночь он проведет в бакта-камере медотсека. Тиу и Яквил уже ушли внутрь, проверить младших и разослать сообщения мастерам-джедаям в других системах. Рей истощена. И опустошена. Победа, думает она, дрожа, потому что воздух джунглей холодит мокрую после реки одежду и кожу, не должна ощущаться так. На плечи ей набрасывают плащ. Он теплый и от него пахнет Беном. Его рука застывает в нерешительности над точкой между ее лопаток, дергается, точно вопросительный знак в конце незавершенной фразы, а затем снова опускается. Рей невыносимо хочется зарыться в складки ткани и остаться в этом уютном коконе навсегда, ей невыносимо хочется, чтобы он… обнял ее, или… она не знает. Она никогда так отчаянно не хотела ощутить физическое прикосновение, как в этот момент, она могла бы закричать от тоски, так сильно ей это нужно. Вместо того она плотнее заворачивается в плащ Бена и смыкает его края у себя над сердцем. Они идут к Люку, который только что вышел из целительного транса и сейчас стоит, опустив голову, над Алемой, которая сидит и обнимает тело Нумы. Так странно видеть, как слезы бегут по тонким скулам обычно гордого лица тви’лечки, — слезы капают и на лицо Нумы, прямо под ее невидящие зеленые глаза, и кажется, что плачут обе сестры. Зеркальные отражения, в любой жизни. На любом берегу. — Мастер, прошу… — голос Алемы слабый и ломкий, едва громче шепота. — Ведь есть способ ее вернуть… есть тот перенос… тот алый свет… — Это Экзар Кун тебе сказал? — резко говорит Люк. — И ты все еще пускаешь его в свой разум даже после того, как твоя сестра пала, Алема? Рей моргает от нехарактерной для него жесткости. Даже сам Люк удивлен и замирает, как только слова вырываются у него изо рта. Повисшее молчание острое, как лезвие ножа, но выражение его постаревшего, осунувшегося лица ясно говорит Рей — ее учитель тоже скорбит. — Я прошу прощения за то, что вышел из себя, — наконец говорит Люк. Его тон мягкий, но сокрушенный знанием того, что он оставил шрам, который даже Сила не может исцелить. — Но чтобы уважать жизнь, мы также должны уважать смерть. Это и отделяет нас от таких людей, как Экзар Кун. Алема отворачивается, но до того Рей успевает заметить неожиданную вспышку злости, исказившую ее лицо. Потом Люк направляется к Рейнару, который на четвереньках стоит на земле и раскачивается взад и вперед под тревожным взглядом Финна Галфридиана. Не сказав ни единого слова, Бен удаляется от них и идет к Великому Храму. Рей медлит всего секунду, а затем следует за ним. — Куда ты идешь? — спрашивает она, переходя на бег, чтобы поспеть за его длинными и быстрыми шагами, но он не отвечает. Она останавливается, поравнявшись с рыцарями и учениками, которые сгрудились во дворе, и смотрит на его удаляющуюся спину, исчезающую в темных вратах пирамиды. — Рей, — Джиселла приподнимает голову от синяков Ганнера, которые изучала, — Нума действительно… — Мы почувствовали, как она погибла, — это отвечает Текли, и Ганнер с Улахой согласно кивают. — Это… эта связь, — которая образовалась у нас друг с другом, вы помните, мы сразу же знали местоположение и состояние каждого. Наверное, мы бы не смогли это отключить, даже если бы попытались. Это как вторая натура, из-за того, что мы вместе работали на стольких заданиях… — И росли вместе, — тихо добавляет Ганнер. — Я думаю… думаю, она была первой, с кем я заговорил, когда только попал сюда. Это было так давно. Я знал ее целую вечность… — он обрывает себя, закончив фразу судорожным вдохом, затем продолжает. — Не могу поверить, что ее… — Нет смерти, — шепчет Улаха, — есть Сила. Ганнер смотрит на нее с неверием. — Как ты можешь говорить это сейчас? — А почему я не должна это говорить? — спокойно отвечает она. — Нума пожертвовала собой, служа кодексу, будучи рыцарем-джедаем согласно своим клятвам. Таким образом я оказываю ей уважение. Ганнер весь щетинится, как будто собирается драться, и Джиселла вдруг хватает Рей за руку и утаскивает в храм. — Надо дать им время поговорить наедине, — говорит она. — Это один из них убил одну из них. Все это не касается никого, кроме них. *** Когда они оказываются внутри, Джиселла уходит в медотсек проверить Вэлина, а Рей поднимается наверх в поисках Бена. Ей не нужно даже использовать Силу, она знает, что найдет его запершимся в своей комнате, как он делает всегда, когда его что-то выводит из равновесия. Она останавливается перед дверью, покусывает губу, усиливает свое звучание в Силе, чтобы оно коснулось его, и потом… … ее моментально затягивает в воспаленный туман ярости, горя и гнили, они затопляют ее жилы… Рей врывается в комнату в тот момент, когда Бен бросает в стену стул. Стул рикошетит в ее сторону, но она автоматически вскидывает руку и останавливает его в воздухе. Они с Беном, рыцарь и ученица, смотрят друг на друга. Стул падает, неустойчиво колеблется на двух ножках и все-таки опрокидывается на пол с громким стуком. — Как он может быть таким отстраненным? — шипит Бен, стиснув руки в кулаки по бокам. — Нума погибла, а у него хватает наглости отчитывать Алему… как будто она всего лишь запутавшийся ребенок… — Он наш мастер и наш лидер, — возражает Рей. Разве ты не видел его лицо? — Он должен сохранять спокойствие ради нас, остальных… — Это он виноват! — кричит Бен, и его голос, всегда слишком мягкий для криков, странно бьется о стены, как хлыст, который сжимает в руках неумелый, но отчаянный боец. — Если бы она не помедлила… если бы он не остановил ее руку… — Руку Нумы остановило милосердие… — И смотри, куда оно ее привело! Смотри, что случилось, когда она не воспользовалась преимуществом! — он так пинает раму кровати, что Рей даже удивляется, что та не обрушивается вся целиком. — Рейнар ее убил! — Ты предпочел бы, чтобы она убила его? — спрашивает Рей. — Предпочел бы, чтобы она осталась жить с этим? Бен оседает на пол. Он такой высокий, что это занимает время, как будто кирпичик за кирпичиком разрушается мощная колонна. Он проводит рукой по лицу, и — она никогда не видела его настолько сломленным, никогда не видела в его темных глазах такой беспомощности, такой полной безнадежности. — Она первая… — из горла у него вырывается всхлип. — Она первая, чья смерть… что-то значила… Все смерти что-то значат, сказала бы Рей, если бы не знала точно, что он сейчас вспоминает ту базу на корабле и смотрит, как корчится и задыхается человек, трахею которого медленно сжимают щупальца страха и ненависти маленького мальчика. — Нума погибла в Свете, — говорит она вместо этого. — Она была рыцарем-джедаем до самого конца. Благодаря ей мы смогли найти силы победить Экзара Куна. — Пока она говорит, она осознает поднимающийся в ней самой протест, потому что да, это было несправедливо. Сама идея жертвы выглядит бессмысленной перед лицом всех лет, что были потеряны, — но она должна быть как Люк, она должна быть сильной, должна сохранять спокойствие ради них обоих. — Рейнар бы не смог вернуться с Темной стороны, если бы он не… — она умолкает. Она не может даже сказать это вслух. Не может свести меч в груди Нумы к простому средству для достижения цели. — Она… она погибла как герой. Слова дрожат в воздухе и звучат неубедительно. Бен весь напрягается. — Ты думаешь, я не слышал это раньше? — рычит он негромко и страшно. — Гален Марек. Мученики Ботавуи. Бриа Тарен. Жертвы операции «Домино». — Он называет имена и загибает трясущиеся пальцы. — Арвел Кринид. Реймус Антиллес. Красная Эскадрилья. Оби-Ван Кеноби. — Он смотрит на нее непокорным раненым взглядом. — Меня потчевали этими историями всю мою жизнь. Дерзкие самоубийственные миссии, доблестные последние бои, благородные жертвы. Люди, которые умирали ради… великого блага, — выплевывает он, и с его губ сочится презрение. — Которые так и не дожили до рассвета… не говори мне о героях. Моя семья идет по их стопам. Я знаю все эти легенды. Но Нума Рар была настоящая! Он затихает, делает глубокий судорожный вдох, опускает голову и откидывается спиной на раму кровати. И Рей думает, что, может быть, если бы он был ближе к другим рыцарям, если бы чувствовал себя в состоянии оплакивать ее вместе с ними, — тогда, наверное, ему было бы легче. Но у него есть только она. Здесь, в его комнате, у них есть только они сами. Она садится рядом с ним и неуверенно кладет голову ему на плечо. Она почти ждет, что тот отдернется — он не делает этого, а остается полностью неподвижен. — Бен, — говорит она мучительным шепотом, слишком усталая, слишком, для того, чтобы цепляться за свою гордость. — Пожалуйста, будь ко мне добр. Потому что когда-нибудь я погибну в бою. Потому что я тоже ее потеряла. Все происходит медленно, так он уступает ей — поворотом головы, касанием щекой ее виска, прядью мягких темных волос у края ее глаза. Еще, хочет попросить она, еще, обними меня, мне нужно знать, что мы оба все еще живы. Но ей шестнадцать, и она не так бесстрашна, как думала когда-то, и поэтому ей приходится принимать то, что у нее есть, и это — лишь тепло его плеча, задевающего ее плечо каждый раз, когда поднимается и опадает его грудь. Рей смотрит на его руки, на сбитые и исцарапанные костяшки пальцев. Она помнит, как эти кулаки избили Рейнара до кровавого месива, и помнит, как эта ладонь нежно касалась ее лица. Она проводит пальцами по его пальцам и призывает Силу пробежать через поврежденную кожу. Бен позволяет ей это и наблюдает, словно завороженный, как серо-желтые пятна исчезают и высыхает кровь. Они и дальше сидят рядом, бок о бок, прислонившись друг к другу, и через них обоих струится Свет. *** Похороны проходят на следующее утро, незадолго до рассвета. На поле изумрудно-зеленой травы, что протянулось рядом с Великим Храмом, окруженное темными пенистыми реками, тело Нумы — с ног до головы обернутое в снежно-белый саван — лежит на вершине погребального костра, а вокруг собрался Орден джедаев. Несколько мастеров прилетели ночью, на них белые робы. Бен и остальные рыцари тоже в белом, все кроме Алемы, которая стоит у изножья костра в серой накидке с опущенным на глаза капюшоном. Рей и другие ученики держатся поодаль, вместе с Ардва и младшими детьми. Здесь легко проследить все шаги пути джедая: в то время, как большинство учеников всхлипывает, рыцари молчат — хотя по лицам многих текут слезы, а глаза мастеров полностью сухи, и тем не менее, все они серьезны и мрачны. Нет эмоций, есть покой, повторяет про себя Рей, но в нынешних обстоятельствах кодекс не приносит ничего, кроме слабого и мимолетного утешения. Почему мы не должны оплакивать ее? Почему мы не должны показывать, как она была для нас важна? молчаливо спрашивает она, глядя на мастеров и гадая, то ли это будущее, которого она действительно желает: всегда быть мрачной и суровой, всегда отгораживаться пластами философии от самых важных сторон человеческой натуры. Буду ли я счастлива, идя по жизни так равнодушно? Несмотря на это, она не может заставить себя плакать. Вчерашние события витают вокруг нее, как будто это всего лишь неприятный сон. В животе образуется какое-то оцепенение, которое распространяется до кончиков пальцев и до самой макушки головы. Нумы нет, но это не кажется реальным. Почему? Люк занимает свое место у изголовья костра, напротив Алемы. Силуэты мастера и рыцаря в робах замирают, разделенные деревянным помостом с телом погибшей ученицы, погибшей сестры. — Все мы в свое время так же уйдем, — сильный и чистый голос Люка разносится над укутанным тенями предрассветным лесом. — Мы созданы из света, но тело — временный сосуд. Неважно, по каким дорогам мы идем, все в конце концов найдем себя здесь. Я прошу минуту тишины — чтобы вспомнить и чтобы двигаться дальше. Даэшара’кор первая из мастеров выходит вперед, зажигает факел и касается им сложенного погребального костра. «Иногда я думаю, знала ли она об опасностях той жизни, куда привела нас», звенит в ушах у Рей едкое замечание Алемы, тревожное воспоминание… о, это было всего лишь вчера. Не прошло и двадцати четырех часов. Другие мастера следуют ее примеру, за ними рыцари. Огонь бьется и пофыркивает у основания кострища, поднимается выше, и закутанное тело Нумы исчезает в жарких волнах. Когда воздух заволакивают клубы густого серого дыма, рыцари зажигают свои мечи и абсолютно синхронно исполняют символический салют в честь павшего товарища. Сияющие клинки синих и зеленых оттенков вспыхивают и скрещиваются вокруг алого пламени костра. Рей замечает, что они встали веером, как в обычном своем боевом построении, которое отрабатывали бессчетное число раз все эти годы — так, что костер Нумы оказался ровно там, где она стояла бы, если бы шла в сражение вместе с ними. Они даже оставили место Рейнара пустым для него, и Рей представляет, что он смотрит на них из окна комнаты второго этажа, где заперт сейчас, и еще представляет, что он так же выполняет все движения салюта, хотя у него и нет оружия, и ей так отчаянно хочется, чтобы это было правдой. В свете мечей, клубах древесного дыма и дымке раннего утра лица рыцарей кажутся душераздирающе молодыми и странно дерзкими. Это их последняя миссия с Нумой. Они провожают ее красиво. *** Когда световые мечи погасли и рыцари вернулись к остальным наблюдающим, Люк торжественно говорит, не сводя глаз с костра: — Все эти годы ты исполняла свой долг, проявляя силу, милосердие и благородство, и мы будем это помнить. Осталось только одно дело. Иди вперед и проложи путь, чтобы когда-нибудь мы могли последовать за тобой. — Пламя взметается выше, источая жар, свет и пепел. — Теперь, моя ученица… — здесь его голос смягчается и в нем появляется толика нежности, — теперь ты едина с Силой. Алема сняла капюшон, когда присоединилась к салюту, но не стала надевать его обратно. Ее лицо остается бесстрастно, пока она наблюдает, как огонь пожирает другое лицо, точно такое же. Вместе с остальными она смотрит, как ее сестра пылает в восходе, точно сердце некоей погибшей звезды. *** Позже днем рыцари и ученики собираются в Большом зале, где мастера уже ждут их, молча выстроившись в ряд, встав против солнечного света. Рей садится между Тиу и Джиселлой; Базел, Натуа, Сефф и Яквил позади, а рыцари становятся почти боевым полукругом, словно они вместе против всего остального мира — хотя Бен держится с краю, как обычно. — Я понимаю, — говорит Люк, — что есть среди вас те, кто винит в случившемся меня. Если бы я не остановил Нуму, она осталась бы жива. — Он обращается ко всем, но его взгляд падает на Алему и на племянника. — Продвигаясь вперед по пути джедая, вы столкнетесь с очень многими ситуациями, где придется делать трудный выбор. Нума вчера оказалась в такой ситуации и выбрала следовать Свету — так же, как и я. Если бы я не остановил ее, погиб бы Рейнар. И это не было бы лучше. — Он примирительно поднимает руку, когда некоторые рыцари помимо воли начинают беспокойно шевелиться. — Не было бы. Не нам решать, кому жить, а кому умирать — и не нам ставить ценность одной жизни выше другой. Этот путь ведет к тьме. Если в вашем сердце есть обвинение, если есть злость, прошу, придите ко мне после. Давайте обсудим все и вместе исцелимся. — Мы виним себя, мастер, — искренне говорит Текли. — Нам нужно было прийти к вам сразу же, как только мы стали ощущать влияние Экзара Куна. Но мы были гордыми. Мы думали, что справимся сами. — Никто здесь не винит вас в этом, — проговаривает, журча, Силгал, джедай — мон-каламари с водного мира Дак, и указывает перепончатой рукой на себя и на других мастеров, стоящих позади Люка. — Желание проявить себя, быть независимым — таковы истоки молодой крови. Мы помним, хотя с тех пор прошло время. Лорд ситхов использовал это против вас, и расплата была велика. Пусть это станет вам уроком и наставит в будущих стремлениях. Доверяйте связи с другими. Доверяйте Ордену. Доверяйте Силе. Заговаривает Алема. — Что теперь будет с Рейнаром? — вопрос обрывается на резкой ноте, даже чуточку неуважительно. — Я заберу его с собой, когда улечу, — отвечает пожилой Стрин. — Проведет год со мной на Беспине, потом год с мастером Кираной Ти на Датомире. После мы решим, продолжится ли его искупление, его паломничество, или же он вернется в систему Явин и снова возьмет в руки меч. Рыцари переглядываются. Люк говорит: — Мы понимаем. Вы считаете, что этого недостаточно. Но наша надежда в том, что время, проведенное вдали от этого места, позволит ему исцелиться — и позволит вам простить. Мы должны так поступить, потому что если мы этого не сделаем, то Экзар Кун победил. — И еще одно, — добавляет Корран Хорн. — Мы обсуждали это раньше на тайном совете. Мы полагаем, что пробуждение Экзара Куна было не единичным инцидентом. Странно, что всего лишь одна тень оказалась так сильна. Учитывая недавнюю попытку захвата сектора Меридиан, новое появление Дженсаарай на Куркрусе и доклады об имперской активности, которые мы получаем из миров Ядра, мы делаем вывод, что впереди нас ждет большая опасность. Будущее туманно для нас, что означает — Темная сторона снова наступает. Нам всем стоит быть настороже. Рыцари, прошу вас приготовиться к частым миссиям через несколько месяцев. И, ученики… — он делает паузу и слегка улыбается. — Ладно, дам мастеру Скайуокеру объявить вам эту новость самому. Рей ощущает, как подались вперед Тиу и Джиселла. Она напрягается, в ней поднимается какое-то предчувствие. Может ли это быть?.. — Ваша доблесть на поле боя вчера: то, как вы лечили рыцарей и заботились о детях, следовали приказам и действовали быстро, как сотворили Стену Света, то, как Джиселла защитилась от Рейнара с помощью Силы, и как Рей нанесла Куну решающий удар — все это показало мне, что вы более чем готовы сделать следующий шаг, — говорит Люк своим ученикам. — Пришло время вам собрать свои световые мечи. Раньше Рей думала, что когда этот день настанет, она не будет чувствовать ничего, кроме радости. Она не ожидала, что встретит новость с ощущением сладкой горечи. Не ожидала, что подумает: что ж, значит, сейчас, и что мир продолжит быть неизменным, даже теперь, когда на землях храма еще лежат остатки погребального костра Нумы. Значит, жизнь продолжается. *** Горе обрушивается на Рей жгучими волнами. Оно приходит ночью, когда она лежит в постели и смотрит в потолок, не в силах уснуть. Она вскакивает на ноги, и ей кажется, она вся состоит из узлов, ее грудь, и живот, и горло заполнены какой-то невидимой напряженной массой, от которой солоно и горько на языке. Она сбегает на первый этаж, спотыкаясь на ступеньках и врезаясь в стены и колонны, и каждая ссадина и каждый ушиб отдаются в ней болью, которой в этот момент Рей почти что рада. Ее глаза по-прежнему сухие. Почему она не плачет? Она настолько бессердечна, что не может пролить даже несколько слезинок? Она добирается до ангара, Силой включая световые панели по ходу движения. Сперва ее посещает полуоформившаяся идея начать работу над скайхоппером, который ей подарили Хан и Чуи. Занять руки и мысли. Но вместо этого ее взгляд падает на крестокрыл Т-65 Коррана Хорна. Он решил остаться в Праксеуме на некоторое время, чтобы побыть с Джиселлой и Вэлином, и Рей осознает: если Орден ждет, что она простит Рейнара за убийство Нумы, то они уж точно обязаны будут простить ее за то, что взяла без разрешения звездолет. Раньше она тренировалась только на симуляторах и никогда не летала по-настоящему, но с каких пор это ее останавливало; и дроида-астромеха нигде не видно, наверное, отключился на ночь, но она же не выходит в космос, и гиперпространственные расчеты ей не нужны… Рей забирается в кабину, ее сердце быстро бьется в груди. Под пальцами гудят панели управления. Она выводит крестокрыл из ангара на посадочную площадку, взрыв алой плазмы маршевых двигателей — и корабль взмывает вверх, над деревьями, в ночь, и жар в ее крови слишком свиреп, чтобы быть радостью, и слишком неукротим, чтобы быть печалью. *** Зеркальная гладь озера, сейчас, при свете звезд, ставшая черно-серебристой, мерцает, отражая крестокрыл, когда Рей пролетает над поверхностью воды. Когда перед ней показывается Остров Куна, она даже не раздумывает. Огромная обсидиановая статуя лорда ситхов разлетается на мелкие кусочки от попадания протонных торпед. Осколки дождем осыпаются вниз, какие-то врезаются в храм, какие-то падают в глубины озера. Потом Рей переключается на лазерные пушки и устанавливает режим шквального огня, чтобы множество лучей быстрым и безжалостным потоком снесли колонны. Она поднимается выше, уходит в пике, стреляет, снова поднимается и кружит над островом, то и дело возвращаясь. С каждым ее заходом на бомбардировку Храм Экзара Куна все больше разрушается, и выгравированные письмена массасси плавятся в огне. И тогда, наконец, приходят слезы, текут по щекам Рей, и она рыдает, тем сильнее, чем больше стреляет. Первый друг, который погиб, думает она, отправляя в развалины последний залп энергии. Первый друг, которого я потеряла. *** Когда она поворачивает обратно к академии, на острове не остается ничего, кроме груды дымящихся руин. Ничто не указывает, что здесь тысячи лет стоял храм, возведенный в честь того, кому так ревностно поклонялись и кого так сильно боялись. *** Когда Рей приближается к территории Праксеума, ей кажется сперва, на краткий и чудесный миг, что она видит… Нуму… под блестящими в звездном свете турелями крестокрыла. Но нет, это, конечно же, Алема, которая бесстрастно наблюдает за тем, как Рей выходит из ангара. — Что это ты делала со «стрелкой» мастера Хорна? Рей пожимает плечами. Она пока не готова этим делиться. Это ее собственное прощание, ее личная форма салюта. Взгляд Алемы смещается к темным деревьям. — Я знаю, вы все хотели бы, чтобы на ее месте была я, — говорит она безжизненно, без эмоций. — Это ведь она была хорошей сестрой. — Никто так не думает, — говорит Рей. — Мы разделяем твое горе. — Мастер Силгал сказала, что мы должны доверять им, — продолжает Алема, словно и не слышала Рей. — Доверять мастерам. Но именно доверие Нумы ее и погубило. — Алема, — Рей с трудом сглатывает. — Мы должны двигаться дальше. Ради Нумы. Мы должны продолжать бороться за все хорошее… — Моя сестра, — шипит Алема, прежде чем отвернуться и прекратить дальнейший разговор, — была единственным хорошим, что у меня осталось в этом мире. *** «Тысячелетний сокол» возвращается на Явин IV ясным солнечным днем, когда ученики уже приступили к серии медитаций длиной в несколько недель и охотой за деталями для сборки своих мечей. На посадочной площадке Хан Соло кладет в руку Рей маленький мешочек. — Не знаю, может, это жульничество, — замечает он. — Но я не чувствую за собой вины. А ты? Рей заглядывает внутрь. В складках ткани виднеется блестящий драгоценный камень корус сапфирового оттенка. Отблески его сияния падают ей на лицо, и он так ярко отражает дневной свет, что кажется, в самом кристалле пылает натопленная печь, и ее огонь пробивается через отполированные грани. — Стащил его с добывающей станции Лэндо на газовом гиганте, пока он не видел, — признается Хан с озорной усмешкой. — Но ничего страшного, этот негодяй и так должен мне тонну кредитов. — Я… — Рей беспокойно переминается с ноги на ногу, обрадованная и тронутая настолько бесценным подарком, но совершенно не представляющая, как выразить благодарность. — Спасибо вам. Вам правда не стоило… Хан потирает подбородок и, кажется, глубоко задумался о чем-то. Наконец, он наклоняется вперед и негромко произносит: — Я расскажу тебе кое-что, малышка. Это была не моя идея. Картель хаттов знает больше о честной работе, чем я о ваших сумасшедших лазерных мечах. Бен попросил меня достать его для тебя, но сказал ничего не говорить. — Он подмигивает ей. — Так что это наш маленький секрет, хорошо? *** Бен крайне подозрительно смотрит на нее, когда они сталкиваются в коридоре на первом этаже. — Почему ты так мне улыбаешься? — Просто, — мямлит Рей. Она замечает, что он направляется наружу. — А куда ты идешь? Он избегает смотреть ей в глаза. — Да так, хотел попрощаться с отцом и его ходячим половичком, — бурчит он. *** Рей, скрестив ноги, сидит на полу мастерской, которую оборудовала для себя, вокруг рассыпаны разнообразные компоненты ее светового меча, — большая часть их это старые детали из командного пункта. Она вытаскивает из мешочка камень корус и бережно берет обеими руками. Кристалл — сердце клинка. Металлический цилиндр поднимается в воздух, за ним тут же следуют диатиумовая батарея, кусочек изоляции, несколько переключателей и кнопок, крошечные винтики и тонкие проводки. Сердце — кристалл джедая. Затем камень взмывает вверх из рук Рей и присоединяется к остальным деталям, что вращаются вокруг нее. На него падает луч солнца, и комнату заливает сияние. Джедай — кристалл Силы. Рей закрывает глаза, собирает вместе все, что за последние недели узнала о том, как делать световые мечи, и сосредотачивает на этом все свои мысли. Металлические детали со звоном соединяются. Проводки изгибаются, щелкают крепления. Сила — клинок сердца. Потом она видит это — как установить все на нужное место, как отрегулировать линзы, как сконструировать оружие, что станет ей постоянным спутником на будущие годы. Все связано: кристалл, клинок, джедай. Ее глаза открываются. Она готова начать. Вы — одно.