Боруто торжествующе хмыкнул, предвкушая реакцию на свою выходку, и пошел прочь. Осколки резали ноги, потрескивая под его весом. Стоило выплеснуть злость, прийти в себя, как реальный мир напомнил о себе болью и холодом. Но даже так — возвращаться он не планировал, не сейчас. Будто ему охота получать по шее за скандал и самовольный уход.
Представлять, как нервничают родители, было приятно. Поделом. В любом случае на долгий побег он всерьез не надеялся. На что вообще можно надеяться, когда папа — мощнейший сенсор, а маманя умудрилась унаследовать бьякуган чистейшей пробы? Захотят — найдут, вопрос времени.
Кожа на стопах покраснела и вспухла от мороза и ран. И надо было удрать босиком. Красивый — мол, ничего мне от вас не надо, и обуви вашей не надо! — и кошмарно идиотский жест непокорности. Боруто с досадой окрестил себя полным болваном.
Он добрел до станции, с трудом залез на крышу подошедшего поезда: было не до лихих прыжков, — и отдался потоку непрошенных мыслей. Ледяной ветер вышибал дух, но все равно вызывал восторженный трепет, как в детстве.
Тогда его радовали и изумляли не только бьющий в лицо встречный ветер и пьянящее ощущение свободы. Где-то в уголке сознания он бережно прятал воспоминания о глупых играх, теплых шершавых руках и простых разговорах. Когда-то он подлетал к отцу, его подхватывали, и он утыкался носом в жесткую черную куртку, пахнущую костром, лесом и пылью. Запахи могли рассказать не меньше, чем папина эмоциональная болтовня, и Боруто каждый раз пытался по ним угадать, какие приключения повстречали отца на очередной миссии.
Он искренне рассмеялся тем стыдным воспоминаниям. Желание позлить исчезло, и Боруто уже раскаивался в том, что натворил. Зря он раскричался, зря убежал и зря разбил маски, раз папаня отнесся к ним с таким трепетом.
— Эй, пацан!
Боруто подскочил от неожиданности. Сердитый окрик вырвал из теплого забытья. Он и не заметил, как поезд доехал до конечной. Окликнул его машинист — грузный серьезный дядя неопределенного возраста.
— А… Ты, что ли, мелкий.
С совершенно нежданной ловкостью дядя залез на крышу и развернул его к себе за плечи. В ответ на панибратский жест Боруто лишь удивленно хлопнул глазами.
— Хорош шататься по ночам. Сам знаешь, тебе не сто́ит.
— Дяденька, а ты вообще кто?
Машинист покачал головой.
— Не придуривайся, шкет. Пойдем-ка лучше домой.
Боруто знатно растерялся. С одной стороны, им беспардонно распоряжаются. С другой — сопротивляться он, конечно, в состоянии, но вот дойти до дома — уже навряд ли. На расцарапанные стопы даже смотреть не хотелось. Когда-нибудь он научится превозмогать боль, шиноби же, но он мог научиться этому и попозже. Последним аргументом стал продравшийся под кожу холодок.
«Один я буду долго переться, — рассудил Боруто. — Да и подумаешь. Нормальный дядя. Тупо отказываться, мало ли откуда он меня знает».
Кинув взгляд на его ноги, — раны уже начали воспаляться — человек многозначительно цокнул, за шкирку стащил его с крыши и, игнорируя смущенные возражения, подсадил на спину.
Идти было недалеко. Оба устало молчали. Боруто дивился странному поведению попутчика и будто в первый раз наблюдал с детства знакомую Коноху — тихую, безлюдную и, кажется, опустившуюся на несколько этажей. Машинист дошел до знакомого вроде бы перекрестка, но вдруг свернул в неверном направлении.
— Э-э, мужик… — позвал Боруто. — А
к кому домой мы идем?
Если это план похищения сына Хокаге с целью затребовать выкуп, то какой-то уж слишком дурацкий.
— К тебе, конечно, — усмехаясь, ответил собеседник.
— Но мой дом, вообще говоря, та…
— Боруто! — прервал его знакомый голос.
«Сестренка Ханаби?!»
Боруто беспокойно заозирался. К ним действительно спешила Ханаби. Обычно веселенькая и беззаботная, сейчас она казалась какой-то встревоженной. Если не разгневанной.
— Сестренка? Чего это ты разгуливаешь по ночам? — подивился Боруто.
— Это я у тебя должна спросить! — Ханаби затормозила и сердито уперла руки в бока. Боруто сжал ворот дяденьки, чувствуя себя на редкость некомфортно: в нем словно бы высверливали дыры бьякуганом. — Ну вот зачем ты снова удрал? Я же волнуюсь!
— Да я бы все равно вернулся, — поспешил он уверить ее, с удивлением отмечая, что едет в сторону квартала Хьюга, — именно этого я и пытаюсь добиться. Странно, что ты не помнишь, но мой дом…
Вены на висках проступили отчетливей, и Боруто стушевался: у него были свои, особые отношения с бьякуганом.
— …где скажешь, там и будет, сестренка.
До особняка они добрались в неуютной тишине. Ханаби слегка склонила голову, благодаря машиниста, и помогла Боруто пройти по коридорам. Усадила его на стул в гостевой и зажгла пухлый желтоватый светильник. Какой-то молодой Хьюга принес бинты и мазь.
Ханаби принялась обрабатывать его ссадины, и Боруто не рискнул отрывать ее от этого занятия. Кажется, он еще не видел сестру матери такой серьезной. Та всегда очаровывала — ну, или бесила — своей непринужденностью.
Ханаби неплотно завязала бинт и подняла взгляд, отчего-то очень усталый.
— Прости, что накричала, — ласково извинилась она. — Понимаю, что тебе нездорово, и запрещать тебе ничего не хочу. Просто… Не стоит пока к ней ходить, ладно?
Боруто оторопело моргнул. «К ней» — это к кому? Не успел он уточнить, как Ханаби взяла его ладони в свои и предложила с вымученной улыбкой:
— Давай лучше завтра вечером сходим к папане?
Сходить к отцу Боруто был не против: как раз задолжал извинение. Только непонятно, зачем ждать до завтрашнего вечера. И ему уж точно не требовалось сопровождение сестренки. Он шиноби или кто вообще?!
Боруто скуксился, но Ханаби одарила его таким взглядом, что он мигом принял решение оставить свои мысли при себе. Лимит скандалов на сутки был исчерпан, поэтому он лишь терпеливо поинтересовался:
— А где дедушка? Спит?
Вопрос был актуален — в свете того, как дедуля беспокоился о них с Химавари. Если уж Ханаби так переполошилась из-за его побега, то старикан вообще должен был рвать и метать.
— Как обычно, — вздохнула сестрица. — Вряд ли уже встанет с постели.
— Э?! — Боруто вскочил со стула и тут же зашикал от рези. — Что с ним? — деда он любил, хотя и старался этого не показывать. — Почему?
— Ну, как это из-за чего… Он же так сильно волновался из-за твоей матери.
Боруто пробила дрожь. Чересчур много случилось за время одного только побега из дома.
— С маманей... что с маманей?!
Сестренка его обняла, напряженной рукой погладила по волосам.
— Нет, все хорошо, мама в порядке, доктора присматривают за ней. Не переживай!
— Доктора… она, что, в больнице?! — спросил он осипшим голосом.
Ханаби уставилась на него странным взглядом.
— В Шестой, — ответила наконец она, — уже лет десять как.
Боруто чуть не задохнулся. Шестая больница была психиатрической.
* * *
Пепельный дым таял в сумраке ночи. Вдох. Выдох. Он отбросил зажеванный фильтр и вытянул из пачки новую сигарету. Поднес к кончику дрожащее пламя. Зажег и прикурил. Закашлялся — новая порция горечи сухо опалила горло.
Давно не было так дерьмово. Сначала — отец, погибший десять лет назад, теперь — мама. Боруто знал, о чем говорили взрослые.
«Хината-сан скоро отправится вслед за мужем».
Если бы он не впал в истерику, когда она в очередной раз его не узнала, сестрица бы не запретила ему видеть мать. Быть может, мама узнала бы его на следующий раз.
Он снова зашелся кашлем. Чертовы сигареты, когда он к ним наконец привыкнет?
Боруто было стыдно, потому что глубоко в душе он тоже допускал мысль, что маме лучше умереть. Мысль была страшной и отдавалась в горле саднящей болью. Но мама, бледная, хрупкая, давно перегорела и замучилась своей жизнью. Ее объятия больше не согревали, только дразнили призраком тепла, а настоящего тепла у него уже не будет. Когда-то мама зажигала в душе мягкий добрый огонек, а теперь настала его очередь, но он раз за разом не мог зажечь ее в ответ.
Это все он виноват. Боруто всхлипывал и давился горькой слюной. Кружилась голова. За пеленой слез замигали свежие неоновые вспышки. Прорубь ночного неба ощетинилась проводами.
* * *
Наруто отсчитал достаточно времени. У Боруто была возможность проораться, разрисовать в очередной раз его наскальную рожу, пореветь, успокоиться, сойти с ума от стыда и даже стащить себе утешительный бургер. А теперь пора домой.
Он заглянул за край крыши, в подворотню, где ощущал очаг сына. Боруто съежился в комочек и, почихивая от дыма, выкуривал сигарету. Наруто скривил бровь.
«У него что, алгоритмы сбились, даттэбайо?!»
Он соскочил на асфальт и, размахнувшись, кулаком треснул мальчика по макушке. Тот вздрогнул и выронил сигарету из нервных пальцев.
— Ты что творишь, хотел бы я знать?! — рявкнул Наруто. Он не понимал, почему сын глядит на него таким непонимающим шокированным взглядом. — Снова за старое?
Боруто робко выдохнул:
— Папа?
Словно призрака увидел.
