За горизонтом неправильных дней

Бесполезно. Боруто в бессилии повалился на землю. — Идиот, — его трясло от смеха и горя, — будто этим что-то поправишь. Не могли же зарыть эти проклятые осколки. Кто вообще сказал, что они существовали в этой реальности. Где они? Сгинули вместе с отцом? Хотелось кричать, но горло скрутило жгутом, и из легких вырывался какой-то жалкий хриплый стон. — Эй! Узумаки Боруто? Боруто обернулся на крик. Его окликнул парень с повязкой чуунина. Прежде он его не видел, но Боруто привык, что в деревне все каким-то образом узнавали его в лицо. Хотя… известно каким. Похожее лицо взирало на них со Скалы Хокаге, а в той Конохе — еще и с баннеров и ТВ-экранов. — Чего тебе? — Я нашел его, — быстро произнес парень в крошечный динамик, пристегнутый к уху, — Хаки, Уме, резче давайте! Значит, его ищут. Да пошли они к черту. Боруто плевать хотел на эту Коноху. Она оставила ему так мало, сначала украв жизнь отца, а потом матери. Она растила его двенадцать лет… зачем? Уж не на убой ли? — Никуда я не пойду, чтоб ты знал, — упрямо заявил Боруто. Перед глазами всплыло лицо Хидео, вспомнились его слова, и стало еще противнее. Парень вздохнул. — Послушай, давай не будем создавать друг другу проблемы. Минут двадцать назад части подразделений был отдан приказ найти тебя и доставить в Резиденцию. Учитывая, сколько сенсоров при этом задействовали, чудо, что ты до сих пор здесь. Тебя все равно туда кто-нибудь да притащит… На горизонте появились девушка и еще один парень — очевидно, Уме и Хаки. Боруто прикинул соотношение сил. Противники были старше, но от силы на пару лет. Сражаться сразу с тремя, когда кандалы блокируют поток чакры — гиблый номер. Маневренность его тоже ограничена. Одной только грубой силой всех не одолеть: в конце концов, он же не Ивабе. Бежать? Да куда? Какая, к чертям, разница. Отсюда. Боруто подскочил, уворачиваясь от теневого захвата — видать, девчонка входила в клан Нара: и увильнул за ближайший склад. Он несся, старательно выискивая пустыри без теней, но здесь, на окраине, переулки Скрытого Листа прижимались один к другому, создавая огромные теневые зоны — идеальную среду для шиноби из Нара. Тогда он вскочил на низкую крышу. Будь у него хотя бы пара клонов, запутать преследователей не составило бы труда. Но печати не срабатывали, скованные руки затекли и висели мучительным ненужным балластом. Боруто перескочил через сотую, наверное, крышу и чуть не врезался в одного из новообретенных соперников — кажется, Хаки. Пришлось резко свернуть и отскочить в сторону, но расчет оказался неверным, и он, издав короткий крик, тяжело ухнул в пространство между мезонинами. Он не слышал, как Хаки говорил в динамик. Его почти сразу окружили. — Черт, вот же… — выругался парнишка, обнаруживший его у Храма… вернее, на месте Храма. — Уме, что теперь… Боруто с трудом сел. Специалистом он никогда не был, но сейчас мог заключить, что, кажется, что-то вывихнул. Что-то в районе плеча. Или коленки. Нет, он определенно не был специалистом. Эти ребята ему, что, пальцы показывают? Просят посчитать? Потрясающая диагностика. Они тоже не были специалистами. — Что там стряслось?! Все четверо повернулись на голос. К ним стремительно подошла женщина. Боруто хорошо ее знал. В ней и здесь, в этой жизни, ощущалось столько собранности и моложавой энергии. — Сакура-сама… — пробормотал Хаки. Бывшие преследователи, похоже, тоже ее знали. — Марш отсюда, все трое. Я сама разберусь. Возражать ей не смели. Почти небрежным ударом Сакура разбила кандалы друг о друга — Боруто и раньше догадывался, что свою чудовищную силу Сарада получила не от отца — и быстро осмотрела его посиневшие запястья, ссадины на ладонях, искореженные ногти. — С крыши упал? — почти строго уточнила она. — Где болит? Боруто невнятно, но кристально честно пробормотал что-то про «то ли плечи, то ли колени». Он ожидал, что ирьенин рассердится, но ее взгляд — впервые с момента их встречи в этой новой Конохе — смягчился и потеплел. Она рассмеялась, заверила, что он очень похож на Наруто, и легко, словно Боруто ничего не весил, подтянула его с земли. — Жить будешь, — пообещала Учиха, перекидывая через плечо его руку. — Куда мы…? — он вдруг испугался, что она потащит его в Резиденцию. — Только не… До Боруто уже дошло, что приказы руководства в этой реальности выполняются беспрекословно. А он еще отца считал строгим. — …не к Орочимару? Да пошел он! У великой Учихи Сакуры, очевидно, были свои привилегии. — Куда мы идем тогда? — набравшись наглости, Боруто добавил: — В больницу не хочу. — Из-за таких пустяковых ссадин? — усмехнулась Сакура. — Ты же не младенец и даже не гражданский. Дома наложу повязку, и все. Боруто только теперь осознал, что ему повезло сверзиться на территорию квартала Учиха. Весьма неглупый выбор, хоть совершенно случайный. В старом поместье царил дух тишины, аккуратности и утонченного спокойствия. Атмосфера, разительно отличавшаяся от привычно шумной и суетливой Конохи. Должно быть, в таком тихом и просторном доме жилось одиноко. Он вспомнил свой дом, и внутри что-то сжалось. Боруто с ужасом осознал, что в памяти остался только общий образ, а вот детали давно истерлись. Далеко не два дня назад. Когда он вообще в последний раз обращал внимание на место, где живет? Место, что отец однажды выбрал для матери? — Боруто, ты чего? — удивленный, слегка обеспокоенный голос Сакуры вырвал из неприятных, вязких раздумий. Оказывается, он встал посреди гостиной и пялился в голую стену. Боруто смутился, заверил, что с ним все нормально, даже попытался отшутиться и вздрогнул, ощутив теплые руки на своих плечах. — Сколько раз просить, — мягко укорила она, — не стоит здесь притворяться. С Наруто мы столько пережили, столько слез вырыдали, что стали семьей. И ты для меня, да и Сарады, такая же семья, Боруто. Злость на эту Коноху никуда не улетучилась. Зато он вспомнил, что в мире остались добрые люди. Никогда Сакура не казалась ему кем-то родным: она вечно маячила где-то вдалеке, просто красивая женщина, всегда ласковая к нему и Химавари и почему-то строгая с отцом. Но отчего-то теперь безумно не хотелось, чтобы она убирала свои теплые руки. Сам себе дивясь, он повернулся и прижался к ней. Его стиснули крепче. — Прости меня, — шепнула она. — Что… вас? — растерялся Боруто. — За что? — Прости, — задыхаясь, надрывно повторила Сакура, — прости! Боруто вдруг осознал, что она плачет. Он слегка отстранился и, не зная, что сказать, недоуменно пробормотал: — Не надо. Вы… вы чего? — Ничего бы из этого не случилось, если бы я была рядом… Я должна была быть рядом, я клялась защищать его, как он защищал деревню! Боруто опустил взгляд. Он понимал, что она имела в виду. Смерть отца — как и все, что случилось после, — стала тяжким бременем для его лучшего друга, который всю жизнь бок о бок продирался с ним через бесконечную безысходность войны и ненависти. — Он столько брал на себя, считался непобедимым, — она усмехнулась, — но мне ли не знать, как сильно он нуждался в поддержке. Черт… черт! Она всегда казалась бодрой, здравой, волевой. Боруто и не думал, что когда-нибудь увидит ее слезы. Настала его очередь утешать — хоть он и понятия не имел, как. — Знаешь, — всхлипнула Сакура, — все потому, что раз за разом он всех и каждого заставлял верить, что для него не существует пределов. Раз за разом приносил себя в жертву — и снова воскресал, словно все нипочем. Он мог быть и здесь, и там. Он остановил войну. Он обещал разбить бесконечный круг ненависти. В его всемогущество хотелось верить. Он стал… богом. А боги не умирают. У Боруто дыхание сбилось. — Тетя Сакура… Что произошло тогда? — голос охрип. Возможно, в этой новой реальности он уже должен был знать ту историю, но было плевать. Было просто необходимо понять, как и за что погиб отец. — Десять лет назад пошли слухи о смерти Саске-куна, и я рванула его искать. Даже Наруто не предупредила. Глупая — но он… он все понял. Наруто… очень трепетно относился к моим чувствам. Всегда. Поэтому я даже подробностей не знаю. Когда я вернулась в деревню, все уже сгорело дотла. Мне пересказывали события, но каждый понимал их по-своему — а может, никто вообще ничего не понимал. Но одно знаю точно: тебя и Хинату похитили. Думаю, об этом и тебе говорили. Наруто… Я не представляю… Он очень любил вас — и девочку, которая еще не родилась. Помню, как долго они с Хинатой мучились над именем. Никак не могли подобрать что-то действительно красивое… Заходили в лавку Ино за идеями: Наруто очень нравилось мое имя, и свою дочь он тоже хотел назвать в честь цветка. Ох… Прости. В то время в деревне стоял Храм Узумаки, где хранились маски о́ни для обрядов. Их требовали, угрожая вашими жизнями. Отдать их значило сильно ослабить Коноху: они позволяли делать невероятные вещи, проходить сквозь барьеры времени и пространства. Их нужно было беречь — во имя мира. Потому что попади не в те руки… ну, ты понимаешь… — А что папаня? — взволнованно перебил Боруто. — Наруто согласился на обмен. — Что?! Он всегда считал его преданность деревне непоколебимой. Что семья для отца — не в приоритете. Но когда их жизни угрожала опасность, отец пошел на такой глупый, неравноценный обмен. — Может быть, он рассчитывал перехитрить врага. Спасти и вас, и деревню. Может… знаешь, трудно сказать. Когда Наруто стал Хокаге, он признался, что боится быть несправедливым. Как-то я зашла в гости… Он игрался с тобой маленьким и жаловался, что понятия не имеет, что будет делать, если ты вздумаешь стать генином. Нельзя к одному подчиненному относиться лучше, чем к другим. Боялся смешать работу с личными чувствами. А работа Хокаге — защищать деревню. То есть они не должны были быть на первом месте. — Не представляю, что с ним творилось тогда, — вздохнула Сакура, — случись что-нибудь с Саске-куном и Сарадой… не знаю, что бы со мной стало. В чем-то работа ирьенина сходна с работой Хокаге: на поле битвы ты должен отдавать приоритет сильнейшим шиноби, даже если твои родные не среди них. Все ради победы. Ради деревни… Но я, я бы все равно сначала вылечила Сараду и Саске-куна. А Наруто всегда был сильнее меня, но даже он не выдержал. — Он отдал маски? — Даже если так, их уничтожило — скорее всего, чакрой самого Наруто. В твоем отце дремала очень мощная разрушительная энергия, и война ее только распалила. Ее всегда нужно было контролировать, но в тот раз Наруто не сумел. Последнее, что он сделал — это защитил деревню от самого себя. Ну, уж это ты знаешь. Боруто медленно кивнул. — А после смерти отца… — После смерти Наруто вернулся мир, который был до него. Не сразу, но… Начались распри за кресло Хокаге, за ценные свитки, из-за политики. Другие деревни активизировались: раньше их подавляла мощь Конохи. Не все пережили войну, и не все сознают, насколько важно объединиться перед общей угрозой. Да и угрозы общей тогда не было. Одна только неопределенность. Боруто, он ведь никуда не уходил, тот мир, он всегда жил — и внутри нас тоже — и возродился при первой возможности. Потому что стремиться к силе, требовать власти — это в природе человека, природе, которую можно смягчить, но до конца не вытравить. Сколько сил тратил отец, чтобы сберечь тот хрупкий рафинированный мирок, в котором он, Боруто, прожил всю жизнь? Насколько, черт возьми, она была ничтожной.