Люк с лязгом распахнулся. Боруто легко выскочил на крышу и с наслаждением потянулся, разминая затекшие руки. Край солнца уже виднелся за линией обманчиво-спокойных вод. Поезд врывался в новое утро, ритмично покачиваясь на ветвящихся вдоль берега рельсах.
— Эй, малявка, — вслед за ним на крышу вылезла случайно разбуженная Най. — Все-таки удираешь?
— А-а.
Ежась от холодка, она достала сигарету и прикурила.
— Как знаешь. Но у нас тут хотя бы стабильность.
— Поезда ходят по расписанию? — ухмыльнулся Боруто. Най издала хриплый смешок. Поколебавшись, он спросил: — Для чего вы это делаете?
— Знаешь, куда все это барахло везут? — она слабо треснула кулаком по железной крыше.
— …в порт?
— Угу. А оттуда — в страну Когтя. Думаю, понимаешь, зачем. Не вчера родился.
Боруто покачал головой. По меркам этого мира он именно что вчера родился, но догадаться труда не составило.
В нашей холодной войне с Туманом слишком много горячих точек.
— На фронт, — значит, какие-то вещи отнимали у крестьян, чтобы прокормить солдат. — Но… — он помрачнел, невольная радость, которую принесло доброе, свежее утро, начала тускнеть. — Там же сражаются шиноби Огня.
— Да за что они сражаются?
Боруто вздрогнул. Люди терпели боль, умирали ради тех, кто их проклинал?
Железнодорожные пути проходили сквозь иссохшие поля мисканта. Высокие травы поникли от холода, да и не казались такими высокими, как семь лет назад.
— За что-то сражаются, раз война идет. Отец говорит, нельзя сражаться ни за что.
— Выпендрежник, — фыркнула Най. — Знаешь… Забудь о нем. Плохой он отец, раз допустил то, что ты здесь.
— Это я плохой сын.
Завидев пирс, тот самый, из детства, Боруто подтянул спадающие штаны — линялый дар дедули Сусуки, единственного в мире террориста, носившего две пары одновременно — и соскочил с края, одним мощным прыжком преодолев расстояние от рельсов до моря. Босые стопы коснулись сияющей рассветными бликами воды. Студеная.
Вышедшая из сонного оцепенения Най, словно вспомнив что-то, неожиданно завопила:
— Стоять!!! — поезд стремительно уносил ее голос, и она, с досадой отбросив сигарету, помчалась по крыше против движения. — Придурок, куда намылился, там водовороты, ты же сдох…
В последний раз обернувшись, Боруто сложил руки рупором и проорал:
— Спасибо за штаны!!!
Поезд уносило все дальше, а Най — выносливая, но обычная девушка, не шиноби — вскоре выдохлась. Больше Боруто не оборачивался. Он бежал вперед, оставляя за спиной и Коноху, и бессмысленную войну, и мертвых родителей, и Сараду, у которой не было мечты, и смешанные чувства от встреч с людьми, рушившими его взгляды на жизнь. Не плохими и не хорошими, просто умудрившимися не опуститься на самое дно, дальше которого уже и человека-то не было.
Надежды на скорое возвращение перебивали горечь новых воспоминаний. Издалека проглядывалась крошечная черная точка — гряда Узушио. С востока солнце било в глаза ледяным, ослепительно-чистым светом, и в груди поднимался восторг, яркий и наивный, какой он не испытывал с глубокого детства.
Он все ускорялся и ускорялся, позабыв обо всем, видя перед собой только солнце и приближающийся остров, мечтая обнять людей, которые здесь уже умерли. Позади — страх, война, сухой мискант, а впереди — теплый дом и теплый, ослепительный, как это солнце, мир.
Внезапно ногу утянуло под воду, и Боруто с отчаянным криком врезался в ее поверхность. Волна захлестнула его с головой, он едва вынырнул и резко глотнул воздух. Он пытался выкарабкаться, но всегда надежная водная толща казалась скользкой, с бешеной скоростью уходила из-под пальцев и рушилась, как тонкая-тонкая льдистая кромка.
Вспышка паники, отчего-то напавшей только теперь, прожгла разум. От бесполезных попыток выбраться мышцы пресса и плеч болели, боль пронзила и бок. Хотелось кричать от досады и злости: какой же он дурак, какого черта не смотрел под ноги…
Он выдохся, голова кружилась, но ему нельзя было сдаваться, только не сейчас, когда он наконец-то нашел свою мечту: тот мир и был мечтой, и он должен добраться до него, любой ценой, наплевав на все преграды.
Конечности онемели, он с трудом заставлял их работать. Очередной поток, мощнее предыдущих, встал на пути, кажется, выламывая кости, и погреб под собой. В глаза ударила пелена мутной воды. Он глушил панику изо всех сил, понимая, что иначе умрет, а умирать было нельзя, сначала нужно хотя бы извиниться, ему будет до смерти горько, если он не успеет извиниться.
Воздуха в легких не осталось. Тело подхватывали борющиеся между собой потоки. Боруто расслабился, закрыл глаза — из-за рези, да и зрение теперь бесполезно — и сконцентрировался, пытаясь слиться со всем водоворотом, отыскивая последний шанс: стихия слаба в своем противоречии.
Он ощутил, что один из потоков уходит в сторону. Захлебываясь, Боруто оттолкнулся руками, ловя это спасительное течение и выскальзывая из губительной воронки. Разогнав чакру по каналам, он поплыл вверх; мышцы, казалось, вот-вот лопнут от напряжения.
Вырвавшись наконец из водного плена, он судорожно втянул так нужный воздух и неловко, превозмогая себя, выполз на поверхность. Руки и ноги мелко дрожали. Вода под коленками снова начала разъезжаться. Ощущая тошноту — наглотался воды — и головокружение, он поспешно вскочил и, шатаясь, побрел вперед, к острову.
Бешеное биение сердца постепенно успокаивалось. Промозглый ветер прошивал насквозь.
* * *
Опустившись на колени, Хината шепотом вчитывалась в непривычные скорописные иероглифы. Рядом примостился любопытствующий Конохамару, все еще не понимающий, откуда в жене «братца Наруто» проснулся внезапный интерес к мифологии. Свиток стелился по полу пыльного чердака.
«…небесные поля уничтожены Ураганом, Солнце укрылось за ширму горизонта, а Нижний Мир обернулся вечным гротом, по которому бегали тени, растягивая и развращая суть вещей. Чтобы вырваться из этого фальшивого мира и вновь узреть свет, изготовили великие дары: Священное Зерцало и ожерелье из Магатама, а смешливая Амено сплела венец из ветвей Древа Истины и под улюлюканье богов устроила…»
…дальше чернила растекались, и текста было не разобрать.
«…и стали звать ее Узу-ме — девой Узу, в честь сакрального венца из ветвей Древа. Вернув узникам Солнце, она обосновалась в краю за сотней водоворотов, дары же распределились меж другими потомками богов… озарится истиной мир пустых снов, а цепи суеты перестанут стягивать души».
Хината сосредоточенно нахмурилась, ловя ускользающую мысль. Знакомая с малых лет легенда, переписанная предками ее мужа, не давала покоя. Да и дары эти… где-то она о них слышала.
* * *
Изрезанный берег Узушио походил на застывший вихрь. Только добравшись до скалистого пляжа, Боруто обессиленно повалился на землю. В ребра врезалась острая галька, ветер бил в спину и плечи, но он не обратил внимания. Только отдышавшись, однако, он поднялся на ноги, разбежался как следует, подпрыгнул и подтянулся, схватившись за край невысокого выступа. Выступ оказался крутым, и Боруто несколько раз кувыркнулся вниз, мигом очутившись на внутренней, прикрытой от ветров стороне.
— А?! — вздох удивления вырвался сам собой.
Длинные ряды холмов завивались вокруг совсем небольшого островка. Над ними, между ними, на само́м островке мертвой рекой расплескивался разбитый до основания город. Даже Боруто — тому еще любителю истории — приходилось слышать о разрушениях, но таких масштабов он не ожидал. Выдранные с корнем колонны, балки, костьми торчащие из зданий, целиком поваленные дома. Что здесь произошло? Какой техникой можно так долбануть…?
Над островами царила странная атмосфера, которую он не мог толком объяснить. Она манила и ощущалась, как… огромная прожженная дыра — Сарада бы описала умелей. Тишина, с которой он было свыкнулся, отчего-то пугала. Пейзаж казался до странного одиноким и безжизненным. Не было даже трупов.
Как будто трупы могли вдохнуть сюда жизни. Боруто усмехнулся глупой мысли. Под босыми ногами хрустнуло стекло. Он осторожно прошелся между зданиями, пытаясь собраться и определить, что вообще ищет. Храм, наверное?
Он решил, что если в Узушио и осталось святилище, то, наверное, стоит попытать счастья на срединном островке. Тонкая полоса воды выглядела спокойной, но на нее даже смотреть не хотелось, не после пятичасовой беготни от водоворотов. Боруто раздраженно тряхнул головой — не теперь же отступать! — и с разбегу бросился в речку.
Здания на крошечном куске земли превратились в месиво, но он был готов обыскать каждый клочок. Он в шаге от дома, скоро все наконец-то закончится. Они перестанут смотреть на него иероглифами с пустой могилки, и ради этого он сделает все, что угодно, примет любое наказание.
В правый глаз ударил болевой импульс. Сбоку, за покосившимся забором, мелькнула пара ярких всполохов и пропала. Кажется, так выглядели и врата в измерение Нуэ. Боруто бросился на вспышку — метнулся мимо колонн, перескочил через ступени из треснувшего камня и ворвался в просторный зал, заляпанный темными пятнами крови. На полу разрастались узоры незнакомых печатей.
Боруто и вскрикнуть не успел: он проваливался во тьму чужой памяти — холодной, мертвой, давно забытой. Собственная воля, не в силах выдержать натиск, расплавлялась, как фитиль. Привычные воспоминания, подобно схлынувшей волне, откатили на второй план, уступая место новым. Здесь и сейчас он вдруг перестал быть Узумаки Боруто.
Его звали… Учиха Кояне?
