* * *
Чита досадливо поморщилась от крика капитана. Его резкий голос отточенным лезвием рассекал болезненный, словно бы ватный заслон, через который она в последнее время слышала мир. Барабанные перепонки восстанавливались небыстро. Завернувшись в теплую толстовку, она забралась на верхнюю палубу, торопливо прошагала мимо рулевой рубки и медотсека, к ящикам за цистернами с топливом. Привычным ловким движением она отодрала крышку и заглянула в один из ящиков, встретившись с удивленным взглядом мальчишки. Чита даже не поморщилась от смеси тошнотворных запахов: бывало и хуже. Не желая доламывать хрупкие ребра, она осторожно перехватила его поперек живота и вытащила на поверхность. — Чего? — настороженно поинтересовался он, вдоволь наглотавшись свежего морского воздуха. Выглядел мальчик паршиво: желто-зеленые синяки по всему телу, синие от холода губы, глубокие мешки под глазами, красные припухшие веки — видно, что плакал, и Чита его не винила. — Удостоверяюсь, что ты еще жив и в товарном состоянии, — просто ответила она. Мальчик сцепил зубы, силясь заглушить страх демонстративной злостью, но получалось откровенно жалко. Чита цыкнула. Все бы ничего, но слишком сильно отекшее плечо напрягало. Не хотелось бы оставлять его калекой — это могло снизить цену. Не в первый раз она ощутила негодование: сначала придурки избивают очередную добычу, а возиться с последствиями в виде полутрупов почему-то вечно ей. Кто бы еще подумал, что парень может окочуриться от боли и холода? Что его, вообще-то, надо покормить? И — нет, это не материнский инстинкт, ну и что, что ей за тридцать и она одинока. Даже кошки нет, сдохла бы на корабле… Нет, не в том дело. Просто не хотелось упускать наконец-то достойный куш. — Вот что, — решила Чита. — Пойдем-ка в медотсек, Хэйва уже встал. Еще бы, а кто б не встал от утренних трелей Рёдана? Не говоря уже об этих отвратительных стонах чертовки Ширэн. Она помогла пареньку подняться, подтянув за неповрежденную правую руку. — А если я не хочу? — с вызовом спросил он, вдруг тормозя. — Со мной все в пор… — Действительно, зачем тебе рука? — перебила Чита. — Давай уж сразу оттяпаю, чтоб с лишним грузом не возиться. Мальчишка сразу поутих и послушно пошел следом. Не стучась, она толкнула дверь и втащила его в тесный медотсек. Хэйва, до того возившийся с какими-то колбами, закатил глаза и беззлобно проворчал: — А если я голый…? — Значит, научишься наконец работать в одежде, — отмахнулась Чита, усаживая мальчика на низенький табурет у заваленной бинтами и склянками тумбы. — Неплохая привычка, знаешь. Для ноября. Хэйва испустил тихий вздох, добавил содержимое колб в заплесневелую кружку с густой кофейной жижей и, встряхнув, почти до конца осушил ее одним глотком. — Бр-р-р. Дрянь какая, — сипло пробурчал он и, проморгавшись, с неожиданной щедростью предложил кружку мальчику. — Хочешь? — Нет, Хэйва, мы не хотим растворять ему желудок, — предупредила Чита, отбирая посудину. — Мы хотим его подлечить. Док пожал плечами. — Да у него и так все отлично, вон, синяки как быстро подживают. Крепкий парень, видно клановую кровь. Я б с таким дерьмом еще неделю провалялся без движения, а он, дерьмец, уже ходит. — А отек плеча тебя не… — Да, смещение, — нетерпеливо кивнул Хэйва, беря мальчика за локоть. — Слушай, парень, анестезия у нас на вес золота, так что терпи. Чита, — он поднял взгляд, не обращая внимания на нервно заерзавшего пациента. — Придержи за плечевой сустав. Посильнее. — Не надо… — начал было мальчишка, пытаясь встать, но она не позволила, вцепившись в его сломанное плечо. Хэйва потянул за локоть, сначала медленно; Чита ярко ощутила напряжение и отвращение, охватившие мальчика. — Тише, — вырвалось у нее. — Сейчас все… Хэйва дернул резче. Раздался щелчок вставшей на место кости. — А-а-а! Парень скатился с табуретки и свернулся калачиком, содрогаясь от рвотных позывов. На глазах выступили слезы. — Блевать не здесь, — равнодушно пронудел Хэйва. Чита протащила мальчика по полу, распахнула дверь и вышвырнула из отсека. Он встал на колени, опираясь на здоровую руку, прокашлялся, и его вывернуло желчью. Вздохнув, она подошла к бочке с пресной водой, зачерпнула ведро и, размахнувшись, окатила парнишку с ног до головы. Тот задрожал, пытаясь откашляться и отдышаться, а затем вдруг уселся на мокрые доски и принялся жадно слизывать стекающие с щек капельки грязноватой воды. Чита снова зачерпнула ведро и поставила перед ним. — Пей. Можно. Он, кажется, не веря своему счастью, поспешно окунулся чуть не с головой и, давясь, с неприятным всасывающим звуком попытался втянуть в себя как можно больше. Мимо прошел довольный Рёдан, по дороге застегивая ширинку. — Лакает, как щеночек. Ну, прелесть, а? Их пленник настороженно застыл. Капитан надавил на его затылок, заставляя глубже погрузиться в ведро, мальчишка стал захлебываться и вырываться, но Рёдан держал крепко. Все не отпуская, он с ненасытным каким-то любопытством разглядывал замеревшую Читу. Ждал реакции. — Не надо, — то ли приказала, то ли попросила она, чувствуя, как по щекам разливается проклятый румянец от злости и… не только от злости. Чертов Рёдан редко глядел на нее так испытывающе. — Ну, хватит, — мальчик дергался все отчаянней. — Ты же не хочешь его утопить. — Вообще, не знаю, — протянул Рёдан, точно заигрывая. — Может, хочу. В груди всколыхнулось что-то неприятное. Парень был так счастлив простой воде, а они… Чита, краснея еще сильнее, оттолкнула Рёдана. Тот расхохотался и, обозвав ее наседкой, понесся в капитанскую рубку, сменить Мина. Она похлопала мальчика по спине, помогая откашлять попавшую не в то горло воду.* * *
— А как тебя зовут? — Боруто. — Какое дурацкое имя. От возмущения Боруто даже перестал жевать переваренный рис. — Заткнись, — огрызнулся он с набитым ртом. Каюта Читы была маленькой, обшарпанной и, насколько это вообще возможно, уютной. Он сидел на трех пуховых одеялах, служивших постелью, и прямо с ладоней доедал остатки онигири: переломанные, теперь кривые, местами уродливо вспухшие пальцы совсем не слушались, и приходилось изворачиваться. Чита закончила рыться в шкафу, видимо, найдя, что искала. Она вытащила просторную розовую футболку и, осторожно просунув в рукав его забинтованное плечо, помогла одеться. — Старое шмотье Ширэн, — пояснила женщина, присаживаясь рядом. — Прости за девчачий цвет. Боруто подавился слюной. В смысле, «девчачий цвет»? — Кхм… я переживу. Спасибо тебе. Правда. Почти сухая ткань ощущалась неимоверно приятно. К горлу опять подступил комок. В душе он боролся с невыносимо острым чувством благодарности: глупо благодарить того, кто тащит, фактически, на убой — но выходило слабо. К тому же, он все еще мучился от вины перед Рёданом и остальными. — Как ты вообще очутился в Узушио? — неожиданно полюбопытствовала Чита. — С отцом поссорился. Она удивленно приподняла брови, но смолчала. Боруто не придал жесту значения. — Я просто… ну, не то чтобы его ненавидел тогда, совсем нет, — он лихорадочно подыскивал слова, внезапно осознав нужду оправдаться хоть перед кем-то: иначе кошмары совсем бы свели его с ума. — Просто мама, она же… ну, как ты. — А? Он горько усмехнулся, отводя взгляд. — Рёдан тебя обижает. А мама такая хрупкая, и она редко улыбается, и я просто думал, что ее тоже обижает, ну, отец. Оправдаться не получалось, вместо этого выходила какая-то бессвязная каша слов. Сформулировать все, что долгие годы кипело внутри, оказалось безумно сложно. Насколько же глупой была его обида. Но она была, и она привела его в Храм Масок. — Я думал, ему все равно. А я… знаешь, мне было бы все равно тоже… — Боруто зажмурился, с бессознательным раздражением задергав ногами. — Но каждый раз это дурацкое чувство… отец иногда писал мэйлы, краткие и тупые, такие пишут начальники или учителя. Или мог потрепать по голове. Или сердился… …а он был так чертовски счастлив в эти моменты, что боялся не выдержать и разреветься на месте, потому сами собой лезли назойливые воспоминания о далеком беспечном детстве. Он жадно перечитывал краткие тупые мэйлы: замечания или уведомления о миссиях, по большей части — смущался и сглатывал восторг, когда жесткая теплая ладонь растрепывала его волосы, чтобы потом раз за разом воспроизводить и заново переживать такие и подобные мгновения уже в своей спальне, где можно было нареветься вволю, ведь этого бы никто не увидел. Но мгновения эти были очень редкими, их хотелось растягивать и повторять, и он глупо хвастал какими-то плевыми достижениями, чтобы заработать похвалу, но чаще зарабатывал нагоняй. Безразличие отца временами так больно било по гордости, что при встрече хотелось ощетиниться и послать куда подальше. Он ведь правда думал, что отец был Хокаге, только чтобы не быть с ними, и казалось жутко нечестным, что они с мамой и Химавари его так бесконечно любят, а он их — нет. Боруто вздрогнул, с ужасом осознав, что сказал это вслух. Чита смотрела на него странным сочувствующим взглядом, и он видел, что сочувствовала она не его детским глупостям. Она всерьез решила, что у него съехала крыша, ведь Седьмой Хокаге в этом мире давно погиб. Черт, и она недалека от истины. У него действительно вот-вот съедет крыша.