* * *
Техника водяной тюрьмы. Шизума выдохнул. Черти. Гребаные… Ну и заварушка. Чертов жуковод. Отправил к дьяволу весь порт. Ума больше нет. Его лихорадило, он дрожал от какого-то ненормального возбуждения и, запертый в плену собственного дзюцу, плавно погружался ко дну. Напротив, скованный точно такой же защитой, бешено барахтался мелкий пацан из Конохи. Придурок. Его спасли, а он еще возникает. И откуда столько энергии, только что висел трехдневным трупом… Шизума поднял взгляд. За толстой пеленой воды, над блеклой размытой поверхностью, воздух разрывало клубами огня. Серия взрывов, самая масштабная из всех, что он видел, — а повидал он немало. Она отдавалась горячим эхом даже здесь, внутри надежного водяного кокона. Остатки армии жуков пробивались за ним в море, но только чтобы пропасть в жадной пасти Самехады. Он снисходительно ухмыльнулся, воскресив в памяти образ мертвого уже врага, жуковода. Хорошо, что он заставил Ичироту с его бесконечными взрывными печатями залечь в засаде. Иначе бы сдох от насекомьего яда, однозначно. Вода для этих тварей — не препятствие, но вот огонь… огонь — совсем другое дело. И сколько же этого гребаного огня… Спасибо ублюдской старухе, Хомаре. Никто бы, кроме нее, не сумел запечатать столько огня в свитках. Все-таки Узумаки хороши. Были. Мелкий пацан прекратил брыкаться и отчаянно схватился за виски. Все убивается или попросту давления не выдерживает: тела простых людишек не приспособлены к жизни на такой глубине. Верно, сейчас задохнется. Шизума сложил печать быка, вытянул ладони вперед, и оба водяных кокона всплыли на поверхность, чтобы подтянуться к изуродованному берегу и лопнуть, извергнув их из своего чрева. От песка веяло жаром, воздух раскаляло вонью расплавленного металла — того самого, из Облака — и жареного человеческого мяса. Бешено хлестал ледяной ветер, высушивая мокрую разгоряченную кожу. Вокруг — ничего живого; пустая тишина хоронила догорающие деревяшки да обугленные жалкие трупы, среди которых и его товарищи, Бунтан и Хэби. Пацан поднялся на коленки, пошатнувшись, встал на ноги и бросился на него с жалобным неразборчивым воем. Шизума даже уворачиваться не стал — крепкий кулак жестко впечатался в солнечное сплетение. Второй удар, ладонью, не заставив себя ждать, выбил кислород из легких и обрубил ток чакры в районе грудины. — Из-за тебя… — сквозь зубы процедил мальчик. — Ты убил его…! Он в очередной раз вскинул кулак, но рука замерла в воздухе и пацан снова обрушился на колени, словно из него разом выкачали все силы. — Из-за меня… — невнятно поправился он, тупо глядя перед собой круглыми от страха глазами. — Гребаный старик, не ты его… их убил, это все я… Он неуклюже развалился на земле, намертво вцепившись в свои отросшие лохмы, давился песком, слюной и слезами. Шизума усмехался: не впервой становился свидетелем нервного срыва — и с легкой горечью размышлял над тем, что его опять назвали стариком. Старик, хах. Ему аж целых девятнадцать лет. Но пацан был прав и зеркала были правы: спасибо войнам и революции, он выглядел на пятьдесят. Не то чтоб и пацан был первой свежести. Его возраст терялся в усталых покрасневших глазах, тщедушном костлявеньком тельце и бледной, местами обвисшей от худобы коже. В ярких светлых волосах мелькали тонкие поседевшие пряди, а боль мальчишки казалась настолько зрелой и насыщенной, что она выплескивалась наружу и проливалась густым тяжелым потоком на плечи самого Шизумы. Усмешка угасла. Перед ним убивался точно такой же старик. — Как тебя зовут? Мальчик замер и перевернулся на спину. С его висков все еще текли слезы, с нижней губы — свежая кровь. — Узумаки… — выдохнул он. — …Боруто. — Вот оно что, — отстраненно отозвался Шизума, опускаясь рядом. Узумаки. Из Конохи. Сынишка Седьмого, значит. Поэтому Рёдан пытался скрыть от него пацана. И Рёдан — чтоб ему в чистом мире икалось — был прав. Раньше Шизума плевать хотел на идиотскую генетику, но годы беспрерывной войны научили его думать наперед. Для настоящей, долгосрочной победы — а не мимолетной победы революции — требовалось уникальное оружие: геномы, секретные техники, действие которых врагу будет нечем крыть. Исход решала грамотная расстановка, и, черти, даже ему пришлось проглотить эту гребаную истину. — И чего ты хнычешь, Боруто? — задумчиво поинтересовался он, вспоминая полузабытую в бесчисленных битвах привычку вытряхивать и переделывать под себя чужую душу. — Я просто… Я не хотел… — пацан вздрогнул, и тихо всхлипнул, и продолжил еще тише. — Я всех убил. — Ну, — фыркнул Шизума, пожав плечами. — Я убивал побольше твоего. И ничего. — Ты не понимаешь. Я вообще все убил. Даже тебя. Вновь стало как-то смешно. Хошигаки скривился, потому что пацан не с жиру бесился, а по-настоящему верил в свои слова. Ветер гулял по пустынному побережью, как по перекати-полю. — Да я жив вообще-то. — Уверен, дедуль? Эй, это кто еще кому в душу лезет?! — Слушай, хватит ныть, будто на тебе вина за целый мир, а? — На мне вина за целый мир. В голосе мальчишки звучало что-то действительно далекое и ненормальное. Его не нужно было ломать, насиловать или переделывать. Он уже готов. — Это можно исправить. Боруто негромко рассмеялся. — Как? Я в жизни такое не исправлю. — Тебе же давно плевать на свою тушку, а? Не отвечай, это видно по твоей тушке. Смех Боруто стал ярче и отчетливей. Его смешил масштаб вопроса. — И что? Чем тебе моя… тушка поможет? — он повернулся набок и, улыбаясь, уткнулся носом в коленки. На спине выступили острые позвонки. — Она стоит много рё, ведь мама — Хьюга, папа — Узумаки, но что это все исправит, в конечном итоге…? Еще и Хьюга… Двойной джек-пот. — …она все равно утонет в этой жиже, вместе со всеми, — мальчик спрятал в ладонях лицо. — Они уже сожрали обе руки, и их много, и они не перестанут, и вообще, они — это я, и жижа — тоже я… Ну и какая разница, сколько стоят мамины глаза — которых у меня нет — и папина чакра, а? — Смотря как это все использовать, — туманно ответил Шизума. — Используй как хочешь. — У тебя все равно нет выбора. Он встал и легко поднял мальчишку за плечо. У Боруто заплетались ноги, путался взгляд, а голова норовила упасть вниз. Яд, что ли? — Колись, тебе что-то вкололи? — с подозрением уточнил Шизума. — А? Да… Точно, рифами… атро… что-то там. — Ты скоро сдохнешь. — Вот это новость, — вяло усмехнулся Боруто. Шизума подал знак Ичироте, скрывающемуся в засаде за обугленными бетонными блоками. Пора выдвигаться.* * *
Хэйва чихнул и снял с лица паутину. Здоровенные гнезда из сухой травы и какого-то дерьма уходили ввысь, пропадая во тьме пещерных сводов. Обитель летучих мышей — мрачное местечко. Где-то в переплетениях подземных коридоров хлопала кожистыми крыльями Марю. — Бля, Мин, дружище, — изрек пристроившийся по соседству Рёдан. — Как я рад, что мы заключили контракт с этими мышами… Обратный призыв — вещь. — Это потому что Мин предусмотрительный, — кивнул Мин. В минуты самодовольства он вечно забывался и звал себя по имени, как ребенок. Придурок, но… придурок предусмотрительный. — А мальчик погиб, — мрачно отозвалась темнота слева голосом Читы. — Притом совсем напрасно. Мы ведь даже денег не получили. — Зато… — вздохнула Ширэн откуда-то сзади. Дрожь девушки передавалась и Хэйве. — …мы получили по сотне укусов, ожогов и нервный тик при виде маленьких светловолосых пацанов. Они впятером синхронно вздохнули. Да, просто поразительно. Боруто и пальцем не пошевелил, но вот они торчат в каком-то дерьме, полуживые и, пожалуй, в какой-то мере даже счастливые. Пацан — биологическое оружие.* * *
Стрекот ночных сверчков проникал сквозь каменные стены кабинета. Седьмой Хокаге задумчиво почесал нос. — Нет, — сдержанно ответил он в трубку. — Спасибо… Ага… Нет, все хорошо… Нет, не надо… Гаара, отзывай дивизии… Ага… Нет, это было не биологическое оружие, это мой сын. Ага… Нет. Спасибо.