* * *
Она не Нана. Ее звали Мизуна. Мизуна из дома Хозуки, а еще из публичного дома. Окружающим она говорила, что ей шестнадцать лет. Хобби — плавать в аквариумах с тропическими рыбками и таскать саке из-под носа у Мины-доно, мечта — захватить мир, залезть в огромную горячую ванну с вечным гидродвигателем и не вылезать оттуда, пока этот самый захваченный мир не загнется от обезвоживания. А потом она бы подумала, может, занялась бы чем-нибудь серьезным. Например, математикой. Или фехтованием, как батя, батин батя, батя батиного бати… И угораздило же родиться девчонкой, не дали ни нормального меча, ни семейного имени. Ее удел — сначала пыхтеть от боли и дискомфорта под каким-нибудь очередным потным бугаем, а потом, спустя весьма насыщенные годы, — выслушивать ворчание о том, что она, видите ли, шлюха, и вообще он член как будто в ведро опускает, никакого кайфа. Мало того, что товар, так еще и бывшего употребления. Пробило восемь, в уши ударил до чертиков надоевший звон стали. Онемевшими пальцами Мизуна отвязала от гудящей головы лед — спасибо новенькой, чтоб ее! — со стоном влезла в шелковую бордовую тряпку, которую здесь с незаслуженной скромностью звали топиком, застегнула коротенькую юбку и потащилась встречать постоянных «клиентов». Хрена с два они клиенты, клиенты платят, а эти — нахлебники. Сегодня была ее очередь развлекать охрану Городского Управления. Ублюдки вламывались в Нэккё почти каждый день и не давали ни рё, потому что у борделя был какой-то особый договор с главой порта. Они с девочками ничего не могли поделать — разве что негласно составить расписание дежурств. Что за день, черт подери. Сначала малышка Сао надавала по шарам, а теперь отдерут так, что она ходить не сможет. Хотя… Мизуна хищно улыбнулась неожиданной и очень нехорошей мысли. Мина ее порвет, когда узнает, но сначала пусть они порвут кое-кого другого. — Здоро́во, говнюки! — весело объявила она, гостеприимно распахивая свою клетку. В лицо ударила сумеречная свежесть и сырые ароматы вечера. — Безмерно рада вас видеть! Лысый здоровяк Кьёхо, капитан этой чертовой банды и один из Семерки, молча вошел в прихожую, обратив на ее грубость не больше внимания, чем на тухнущую в уголке пальму. Кьёхо смахивал на перекачанный стероидами трупак и до сих пор пугал Мизуну. Черт знает, что вертелось в этой мертвой голове. Кажется, вообще ничего, но это только сильней напрягало. Она поморщилась, когда грудь сдавило в мощных пальцах. Хэйки, вечно довольный жизнью прохвост, как обычно, лез к ней на пороге. — Ты как всегда учтива, — ласково пробормотал он ей в шею. — Старая добрая Нана-чан… — Старая… Пф, есть кое-кто поновее, — фыркнула она и поймала на себе тупой взгляд невнятных глаз Кьёхо. — Кто? — тускло спросил он. — Девчонка лет двенадцати, может, тринадцати, — охотно поделилась Мидзуна. Мина-доно, естественно, хотела сберечь Сао-чан для клиентов, которые платят, но Мизуне было плевать на амбиции тупой кошелки. — Это я так… На случай, если вам, хах, ведра надоели. — Она красивая, а, Нана-чан? — ехидные глазки Хэйки сверкнули жадным маслянистым блеском. Ему, давно привыкшему к плотским утехам, явно не терпелось испытать что-нибудь новенькое. — Ага, ничего, — без единой нотки женской зависти ответила Мидзуна, усмехнувшись. Сао не просто симпатичная девочка. Худые, но крепкие руки с намеками на бицепсы, слишком умелые пальцы и безукоризненная техника удара выдавали регулярные тренировки. Сао — боец. Возможно, куноичи. Она провела небольшую толпу — человек пять — через прихожую к внутренним помещениям, раздвинула длинные бусы-занавески и заглянула в общую раздевалку, где они хранили запасную форму. И не прогадала — Мина как раз переодевала Сао-чан в стандартные топик с мини. — Йо, Мина-доно! — деланно бодрым голосом пропела Мидзуна, встретившись с удивленным взглядом управляющей. Та побагровела от гнева, углядев маячивших за спиной охранников. — Мы тут… на экскурсии. Кьёхо медленно вытянул руку, указывая на полураздетую Сао. — Она? — только спросил он. — Она, — ухмыльнулась Мидзуна. — Хочу. Бедняжка Сао, сглотнув, оторопело уставилась на здоровенного капитана. Мина чуть не зашипела: Нэккё только что лишили хорошей прибыли. Она делала все возможное, чтобы спрятать девственниц от гребаных нахлебников: использованные девочки сразу теряли в цене. — Но, Кьёхо-сама, Сао-чан еще неопытна, мы можем предложить… — Хочу, — тупо повторил Кьёхо, прерывая поток осторожных услужливых слов. — Конечно, — выдохнула госпожа. — Как пожелаете, Кьёхо-сама… Мидзуна лишь мстительно подмигнула, без страха глядя в ее одеревеневшее лицо. — …Сао-чан, обслужи гостя, — добавила она, остро взглянув на девчонку, кажется, потерявшую дар речи. — Я, пожалуй, присоединюсь, — прищурился Хэйки. — Не против, капитан? — Я первый, — пожал широченными плечами Кьёхо. — И она пусть идет, — он грубо ткнул костяшками в Мизуну. — С удовольствием, — промурлыкала Мидзуна. Она была совсем не против увидеть живой концерт своими глазами. Да еще поучаствовать.* * *
Главное — не закрывать глаза. Раньше сны были снами, а теперь они приходили просто на смену прикрытому завесой легкой дремоты миру. Раньше Боруто любил отвлекаться от скучноватой реальности, чтобы помечтать. Тьма век, блеклый блеск оконного стекла, матовый потолок спальни расцветали яркими мазками нового, волнующего и неизведанного. Внутри распалялся огонек, горяча щеки, губы тянулись в самодовольную улыбку. Его одергивали: мама мягко касалась плеча, отец коротко читал нотацию, Сарада давала подзатыльник, Мицуки… Мицуки просто появлялся, и это был, пожалуй, самый настоящий удар ниже пояса. Нереальность походила на воду, и волны ее хлестали отовсюду, унося его с собой, туда, где незримо продолжалось сияние ночного неба или тепло костровых искр, а стены тесной от уюта комнаты растворялись, и сердце трепетало от ощущения чего-то опасного и великого. Нереальность оказалась глубже и навязчивей, чем он привык считать. На ее дне жили всякие твари, и она могла, если хотела, быть одним бескрайним кошмаром. Кровавая река отпечаталась в прожилках век и вытекала из трещин расколотой реальности, больше не требуя снов. Нельзя закрывать глаза. Нельзя. Нельзя. Он со всех сил хватался за то единственное настоящее, что у него было, собирал его по пропадающим куда-то кусочкам, и это было безумно трудно, потому что прежде он никогда не сопротивлялся волнам нереальности. Была бы рядом мама, или папа, или Сарада, чтобы дать подзатыльник. Появился бы из-за неожиданного угла Мицуки. Как же кружилась голова. Только бы не закрыть глаза. — Шизума, — позвал он. — Куда мы едем? Ему было неинтересно. Но направление было самым настоящим, лежал он на самом настоящем полу, и в странном поезде странного подводного туннеля они провели самые настоящие часы. Это был крошечный островок реального мира, за которым его ждала только багряная жижа с утонувшими в ней тварями. — Увидишь. — Расскажи, — вяло настоял Боруто. — И с чего же в тебе внезапно проснулось любопытство, Боруто-кун? — учтиво спросил Ичирота, второй его попутчик. Ичирота был странным. Слишком вежливым, говорил слишком витиевато — сам Боруто привык к простому говору шиноби Конохи, — слишком гладким и… красивым, что ли? — Я просто, — туманно ответил Боруто и неожиданно для себя признался: — Это чтобы не заснуть. — Видел бы ты свою рожу, — фыркнул Шидзума. — Я бы на твоем месте только и делал, что спал. — Не-ет, — Боруто ухмыльнулся, перекатившись набок, — тогда мне придется закрыть глаза. А она и так протекает. — Кто? — Реальность.