* * *
Сусуки привык наблюдать из-под полуприкрытых глаз. Он постепенно слеп — гребаный организм, ему всего-то шестьдесят! — но открыто пялиться всегда было чревато последствиями. Мальчишку избивали, как и любого новенького, даже сильнее. Потому что уродец, наверное. Сусуки надеялся, что пацана хотя бы не станут топить в яме с дерьмом. Он знал этого мальчика… Боруто. И уж точно не ожидал здесь встретить. Тот чем-то зацепил его тогда, в реквизированном поезде, — что странно, ведь плевать Сусуки хотел на всех этих брошенных малявок: носились косяками в любом пропадающем городке, бесили. Боруто был шебутным, по-ребячески упрямым и раздражающим, но все равно странно к себе располагал. Най, Сацу и остальные даже хотели, помнится, оставить пацана. Сусуки скучал по тем славным дням. Жаль, в нем распознали Узумаки. Лучше б на органы пустили, в самом деле. Лучше б зарезали вместе с мамашей в Водовороте. Но тот славный сумасшедший парень, Кояне, спас его. Чтоб их всех, спасителей. Чтоб их всех… Он, поджав губы, смотрел, как мальчик тяжело поднимается и несмело щупает пол в поисках сорванной повязки. Гребаная чертовка Миками неслышно подскочила, выхватив бинт у него перед носом, и бросила в яму. Черти, как же все это дерьмово. Почему им всем так нужно самоутвердиться? Издевательства над малявками и стариками что, так сильно помогают поверить в собственную значимость? Сусуки хотелось что-нибудь сказать — но сейчас было рано. Нужно дождаться, когда к новенькому потеряют интерес, как потеряли когда-то к нему. Вот только малявки интересней стариков. Он сильно удивился, узнав, что Боруто шиноби: тот весьма талантливо прикинулся глуповатым бесполезным сопляком. Но Най клялась, что он слетел с поезда, как горный козел, и понесся по заливу, словно всю жизнь этим и занимался. Най никогда не врала ему. Теперь и не соврет. Сейчас паренек тем более на ниндзя не похож. А ведь он не просто ниндзя… Здесь, в Свинарнике, обычных людей не водилось. Из разговоров и вечных подколов — собственных в том числе, — Сусуки знал, что заключенные или страдали от мутации чакры, или обладали гигантскими резервами. Юная красноволосая тюремщица — явная его соклановка — ставила каждому из них фуин, блокирующие систему циркуляции. Она называла себя Амено, и, черт, как же обидно звучало это имя. Эта сука не стоила и ногтя их славной принцессы Амено.* * *
Амено чихнула и поправила окуляры. Их приходилось надевать за работой, хоть они были некрасивые, с медным проржавевшим покрытием и толстенным стеклом. Она вновь погрузила пальцы в пересушенные прохладные внутренности выдромяка. Будо лежал пузом кверху, все его четыре лапки были приколоты булавками к свитку со связывающей фуин. Почти все, от кишок до нехарактерного для мышей желчного пузыря, принадлежало выдре. Куда больше ее интересовали мозг и половая система, элементы которых ученые позаимствовали у хомяка женского пола. Они с Хомаре вновь и вновь потрошили зверька и сшивали заново, потому что само существование Будо только на первый взгляд казалось чьей-то идиотской шуткой. Объединение тел и, главное, сознаний. Не это ли было шагом на пути к Солнцу? Она расшифровывала вязь рун на тонких рогах матки. Йо-о-ин-тон, «Бег света и тени» — редкий даже для Узушио двухслойный фуин-алфавит, основанный на соприкасании телесного и духовного. Смешно, ведь сомнительные сексуальные поползновения неизвестного науке млекопитающего имели столько общего с раскрушившими историю масками Узумаки. По словам старухи, та лет тридцать назад вскрыла печать на животе выдромяка и извлекла маску Бога Войны. Шифры последней жрицы Водоворота были самыми мудреными. Но Хомаре была наставницей той Узумаки Амено. Она очень хорошо ее знала. Читала мысли непредсказуемой девчонки. Быстрыми неаккуратными стежками Амено сшила распоротое брюхо, сняла окуляры, протерла уставшие глаза и, спрятав в карман листок с набросками перевода, спустилась к Свинарнику. Они были спокойны. Боруто неподвижно сидел в центре бетонной коробки, спрятав лицо в коленях. Его хорошенько поваляли, судя по помятому виду, — Амено знала, что так будет. Стянули повязку. — Ублюдки, нужна новая, — процедила она, чувствуя, как меняется вкус воздуха за спиной. Хомаре ступала беззвучно, но Амено ее ждала. Не оборачиваясь и не особо рассчитывая на согласие, она предложила: — Сенсей, нужно осмотреть его раны. Надрезы в глазницах еще совсем свежие. В госпитале лучше. Вы же не думаете, что парень сбеж… — Я тоже хочу посмотреть, — кивнула сенсей. — Как быстро восстанавливается тело мальчишки. Прикажи сопроводить его в медпункт за Второй Лабораторией.* * *
Как и везде на подземных уровнях, медпункт окнами не располагал. Десяток ламп бил в глаза резким фальшивым светом, которому в крошечном закутке некуда было деваться. — Кто тебя бил? — строго спросила Амено, когда Боруто приволок один из надзирателей. Хомаре молча сидела за небольшим письменным столом и критически разглядывала нового пленника. — Никто, — ответил мальчик, с подозрением озираясь. — Амено… Ты здесь одна? — Не важно, — Амено вздохнула. — Разденься, я посмотрю ссадины. — Догола? — смутился Боруто. — Но ты же… — Трусы можешь не снимать, — вяло усмехнулась она. — Не, такой роскоши не водится. Он стянул свою нехитрую одежку, потрогал ее лишний раз ногой, стараясь запомнить место, куда положил, и осторожно шагнул к ней, следуя на голос. Амено растягивала синяки пальцами, немного надавливала, пытаясь распознать стадию заживления. — Больно? Боруто пожимал плечами. Амено повертела его и мягко коснулась багрового следа на пояснице. — Сколько часов назад ты заработал эту штуку? — Не знаю, часа четыре. Хомаре помрачнела. — Так давно? — уточнила Амено. Ссадины затягивались лучше, чем у большинства людей. Но совсем не так хорошо, как у ее знакомых соклановцев. Она покосилась на наставницу и, получив кивок, достала с полки скальпель. — Вытяни руку. — Зачем? — Это быстро. Боруто протянул ладонь, и она стремительно полоснула лезвием огрубевшую кожу. Затем сделала зеркальный порез на своей ладошке. Хлынула волна теплой крови. — Для чего это было, Амено? — мальчишка удивился, но испуганным не казался. Только отстраненно водил кровящей рукой. Амено молча ее забинтовала, смазала синяки и, усадив его на кушетку, промыла глазницы. Бинты на ладони Боруто густо пропитались кровью. Ее собственная кровь сворачивалась на глазах.