За горизонтом неправильных дней

Наруто чуял за дверью присутствие сына. Какого черта? Этот дурень же должен был под снотворным дрыхнуть в больнице. Что происходит? «Ч-черт… удрал все-таки. Неисправимый пиздюк…» Дыхание выровнялось. Все тело застыло, вдоль чакроканалов ливанули ручьи природной энергии, и в душной сфере дворцовой жизни гуще обозначился образ Боруто. Чуть дальше — окруженный мельтешащими точками Шино, а еще от Сарады мазнуло двоящимся следом приглушенного огонька, мелькнул и сосредоточенно-змеиный след Мицуки… «Чего эта делегация тут забыла, ттэбайо?!» Он хлопнул костяшками по панели — раздвинулись тяжелые створки. «Боруто…» Наруто захлебнулся окликом, потому что при виде сына что-то застряло в горле — тот был совсем уж расквашенный, несуразный, с этой струйкой крови из-под разбитого носа, рассекающей темный от синяков подбородок… Яркие глаза замылились мутью и остекленели. Наруто на автомате к нему потянулся, чтоб хоть ладонью утереть кровь, но Боруто, полусонно шатаясь, проплыл мимо. От фигурки сына веяло прогнивающим покрывалом Комнаты. — Как… — вымолвил Наруто, лихорадочно соображая. Бред. Бред какой-то. — Какого черта ты знала, что он здесь? — он резко развернулся. — Хомаре! Хомаре хмыкнула. — Режим жабьего отшельника, значит, — ее низковатый голос подрагивал то ли напряжении, то ль просто в насмешке. — Ты разве не чувствуешь сам, Хокаге? Связь между мной и этим мальчишкой. Боруто остановился напротив дуги длинного советничьего стола. Между их с Хомаре очагами и правда легла дорожка призрачной связи. Зудящей и тонкой, но глубоко врытой, с крепкими звеньями. — Что это? Краем глаза Наруто заметил, как по контурам дверей заискрились языки молнии. Извне просочились растянутые белые пальцы, оттянули створку, и за порог скользнули Мицуки с Сарадой. — Бунраку-фуин. Печать марионетки, — объяснила Хомаре. — Считай, что мозг твоего сына охвачен цепями. Концы цепей — в моих руках. Если чуть сжать… — …не нужно сжимать, а потому не нужно, что лопнет нарыв на сознании, — изрек подоспевший Шино. — И вряд ли выживет Боруто. Так Ино передала. «Нарыв на сознании…» Наруто попытался ухватить всплески внутри очага сына. Разжался и сжался тяжелый комок. Что ж там пульсирует?.. Боруто не мог выбраться. Это точно… «Это и есть Комната». — Ты будешь вместо масок, Хокаге, — отстраненно поведала Хомаре. — Местный божок. Посмотрим, как они отреагируют на твое предательство сейчас, когда демоны на свободе. Вдоль ее шеи, на лице, на руках вспыхнули и погасли сизые узоры фуин. — И уберите своих паразитов, — она, не глядя, вытянула из-за ворота мелкую змейку и с презрительным видом стряхнула на стол. — На меня не действуют яды змей и насекомых. — О, прошу прощения, — простодушно улыбнулся Мицуки. — Извинения приношу, — откликнулся Шино, сверкнув металлической пластиной, перекрывающей глаза. В рукав его шинели забилась кучка кикайчу. — Потому приношу, что недооценил я тебя. Хомаре лишь фыркнула. — Хокаге, — ее взгляд стал чистым. Наруто перестал ощущать внутри нее колебания. — Если не хочешь, чтобы мозг твоего сына разорвало изнутри, слушай меня. — Хватит, Хомаре, — вдруг подал голос Дайме. Мадока Иккью поднялся, оперевшись на дрожащие пальцы. Замеревшие было члены Совета и Бадзу оторопело на него оборачивались. — Я понятия не имею, — Дайме сглотнул. — Понятия не имею, что происходит, но мне достаточно… более чем достаточно того, что ты давишь на Наруто… на Нанадайме, — поправился он с трогательной серьезностью. — …используя жизнь его ребенка. Придется взять тебя под стражу, Хомаре. Наруто перекинулся взглядом с Шино и Хинатой. Порыв Дайме задел его за живое, но охрана все равно была перебита, да и не сильно бы эти люди могли помочь в их ситуации. — Если бы вы молчали, Дайме-сама, — ядовито бросила Хомаре. — Остались бы жить. Как по щелчку советники и сам Иккью скривились в лицах. Дядька Сайонджи с предрвотным кряхтеньем упал на столешницу и схватился за бок. «Что за?..» Хината активировала бьякуган и тихонечко охнула. — Что-то по печени… расползается. — Чи… что это? — слабо спросил один из чиновников. — Искусство фуиндзюцу глубже, чем вы можете себе представить, — небрежно пояснила Хомаре. — Всегда смотрите за теми, кто подает вам воду. Наруто стиснул зубы. Дайме тяжелым косеющим взглядом вперился в прозрачный стакан перед собой и печально хмыкнул. — Вот так… просто. Вы, шиноби… Тем временем Мицуки склонил голову с изучающим видом. — Фуин-препараты отсроченного действия, значит? Любопытный механизм. Хомаре-сан, ты бы не хотела поработать с моим Родителем? Наруто аж передернуло. «Этого еще не хватало!» — Мицуки… — простонала Сарада и, поймав взгляд Хомаре, активировала шаринган. — Так и думала, — заметила та. — Учиха… Похожа. Ты похожа на него, девочка. — На кого?.. — Эй, Хокаге, — голос Хомаре охрип, и какой-то в нем мелькнул высокий болезненный излом. — С нее начни. Придуши ее, чтобы я видела. — Что? — поперхнулся Наруто. — При чем тут вообще Сарада, ттэбайо?! — Прямо сейчас, — напряженно скомандовала Хомаре. — Иначе сдохнет он. У Боруто как будто вырвали из-под коленей опору. Он рухнул, скукожившись, на пол, крепко хлопнулся потным лбом. Наруто попробовал нырнуть в ореол его очага — перед глазами полоснуло обжигающей пеленой. Хината опустилась рядом с их сыном и, приобняв того, прошила бьякуганом Хомаре. — Не надо. Только не мучай его… В режиме отшельника ему бы хватило удара — размазал б эту сраную грымзу об стенку, и не было бы всего дерьма. Хомаре одна, а рядом с ним — носители додзюцу… Вот только любой мелкий рывок мог стоить жизни Боруто. Ни Сарада, ни Хината не стали бы рисковать очевидным движением. Женщин вообще таким пронять проще… мягкосердечные. «Наруто, — окликнул Курама. — Мы можем оказаться быстрее». «Вряд ли я буду быстрее ее мысли. У нее преимущество». Наруто тяжело прошагал к Сараде и остановился напротив. Та замерла, кажется, даже не дышала. На виске ее выступила капля пота. Дрогнула черная радужка. Он сморщился, когда уха коснулось очень тихое «Нанадайме…» — Давай, — поторопила Хомаре. — Это лишь первый шаг, Хокаге. «Я бы никогда… — изо всех сил попытался он передать Сараде взглядом, выражением лица, всем собой. — Прости, что вот так…» Нельзя допускать неверных движений. Он взял девочку за тонкую бледную шейку и надавил на нежную уязвимую ямку. Сарада болезненно скривилась. «Ты же понимаешь, Сарада». Наруто приподнял ее худощавое тельце, чтоб эта старая грымза насладилась зрелищем, и, ухмыльнувшись, сжал шейку сильнее. «Давай!» Сарада лопнула. Пол под Хомаре в крошку разворотило с рыком «шаннаро-о-о!!!», брызнул щепками стол; перед глазами мазнуло серым пятном — Хината вместе с волной его чакры бросилась прямо на взрыв и впечатала пальцы в живот отлетевшей старухе. Та с громким «гварх» ударилась о стену. «Эти мягкосердечные женщины…» — усмехнулся Курама, махнув хвостами. Обостренное чутье отшельника ловило металлический тон пущенной крови и жажду убивать. Хомаре с рычанием отбросила дохленькую Хинату и, прежде чем Наруто успел сделать хоть что-то, тело Боруто взбрыкнулось в конвульсии и обмякло. — Предупреждала же… Наруто не помнил, как оказался рядом с сыном; как его пальцы впились в неподвижное плечико. — Что ты… — выжал он из пересохшего горла. — Ты что… Нарыв Комнаты прорвало. Все дно глазных яблок забило потоком кровавого липкого гноя. — …предупреждала, — с наслаждением повторила Хомаре. Сквозь гнойную пленку Наруто видел, как ее, всю дрожащую, опутывали белые змеи Мицуки, но она вроде как даже не замечала. — Ему было больно, наверное. Твоему шкету. «Заткнись! — Наруто тоже потряхивало — со злости и горя. — Замолчи. Этот пиздюк… он даже не пожил нормально». Душная чакра замка колебалась. Сбилось внутреннее равновесье: из самой далекой его глубины, вместе с горячим притоком слез, поднималось ядреное зверское чувство… то самое, на которое всегда откликалась первобытная злость, наглухо забитая в Кураме. — Не нужно поддаваться, Наруто-кун, — не оборачиваясь, посоветовала Хината. Ее как будто заморозило, но голос оставался спокойным и гладким. — Хомаре-сан не могла убить Боруто. Для таких манипуляций требуется идеальный контроль. «Точно, — осенило Наруто. — Хината ж вписала ей мягким кулаком…» Очаг Хомаре потрескивал неровно, истероидным фейерверком — слегка пригасал и болезненно вспыхивал, наливаясь тем же ритмом, которым сгорала жизнь в Боруто. «Это Хината сделала? Касанием пальцев?» — Нанадайме, — с тревогой позвала Сарада, дернув его за рукав. Наруто мимолетно отметил две новые запятые-томое во вспыхнувшем шарингане. Мимолетно испытал чувство вины… — Что-то не так, — Сарада настороженно обернулась к Хомаре. — Чакра этой женщины и чакра Боруто, что-то их гасит. Что-то внутри Боруто… «Девчонка права, — объявил Кьюби. — То ли из-за срыва кейракукей этим монстром с бьякуганом, то ли из-за самой ментальной фуин твоя старая грымза разделила Комнату с Боруто».

* * *

«Это… что?» Пустая, прошивающая дух темень. Хомаре поежилась в попытке согнать ощущение колючего холодка — будто вдруг сняли кожу. Она знала, что это все отголоски ощущений существа за тонкой волокнистой стеной. Существо носилось и падало, и жестко кромсало свое недоросшее тело обо все немыслимые углы этой Комнаты. Точно лабораторная крыса, учуявшая, как приближается смерть. — Ты кто, теть? Существо оформилось в звонкий мальчишечий голос. Он, мальчик, замер и размазался по стенке, ободренный еще чьим-то присутствием Здесь. Хомаре наконец вспомнила, кто он такой. Узумаки Боруто. То был сгусток его сознания, угодивший в узел печати. Он был рад ее присутствию, даже несмотря на то, что она принесла с собой новые тени. — Ты, главное, им не поддавайся, — доверительно присоветовал Боруто. — Теням. Не всматривайся в них. Там всякие… ну, они. Она настороженно молчала. Этот пацан… вполне мог чувствовать ее так же хорошо, как она его сейчас. — Поэтому иногда лучше бегать. Когда они слишком сильные, понимаешь? По-другому от них не закрыться. — Устанешь бегать, дурак, — фыркнула Хомаре. — Эй, а че дурак сра… Он резко себя оборвал, потому что ее голос показался ему знакомым. «Низковатый такой и вообще как будто глубокая прохладная речка», — ухватила она ассоциацию, которая ей принадлежать не могла. Она понятия не имела, как звучит ее голос. — Потому что это реальность. Или ты их ломаешь, или они тебя. При любом раскладе путь один — в лоб. Бежать — просто лишний раз дергаться. Бестолковые гонки лишь затянут дорогу. Особенно теперь, когда нарыв лопнул, и они просто еще не ощутили до конца, как их топит в их общем гное. — Теть… — позвал Боруто совсем другим тоном — настороженным и почти враждебным. — Там была ты? Он провалился взглядом в какую-то из теней, и Хомаре с ногтями вцепилась в угольные волокна стены, чтоб не упасть вместе с ним. Открыла глаза и поняла, что стены рядом нет — и только брезжущим светом мажет красивое худое лицо. Ее собственное. Ныл и кряхтел какой-то младенец. Нет… эти звуки издавала она сама, на себя глядя. Ей было холодно и неуютно, она хотела к мягкой мамане… И подержаться немного за плечо в рыжей кофте. Она моргнула, вспоминая крепкую шею, за которую хвататься было тепло и весело, колючий желтый затылок. Легонький хриплый смех… Почему здесь только эта карга? Карга — это и есть она. «Хватит». Хомаре через силу стащила с себя влажный налет чужой памяти. Нечего тут… Нахмурившись, сложила печать — чакра пошла неверным путем, отрегулировать ее было трудно, но какой-то контроль над этим местом все же сохранился: вытянулись и с хрустом разомкнулись хрящи новой стены и впечатали силуэт вопящего Боруто в дальний угол. Чтобы не лез со своими убогими воспоминаниями. — Ой, что это? — Боруто вертанулся вокруг себя, и ей передалось ощущение, как свежие тени полосками пробегают по его коже. — Что это, теть? Почему оно движется? — Потому что от твоих соплей зубы сводит. Нечего… вспоминать. Хуже нет — мечтать и ждать, что тебя спасут, родители или кто. Никто не спасет. «Никому ты не нужен». Ткань кимоно, белая и приятная, красиво ниспадала с плеч на локти. Хомаре поправила рукава, украдкой потрогала гладкую прическу и убедилась, что из пучков над ушами не торчит ни одной непослушной прядки. Она очень собой гордилась: ей всего-то одиннадцать, а отец уже взял на переговоры — подумать только, с самим Листом. Ее по-настоящему готовили в дипломаты. Даже имя дали мужское, звучное — «честь», «гордость». Видимо, потому что в больших странах девчонок на фронта внешней политики, как правило, не пускали. Отец-Узукаге мыслил шире, и вот она уже сидит лицом к лицу с людьми из Конохи и, сглатывая нервозность, строит самое серьезное выражение. — Проект объединенной армии… Вы готовы сотрудничать только… в равноправном формате? — Только так, — пояснял брат под бодрые отцовы кивки. — Ребята нашей деревни еще как своенравны, не всем захотят делиться. Вот честно, даж со батей, а он, на секундочку, Узукаге…  — То есть не можете держать деревню в узде? — с пробирающим холодом уточнил одноглазый человек. Хомаре наблюдала за настороженными участниками из Конохи и не могла отделаться от чувства, что брат с отцом говорят много лишнего. Но с другого конца стола ей ласково улыбнулась госпожа Мито, и тревога в душе слегка рассеялась… Она давно проглотила эти воспоминания и уже не боялась их. Но чертова Комната раскручивала сознанье, как пленку, словно все это было чем-то действительно важным. …чтобы не выяснять отношения на поле боя, с Узукаге разобрались тем же вечером. Тем же вечером у Хомаре растрепались пучки, а рукава кимоно пропитались кровью и тушью, и слизью из носа, и ей очень, очень хотелось вцепиться в добродушное лицо госпожи Мито, которая за каким-то чертом за нее заступилась. За ней и не гнался никто, а она бежала домой, выдыхаясь, тихарясь под сеном в крестьянских телегах, размазывая тушь и слезы по рукавам. И думала о Конохе. О том, что контроль над Узушио был разменной монетой для коалиции Сенджу, а бесконтрольный Водоворот резко падал в цене…  — Они покалечили твоего папаню? — помявшись, сочувственно спросил Боруто. Чего этот пацан лезет?  — Он шел до конца и проиграл, — объяснила ему Хомаре. — Это тоже путь. Каждый играет как может.  — У тебя… нехилые ставки, теть.  — Зачем ты говоришь со мной? — прорычала она.  — А ты зачем отвечаешь?! Они оба знали зачем. Здесь очень не хотелось молчать.