* * *
— Боруто, а ну вернись! — рычал Наруто, прыгая с поезда. — О этот переходный возраст! Все существо надулось опасной легкостью. Он вниз скользнул как будто бы по огрызку скалы — на деле же ухнул в пропасть без дна. Ворох светлеющих туч, далекий аромат рамена, ветер и мокрый лист на щеке, лики Хокаге в тумане — оно все стало прозрачным и жидким, как сукровица в разодранной ране. Единым. И в этом едином течении он сам себе показался охапкой пульсируюших частиц. Такой же охапкой бежал впереди Боруто, только его частицы на бегу рассыпались и отдавали какой-то ядерной тяжестью. Что-то… что-то он все еще упускал во всем этом. Режим отшельника подхватывал настроения пространства, и прямо сейчас они вдвоем ощущались как пара камней, взбаламутивших реку. Поток омывал их, зализывал пенкой прикипевших образов и на короткое время подстраивался под их форму. И очень хотел проглотить их и маленькие их чаяния. Наруто сщурился почти со злостью. «Хрен тебе. Не сегодня!» — Боруто! — захлебнулся он. — Здесь нельзя оставаться. Слышишь меня?! — Так уходи! — крикнул сын и набросился с крыши. Наруто блокировал мах кулаком и врезал ему в бочину. Силуэт Боруто распустился в клубы тумана — из тумана запущенным снарядом вынырнул еще один Боруто. Наруто прогнулся, уходя с траектории мягкой ладони, и ощутил, как под спиной земля выплюнула третьего клона. Райтон! Все тело от поясницы обдало холодом онемения. «А-а, черт!» Наруто шлепнулся оземь — ошметки грязи расступились перед ним невесомыми хлопьями. Его крутануло, рассвет выстрелил вверх, и он обнаружил, что стоит на своих двоих: земля просто решила перекинуться с небом местами. «Дерьмо». Он на рефлексах отбил двойную атаку клонов. Те развернулись, выплюнули мощные струи воды — прямо в поток упал новенький третий клон, размахиваясь электрическим светом в форме стрелы. Наруто подскочил и приземлился на плечо статуи. Под напором воды подножья лавок бурлили, плавились стекла; вглубь утекали деревья. Будто на свежие краски что-то пролили. Ни границ, ни нормальных опор. А Боруто в безграничии этом здорово сориентировался. — Знаешь, ты стал сильнее, — искренне похвалил Наруто. Клон Боруто замер на крыше, опустил взгляд и скованно поскреб затылок. Кажется, даже слегка раскраснелся. — Правда… так думаешь? — спросил он с неловким смешком. Ни следа от прежнего боевого задора. — Вообще… Вообще, знаешь, тут вроде как техники сами по себе странно действ… — Эй, перестань! — перебил его другой клон с верхушки статуи. — Хватит, папань! С отчаянным кличем он бросился вниз, собирая ветряную чакру в ладони, но в этот раз за спиной у него возник клон Наруто и как следует пнул. Боруто разбился о стену. Моток ветра пробурился сквозь призрачный камень и оставил воронку, ведущую к чистому и незримому. Туда же, куда текли краски его родных улиц. — Да… — протянул Наруто. — Техники здесь работают странно. Накипь образов оберегала глаза, но в ее спасительных наслоениях, он точно чувствовал, пропадало что-то чертовски важное. Над ладонью завертелась яркая сфера. «Хватит прятаться, чертовы боги!» Наруто вскинул руку — расенган развернулся крыльями мощного вихря и без опор и пределов разбросал чакру по всем направлениям. Сорвал статуе набалдашник, резанул углы крыш, взорвался пухом листвы. Закрутил небо гигантским винтом. Обомлевший клон Боруто схлопнулся, за ним лопались и другие, бегущие издали. Зарю раскромсали лопасти расенсюрикена; неспелое утро расползлось в темноте водоворотами слепящего света. Дуновение чакры коснулось настоящего Боруто. И отскочило, напоровшись на нечто как будто железное. Нечто железное проступало вдоль распоротой корки пространства.* * *
Хлесткая чакра врезалась в спину ударом. «Скорее!» Разбивались границы встряхнутого неба. Вдоль размалеванных заборов палили трещины, из-под ног утягивало дорогу. Боруто бросил складывать на бегу печати: клоны все равно не успевали родиться, их тут же сбивало волнами вихревой чакры. Он оступался на лопающихся ступеньках, балансировал, кувыркался вниз. Падая, не чувствовал боли — слетал в распахнутую прореху, проваливался сквозь хлюпанье красного и оживал в голосах чужих разумов. Он изо всех сил сводил расхлестанные плечи, чтоб удержать барьер. Он был одним из четверых, нет, всеми четырьмя сразу. Рычал «шаннаро!» сквозь зубы, и с каждым новым ругательством в рот лезли потные пряди. С пылкой ответственностью он отдавал барьеру свой иссушенный очаг, а сам только и чаял умчаться на поиски мелкого братца. «Братишка Конохамару! Тетя Сакура…» Почему они там?! Боруто врезался лбом в железную сетку. Сжал прутья дрожащими пальцами, вдохнул ржавый запах и с ужасом уставился в кучу бурлящего мусора. Мусор он почти не видел. Снаружи их было не четверо, а очень, очень много. Они пеклись и захлебывались в его плоти, а он упивался их болью. Боруто вцепился пальцами в горло, давя рвотный позыв. Через поры в бетоне он тонкими струйками затекал в камеру под землей. Не торопился, чтобы дать жертвам вдоволь навизжаться, надраться — и только потом напитывался их свежей кровью. Он собрался вокруг трупа маленькой девочки, c жадностью всочился в застывшие узкие мышцы… «Гаки!» — А-а-а… — скулеж мешался с дыханьем. — Эй, не надо, прошу… Перестань! Боруто до скрипа стиснул зубы. «Хватит, пожалуйста, ну хватит!» И снова вспышка знакомого голоса. Он был легким, совсем как девчонка, и мчался за раскаленной звездой печати, а под ногами шлепала липкими брызгами жижа. От паники, злости, от страха не успеть заходилось сердце. Алые пузыри дулись в распаренном до красноты воздухе; палящие глаза уже и не отличали толком жидкость от пузырей, а воздух — от жидкости. Через глаза начинал стлевать мозг. Паразит высасывал чакру… Боруто взвыл. — Са-арада! Нет. Не надо Сараду… Как же она, что ж теперь… — Боруто! — хрипло окликнули сверху. — Я здесь. Он отскочил и попятился, путаясь в ногах. С сетки спрыгнул папаня. Прямо как годы назад, когда очередная игра в догонялки закончилась очередным исчезновением отцовского клона. Та самая свалка… Спустя столько лет они умудрились забраться ровно в тот же тупик. — Там Сарада, понимаешь? Мне нужно кое-что сделать… — Боруто, — позвал отец, глядя на него расцвеченными болотом глазами. — Почему у тебя сзади торчит эта хрень? Боруто обернулся. За спиной поблескивали полированные ошметки цепей. Звенья терялись в воронках мятого воздуха, проступали дальше, снова терялись и уходили далеко в небо. Папаня подошел совсем близко и наклонился, так, что стал ощущаться каждый его теплый выдох. Скользнул рукой за спину Боруто, ковырнул пальцами дырку в футболке и дернул цепь за несколько звеньев — от натяжения свело позвоночник. — Это, видать, продолженье моей печати, папань. Боруто приподнял подол футболки. По животу и солнечному сплетению заворачивались узоры фуиндзюцу. Узоры прошивали потроха сырой болью и со спины выбивались цепями. Привязывали его к чудовищу и заставляли там, снаружи, мерзко бесчинствовать. — Я их слышу, — зажмурившись, пробормотал он. — Все эти люди, монстр их убивает. Это ж я их… Грудь пронзило насквозь тупым ужасом. Боруто глубоко поперхнулся, потому что почуял: очаг Сарады почти совсем высосало. Потух шаринган, и ее целиком вышвырнуло в наружность; она приподнялась на ломающихся локтях и коленках, вплеснула в глаза чакру, до упора выжимая додзюцу, и сквозь пелену пропадающего прозрения увидала, как на нее взбудораженно кинулся монстр… — Сарада!!! …вгрызся изъедающим кипятком в ее плоть, вбурлился в нежную кожу. И в тот же миг в кипяток нырнул кто-то еще — мощный, как божество, но тоже иссушенный. Отец Сарады. Учиха Саске… Вокруг их сгорающих тел дергались, пытались прорасти кости защитного духа. От этих попыток в жаре коптились клетки; Боруто казалось, что он плавится вместе с ними. Мимо проплыли очки, и особенно больно от этого сжалось сердце… — Я здесь, сказал же! — папаня яростно встряхнул его за плечи, выдирая из ступора, и весь всполыхнул золотистым огнем. — Не бойся, Боруто! Папиной волей ослепительная энергия расплескалась от плеч по каналам. В мягком золоте потонул беспомощный ужас; сквозь глупый восторг и глупые слезы Боруто осознал, что и он полыхает. Потрясающе теплое пламя вкралось в код печати, навылет прошибло нутро и окрасило цепи солнечным блеском, чтоб вырваться за пределы смятых небес. — В этот раз Сусаноо будет с покровом лисицы, — едко ухмыльнулся отец. — Саске!* * *
В пустые каналы толчком вкатилась яркая жизнь. Пышно взорвался огонь в очаге. Саске крепче прижал к себе дочь и раскрыл глаза: их с Сарадой обмывало золотистым теплом. Странное это спасительное тепло ощущалось как… «Наруто». — Сарада! — будто над толщей воды донесся визг Сакуры. — Саске-кун! Вспыхнувший шаринган считывал и тормозил движения ее очага: она отвлеклась, запоздало, в отчаянном порыве бросилась к ним. Барьер красных ян неотвратимо крушился, валом изрыгая плененную чакру. Очаг Сакуры, россыпь других очагов медленно накрывало пастью взбешенной волны. Саске вкачал золотистую чакру в печать на предплечье, в виде сигнала протолкнул Сакуре и всем, до кого смог дотянуться. Поглощенные тела ярко вспыхивали, даже нелепая выдра Мэй. Новая теплая чакра сталкивалась с демонической; истончаясь, успешно ее отбивала. Будто энергии биджу схлестывались друг против друга. «Больше никто не умрет, — пообещал Саске серией новых сигналов. — Только не останавливайтесь». Отбивая бурлящие волны, вытянулись исполинские ребра Сусаноо и спрятали за собой десятки людей. Завязались мышечные волокна. Саске взметнуло ввысь на руках с Сарадой. На фиолетовые доспехи легла светлая полироль. Что ж, все печати на месте. Курс очевиден. «Мы строим новый барьер».* * *
Отец тяжело бухнулся на колени. Он задыхался и исходил потом, но все равно упрямо выцеживал чакру. — Папань! — крикнул Боруто и помог ему на себя опереться. — Ты в порядке?! — Геморнее, чем я думал, — папа чуть отстранился, не разрывая физический контакт, и криво улыбнулся. — Оно здо-орово выжимает. — Ты сделал достаточно, — в горле как будто закончился воздух. — Я дальше сам. Отпусти, папань, хорошо? — Ох… Отец болезненно скривился и прижал Боруто к груди. — …Боруто. Ты правда сильный. И когда-нибудь, обещаю, ты станешь таким сильным, что и меня превзойдешь. Я все для этого сделаю, понимаешь? Но ты ж пока еще шкет. Тебе нужно домой вернуться, тренироваться, как следует жрать… А это дерьмо оставь на папаню. Боруто покачал головой, зажмуривая в глазах слезы, и сипло из себя выжал: — Ни за что. «Этого монстра не победишь, просто завалив его чакрой». Уже второй раз он пытался выдраться из отцовских объятий. Хватка ужесточилась. Боруто со всех сил рванул, попробовал выкрутиться, но его приложили лицом об остатки асфальта. Он просочился в прореху, вынырнул за спиной у папани; тот наступил на цепь, развернулся и крепко двинул по виску локтем — Боруто грохнулся на лопатки. Отец в момент навалился сверху и горько прокряхтел: — Что ж ты упертый такой… — Да кто б говорил, ттэбаса! — возмутился Боруто и сглотнул, потому что папа нежно погладил ушибленный висок пальцами и снова пустил ему по каналам золотистую чакру. — Как я могу тебя отпустить. Ты же умрешь. — Я и так умер! Не будь пиздюком, пап. Нам не вернуться вдвоем, ну… — Я привяжу тебя к койке, пока не уймешься, и буду откармливать особым раменом. Со свининой, — папаня как будто не слышал. С его лица стекали градины пота и большие теплые слезы, падали Боруто на нос, щеки. — И глаза свои вставлю. Обещаю. — Не смей, — сквозь рыдания выдавил Боруто. — Да как ты можешь так говорить? Ты же Хокаге! У тебя ж целая деревня, Химавари, маманя. Ты только напрасно умрешь, а разве можно тебе здесь умирать, глупый старик? Разве можно терять глаза… — Какой я Хокаге, если не могу спасти собственного ребенка. В душе мягко кольнуло. «Ошибаешься». — Так ты уже меня спас, — Боруто сжал плечо в рыжей рубашке. Все-таки здорово, что он еще раз эту рубашку увидел. — Мне больше не страшно, папань. Это самое главное. Папаня оторопел и как-то изменился во взгляде. Медленно выпрямился на коленях и помог ему встать. Звякнули за спиной цепи. — Я лишь на этих цепях существую. У меня только два варианта. Окончательно исчезнуть, просто так, или стать чем-то большим, — Боруто с трепетом взглянул на отца. — Пойти вслед за вами. — Вслед… за нами? — В этом мире ты умер, спасая деревню. Мама умерла тоже, потому что увидела Солнце и пошла за тобой. Амено пыталась спасти весь мир, а Кояне спасал ее. А еще меня спасал Шино-сенсей и тоже умер, — он вытер предплечьем глаза. — Я пойду следом. «Их смерти не будут напрасными. Их смерти вообще не будут смертями». Это казалось таким правильным и простым. Боруто ощущал небывалое облегчение и только надеялся, что смог передать в неуклюжих словах свои чувства. — Пожалуйста. Я бы хотел… по правде, я бы хотел, чтоб ты меня поддержал, пап. И обязательно к ним вернулся. Папаня вцепился в его руку, даря свою теплую чакру, всю, какой мог поделиться. — Пиздюки не должны гибнуть прежде родителей. Боруто усмехнулся. — Я ж говорил, что во всем опережу тебя, чертов батя. Он поднялся на ноги, в кои-то веки свободно, развернулся и шагнул вперед, следуя за распалившимся внутри ощущением. На ходу хлопнул в ладоши — собственная его чакра прошла по золотым звеньям и из-за линии горизонта выступил полукруг гигантской печати. Как высеченный на изнанке восходящего солнца. — Боруто, — отец все-таки подскочил и, спотыкаясь от истощения, бессмысленно потянулся к нему. — Черт… — Они ждут нас, папань! — теперь уже точно в последний раз крикнул Боруто. — Давай просто сделаем то, что нужно. Мы ведь оба шиноби, в конце-то концов! И пустился бегом навстречу восходу. Блоки разбитой дороги устилались перистыми облаками. На дорогу было плевать: теперь он не боялся наступить мимо блоков, сорваться; нужно было только бежать за правильными тенями. Стопа нащупала пустоту, и Боруто свободно выпорхнул вниз, кувырком оттолкнулся в полете и закрутился в потоках чистого неба. Звенья цепей хватали конечности, скручивались вдоль запястий, удерживали и заставляли смотреть в полукруг перевернутой зари — нижний край солнца печати. Он вспомнил, как с ними бороться: откупорить фуин с крайней точки и прогнать сквозь себя весь ее алгоритм. Вклиниться в основные триграммы через их гексаграммы, а гексаграммы распутать путями тенкецу. Боруто пустил от плеча чакру, чтобы попасть в группу узлов, сводящихся к шестьдесят четвертой гексаграмме — «еще не конец». Выгнулся, вскинул руки — помочь чакре пойти нужным углом: движение давалось ему всегда проще неподвижной медитации. «Спасибо за совет, Амено-два». Плечо раскроило ослепительным светом. Грудь глубоко просекла косая черта, от резкой боли свело дыхание, но контур печати встряхнулся. Раскрылся для изменений. «Ничего!» Пусть будет больно, ведь и та, вторая сестренка Амено долго терпела. Пусть печать распахнется под символом ее духа. Он, Боруто, больше не убежит. …потерять к чертям ноги, но закрыть гексаграмму бегства. Перекрыть ее… перекрыть ее «возвращением». Чакра связала тенкецу в обратный узор и вырвалась из последнего узла, погнала по цепи, выжигая звенья. Врезалась в нижнюю триграмму контура — зарядом той самой надежды, когда Шино-сенсей отыскал его в судне Рёдана и странным своим языком обещал, что они вот-вот будут в деревне. Все хорошо. Потому что мы домой вернемся. Триграмма перекроилась. Его настоящий дом всегда был там, где маманя и Химавари. Боруто представил, как они обе ждут его где-то там, ждут, как всегда, с почти одной и той же понимающей улыбкой. Как тянутся поймать его в мягкие объятия. «Разлад» он вместе с ними перестроит на «близость». Путем «близости» пришлось раздырявить руки и грудь, но зато еще одна триграмма погасла и переплавилась в новую форму. Он извивался и падал в цепях, исчезал, сжигал сам себя и с удивлением сознавал, что гексаграммы закрываются все легче и легче, почти без сопротивления. Стоило только впустить боль и оживить близкие образы, позволить им себя увести. Нутро ломали волны страха и ненависти от тысяч людей снаружи, их приходилось хлебать и преобразовывать, но сквозь страх проступал вкус надежды, азарта и общности. «Упадок» перешивался в «расцвет». «Спасибо, папань, Саске-сан…» Они настроили всех этих людей. Без них ничего бы не вышло… Призрак отца, светлый и непотрепанный, по-доброму ухмыльнулся и выставил палец вверх. Всего только тень его памяти, но Боруто бережно вложил в третью триграмму все, что мог взять от этого образа, потому что безмерно хотел его защитить и хоть где-то оставить жить и дышать. «Я все-таки справляюсь, Кояне-сан!» Резкий свет дотла пробрал его тело, и только по контуру заметалась молнией чакра — закрыть последнюю нужную гексаграмму и от «плена границ» и перейти наконец к «настоящей свободе». Наконец отвернуть глаза от теней и встретиться с Солнцем. Боруто, все, что от него было, сосредоточился в молнии и по цепи бросился к первым звеньям, глубоко впаянным в контур. Все еще не конец. Он драгоценные эти чувства протащит до самых первых уровней мироздания.* * *
Возрожденный барьер почти забился пенящей чакрой. Монстр утихомиривался. По дну раскрушенных улиц стелился послушной рекой и только изредка подергивался, пытаясь выдуть из себя кошмарные образы, но их давило простым воодушевлением объединенной армии Листа и Тумана. Агрессия красного таяла в золотистых спокойных прожилках. Демон сам искал путь, чтобы собраться воедино, и Саске его направлял. Могучий кулак Сусаноо проломил стену, в очередной раз запуская к контуру абсорбации массу демонической плоти. Чакра в предплечье то и дело сигналила об успешной зачистке. Запад, восток, юго-запад… — Он справляется, да? — тихо спросила Сарада. — Боруто. — Да. Ты ошибалась насчет него. Шансы на успех были чертовски мизерными — и их, и Боруто. Просто выбора не было. Не поверить значило проиграть с самого начала. Пришлось принять на себя образ бога; существа, за которым армия продерется сквозь дебри смерти и ужаса. Взять все в свои руки. Руки. Саске инстинктивно стиснул Сараду под ребрами и коленками. Они с Наруто всегда были как инь и ян — пустая форма и насыщенная жизнь. И правую руку, потерянную в справедливом бою, он позволил себе имплантировать лишь после смерти лучшего друга. Чтобы прочувствовать, что отныне он будет один, и чтобы для всего мира стать полным. Не только инь, но и искалеченным подобием ян… Перебросив на плечо Сараду, он соскользнул на крышу по пропадающему Сусаноо. Вгляделся в собравшуюся плоть за барьерной стеной. Чакра биджу выпарялась в языки пламени. Ключевой момент наступал. «Снимаем барьер». …во всем этом была своя чертова логика. Стихия инь устремлялась в состояние ян, ян падал в инь на пределе. Так сохранялся принцип движения. Чтобы мир жил и не прекращал бежать к незримому горизонту.* * *
…совсем как летящий кунай. Боруто вертелся по контуру двух начал и все пытался почувствовать и схватить тот самый великий предел, выталкивающий стихию в ее противоположность. Цель лежала как раз за пределом. Еще раз, еще. Из инь в ян и обратно. Он возрождал в памяти отражения Амено, пляшущей в вихре жаркого ветра, и как газом насыщался невесомой ее простотой. У него ведь уже выходило. Напитать идею биением жизни, только в этот раз замереть за шаг до. Амено в своем облике сливалась со смешливой богиней в венце, дерзнувшей воззвать к разозленному свету — и получить ответ. У него получилось. Начала распахнулись по шву. Последняя частица его существа выскочила из клетки и со всем грузом бесценных концептов плюхнулась за предел. И в беспредельности обернулась отблеском чистого Солнца.* * *
Пламя демонической чакры стягивалось в плотный очаг. В алых языках, полыхающих над крышами, расплывалась добела накаленная сердцевина. Без очков Сарада ее даже не видела — больше чувствовала. В жаре, кажется, трескались щеки, но она не могла отбежать. Сжимала в тревожной надежде край парапета, щурилась, наблюдая, как очаг похрустывает вязким огненным электричеством и обретает человеческий силуэт. От напряжения выступили слезы. Да что же у нее такое ужасное зрение?! «Человеческий, точно…» Небольшой силуэт подростка. Плыл вниз. «Боруто!» Она подавила импульс взметнуться и прямо в воздухе подхватить падающую фигурку: вовремя засекла волну чакры от активного риннегана. Папуля возвел руку, и Боруто грубовато шлепнулся о поверхность крыши. Сарада тут же кинулась к нему, торопливо подъехала на коленях. «Нет…» От Боруто ничего почти не осталось. Тело остывало, темнело, скукоживалось. Такое жалкое, маленькое… Даже не верилось, что совсем недавно — живое. Сама не понимая зачем, в каком-то аутичном порыве Сарада протянула дрожащие пальцы. Наверное, в попытке разогнать ощущение глухого тупика. Ничего не смогла сделать. — Еще не все, — ровно предупредил папа. — Не трогай. От выжженного очага в животе Боруто закручивались струи чакры. Чакра бежала вверх от ладоней и стоп, по всем каналам — вслед за ее течением тело ссыхалось и сыпалось пеплом. Энергетические потоки стекались к лицу и у лица закреплялись в твердую корку. Рассыпался прахом затылок. Маска застывшей рожицы одиноко стукнулась о площадку. — Теперь все. Последний алгоритм завершен.