Сильно-сильно

      Минутная стрелка на часах уже почти подобралась к числу двенадцать, часовая же давно застыла на цифре 1. Час ночи — самое время, чтобы подумать о том, есть ли у пингвинов колени и может ли каша в голове быть пищей для размышлений. Да, именно эти бесспорно важные вопросы не давали мне заснуть вот уже как три часа. Стараясь не скрипеть кроватью, дабы не разбудить брата, я повернулся на один бок, потом на другой. Подушка как будто из железа сделана, одеяло — из свинца. Лицо пылает. И вообще в комнате невыносимо душно и жарко. Где весь воздух?! Дементоры, что ли выцеловали?! Я встал, подошёл к окну, открыл его и бухнулся лицом в небольшую горку снега, которую за день намело на карниз. О, Мерлин, как же мне хорошо! Остыв немного, я стряхнул с носа не успевший растаять снег, и уставился в звёздное небо, подперев голову руками. Вдруг я заметил, что одна из звёзд падает. Так, быстро, надо загадать желание! Я хочу… — Фред, ты совсем псих или как? — донёсся с кровати голос Джорджа. Я вздрогнул от неожиданности. Джордж, заметив это, тихо хихикнул. Я бросил быстрый взгляд на небо — та первая звезда уже упала, а остальные падать не собирались. Джордж, между тем, продолжал:  —  Верни свою дурную голову в комнату, закрой окно и ложись спать. Я захлопнул окно, невольно досадуя на брата — ну вот надо ему было позвать меня именно сейчас! Конечно, ведь Джордж без этого не Джордж! Я быстро протопал назад к кровати и залез под одеяло, которое уже не казалось мне свинцовым. — И давно ты за мной наблюдаешь исподтишка? — спросил я брата, несколько более грубо, чем хотел, делая ударение на слове «исподтишка». — Достаточно, чтобы понять, что ты идиот, — парировал Джордж. — Это почему это я идиот? — возмутился я. — А кто ты? Как тебя назвать по-другому, если ты в середине зимы высовываешься в окно, да ещё и ныряешь физиономией в снег? Идиот. Псих. А вот как схватит тебя простуда, будешь больной не только душевно, но ещё и физически. — Ну конечно! — вспыхнул я. — Я больной — ты здоровый! Я идиот — ты умный! И как же это я забыл?! — Я резко отвернулся от брата к стенке. — Фре-ед… — устало протянул Джордж. Я промолчал. — Да брось! Ты же прекрасно знаешь, что я так не считаю. Я снова промолчал. — Ну, Фред, не дуйся! Я не люблю этого. И это, между прочим, тебе тоже хорошо известно! Я молчал. Джордж подобрался ко мне поближе и снова протянул: — Ну Фре-ед! — но на этот раз его голос прозвучал больше жалобно, чем устало. Я упорно продолжал молчать. Тогда он прижался ко мне, уткнулся носом в мой затылок и промурлыкал: — А я тебя люблю. Сильно-сильно. Вот прохвост! Знал же, что после такого я уже не найду в себе сил обижаться! Я вздохнул, снова повернулся к брату лицом, обнял его в ответ и прошептал: — И я тебя тоже. Сильно-сильно.

***

На следующее утро этот придурошный разбудил меня ни свет ни заря. — Фред! Вставай! С Рождеством тебя, братишка! Ну поднимайся же! — вопил он, бегая по комнате и пытаясь одновременно влезть в джинсы и в свитер. — Угу, — промычал я, зарываясь лицом в подушку. — Фред! — прозвучало прямо у меня над ухом и тут же моё одеяло улетело в неизвестном мне направлении. Что-то мне подсказывает, что сделало оно это не само. — Верни мне одеяло. — Потребовал я, приоткрыв один глаз. — Мне холодно. Вместо того, чтобы выполнить моё требование, Джордж кинул в меня джинсы и свитер, точь-в-точь такие же, как те, что были на нём. — Одевайся. Тогда будет тепло. Я нехотя сел на кровати и кое-как разлепил оба глаза. — Спасибо большое, что дал мне выспаться, мой дорогой и любимый брат. — Недовольно пробурчал я. — Пожалуйста. — Безмятежно отозвался Джордж, роясь в одном из многочисленных ящиков письменного стола. Пока я одевался, брат не переставал греметь, шелестеть и бряцать содержимым ящиков. — Откопал наконец! — пробормотал он, когда я уже собирался спросить что он там ищет. Джордж повернулся ко мне, держа в руках средних размеров непрозрачный пакет и улыбаясь во все 32 зуба. — С Рождеством, Фредди! — сказал он и протянул мне пакет. — Спасибо. — Я улыбнулся в ответ. И куда только делось всё моё раздражение? Я нырнул под кровать, вытащил оттуда подарок для брата и вручил ему. — На счёт три? — весело подмигнул мне Джордж. — Раз… — Два… — Продолжил я. — Три! — крикнули мы хором и одновременно вскрыли пакеты. Через секунду комнату потряс громкий хохот. Я не удержался на ногах и повалился на кровать, не переставая безудержно смеяться, а Джордж и вовсе рухнул на пол, держась одной рукой за живот, а второй пытаясь вытереть выступившие на его глазах слёзы. Наши подарки оказались абсолютно идентичными: первую половину обоих пакетов занимали приколы из «Зонко», а вторую — всевозможные сладости из «Сладкого королевства». — Поздравляю, братишка! — сквозь смех выдавил из себя Джордж. — Наши одинаковые мозги опять сработали в одном направлении! Мы высыпали содержимое обоих пакетов на кровать, отодвинули приколы из «Зонко» в сторону (на время), а все сладости скинули в одно место. Получилась достаточно внушительная гора вкусняшек, которую мы тут же начали поглощать, время от времени заходясь смехом. — Вот это, как по мне, и есть самое классное! — заявил брат после очередного приступа хохота. Я прекрасно понял о чём он, но всё равно переспросил: — Что? — То, что у меня есть ты. А у тебя есть я. То, что у нас похожие мысли и взгляды на мир. — Джордж улыбнулся детской, немного смущённой улыбкой. За все свои 13 лет жизни я ни разу не видел, чтобы он улыбался так кому-нибудь кроме меня. И, о Мерлин, как же мне это нравилось! Я улыбнулся брату в ответ и заключил его в крепкие объятия. — Любишь меня? — с доброй усмешкой спросил Джордж. — Да. Сильно-сильно. — Прошептал я.