Мания

      — Кайла, как твои дела сегодня? Что снилось? — доктор Розали Дрейк всегда была очень мила в общении с участниками беседы.       Стив знал, что Кайла считает, что все вокруг хотят ее убить. Ему было жаль девушку, ведь на самом деле никто этого не хотел — Стив спрашивал. К тому же, она не была на поле битвы, где действительно половина окружающих людей, пыталась тебя убить. Но мисс Дрейк говорила, что они с этим справятся и смогут унять беспокойство Кайлы.       Стив был в этом заведении уже около месяца. Здесь все уже было совсем по-другому. Самым ярко выраженным плюсом было то, что с Тони он теперь мог видеться практически свободно. Он мог поговорить с Тони при встрече, коснуться его, ощутить тепло, увидеть улыбку, и это было, на самом деле, единственным, что волновало Стива. К тому же, ему нравилось, когда Тони лежал у него на коленях, гладить его по темным, чуть вьющимся волосам. Нравилось целовать, не боясь наткнуться на стекло. А еще, теперь они снова могли обсуждать свои жизни так, словно все по старому, хоть Стив и понимал, что все-таки что-то не так.       Кроме того, теперь он мог спать, и никто не вынуждал его временно умирать. Тони объяснил ему: если его снова будут погружать в темноту, это плохо. Значит, нужно обязательно сказать ему, Тони, или мисс Дрейк. Ей можно было доверять. К тому же, она была очень милой женщиной, которая уговорила врачей разрешить Стиву рисовать гуашью.       В голове стало гораздо спокойнее. Больше не было навязчивых картинок, которые сильно портили Стиву жизнь и мешали по-настоящему любить Тони чистой и светлой любовью. Он больше не метался между сном и явью, больше не кричал у себя в голове, не чувствовал взрывы, когда очень хотелось коснуться Тони, но не было возможности. Ему больше не приходилось сдерживать себя, скрывать что-то и лишь рисовать, не имея возможности сделать что-то большее. Стив даже познакомился с новыми людьми, чего так и не сделал на прошлом месте. И ему перестал сниться исключительно Тони, хотя против этого он ничего не имел. Ему даже нравилось.       Эти групповые встречи с Розали Дрейк Стив при Тони доверительно называл «посиделками», а Тони всегда упоминал их как «сеансы», и это негласное противостояние названия почему-то всегда очень радовало Стива. А умиротворенная улыбка Тони делала его счастливым.       Именно ради нее Стив в нетерпении ждал новой встречи с Тони. Он уже очень соскучился.       — А ты Стив? — ответ Кайлы он благополучно пропустил. — Среди нас сегодня новенькие, расскажешь что-нибудь о себе?       Стив удивленно моргнул и осмотрел присутствующих, находя новеньких: два молодых человека. У одного было довольно жутко перекошено лицо, а второй во все глаза смотрел ровно на него. Под этим взглядом Стиву стало не по себе, он оглянулся на Кайлу, которая смотрела в пол, затем на Боба, вцепившегося в собственные колени, на мисс Розали Дрейк, которая ободряюще ему улыбалась, а затем сглотнул и унял дрожь прошедшуюся по телу. Надо, значит, надо.       — Стив Роджерс. Мне 27 лет, когда-то я работал дизайнером, потом ушел на войну и попал сюда. У меня замечательный муж — Тони, — Стив не сдержал улыбки. — Он самый красивый человек в мире.       Он говорил спокойно и уверенно, ничего необычного в его словах не было. Он просто улыбнулся, заговорив о Тони, а мисс Дрейк тоже вдруг расплылась в улыбке, и Стив подумал, что это от того, что в прошлый раз Тони подарил ей букет цветов. Большой и красивый, так как был очень благодарен за то, что она общается со Стивом и помогает ему налаживать социальный контакт с миром. Так как-то однажды описал все Тони, сказал, что у Стива проблемы с общением, поэтому он здесь. Но это временно. Стив верил ему и старался сделать все правильно.       Тони приехал к Стиву уже через час после окончания встречи с мисс Дрейк. Казалось, он очень взволнован, поэтому, Стив сразу обнял его, как только оказался рядом. И было так приятно чувствовать, как сильно бьется сердце Тони ему в грудь, и как ровно и лишь чуточку ускоренно бьется его собственное.       — Врач сказал, что твоя ремиссия может быть временной, — осторожно заметил Тони, сразу же раскрывая все карты.       Стив был рад тому, что от него перестали скрывать его болезнь, что он теперь понимал, что стоит на пути к его счастью рядом с Тони. И, что немаловажно, он видел это препятствие, а не отрицал его.       — Мне очень жаль, Тони, — беря его за руки пробормотал Стив. Он не знал точно, сколько всего успел натворить за время болезни, но видел, как Тони тяжело, и помнил это. — Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.       — Стив, не надо, — прервал его Тони. — Я уже говорил тебе, что не злюсь. Твоя болезнь от тебя не зависела, ты был словно в никогда не заканчивающимся кошмаре. Я и представить не могу, что тебе пришлось пережить! Не нужно было тебя никуда отпускать. Не нужно было позволять тебе быть таким упрямым бараном. Это я виноват в том, что случилось с тобой, я…       Стив вздохнул и поднял на тараторившего Тони умиленный взгляд, а затем запечатал его рот поцелуем, торопясь сделать это в момент полного осознания, что законно может целовать своего мужа, пока прочно стоит на ногах в реальном мире. В конце концов, ему тоже не нравилось, когда Тони начинал себя винить в таких вещах. Более того, Стиву было неприятно думать о том, что его болезнь действительно такая ужасная. Разумеется, он уже знал, что умудрился убить человека, но он не помнил этого. Зато отчетливо помнил того монстра, на которого напал, защищая Тони.       Шизофрения оказалась сложной штукой.       Поцелуй подействовал. И после него Тони просто вздохнул, опуская голову.       — Боюсь, я не смогу морально подготовиться к тому моменту, когда ты снова забудешь о том, что мы женаты.       Тони попытался улыбнуться, и получилось вполне правдоподобно, но Стив знал, что он действительно боялся. И понимал. Потому что сам Стив боялся тоже.       Как оказалось, Тони сохранил все рисунки, которые рисовал для него Стив. Необычная красно-золотая броня оказалась не совсем такой, какой Стив ее помнил, да и сами рисунки периодически видоизменялись в плане нарисованных сцен, расцветок и стиля. На них оказалось гораздо больше неточностей, чем Стив ожидал. На некоторых, самых жутких рисунках, отсутствовали лица или были странные тени на фоне. Стив очень смутно представлял, что они могут значить, и боялся, что от просмотра этих рисунков болезнь снова даст о себе знать.       На второй день ярко выраженной ремиссии Стива даже отпустили вместе с Тони в парк рядом с больницей. Они гуляли, держась за руки и кормили уток в пруду купленным хлебом. Это все напоминало начало их отношений, чудесные первые свидания, когда они полностью отдались в невероятное чувство влюбленности. Дорогие сердцу, порой откровенно детские действия делали эти встречи незабываемыми и самыми счастливыми.       Увидев в парке почти висящее над водой дерево, Стив вспомнил, как на их первом свидании он забрался на подобное и, стремясь произвести впечатление, смело пошел по качающемуся стволу. Потом пришлось в срочном порядке заказывать такси и ехать греться в квартиру Стива, так как на улице была поздняя осень, а он все-таки со всего размаху свалился в воду. Так Тони уже в первый же день остался у него ночевать.       — Ты тоже помнишь это? — спросил Стив, крепче сжимая руку Тони и оглядываясь на него.       — Конечно. Ты был тем еще идиотом, и я влюбился без памяти, — потерев затылок, усмехнулся в ответ Тони, и Стив рассмеялся.       На пятый день ремиссии Тони отдал ему его обручальное кольцо. Стив не помнил, когда и при каких обстоятельствах расстался с ним, а Тони рассказывать не захотел. Понять его было можно и нужно. Скорее всего Стив тогда очень сильно напугал Тони, по правде говоря, Стив и сам представлять, каким был. Когда Тони, стоя в парке, надевал ему золотой обруч на безымянный палец левой руки, Стив на доли секунды удивился тому, что это происходит и не понял, почему. Волна страха накрыла его с головой сразу после возвращения понимания, но Стив поднял взгляд счастливого и спокойного Тони и не стал ни о чем говорить. Не стоило ему знать.       Сердце Стива отчаянно билось, когда он целовал Тони, снова чувствуя легкий нажим кольца на пальце. Казалось, что его снова норовят засунуть в клетку, и он не знает, когда в следующий раз сможет из нее выбраться.       Стив не хотел снова в клетку.       Он смотрел на Тони, силясь вбить в собственную дурную голову, что вот оно его счастье совсем рядом, в его руках, готовое на все ради него также, как и он сам. Старался запомнить, что он замужем за Тони, что они оба реальные и совершенно простые люди, что вокруг никто не пытается на них напасть. Что все будет хорошо.       Казалось, Тони что-то из этого все-таки прочитал в его взгляде, так как в карих глазах появился едва заметный призрак грусти. Он положил свою ладонь поверх руки Стива, обхватывающей его лицо.       — Я люблю тебя, — сказал он, смотря Стиву прямо в глаза.       Стив кивнул.       — Я тоже тебя люблю, Тони.       Еще через пару дней этот момент, граничивший с болезнью, благополучно забылся. Тони приходил каждый день: иногда утром, иногда после обеда и до вечера. Врачи положительно отзывались о состоянии Стива, и это радовало их обоих. Стив отчаянно надеялся, что слово «ремиссия» продержится в его карточке еще хотя бы месяц, тогда можно надеяться на то, что его выпустят отсюда и он сможет снова зажить нормальной жизнью вместе с Тони. И с каждым днем его надежда становилась крепче, с каждым днем он все радостнее обнимал Тони, уже представляя, как вернется в их дом, бросит сумку с одеждой, осмотрится вокруг и счастливо вздохнет.       Всего-то ведь нужно пробыть месяцок нормальным, без сбоев в работе мозга.       — Тони, пожалуйста. Напоминай мне почаще, что ты мой, а я твой, — почти умолял Стив, сильно жмурясь, когда начинал бояться, что не продержится.       И Тони всегда напоминал. Его даже не приходилось просить, он напоминал об этом постоянно. Он выводил собственные инициалы на руке Стива шариковой ручкой и позволял сделать то же самое Стиву на своей руке. Он целовал Стива и говорил о том, как любит его. Он сидел в в палате Стива чуть ли не до самого отбоя, порой даже помогая ему уснуть, обнимая со спины. У Стива не было сомнений в том, что Тони тоже делает все, что может.       Через две с лишним недели Стив уже одновременно привык к тому, что здоров, и к тому, что постоянно ожидает очередного сбоя системы. Они часто гуляли в парке, так как это его успокаивало. Тони держал его за руку, поглаживая большим пальцем внешнюю сторону. Было так тепло и спокойно.       Апрель выдался довольно холодным, и небо заволокло тучами, предвещая дождь. Стив с тоской подумал о том, что не хотел бы возвращаться обратно в больницу, однако ему строго настрого было запрещено простывать. Он и Тони остановились возле пруда, и Стив засунул свободную руку в карман пальто, чуть жмурясь и тяжело вздыхая.       Он очень устал от этой постоянной борьбы с собственным мозгом, но тем не менее не собирался сдаваться. Ради Тони и ради себя.       Какой-то маленький ребенок, лет шести, бросил в пруд длинную палку, и несколько уток перелетели с одного места на другое. Ребенок громко засмеялся и подпрыгнул, задевая рукой куст, откуда тут же вылетела стайка мелких городских птиц. Стив задумчиво проследил за ними.       — Тони? — позвал он, не отводя взгляда от серого неба.       — Что? — тут же откликнулся Тони, погладив его по плечу второй рукой, словно говоря «я здесь, я рядом».       — Если все будет хорошо и меня отпустят, ты ведь возьмешь меня снова полетать с тобой над городом?       Рука Тони на секунду замерла, а потом словно в замедленном режиме вновь погладила по плечу. Стив оглянулся на Тони и неловко улыбнулся, смущаясь своей просьбы. Все же он понимал, что даже в броне Тони будет довольно тяжело.       — Ты сейчас о Железном Человеке? — зачем-то спросил Тони, будто был другой вариант.       Стив кивнул.       — Просто скучаю по этому чувству полета, извини, — пояснил он, видя, как помрачнел тот из-за его просьбы.       Тони закрыл глаза и стоял так несколько секунд, а затем закусил дрожащую нижнюю губу и медленно покачал головой. Стив с тревогой обхватил Тони за плечи, не понимая, что происходит, а тот тем временем с усилием вновь открыл покрасневшие глаза. Тони стал гладить его по лицу и волосам, успокаивая. Стив чувствовал его горячие сухие руки.       — Стив, все хорошо. Я твой, а ты мой, слышишь? Я люблю тебя. Все хорошо, все обязательно будет. Просто не забывай об этом, Стив.       Кромка слез вдоль нижнего века Тони и его побледневшее лицо окончательно выбили почву у Стива из-под ног, и он почувствовал, как в голове поднимается паника, гул и мир вокруг снова стал очень громким.