Избегать встречи с Алимом кажется глупой идеей, ведь, по сути, эльф сейчас ничего запретного не сотворил. Он не резал себе запястья на глазах у Карвера, не подчинял себе чужой разум, не приносил никого в жертву. По крайней мере, этой ночью. Или даже, в этой, новой, серостражеской жизни.
Вот только шрамы не идут прочь из головы, разжигая отвращение, вынуждая в который раз за утро сворачивать с выбранного пути, лишь бы не столкнуться с Сураной лицом к лицу. В последние дни его присутствия и без того было слишком много, так неужели Создатель не может за это вознаградить Карвера всего одним днём спокойствия?..
Нет, не может. Мечник практически вплотную сталкивается с Алимом у входа в библиотеку. Самая маловероятная точка их пересечения из всех, о которых только мог подумать Карвер.
— Привет, — едва слышно выдыхает Сурана, таращась на него так, как будто столкнулся с призраком. Или с кем-то ещё более неожиданным, судя по приоткрытому в изумлении рту.
— Привет, — кисло отзывается Карвер, понимая, что от разговора не уйти. В буквальном смысле — эльф замер прямо в дверном проёме и сдвигаться куда-либо не намерен.
— Я хотел сказать тебе спасибо за... вчера, — с трудом выдавливает из себя Алим, опуская взгляд. Весь из себя скромный и невинный, даже противно.
— А что было вчера? — сухо уточняет Карвер, пытаясь придумать повод уйти. Вспоминать, что эльф домогался его, противно ещё больше.
— Я проснулся в своей кровати, а не под столом таверны и не в кладовке. Значит, ты меня не бросил.
— С чего ты взял, что это был я?
— Раньше меня никто не уводил оттуда, — просто признаётся эльф. И есть в его словах, скорее даже в интонациях, нечто такое, чему Карвер протестовать не способен. Он смотрит на Сурану, неуверенно улыбающегося ему, и понимает, что злиться не может. Даже отвращение куда-то исчезает. Перед ним всего лишь запутавшийся парень, который, похоже, и сам себе не рад. — Спасибо. Я не слишком тебя доставал?
— Нет, не особо, — вот только ещё кое-что никак не отпустит, всё не даст ему покоя. Ну, вообще-то, целых два пункта, а если покопаться, то даже три. — Может, прогуляемся? — вдруг предлагает Карвер, чувствуя себя совсем уж неловко.
Сурана отступает на шаг, непонимающе глядя на него, а затем кивает и спускается вместе с ним во двор, следуя вровень и время от времени бросая виноватые взгляды. Карвер молчит долго, всё никак не может подобрать верных слов, чтобы разговор вышел честный и безболезненный. У эльфа и так с головой не всё в порядке, вдруг примет всё близко к сердцу и снова решит «полетать»?
— Ты сказал одну странную вещь... — начинает было Карвер издалека, с не самой сложной, но всё равно немного волнующей темы.
— Извини! — тут же вскрикивает Алим, перебивая его. — Я не хотел! Когда я выпью, я ничего не соображаю. А на утро не могу вспомнить, и всякий раз мне так стыдно, что...
— Ты сказал, что у тебя нет семьи, — тихо продолжает Карвер, игнорируя сбивчивое бормотание. Все истории, которые плёл прежде эльф — выдуманные.
— О... — Сурана останавливается и плотно сжимает губы, а после и вовсе отворачивается. — Так вот ты о чём... Ты из-за этого злишься на меня?..
— Я не злюсь.
— Злишься, — упрямо качает головой эльф. — Я же вижу, что ты злишься. Ты раньше так не хмурился. От твоего хмурого лица просто мороз по коже… — Алим тут же смолкает, словно внезапно осознав, что говорит это вслух. Он резко разворачивается и с паникой всматривается в лицо Карвера. — Извини. Что бы ещё я ни наговорил вчера, извини. Я правда не помню, что говорю и делаю, когда выпью лишнее, но я бы ни за что не...
Мечник не слушает его оправданий. Он хватает его за руку и резко задирает рукав мантии, оголяя кожу.
— Откуда у тебя этот шрам?
Алим молчит. Долго. А затем хрипло выдавливает из себя:
— Ты мне не поверишь, — и молчит снова. Ещё дольше. Но Карвер ждёт. Так терпеливо, как только это возможно в подобной ситуации. — Я упал с ножом в руке. Знаю, звучит как очень, очень-очень плохая отговорка, но это правда. Викки тоже сначала не поверил, хотел даже меня убить, но...
— Я верю, — неожиданно перебивает его мечник. И только после это понимает, что, в общем и целом, сказал правду. Он верит. По крайней мере, в происхождение этого шрама. Для Сураны в плане самоувечий, похоже, нет невозможного. Если бы Карвер не видел своими глазами, ни за что не поверил бы и в то, что можно удариться переносицей о полку книжного шкафа и наградить самого себя огромными подглазными гематомами. Сурана смог. А потому и это имело место быть. — А здесь что, тоже упал? — спрашивает он, указав на грудь.
— Нет, я... нет. Я не малефикар. Это… это наказание за… — Алим зажмуривается и зажимает рот. Его трясёт, а краска стремительно отходит от лица. Карвер неловко опускает руку ему на плечо, в попытке приободрения. Не хватало только, чтобы он ещё тут в обморок свалился. Нет, ну какой из него маг крови? — Извини.
— Не выдавливай из себя. Я верю, что ты не маг крови, а просто… немного неуклюжий.
Алим заметно расслабляется после этих слов и открывает глаза, глядя на Карвера всё ещё встревоженно, как будто ожидая подвоха, насмешки. Но ничего этого не звучит, и эльф успокаивается окончательно.
— Со мной и куда большие неприятности происходили, — пытаясь быть безмятежным, с ложным весельем тянет он. — Один раз собака моего кузена... То есть, воображаемая собака воображаемого кузена, — одёргивает он сам себя и смолкает, помрачнев. — Да, глупо. Забудь.
— Зачем ты выдумываешь все эти истории?
— Само как-то выходит.
— А если серьёзно? — Карвер отчего-то верит, что всё не просто так. Что в них есть какой-то смысл. Иначе зачем они, да ещё и в таком количестве?..
— Я ничего не помню из своего детства, — признаётся эльф, пожимая плечами. Он говорит неуверенно, как будто сам никогда прежде не задумывался о том, а зачем же он выдумывает их. — От этого так пусто. Одиноко. Страшно. Голоса во снах постоянно твердили мне, что я никому не нужен, что я всегда буду один. Вот я и начал... — рука на плече непроизвольно сжимается. Не сильно, но ощутимо, отвлекая от тяжёлой темы, — меня всё равно никто не слушает. Иногда даже сам в них верю. От этого немного легче.
— Лимонный пирог тоже выдумка? — отчего-то эта история запомнилась больше прочих. Как и кажущаяся нелепой ненависть к яблокам.
— Не совсем. Меня им угостила одна добрая женщина в Лотеринге. Она отдала мне кусок пирога просто так, не потребовав взамен денег или какой-то отработки вроде таскания тяжестей. Я даже имени её не спросил.
— Ты жил в Лотеринге? — Карвер удивлённо смотрит на него, видя уже как-то иначе. Не могли ли они когда-либо там пересечься? Нет, конечно нет. Просто совпадение.
— Недолго. Месяц или меньше. Затем пробрался в телегу торговца и попал в Денерим. Но мне там не понравилось. Люди так гордились тем, что живут в столице, смотрели свысока. Доброго слова от них не дождёшься, не то что медной монетки, — Алим морщится, вспоминая те дни. — Меня быстро сплавили в эльфинаж, а оттуда — храмовникам. Хотя, скрывался я довольно искусно. Мне лет тринадцать было, когда меня вычислили. А до этого где-то лет шесть я не привлекал внимания.
— И тебя отправили в Круг, где ты и познакомился с Командором и Андерсом, — вот, в общем, и вся жизнь эльфа, стоящего перед ним. Когда же у него начались "проблемы с головой"? До Круга? В Круге? Или после? А может, он всегда был себе на уме, а каждая из сложностей (куда без них эльфу, да ещё и магу) лишь усугубляла это?
— Ну да, — Алим цепляется за эту тему. Кажется, он как-то говорил, что в Круге дружил с Андерсом. Расспрашивал Карвера про него, был озадачен тем, что целитель теперь одержимый. — С Андерсом мы сошлись быстро. У него вообще всегда было много друзей, но со мной он почему-то проводил куда больше времени, чем с другими. А вот с Викки мы общались не так уж и много, несмотря на то, что оба были учениками Первого Чародея. Викки как на привязи за Йованом бегал, жутко ревновал, стоило кому-то в их дружбу вклиниться. Он и сейчас жуткий собственник. «Мой рекрут», «моё решение», «мои обязанности»...
Сурана продолжает тараторить, пытаясь интонациями подражать Амеллу. Выходит не очень-то и похоже, но сам эльф полностью увлекается этим. Неужели очередная фальшь? Когда же он настоящий: сейчас, беззаботно рассказывающий какую-то ерунду, или прежде, перед тем храмовником и на крыше? А может, настоящий как раз тот, кто пьяно ухмыляясь, стоял перед ним на коленях?..
Последняя мысль прошибает тело не хуже, чем разряд магической молнии. Карвер старался не думать о вчерашней выходке эльфа, и, пока тот казался ему причастным к магии крови, делать это было намного проще. Но теперь.... Сам Алим, очевидно, не помнит этого. Так не стоит и напоминать, для них обоих это явно лишнее.
Собственный карман кажется невероятно тяжёлым. Карвер не хочет портить Алиму настроение, ещё меньше он хочет рисковать его желанием жить, но не вернуть дорогую для эльфа вещь он не может тоже. Ещё вчера хотел сделать это, да случая не представилось.
— Это ведь твоё, верно?
— Шанс! — Сурана вскрикивает и сжимает кольцо так отчаянно, как будто это единственное, что в этом мире для него существует реально. Карвер наблюдает за тем, как цепочка надевается на шею: торопливо и вместе с тем бережно. Похоже, тот храмовник и правда много значит для него. — Как ты его нашёл?..
— Случайно, — равнодушно бросает Карвер. Не говорить же, что вчера всё утро ползал по двору на коленях, выискивая в траве эту треклятую железку. Он и сам не знает, зачем сделал это. Так зачем забивать этим мысли ещё и Алиму? — Зацепилось за ветку дерева.
— Спасибо, — шепчет эльф, чуть не рыдая. А после и вовсе сжимает его в объятьях. И эти объятья несколько лучше прошлых. От них хотя бы не веет отчаянием. — Спасибо тебе! Не знаю, как тебя и благодарить!
Перед глазами вновь возникает та улыбка и немыслимое предложение. Карвер в отвращении отшатывается прочь и уходит, бросив не глядя:
— Просто держись подальше от края.
***
Увольнительные Сураны похожи одна на другую как под копирку. С самого раннего утра он заваливается в таверну и спивается в одиночестве, пока забвение не отключает его от воспоминаний о прошлом. Затем совершает аморальные поступки, подробностей которых даже не помнит (но может судить о них по боли в теле и следам на коже), просыпается, где попало, и повторяет всё это по необходимости. Если только нечто существенно важное не отвлечёт его от саморазложения.
Это единственный способ не думать о том, кого он так долго обманывал и чьё кольцо пытался уничтожить. Глупо. Как будто без кольца всё изменится, пропадёт и не будет более терзать душу. Нет, воспоминания не выкинуть так просто. Их не выжечь, не стереть из памяти. А прошлое имеет свойство повторяться, возвращаясь знакомыми образами, но в иной форме. Чтобы можно было снова совершать те же ошибки, убеждая себя, что теперь-то всё иначе. Другая ситуация, другой человек. Да и сам ты уже другой.
Но нет,
тот же. Иначе это не повторилось бы снова.
Алим сжимает цепочку, когда слышит звонкий смех официантки, невдалеке говорящей с Карвером. Рядом с ним постоянно вьётся кто-то из них, что не удивительно. Есть в нём что-то притягивающее взгляд.
Что-то притягивающее взгляд. Он слишком похож внешне на Кошмар, ещё больше он напоминает Шанс — как тут не притянуться? Но есть одно существенное отличие. Карвер Хоук ничуть не заинтересовался им, его равнодушный взгляд неожиданно больно бьёт по самолюбию эльфа.
Самолюбию… если б оно ещё было... Так, по фантомному отпечатку прошлых проблем, подбивая на то, чтобы заработать множество новых, наполниться ими до отказа и сгинуть, наконец, задушив себя ими.
Алим делает несколько глотков, осушая кружку. Выпивка горчит. А может, ему лишь кажется это. В последнее время ему как-то слишком много всего кажется, убивающе много.
Они уходят вдвоём. Не официантка и Карвер — Карвер и какая-то иная девушка, что заливисто смеётся, виснет на нём, а тот, приобняв её за талию, вполголоса рассказывает что-то из своих будней в королевской армии. Или про будни в рядах Стражей. Или о Киркволле. Он что угодно может рассказывать так, что его будешь слушать, затаив дыхание. Сурана знает это. Помнит по Кругу...
нет. Нет, не
по Кругу — Карвера там не было.
Церковь?.. Нет. Где?.. Где же они были?.. Когда? Кто они друг другу: друзья, любовники?.. Нет, не с ним, он другой. Карвер. Не Алек.
Эльф вздрагивает и сильнее цепляется плохо слушающимися пальцами за кружку. Нет, прошлое не выжечь, как бы он ни пытался. Оно высечено, выковано, как кольцо, будет повторяться снова и снова. Пока кто-то не сбросит в пропасть. Или хотя бы с Башни. Виселица. Огонь...
Огонь тухнет. Должен потухнуть, нельзя его оставлять так.
Алим не в силах больше оставаться в душном, пропахшем алкоголем, табаком и отчаянием помещении. Один из пьянчуг, кажущийся смутно знакомым, уже у самого выхода ловит его за руку, тянет к себе, но Сурана уворачивается.
«Держись подальше от края», — звучит в голове наказ, из-за которого эльф решительно и твёрдо делает последние шаги, чтобы оказаться снаружи.
Начинается дождь, и огненный маг замирает, чувствуя, как холодные, тяжёлые капли бьют по неприкрытой тканью коже, попадают на лицо и макушку, как намокает и становится тяжелее мантия. С места он не сдвигается, убеждённый, что вот оно — его наказание, посланное во искупление тяжкого греха одержимости ближним своим.
Сурана садится на землю, прислоняясь спиной к стене здания, и закрывает глаза, прислушиваясь к тому, что пытается сказать ему ливень.
Ты ничтожество, Алим. Он никогда не посмотрит на тебя с интересом. Тебе не бывать на её месте. Похоть погубит тебя, Алим.
Просидев больше часа под непрекращающимся ливнем, эльф с трудом поднимается на ноги и медленно идёт в сторону входа в жилые помещения. Кажется, где-то в его спальне есть фляга, припрятанная на чёрный день. Этот день наступил. Сегодня без этого ему уже не заснуть. А если и заснуть, то не миновать Ночного Кошмара или демонов, ведь
он, как и
они, чувствует его слабость.
— Кому ты нужен, эльф? — демон почти что шипит, что кажется таким странно непривычным. Шипение и шёпот ассоциируются с Желанием, Отчаяние же обычно куда менее спокойно. Надрывный крик, истерика, опустошённость. Но не шёпот. Разве что, демон нашёл иной путь к его страхам. — Жалкий, ничтожный одиночка. Сколько же грязи в твоём прошлом, сколько лжи.
Алим привык его не замечать. Достаточно смотреть перед собой, небо Тени, привалившись к дереву. К тому, что Тень считает им – ствол ясеня без единого листа, но при том живой, не сухостойный. Они друг другу подходят, и будь эльф деревом, то был бы именно таким, живым лишь формально, до тех пор, пока нужен хоть кому-то, хоть для какой-то цели.
— Отойди от него! — звучит знакомый голос, и эльф вздрагивает, неверяще оборачиваясь. Меч храмовника сияет в лучах выглянувшего солнца. Юноша напряжён, готов ринуться в бой уже в следующую секунду и сразить демона. Сурана тут же опускает взгляд, не смотрит на него, чувствуя острый укол вины. Он упустил свой шанс. Они никогда больше не встретятся.
— О, так у тебя есть заступник, эльф? — насмешливо тянет демон. Он и правда нашёл иной путь. Добрался до образов, к которым прежде не мог приблизиться. Алим сопротивлялся. Раньше. Не сейчас. Он слишком устал, чтобы бороться. — Или же...
Алиму не нужно смотреть на храмовника, чтобы знать, как сейчас искажается его лицо. Как тревога и нежность к нему сменяются гневом и отвращением. Всё это уже было в действительности. Всё это уже было, когда храмовник узнал, что тот, кого он любил, маг. Как такое можно стерпеть? Разве это можно простить?
— Пожалуйста, хватит... — шепчет Сурана, обхватывая себя руками и зажмуриваясь. Это не спасёт от сна, сейчас он слишком слаб, чтобы вырваться, вот демон и подобрался к нему. Вот он и может воздействовать.
— Разве такая грязь может получить шанс на счастье? Скажи, скажи им всем... позволь мне показать...
— Оставь его, Отчаянье, — звонко разносится над ними. Он не твоя добыча.
— Демон Желания? — растерянно спрашивает Алим, понимая, что погиб. Сейчас. С этого момента. Или через пять минут, когда он перестанет сопротивляться совсем. Уж лучше бы всё оставалось, как было. Ненавидеть себя ему не впервой, это можно даже назвать его обычным состоянием. Но похоть, но его прошлые и нынешние грехи…
— Я буду тем, кем ты захочешь, милый, — довольный, почти мурлычущий шёпот раздаётся совсем близко. Эльф зажмуривается ещё сильнее, зная, что может последовать за этим. Зная, кем может стать демон. — Я дам тебе то, что ты жаждешь, кого вожделеешь. Только позволь мне одну малость. Сущий пустяк. Впусти меня, позволь мне стать частью тебя.
— Создатель, защити, убереги, сохрани мой рассудок, — шепчет Алим, сжимаясь. Лишь теперь ему по-настоящему страшно. Лишь сейчас, когда он даже не видит демона, но чувствует, как тот меняется. Как он становится его страхом из Круга, храмовником, с которым Сурана годы назад добровольно связал себя грязной сделкой, продавшись за яблоки и пропуск в темницу к наказанным друзьям…
— Строишь из себя недотрогу? — голос тот самый, что до сих пор проникает в кошмары. — Кого ты пытаешься обмануть? Нам обоим известно, какие греховные вещи ты вытворял. Со мной, с тем юнцом из Церкви. Как его звали?.. Не напомнишь? Давай, произнеси. Простое имя, одно на двоих. Не то, что ты выбрал: Шанс, Кошмар...
— Благословенен будь Создатель и пророчица Его Андрасте... — беззвучно бормочет Сурана, ожидая удара. Рука тяжело опускается на плечо, прижимает к стволу, заставляя выпрямиться. Нельзя открывать глаза, иначе он разозлится ещё сильнее.
— О, ты всерьёз веришь, что это меня остановит? – тихий смех жалит подобно змее, а рука перемещается на горло и давит. Всё всегда к этому шло. Маг знал, что Кошмар убьёт его рано или поздно, ведь любовь — губительное чувство. — Ты мой, Алим. Ты давно погряз в этом. Вера? Лишь попытка зацепиться за что-то помимо той грязи, в которую тебя окунули. Ты не истинно верующий, иначе не стал бы трахаться с храмовником в священном месте.
— Хватит... — он не узнаёт свой хриплый голос, не понимает, зачем вообще сопротивляется, если всё уже известно наперёд. — Перестань...
— А где же уверенность? — вновь смеётся тот, кто выглядит как Кошмар, тот, кто сейчас является им. Не копией — Алим сам верит в то, что это храмовник, а потому демон и становится сильнее, проникает глубже в вспоминания. — Ты ведь хочешь этого на самом деле. Ты та ещё шлюха, Алим.
Рука задирает мантию, касается колена, скользит по бедру…
— Нет... — он больше не в Круге. Он не обязан подчиняться. У Кошмара больше нет власти принуждать его к этому.
Как и у демона.
— О, как же глупо с моей стороны, — вновь звучит звонкий голос, тут же сменяющийся спокойным и мягким, немного ворчливым: — Так лучше?
Сурана потрясённо открывает глаза, сталкиваясь со взглядом насыщенно-синих глаз. Лицо Карвера совсем близко, они почти соприкасаются носами. Всего одно движение, чтобы прикоснуться к его губам, узнать, такие ли они как те, что давно забыты…
— Создатель мой, которому ведомы мои чаяния, — тихо бормочет эльф, закрыв глаза и отвернувшись, стараясь не чувствовать ни прожигающего взгляда, ни близости демона в облике Карвера, ни будоражащих разум прикосновений, — проведи меня сквозь ночную мглу, укрепи сердце моё против искушений порока…
— Твой Создатель тебя не слышит, — шепчет
Карвер демон, кладя ладонь на его лицо, пытаясь вновь вернуть над ним контроль. — Зато есть я — совсем рядом, тёплый, живой, реальный...
— Ты демон, — слабо шепчет Алим, когда чужие губы касаются шеи, а горячее дыхание вызывает мурашки. Руки непроизвольно тянутся к нему, чтобы обнять, притянуть к себе.
— Я — Карвер Хоук. Я могу быть им, потому что ты этого хочешь. Алим. Посмотри на меня: вот он я, рядом с тобой. Мы будем вместе вечно, только скажи всего одно слово, сделай одну маленькую уступку.
— Нет… — бормочет эльф, уворачиваясь от очередного поцелуя, но открывает глаза. Демон улыбается так, как улыбался бы Карвер.
— Ни капли решимости в голосе, — ладонь мягко оглаживает лицо, а затем вдруг сжимает ворот мантии. Карвер нетерпеливо пытается расстегнуть застёжки, запечатлевая на шее нечто среднее между поцелуями и укусами. — Ты уже принадлежишь мне. Весь, целиком и полностью, на веки вечные. Скажи всего одно слово, и я буду с тобой. Вместе нам будет хорошо, и ты это знаешь. Ты знаешь, что не сможешь противиться этому. Так давай же, сделай это, — Карвер отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза. Алим приоткрывает губы, готовый повторить за ним: —
Проснись. Проснись же, Алим!..
— Алим! — тот, кому принадлежит этот голос, несильно трясёт его за плечо, заставляя проснуться, и, сам того не ведая, спасает от продолжения сна. По крайней мере, на остаток этой ночи. О, нет — Желание его так просто не отпустит, ведь этот демон нашёл его слабое место. — Да проснись же ты уже!
— А? — эльф открывает глаза и не может отличить реальность от Тени. Карвер рядом, склонившись над ним, обеспокоенно хмурится. Может, это всё ещё сон? — Нет, хватит. Я не поддамся... Я не настолько жалок, чтобы согласиться на это.
— Алим, — рука воина опускается на лоб Сураны, и мечник, вероятно, остаётся недоволен тем, что чувствует. — Ты весь горишь.
— Я же огненный маг... — вяло пытается отшутиться Алим, разочарованный тем, что рука со лба исчезает. Это не сон, перед ним настоящий Карвер. Вот только зачем он здесь? Что привело его сюда, в комнату эльфа?
— Ещё и одежда насквозь мокрая… — ворчит мечник. Лишь сейчас, когда настоящий он рядом, фальшь демона чувствуется до боли отчётливо. — Чем ты вообще думал, когда стоял под проливным дождём?!
— Почему ты злишься? — Алим правда не понимает. Зачем Карверу заботиться о нём? Мотивы Алека были понятны. Виконд постоянно тянет на себя чужие проблемы. А Карвер? Это… дружба? Может ли он считать его своим другом?
— Потому, — как-то совсем уж по-детски огрызается Хоук. Затем, вдруг вспомнив, зачем же он здесь, достаёт небольшой пузырёк и протягивает его Суране. — Вот, держи.
Эльф непонимающе разглядывает протянутое зелье, не в силах понять, чего от него хотят. Виконд запретил брать что-либо из аптечки вне вылазок. Но сам Алим точно ничего не смешивал, значит, и правда из запасов Командора.
— Целебная настойка?.. Но Викки же сказал...
— Он сказал, что от больного мага мало проку, — перебивает его Карвер, всё ещё держа пузырёк перед ним. Алиму стыдно. За свои мысли, за свои сны, за то, что почти сдался демону. За то, что даже сейчас пытался увидеть в этом поступке нечто большее.
— Так это он тебя послал ко мне.
Разумеется. С чего вдруг Карверу так беспокоиться о нём? Это вновь Викки со своим «Я знаю, как будет лучше для всех».
— Пей давай.
— Выпью, — вяло кивает эльф, пытаясь отстранить руку. — Ты совсем как моя...
— Алим.
— Ладно, ладно... — эльф откупоривает пузырёк и, морщась, проглатывает содержимое. После чего вручает опустевшую склянку Хоуку. — Доволен?
— Почти. Объясни, что это было.
— Ты о чём? — он что, говорил во сне? Или, перебрав в очередной раз, всё же сболтнул лишнего?
— Зачем ты себя мучил, стоя под ливнем? — после этого вопроса всё встаёт на свои места. Это всё ещё сон, очередная уловка демона, пытающегося найти иной способ сблизиться, заставить сказать «да». Алим не будет прерывать это. Пусть так, пусть обман, но сейчас он не чувствует себя сухостоем. — Снимай одежду и ложись под одеяло. Целебная настойка, конечно, и так подействует, но лучше не сопротивляться ей.
— Ты побудешь со мной?
— Я...
— Пожалуйста.
Вздохнув, Карвер снимает обувь и опускается на кровать поверх одеяла. Эльф, по-кошачьи щурясь, наблюдает за ним, разве что глаза не светятся в темноте. Воин лежит не так близко, как этого бы хотелось магу, но явно гораздо ближе, чем этого бы хотелось самому мечнику.
— Доволен?
— Да, — немного поколебавшись, отвечает Сурана и благодарно улыбается. Карвер закатывает глаза, но ничего не говорит.
***
Утром Карвер просыпается тяжело. Сначала он не может сообразить, где находится, ведь вчера он собирался в таверну. Затем не понимает, как они с Сураной оказались в одной постели. Нет, про просьбу эльфа побыть с ним он помнит, равно как и про то, что засыпали они рядом. Только вот, рядом — это не под одним одеялом и уж тем более не в обнимку. Какого демона вчера произошло, что они...
Алим что-то невнятно бормочет во сне и прижимается ещё теснее. Тело мечника реагирует совсем не так, как тому бы этого хотелось. Мечнику бы вообще хотелось, чтобы оно никак не реагировало на Сурану, потому что это не нормально — реагировать на близость парня.
Пытаясь оправдать свои непонятные чувства тем, что этот несносный маг всё-таки является эльфом (ну есть в них что-то женственное! Не во всех, конечно, но конкретно в этом ходячем недоразумении точно наблюдается), Карвер осторожно выползает из-под его объятий и облегчённо вздыхает — не проснулся. Лишь завозился, пробормотал что-то и плотнее закутался в одеяло.
Подобрав обувь, воин с удивительным для него беззвучием выскальзывает за дверь, тихо прикрывая её. Стоит в нерешительности около минуты. Что делать дальше? Завалиться в таверну и найти какую-нибудь распутную девку, чтобы снять напряжение?.. Вариант неплохой, но...
— Вполне ожидаемо, — раздаётся позади, и Карвер чуть не вздрагивает от внезапности. Разворачиваясь, он уже знает, что крупно попал. Командор, прислонившись к стене и насмешливо изогнув бровь, наблюдает за ним.
— Это не то, что вы подумали! Он просто... а я... мы только спали!
— Целебное зелье ты стащил, — не вопрос, но Карвер кивает.
— Алим заболел.
— Не удивлюсь, если это я приказал тебе позаботиться о нём, — в холодном тоне Амелла сложно не заметить насмешки. Не злой, но какой-то усталой и тревожной. — Сначала просишь перевода, затем заботливо поправляешь одеяло у постели больного… Не советую ещё раз испытывать моё терпение и заходить в мой кабинет без спроса.
Командор смотрит на него изучающе, но ничего больше не произносит. И ответа не дожидается тоже, уходит, бросив ещё один внимательный взгляд.
Карвер так и стоит ещё пару минут, пытаясь понять, что это вообще было. Не спиться с такой нервотрёпкой нереально. Кажется, Эмбр говорила, что сегодня в таверне будет пополнение бара каким-то новым пойлом. Может, хоть оно заставит выкинуть из головы Сурунану со всеми чужими проблемами, к которым он не должен иметь ровным счётом никакого отношения. Он же не кто-то из своих родственничков, ему бы со своей жизнью разобраться. Надо написать матери. И попытаться добиться права на вылазку на Тропы. Не то чтобы он так жаждал поздороваться с порождениями тьмы, но всё лучше, чем оставаться бесполезным новобранцем в глазах остальных Стражей.
