А был ли Мальчик?

      Сон стал отступать, когда в глаза ударил яркий луч света. За закрытыми веками тут же заплясали красные протуберанцы, и Билли поморщился: хотел было отвернуться, но тут уже проклятое плечо напомнило о себе — боль обожгла спину. Стиснув зубы, ловчий все же открыл глаза, а когда увидел, что происходило за окном, обмер, не зная, пугаться или радоваться. Как бы то ни было, поднялся на ноги Томпсон практически в то же мгновение.       «Какого…?» — он провел по лицу ладонями, стараясь развеять поразительное зрелище в окне, как дурной сон, но когда отнял пальцы, не избавился от яркой галлюцинации.       Солнце. Солнце проникало лучами сквозь проем балконной двери и через остальные бреши в стенах, окрашивая внутреннее убранство старого дома в теплые цвета, задевая даже последнего обитателя — он чувствовал тепло, какого не застал в мире Сущности.       Билли быстро влез в брюки. А когда застегивал пряжку на ремне, замер. Солнце снаружи насторожило его не так сильно, как отсутствие Клодетт.       «Она могла просто отойти ненадолго. Если солнце появилось раньше, чем ты проснулся, значит, она тоже его видела, значит, ушла посмотреть, что это такое… Или существует еще очень много причин!» — ловчий потер больную руку, обнаружив, что бинт свободно гулял по плечу все это время, впрочем, избавляться от повязки Томпсон не стал. Боль была резкой, и все же возникала только тогда, когда он излишне двигал раненой конечностью. Похоже, по какой-то причине Сущность не торопилась излечивать раны своего подопечного, но в этом ему чудилось освобождение, а не проклятие.       «Далеко уйти она не могла, иначе бы все пропало, как обычно».       Мысль показалась разумной. Удерживая ладонь ребром над глазами, Томпсон приблизился к балконной двери, чтобы оценить перемены вне обветшалого дома. Лучи облепили его изуродованный торс и голову, как теплое одеяло, но не это ощущение заставило Билли остановиться у проема.       Пейзаж, вид на который открывался со второго этажа, больше не походил на кораблик в бутылке: пропали сгнившие стога, уродливая, похожая на кишку, постройка бойни, страшное дерево, все-все-все, включая проклятые стены.       Билли «отмер» через пару минут и оттолкнулся от дверного проема ещё через мгновение.       По-возможности аккуратно всунув руки в рукава оставленной на полу рубашки - прикосновение солнечных лучей было непривычным, а потому отвлекало, - он быстро направился к лестнице, также стремительно добрался до первого этажа и вышел на крыльцо.       Яркость красок снаружи заставила его вновь притормозить и сощурить глаза, но к такому Томпсон уже был готов.       Босые ступни ощущали, как сильно нагрелись доски. Судя по тому, как высоко стояло солнце, дело шло к полудню.       Младший уже видел подобное в те славные времена, когда Талула ухаживала за ним. Она-то и растолковала, как определить время по расположению светила.       Все бы ничего, но… В мире Сущности солнца не было. Не было света и тепла, только сумерки, туман, значительно реже — луна.       Томпсон спустился. Земля тоже больше походила на благодатный жирный чернозем, чем на склизкую жижу. И поле. Поле впереди было заставлено зелёными рядами кукурузы, такими ровными и высокими, что это явление казалось чем-то из разряда фантастики.       Слишком сильные различия с этим миром и тем, к которому Билли привык, заставили его преодолеть расстояние от крыльца до рядов в считанные секунды.       Небо над головой все это время было ясно голубым, без единого облачка, и под кристально чистым куполом, словно зелёный океан, поле шелестящих листьев.       «Но такого не бывает!» — ошарашенно заключил Томпсон, инстинктивно дотронувшись до краешка выгнутого листа. Растение настоящее, сомнений быть не могло.       Он почувствовал, как со стороны крыльца повеяло холодом и обернулся, но так ничего и не увидел. Остов родительского дома по-прежнему являлся развалиной, очень похожей на ту, что выстроила Сущность в своем мире. Впрочем, теперь здание не пугало зияющими, как голодные рты, проемами дверей и окон. Просто старый, брошенный дом, может, давным-давно здесь и произошло нечто ужасное, но время смягчило это следы, как вода гальку. Образы, являвшиеся порождениями этого чудесного уголка, навевали приятную истому, вгоняли в сон, однако...       Что-то тревожило Билли, что-то пыталось объяснить ему причину непроходящих опасений относительно этого места и его очевидных достоинств, больше похожих на сказку, но голос, возможно, из-за волнения своего обладателя, был слишком слаб, и Томпсон так ничего и не услышал.       Младший отошел от рядов и вернулся во двор — посмотреть, есть ли тут еще что-нибудь. Сарай, даже старый гараж — все было на месте. Где-то позади дома раздалось одинокой мычание коровы. Вполне нормальной коровы, живой и не повешенной на уродливом дереве.       Он прошел дом насквозь и вышел через заднюю дверь, через которую когда-то гнал Эвелин. Несмотря на события, которые когда-то происходили здесь, вынужденное убежище впервые не казалось последнему обитателю здешних краев мрачным и пугающим. Даже когда он прятался внутри прежде, в реальном мире, дом наполнял его голову воспоминаниями, ужасными воспоминаниями, но сейчас скорбный удел будто выскоблили — солнечный свет проникал внутрь и не оставлял теней.       Ничего не предвещало сожжения, как бывало, когда открывались ворота и выжившие покидали смертельно опасные земли. Не было выхода. Не было выживших. Ничего, кроме припекающего солнца, поля, дома и двора, который оказался совсем не таким большим, как Билли помнил с детства.       Если бы Томпсон рискнул тотчас же дать оценку нынешней обстановке, то она заслужила бы самые высокие баллы, однако, прежде чем начать вникать в происходящее, ему надо было найти Клодетт.       Внутренний голос скептически заявил, что девушка вполне могла покинуть дом еще до того, как все изменилось, и, вполне вероятно, она уже вернулась к костру по ту сторону ворот и так и осталась в мире Сущности.       — Эй! — раздалось со стороны рядов, и Билли, направившийся было обратно через дом, обернулся, чуть не слетев с крыльца от неожиданности. Он узнал голос, но готов был поклясться, что еще пару мгновений назад, в том месте, где теперь виднелась фигура, никого не было.       Возможно, Томпсон просто отвык от такого яркого солнца — зрение казалось не самым надежным товарищем в вопросе исследования нового мира.       Он быстро преодолел расстояние, разделявшее его и девушку, и настороженно посмотрел на нее, словно увидел впервые.       Клодетт была одета в странное белое платье; не сказать, чтобы оно очень уж ей подходило, но выглядело всякое чище и просторнее того, что выжившая носила прежде.       Длинная юбка в пол явно не предполагала быть использованной во время постоянного, зацикленного выживания в среде, где, по факту, не удалось бы выжить никому, даже самому подготовленному страннику.       Билли подумал, что уже видел это платье прежде, но снова не смог понять, на ком и когда. Вариантов было не так много, и все же правильный ответ ускользал.       Когда ловчий приблизился, девушка вновь заговорила.       — Ты уже видел это все? — она улыбнулась шире и сделала шаг навстречу Томпсону.       Он отступил, вызвав у Клодетт полное недоумение. Объяснений не последовало.       — Не веришь, что я настоящая? — спросила девушка укоризненно.       Билли нехотя кивнул, не отрывая от нее настороженный взгляд. Ему слабо верилось в освобождение, особенно такое, настолько ирреалистичное, прекрасное, полное света. Он никогда не наблюдал ничего красивее: умиротворяющий пейзаж, припекающее солнце в зените, мерный шорох листвы и в окружении всего этого великолепия — девушка, которую он находил самым необъяснимым и прекрасным созданием на том свете, что знал, и вообще мог себе представить. Томпсона не покидала мысль, что странная для мира Паучихи обстановка никак не могла отвлечь его от Клодетт: ни одна деталь этого места и претендовать не могла на его внимание в этот момент. Однако добытая опытным путем настороженность не позволяла Билли принять подарок судьбы как данность, как заслуженное избавление от вечного одиночества, от боли и унижения.       — Не бойся, — вкрадчиво произнесла Клодетт, сделав ещё шаг и выставив вперёд руки. Широкие тканевые бретелях с замысловатой вышивкой не скрывали хрупких плеч и ключиц девушки. — Я знаю, что делать.       Она повторила точно то, что уже говорила тогда, в доме, когда оба поняли, что просто так их столкновение уже не закончится. Впрочем, Томпсон и подумать не мог, что Клодетт удастся процитировать саму себя с такой естественностью и искренностью.       В доме она казалась ему крайне напряжённой до определенного момента, сосредоточенной и готовой к сложной дискуссии по поводу абсолютно всего, а сейчас лучилась тихой, незамутненной добротой, словно наконец освободилась от затянувшейся болезни.       — Не боюсь. — пробормотал Билли, обойдя девушку по правую руку, вглядываясь в каждую деталь ее внешнего вида. Ни следов крови, ни пятен пыли и земли на ногах. Она будто успела принять ванну и как следует подготовиться к приходу собеседника, словно нарочно пыталась ввести его в недоумение.       — Чего с тобой? — подумав, спросил он.       Девушка, с интересом наблюдавшая за его движением, наконец повернулась.       — В каком смысле? Со мной все в порядке. Уж не знаю почему, но нам удалось выбраться оттуда, может, Ей наконец надоело с нами играть... Не знаю… Может, милосердие всё-таки входит в список понятий, которые Она знает.       «Но это неправда!» — ярился внутренний голос, искренне недоумевая по поводу реакции Клодетт.       «Почему ты так себя ведёшь?! Почему ты веришь, что все так хорошо и так просто?!» — от поступающего отчаяния по телу пробежал озноб. Билли понимал, что злиться в такой ситуации бессмысленно, но и беззаботно принять новые условия он не мог.       Слишком часто… Да что там — постоянно люди обманывали его. Близкие люди, которых он вполне мог считать высшими существами. Его прошлое не предполагало простых мирских радостей, и одно время Младшему казалось, что почетное место в закрытом обществе «как другие люди» необходимо заслужить. Добыть упорством и в то же время послушанием, потому что зверь, который кусается, никому не нужен. Родители определенно верили в его инаковость, из-за внешних недостатков и частых болезней, а ещё потому, что и поведение Мальчика не соответствовало их представлениям о том, как должен вести себя нормальный ребенок. Почему-то никто не замечал, что все пробелы в социальных навыках Младшего были связаны с тем, что никто просто не подавал ему достойный пример. Отец и мать реагировали на все его — и порой действительно донимающие — попытки в общении с нескрываемым презрением, а позже просто изолировали, лишив не только свободы, но и контактов с внешним миром. Со всем, что обычный человек, даже в начале двадцатого века, получал как способность дышать, не прикладывая усилий.       У Билли было много времени, чтобы поразмыслить над этим, а с годами он крепко усвоил ещё и то, что люди не всегда радушны с теми, кто на них не похож. Его отличали лишь внешние уродства поначалу. Привыкнуть и не замечать их никто бы не сумел. Однако позже появились иные проблемы...       Он пытался, искренне надеялся обрести в мире людей понимание, просто пару ласковых слов в свой адрес или ободряющий хлопок по плечу, но окружающие словно намеренно игнорировали его усилия. Создания с душами мертвецов. Он верил каждому, и каждый причинял боль. Сейчас Томпсон просто не мог позволить себе оступиться. Только не перед Паучихой, которая, казалось, пряталась неподалеку.       Клодетт ничего из этого не знала. Может, в том месте, откуда Сущность забрала ее, просто не могло происходить подобных потрясений.       Билли не собирался делиться историей из-за которой он оказался в сумрачных угодьях, но должен был как-то вразумить выжившую, заставить ее уйти отсюда, чтобы все хорошенько обдумать. Вполне возможно, считал Томпсон, вскоре нельзя будет позволить себе подобную малость.       — Падем… — тихо попросил Билли, показав рукой в сторону дома. Девушка коротко улыбнулась, скорее даже сверкнула зубами, и снова с укором воззрилась на собеседника.       — Думаю, не стоит возвращаться… — она покачала головой. Потянулась к очкам, но не обнаружила их.       Томпсон стиснул зубы, от невозможности объяснить что-либо издал хриплый возглас отчаяния — какой-то странный горловой звук, похожий одновременно на урчание кошки и рычание барсука, — суетливо заходил из стороны в сторону, безуспешно пытаясь подобрать нужные слова.       — Вр-р-ранье… — прогрохотал он, остановившись перед выжившей. — Уходи отсюда! Не оставайся!       Клодетт отступила на полшага, придержав длинную юбку, чтобы не споткнуться, и молча направилась к рядам, а затем, лишь раз обернувшись, скрылась за высокими стеблями.       Меньше всего Билли хотелось идти сквозь поле, где так легко было потерять путь назад и потеряться самому, но за свою сохранность он боялся не так сильно, как за безопасность Клодетт.       — Стой! — крикнул он вслед, но выжившая не вернулась.       Томпсон протянул руку к шелестящей листве, чтобы в очередной раз убедиться, что перед ним всего лишь растение, а не конструкция из металлических лезвий или колючей проволоки. Подобное вполне укладывалось в список предпочтений Сущности, как считал ловчий.       Да, времени обстоятельно обдумать происходящее и присовокупить к полученным знаниям уже имеющиеся, отчаянно не хватало. Билли заходил взад-вперед перед рядами, словно находился у кромки озера с ледяной водой.       В конце концов он решился и направился следом, торопясь и явно опасаясь, что с Клодетт исчезнет навсегда. Этого Томпсон допустить никак не мог.       Да, в его скудном представлении о мире личная ответственность уживалась с мрачной теорией о том, что им вдвоем лучше бы было вернуться в мир Сущности - Клодетт бы присоединилась к приятелям, а он занял бы пост убийцы. Сама возможность лишь иногда наблюдать за ней и знать о том, что она вернется устраивала Томпсона. Впрочем, он понимал, что выжившую такой расклад явно не устроил бы.       Шорох листьев, моментально окруживший ловчего, мешал думать, сбивал с толку. Едва Билли сделал несколько широких шагов внутри рядов, полностью потерял ориентацию в пространстве.       Клодетт рядом тоже не было…       Минута за минутой, и Томпсону стало казаться, что он бежит на месте, как во сне — отчаяние и злость нарастали с каждой минутой, как адский локомотив.       Чья-то теплая рука заставила его остановить бездумное преследование. Клодетт снова была рядом, но не испытывала того же напряжения, что ее оппонент. Лицо девушки по-прежнему выглядело безмятежным. Очки она, видимо, оставила в доме — к сожалению, Билли не успел проверить, что еще забыла выжившая на старых досках, — но теперь не щурилась в надежде что-либо разглядеть. Яркое солнце не заботило Клодетт так же, как Томпсона. Он резко освободил руку и внутренне напрягся, как перед прыжком.       — Все по-настоящему, — доверительно сообщила Морель. — Я…Знаешь, я надеялась обнаружить брешь. Помнишь, я говорила об этом тогда, в доме… Все время, что находилась здесь, надеялась. И оказалась права! — она посмотрела по сторонам, будто бы затем, чтобы продемонстрировать, в чем конкретно не ошиблась.       Что ж, местность действительно изменилась до неузнаваемости, но такие разительные перемены нельзя было объяснить доброй волей Хозяйки.       — Только это не брешь… А скорее проблеск. Думаю, это определение больше подходит ситуации.       Билли слушал, но не вникал в ее слова. Слишком много ненужных размышлений — лучше бы она подумала над тем, как прекратить этот «проблеск»: свет солнца, спокойный, напоенный ароматом травы и почвы полдень и шелест, несмолкаемое дыхание поля, из-за чего казалось, что заросли кукурузы — полноценный, живой организм, сложный и древний.       — Вижу, — продолжила девушка осторожно, — что тебя это сильно беспокоит…       — Сильно! — процедил Томпсон.       Клодетт вытянула вперед руку, так что внутренняя сторона ладони теперь смотрела в сторону собеседника.       — Я ведь настоящая. Неужели этого не хватит для начала? — она улыбнулась, мягко и одобрительно.       Билли не стал касаться ее в ответ, хотя именно этого, пожалуй, хотел сейчас больше, чем оказаться в сумеречном мире. Темень успокаивала его, так как он отвык от света. Пусть ненадолго, но Сущность дарила ему удовлетворение от проделанной работы. Боль, которая засела где-то в черепной коробке, у самого затылка, отступала, тогда жуткие воспоминания не тревожили голову, не заставляли жалеть о содеянном.       С Клодетт он воспринимал все иначе. Появлялась ответственность за другое существо, появлялась привязанность к ее теплу и ее запаху, потерять которые казалось непростительным промахом.       В конце концов Томпсон не удержался и осторожно протянул ладонь в ответ, коснувшись пальцев выжившей, ставших уже знакомыми и необходимыми. Да, на ощупь Клодетт казалась определенно настоящей. Он не мог спутать и, поняв это, тут же перестал поддаваться наваждению и панике. Боль и злость отступили, словно развязался какой-то узел из колючей проволоки — там, в затылке.       Ее ладонь казалась такой нежной и маленькой в сравнении с его, шершавой и грубой, что сложно было не обращать внимание на очевидные различия, дело было не только в коже и размере. Они в принципе разительно отличались друг от друга, возможно, это так и интересовали Билли все то время, что он знал Клодетт.       Девушка улыбнулась шире, видя, что ее слова сработали.       — Все будет хорошо, теперь все будет хорошо, — произнесла она.       Томпсон склонился над Морель и обхватил ее и привлек к себе, слепо ткнувшись носом в тонкую шею. Он закрыл глаза, чувствуя, как пульсация в голове стремительно уходит.       Шорох, свет, тепло, запахи травы и земли, и в этом многообразии Билли почувствовал подвох, интуиция не могла быть следствием паранойи.       — Все будет хорошо… — пальцы ласково погладили его по плечу, совсем недалеко от того места, куда пришелся удар Джейка. Ловчий сжал ребра девушки сильнее от подступившего страха.       Томпсон не чувствовал ее запаха. Да, прикосновение выглядело правдоподобным, как и мельчайшие детали в образе Клодетт, но запах корицы и цветов отсутствовал. Обоняние не могло дать сбой на пару со зрением.       Билли постарался как можно скорее поднять голову, не допустить, чтобы произошло что-то вне зоны его видимости, но на один кивок ушла вся вечность. Когда он все-таки поднял взгляд на лицо девушки, ему представилась странная картина.       Этого не могло произойти, как и всего того, что творилось здесь и сейчас, и все же…       Рука с шилом уже была занесена для удара. И платье оказалось чертовски знакомым, как и бледное, анемичное лицо с упавшими на глаза черными волосами.