Игра вуалей

Де Ренуар Любой королевский двор, как лесная поляна, полная птиц – пышные перья, щебет и даже клёкот. Мелкие пташки стараются погреться в солнечных лучах королевской милости, крупные – высматривают добычу или пару. Суета правит бал на птичьем базаре, где все слетаются к кормушке. Охотничьи соколы готовы заклевать глупых перепелок и доставить к королевским ногам. Голоса звучат наперебой, и не всегда красота оперенья соответствует силе и красоте голоса. Все как в природе. Истинное наслаждение любоваться этим зрелищем. И виконт де Ренуар мог такое себе позволить. Как и мог позволить выщипать кое-кому перышки и пустить тушку на разделку. Королевские гуляния заполнили весь парк и поляну у пруда и усеяли дамскими зонтиками зеленый луг до самого горизонта. Погода благословляла юную принцессу и тех, кто с чистым сердцем приехал выказать учтивость перед лицом ее цветущей красоты. Король, упивающийся праздником дочери не менее ее самой, почти каждый день участвовал в балах, постановках, охоте и прочих развлечениях знати. В отличие от Ее величества королевы, которая терпела действо лишь время, дозволенное этикетом, а потом под любым предлогом исчезала, оставляя за собой аромат розовой воды с отдушкой из ванили. Виконт, лежа на пледе под широким зонтом, жевал травинку, вертя ее в уголке рта. Сок приятной кислинкой окроплял губы, заставляя Ренуара разжевывать травку еще тщательней. - Любезный Валеруа, ваша пылкость уже превзошла себя – юбки маркизы задрались и ее узкие щиколотки доступны взгляду любого слуги, - Анри, приняв от прислуживающего обитателям этой полянки лакея бокал лимонада, жадно опустошил его – все же утолить жажду травинка не могла. Возлежавшие в блаженной неге придворные всей большой компанией в десяток человек захихикали, а упомянутый кавалер тряхнул фалдами камзола, оставляя в покое трепещущую грудь маркизы, к которой он якобы нежно прилеплял отвалившуюся «мушку». - Виконт, мы с маркизой вовсе не против, если вы поможете сладить с ее одеждой. Ренуар в ответ на столь откровенное приглашение к l'amour de trois* лишь лениво откинулся на спину и прикрыл глаза – его не интересовала постельная возня этой парочки. Список дел, хранившийся у него в голове, был достаточно объемен и предусматривал намного более утомительное приключение на сегодняшний вечер. Сегодня ждали прибытия делегации из Критании. Лучшие люди. Важные люди. Каждый из них мог качнуть политическую лодку Лютеции так, что потом пришлось бы приложить немало усилий, восстанавливая равновесие. Каждому мало-мальски осведомленному при дворе было ясно, что сюда съезжаются не гости, а, как волны прилива, подбираются силы, надеющиеся захватить как можно большее пространство на политической арене. Анри де Ренуару было велено исполнить роль волнолома, разбивая самые сокрушительные накаты стихии. Его спутники даже не заметили, как изящная фигура виконта исчезла с их полянки, и продолжили резвиться, устроив игру в салочки. _______________________ * любовь втроем (фр.) Де Грасс Возвращаться домой после долгого отсутствия всегда немного странно. Это из коротких поездок обычно приезжаешь с легким сердцем, точно зная, что дом встретит тебя именно таким, каким ты его оставил. Но что, если тебя не было год? Или пять? Или еще больше? Тогда на смену предвкушению приходит беспокойство, а радость окрашивается в приглушенные тона скрытой глубоко внутри ностальгии. Ты догадываешься, что вернешься совсем не в то же самое место, которое оставил. И уже не можешь знать наверняка, сможешь ли снова назвать его своим «домом». Винсент отсутствовал в Лютеции семь лет. За это время образ родной страны успел выцвести и потерять яркость красок, а его беспокойная натура, не слишком склонная к привязанностям ни к местам, ни к людям и не пыталась хвататься за истончившуюся нить связи с родиной. Он прекрасно освоился в Норесе, старательно окружая себя водоворотом из событий и связей, которые каким-то необъяснимым образом умел притягивать к себе, как магнит. Какой смысл тосковать о далеком, когда вокруг достаточно ресурсов для того, чтобы не скучать? Но все же, в данный конкретный момент, неторопливо прогуливаясь по залитому ярким солнцем парку, он не мог отделаться от легкого покалывания ностальгии, притаившегося где-то на кончиках пальцев. Забавно было осознавать, что по существу здесь изменилось не так уж много. Появились новые лица, да и не всех старых знакомых он смог бы сходу узнать, но, если просто скользить взглядом по картине в целом, не присматриваясь к деталям, то вполне можно было подумать, что он никуда не уезжал и вовсе. — Вы сегодня необычайно задумчивы, граф, — его спутница, как бы между делом, погладила подушечкой большего пальца сгиб его локтя, за который изящно держалась во время этой прогулки. Черт, а ведь он чуть не забыл о ее существовании! Пришлось быстро оживлять лицо очаровательной улыбкой и встречаться взглядом с большими светло-серыми глазами, делая вид, что тонет в их глубине. Хотя, откровенно говоря, в случае с леди де Лиль, глубины декольте поражали воображение куда больше, чем что-либо еще. — Миледи, — за невнимательность приходилось расплачиваться подчеркнутой галантностью, чтобы не дать даме почувствовать обделенность вниманием. Женщины могут простить что угодно, но только не пренебрежение. А леди де Лиль, так уж сложилась, была его первой ступенькой к намеченной на ближайший месяц цели. — Прошу меня простить, я слишком увлекся воспоминаниями. Можете себе представить, что я не гулял по этому саду целых семь лет? Так много изменилось. И мне вдвойне приятно, что моим проводником сегодня стали именно вы. — Для меня это особое удовольствие, — молодая женщина одарила его той самой многообещающей улыбкой, которая обычно дает кавалеру понять, что он может рассчитывать и на другие «удовольствия» в очень скором времени, и Винсент, словно бы не сдержавшись, скользнул-таки взглядом по белоснежной груди, весьма символически прикрытой ярко-бирюзовым атласом платья. Но вместо того, чтобы сойти с дорожки и оттеснить свою спутницу к одной из многочисленных беседок, де Грасс сделал вид, что внезапно вспомнил о чем-то. — Кстати об удовольствиях, — «не совсем тех, о которых ты, моя милая, сейчас думаешь», — я слышал, что в этом году у маркиза де Шено поспело какое-то совершенно невероятное вино. Де Серве с таким благоговейным восторгом рассказывал мне об этом вчера, что я едва не умер от зависти. — В таком случае, граф, вам невероятно повезло, — улыбка леди де Лиль стала лукавой. — Ведь вы сейчас идете под руку с близкой подругой его дочери. Я представлю вас ей и маркизу вечером, они непременно будут на празднике. — Ох, вы серьезно? Почту за честь, моя Госпожа Удача, — Винсент, рассмеявшись, поймал ее ладонь и склонился, касаясь губами тонкого запястья чуть дольше, чем того просил этикет. Можно было считать, что первую ступеньку он благополучно прошел. Де Ренуар Карнавалы всегда были раздольем для интриганов и интрижек. Завораживающее таинство ярких масок, под которыми можно было обнаружить совсем не ту или не того, кого ожидал, обещало радости плоти и удовлетворение похоти. Весь дворец готовился к этому событию. К услугам гостей были лучшие портные, хранившие наряды в закрытых шкафах, чтобы никто случайно не увидел чужой костюм, и даже самые внушительные суммы не могли развязать языки мастеров и подмастерий. Сохранить тайну заказчика было делом чести. Ренуар окинул взглядом разложенные на диване вещи: все пространство занимали пышно взбитые юбки алого платья с упругим корсетом из китового уса, на подлокотнике скромно висели батистовые панталоны и белоснежные чулки, а у ножки стояли парчовые туфельки. На дубовом столике, на болванке, расположился белокурый дамский парик, в который было вколото страусовое перо, закрепленное брошью. Анри уже несколько минут ходил вокруг, рассматривая доставленный наряд. Видимо, наконец осознав, что самому с ним не справиться, дернул за колокольчик, призывая на помощь доверенного слугу. Жан, не слишком разговорчивый мужчина непонятного возраста, был рядом с ним последние восемь лет и виконт доверял ему как самому себе. - Доспех, конечно, не слишком привычный, но для этого случая, пожалуй, надежней иных лат, - стягивая с себя рубашку и штаны, Ренуар метко откинул их в кресло, не испытывая при слуге от своей наготы ни малейшего смущения – кто-кто, а тот видел его со всех сторон, и в горе, и в здравии: не раз смывал кровь с его тела, зашивал шипевшему от боли господину раны, вытаскивал не прошедшие навылет пули. - Осторожней там, - хрипловатый голос можно было счесть за приказ, если не знать, что только волнение за господина могло побудить Жана к подобному эмоциональному всплеску. – На каблуках неудобно скакать – надели бы вы свои башмаки. Анри, усевшись в кресло, деловито натягивал чулки на стройные ноги – обтянутые тонкой полупрозрачной тканью, их и впрямь можно было принять за женские. Логика в совете Жана была, но рисковать тем, что кто-то разглядит под ненароком вскинутой во время танца юбкой мужскую обувь и раскроет маскарад, совсем не хотелось. - Не стану. Если уж прижмет, лучше скину их. Пусть достаются врагу, - голос виконта был обманчиво мягок, но знающие его могли быть уверены, что после него врагу не достанется даже подметок. Единственное, что из дамского наряда он презрел - это кружевные панталоны, заменив их узкими кожаными кюлотами, защищавшими нижнюю часть живота вшитой в ткань пластиной дубленой кожи. Нож или шпага отскочили или застряли бы, напоровшись на этот нехитрый доспех. В свое время Жан, на чье попечение был представлен юный Анри, научил его многим полезным вещам, внушив главное – не пренебрегать мелочами. Самым беспощадным этапом перевоплощения оказалось затягивание корсета – Жан, поставив Анри к столбику кровати, подпиравшему балдахин, велел за него держаться, а сам, напрягая недюжинные бицепсы, принялся утягивать виконта, организуя ему узенькую талию, столь модную в этом сезоне. Дамочки, хватая ртами воздух в попытке протолкнуть его в себя через кордон корсета, иногда падали замертво, так и не сумев глотнуть. Но ничто не могло остановить повальное увлечение «рюмочными» талиями. - Ай! – морщился Ренуар, для пробы вдыхая на каждую затяжку – осталось ли еще место, чтобы дышать. Наконец, Жан, удовлетворившись своими стараниями и страданиями виконта, остановился, завязывая шнуровку. - Бюст у вас, конечно не очень аппетитный… - Не бюстом единым!… - ворчливо шутя, махнул на него веером Анри. – Никуда он не денется. Отвечая своим мыслям, видимо, вполне понятным и Жану, виконт отдался в умелые руки слуги. Тот, нанеся на предварительно выскобленное даже от намека на щетину лицо Ренуара все полагающиеся даме украшательства в виде пудры, помады и теней, не забыв прицепить «роковую мушку» возле правого уголка губ, подал Анри зеркало. Приладив парик и закрепив его, оба кивнули друг другу, выражая удовлетворение полученным результатом. Очаровательная особа, в лице которой невозможно было найти ни намека на схожесть с виконтом де Ренуаром, смотрела из ртутной глубины стекла. Но уже через минуту кровавая полумаска закрыла лицо, оставляя чужому взору лишь полуовал острого подбородка и губы. Де Грасс «Карнавал» — сколько в этом слове манящего, волнующего, интригующего! Это словно запретный плод, который можно вкусить, не потеряв при этом лица, ведь оно скрыто под маской. Возможность сохранить инкогнито всегда развязывает руки и языки, а главное — мысли, подталкивая делать то, на что в другой день могло не хватить духу. Наверное, поэтому Винсент не испытывал перед карнавалами такого благоговейного трепета, как большинство: он и без маски не боялся открыто проявлять свои желания. Будучи бастардом, пусть и признанным, он очень рано привык к снисходительным взглядам, в какой-то момент обернув это «особое отношение» в свою пользу. Оказалось, что фраза «Да чего же еще от него ждать? Вы ведь знаете, кем была его мать?» давала просто неисчерпаемые возможности для расширения границ дозволенного, а природное обаяние и умение заговаривать зубы так красиво, что заслушаешься, сделали из него при дворе не белую ворону, а яркую экзотическую птицу. С тех пор, конечно, прошло уже много лет, он «нагулялся» и больше не вытворял таких чудачеств, как в юности, и само осознание, что он вполне может все и немного больше, теперь нередко действовало в обратную сторону. Когда запретный плод становится вполне тривиальным яблоком, его наличие больше не вызывает былой дрожи в руках, хотя вкус по-прежнему вполне сладок и приятен. К тому же… карнавал не был для него особым праздником, он был его жизнью. Полумаска, украшенная фиолетово-зеленой росписью под павлиньи перья, была отличным проявлением самоиронии, если бы кто-то, помимо него, смог ее оценить. Винсент усмехнулся, вспоминая состоявшийся несколькими днями ранее разговор с отцом. — Я должен знать, чем будет заниматься Сен-Лазар и как к нему подобраться. Узнай о нем все, что сможешь. С кем будет общаться, в чьи дома получит приглашение, с кем будет играть в преферанс и какую шлюху из борделя выберет. Чем больше ты о нем узнаешь и чем быстрее познакомишься с ним, тем лучше. Попробуй выйти на него через маркиза де Шено — у него Сен-Лазар сейчас гостит. — Де Шено, Сен-Лазар… отец, ты, видимо, решил, что из Нореса я вернулся по меньшей мере принцем? — Винсент усмехнулся, выгибая бровь. Не то чтобы он страдал от излишней скромности, но врываться в круг общения дворян такого уровня, будучи почти-бастардом и, к тому же, теперь еще и почти-чужеземцем — это как-то чересчур даже для него. Или нет? — Ты вернулся еще большей диковинкой, чем был раньше, — отец, усмехнувшись в ответ, подтвердил его мысли. — Не прибедняйся. Никому не будет дела до твоего титула до того момента, пока ты не попросишь руки чьей-либо дочери. А это, смею надеяться, в твои планы на ближайшее время не входит. — Я не настолько жесток, чтобы решить официально испортить жизнь хорошей девушке, — Винсент издал короткий смешок. — Значит, этого ты от меня хочешь — продолжать быть «диковинкой»? — Именно. Эта роль удается тебе лучше всего. Этим он и занимался: был диковинкой. Карнавал оказался идеальным местом, чтобы начать привлекать к себе внимание, а чтобы выделиться из пестрой толпы была нужна совсем малость — всего-то время от времени снимать маску, делая вид, что модель оказалась неудачной и она ужасно давит на виски и вообще плохо держится. Благодаря леди де Лиль знакомство с маркизом де Серве состоялось этим же вечером. Винсент мог собой гордиться: на то, чтобы очаровать маркиза в достаточной степени, чтобы удостоиться приглашения на назначенную на завтрашний день охоту, у него ушло не больше получаса. Де Севре всего-то надо было дать понять, что молодой граф в куда большей степени интересуется его вином, чем его дочерью, с чем де Грассу снова помогла прелестная леди де Лиль. До чего полезными порой бывают хорошенькие, не обремененные излишним грузом интеллекта женщины! Если бы только с ними не было так скучно. Де Ренуар Маэстро Дэвери, придворный дирижер, был в ударе – бешеные взмахи его рук делали его похожим на сумасшедшего волшебника, своими пассами заставляющего других безудержно танцевать один танец за другим. Казалось, толпа веселящихся одержима злыми духами и будет плясать, пока последний танцор не выбьется из сил и не упадет замертво. В этой круговерти уже четверть часа виконт кружил между другими масками, разыскивая цель. Ему понадобилось за несколько дней до действа устроить слежку, заплатив своим осведомителям, чтобы точно узнать, в каком костюме будет граф де Сен-Лазар. И вот, наконец, под звуки полонеза он узрел вплывающий в танец вороний нос «Доктора Чумы». Неоригинально, но зато черный балахон графа выгодно выделялся среди пестрой толпы прочих ярких масок, облегчая Ренуару его задачу. Анри мечтал скорей завершить дело и уже содрать с себя эту сдавливающую кишки скорлупу из китового уса. Да и все время ускользать от рук пылких кавалеров ему тоже наскучило. Приходилось быть изящным и томным, в то время как хотелось просто врезать в челюсть особо докучливым ухажерам. Где уж тут идти по следу, когда чужие руки, как репейник, цепляют твои юбки, а некоторые – словно лианы, стремительно обвивают и без того сдавленный корсетом торс. Мысленно четвертовав уже с десяток прилипал, Ренуар наконец подобрался к черной, нелепой фигуре с носом, начиная обвораживать жертву в танце. Сен-Лазар, известный падкостью на любые юбки, был легкой добычей. И Анри не пришлось слишком напрягаться в обольщении, намного больше были напряжены его ступни, вынужденные выписывать на каблуках танцевальные пируэты. Господин де Сен-Лазар и сам славился тем, что любил выписывать пируэты, только на политической арене. Длинный нос графа, столь удачно вписавшийся в маску «доктора Чумы», постоянно вынюхивал бреши в тех государственных делах, которые принесут золотой навар. Состоя на должности секретаря обер-камергера королевы, он имел доступ к некоторым придворным тайнам, а состоя зятем королевского обер-шталмейстера, имел авторитет и штат приятелей, готовых услужить ему нужными связями в ответ на его возможность замолвить слово самой королеве, как известно, бывшей намного больше правителем государства, чем сам король. Постепенно, ощущая безнаказанность в своих делишках, Сен-Лазар принялся направо и налево торговать своим влиянием, не останавливаясь перед тем, чтобы вмешаться в дела, которые стоили намного дороже его носа, не замечая, что уже раздражает самых высокопоставленных особ. Из последних вольностей, со вздорной беспечностью допущенных графом, была начатая им игра в пользу «квинт». И тогда к Лонвилю, все еще возглавлявшему «Секретный дом», был вызван виконт де Ренуар. Изобразив очередное па и поймав заинтересованный взгляд графа, Мышонок закрутился перед ним, изящно поводя плечами – немного более широкими, чем положено дамам, но предусмотрительно задрапированными вуалями из тонкой ткани, так же обвивавшей шею, чтобы прикрыть кадык. Таинственная «Алая маска» была грациозна и явно выдавала свою заинтересованность в персоне графа. Сладострастие «Чумы», ранее подкрепленное не одним бокалом вина, было возбуждено и заинтриговано – хрупкий стан, нежный алый рот, мерцание насмешливых глаз. Сен-Лазар, не изменяя себе, тут же среагировал, плавно выступая вперед, подаваясь корпусом и расправляя плечи, позволяя павлиньей стати засверкать во всей красе. Костюм довольно выгодно маскировал его заметно выпирающее брюшко, видимо, давая ему самому иллюзию собственной неотразимости. Танец один, другой… Нетерпение «Чумы» стало проявляться более открыто и «Алая маска», подхватив его под руку ладонью в длинной перчатке, смеясь, увлекла прочь из зала… Де Грасс После того, как главная цель, поставленная на сегодняшний вечер, была выполнена, Винсент расслабился и отпустил поводья контроля. Четкое планирование никогда не было его сильной стороной, необходимость же действовать в четко обозначенных рамках почти каждый раз становилась изощренной пыткой. Импровизация — вот его конёк. Он неоднократно убеждался, что Госпожа Удача куда больше благоволит к тем, кто с легкостью отдает себя в ее руки, равно как и в том, что предугадать и распланировать абсолютно все просто невозможно. Так зачем тратить на это лишнее время и нервы? Проще было отдаться потоку событий, наблюдая, куда он тебя вынесет и лишь изредка корректируя направление, чем бороться с ним всю дорогу, выбиваясь из сил, просто потому что тебе внезапно пришло в голову, что так «надо». Поэтому Винсент позволил себе просто окунуться в атмосферу карнавала, давая ей затянуть себя в свои бурлящие энергией и пестрящие всеми переливами радуги глубины. Музыка ласкала слух, проникая в тело — боги, как он по этому, оказывается, скучал! Норес — прекрасная страна, но ее жителям даже при королевском дворе явно не хватает вкуса к музыке, а исполнителям — усердия, чтобы хоть сколько-нибудь оправдывать получаемые гонорары. Аргайл же не зря считался столицей изящных искусств, и истинным королем и господином этого вечера был вовсе не Его величество Антуан V (да пребудет он в добром здравии, разумеется), а смешной, невысокий человечек, которого уже на протяжении почти десяти лет не называли иначе, как Маэстро. Де Грасс прекрасно помнил Дэвери, уж сколько вальсов и полонезов он отплясал под взмахи его неутомимых рук! И теперь было бы грехом не отметить свое возвращение домой несколькими танцами, кружась среди разодетой толпы. Партнерши сменялись в его руках, словно прыгающие с ветки на ветку весенние птахи, беззаботные и легкие. Он ласкал их тонкие станы ладонями, скользил взглядом по изящным линиям плечей, склонялся к нежным шеям, шепча комплименты вперемешку с непристойностями — и неизменно слышал в ответ звенящий от хмеля смех или томные вздохи. Благочестивые леди любят чинных высоконравственных ухажеров? Вздор! И мужчины, и женщины, на самом деле жаждут одного и того же. Страсти, жара, порочности, удовольствия. Вопрос лишь в том, насколько старательно все это прячется под масками благопристойности. Что ж, еще одна причина любить карнавалы! Удивительно, насколько наличие масок из папье-маше, кружев и бархата способствует срыву масок душевных. Скромность летит к чертям, неприступность оборачивается приглашением, скрытность — откровением. — ...а Сен-Лазар мог бы выбрать себе костюм и повеселее! — внезапно прозвучавшая совсем рядом фраза заставила Винсента всего обратиться в слух. Он как раз решил передохнуть после очередного танца, освежившись холодным вином у одного из фуршетных столов, и совершенно случайно по соседству образовался маркиз де Шено с человеком в переливающимся золотом костюме фараона. — Что за мрачное пятно среди этого великолепия. Когда он нарядился, я уж побоялся, что он распугает всех пташек вокруг. — Одну он точно не отпугнул, — «фараон» отозвался сальным смешком, показывая кивком головы в сторону танцующих. Винсент мгновенно проследил взглядом в нужном направлении, выхватывая среди танцующих фигуру в костюме чумного доктора. Без сомнений, речь шла именно о нем. Сделав вид, что только сейчас заметил маркиза, он улыбнулся ему и отсалютовал бокалом, получив в ответ такую же улыбку, и направился в сторону незанятых дам, словно бы присматривая себе партнершу для нового танца. На самом же деле он следил за «мрачным пятном», что было, к слову, проще простого. Черный на карнавале — все равно что ярко-красный на похоронах - не пропустишь при всем желании. К слову, красный цвет тоже регулярно мелькал перед глазами, и время от времени де Грасс невольно переносил фокус внимания с «доктора» на его партнершу, на которую, откровенно говоря, ему нравилось смотреть куда как больше. При иных обстоятельствах он бы с удовольствием увел ее на следующем же танце, но, увы, не в этот раз. «А у дамы своеобразный вкус», — подумал с усмешкой, заметив, как она уверенно берет «доктора» за локоть и ведет в сторону выхода из зала. — За медицинской консультацией, не иначе, — хмыкнув это себе под нос, он сделал еще полглотка, только чтобы смочить рот, и отставил бокал на подоконник. Он собирался встретиться с графом де Сен-Лазаром на завтрашней охоте, но раз уж случай подкинул ему настолько удачную возможность, то кто он такой, чтобы отказываться от подарков судьбы? Снова смешавшись с толпой, де Грасс покинул зал следом за «доктором» и его спутницей. Де Ренуар Жан ожидал его там, где они и условились. Будь Ренуар в мужском облачении, он справился бы и сам, но дамская ипостась влачила на себе столько непривычной экипировки, что пробираться в таком виде домой было чревато непредвиденными приключениями. В переулке св. Мученников Астата и Легита его ожидала темная карета без гербов и опознавательных знаков, куда Анри ввалился, как только ему открыли дверцу. Втянув весь ворох юбок в темное нутро возка, он тут же скинул с ног вынувшие из него всю душу туфли… Слуга вскочил на облучок, и карета тронулась, прокладывая себе путь по мостовой через самые узкие, темные улочки. Покружив по городу две четверти часа, карета остановилась в очередном переулке, и из нее появился мужской силуэт, вооруженный шпагой и прикрытый плащом. - Сожги все тряпки и возвращайся! - короткий приказ точно подтолкнул коней – те дружно сдвинулись с места, унося карету прочь. А молодой мужчина в полумаске широким шагом направился в противоположную сторону, мелькая едва видимой тенью. Через несколько поворотов он вышел к «Дому радости» на улице Ланжерон и там затерялся среди завсегдатаев, привычно поклонявшихся Бахусу и Афродите. Только под утро виконт, выбравшийся из постели своей постоянной любовницы – светловолосой малышки Элоры, вернулся домой, встреченный верным Жаном, который, казалось, провел всю ночь без сна, но был свеж и опрятен, как и полагается слуге знатного господина. Баз лишних слов они обменялись взглядами, молча сообщая друг другу, что все прошло хорошо. - Ванная и завтрак ждут вас, господин виконт. – Жан принял у него шляпу, плащ и оружие, следуя за Анри. – Ваш костюм на сегодняшнюю охоту уже готов. Ренуар повел плечами, прогоняя усталость, оставшуюся после почти бессонной ночи. Он с удовольствием погрузился в горячую воду, прикрыв глаза. Они с Жаном, по сути, будучи сообщниками, никогда не обсуждали детали дела после того, как оно было завершено. Каждый доверял опыту и мастерству другого. Так что слуга мог спокойно доложить в «Секретный дом», что все прошло успешно.