Игра вуалей

Де Ренуар Побег из домика был не менее увлекательным, чем пребывание в нем. Уютный переполох королевской спальни еще не успел остыть, а их белые рубашки уже мелькали между стволами деревьев, когда обоз прислуги подъезжал к домику. Два всадника остановились в лесу, на небольшой полянке, где деревья, путаясь кронами, сплетались в вышине ветками и на ветру, как в ладоши, хлопали-шелестели листьями. Анри, наклонившись в седле, чтобы подтянуть наспех надетый и сползший чулок, смеясь, поглядывал на де Грасса. Тот тоже выглядел, как с большого похмелья, что, впрочем, так и было — любовные игры пьянят не хуже вина. Этот шалый взгляд будет долго сниться Ренуару, а крепкие руки — ощущаться на бедрах. Граф тянул к себе — открытой улыбкой, разлетом бровей и упрямым подбородком. И виконт на несколько мгновений остановил на нем острый взгляд, всматриваясь в черты лица. Потом резко отвернулся: пришла пора расставаться… Вот так — наспех, без сантиментов и сожалений. И, направив коня к Винсенту, Ренуар скользнул губами по его уже поросшей щетиной щеке и дал шенкеля своей кобылке, направляя ее в сторону тропы, которая должна была вывести к дороге к королевскому охотничьему дворцу Тревор, откуда и начиналась вчера охота. Придворные, щедро одаренные природной ленью, а дворцовыми условностями привыкшие ей потакать, еще не поднимались, и можно было пробраться в свои покои незамеченным и выспаться. Где именно остановился де Грасс, Анри не знал — возможно, там же или где угодно еще. Тот был самостоятелен и вполне сможет сориентироваться, куда ему следовать. А Ренуар собирался напрочь забыть эту ночь. Ему еще предстояло докладывать начальству о своей неудаче, что весьма сильно портило ему настроение. Впрочем, воспоминания о прошедшей ночи смягчали досадный привкус провала. Жан встретил его привычным молчанием, и столь же привычным пронзительным взглядом, который Ренуар предпочел игнорировать, отправившись принимать ванну. Но в этот раз он не задержался в ней, только смыв запахи ночных приключений, и тут же отправился в кровать. Он планировал много дел, и приступать к ним надо было со свежей головой. Во второй половине дня Анри покинул пригородный дворец, решив, что не стоит тратить время и принимать участие в очередных пустых увеселениях: намного больше «Вечера королевских фант» сейчас его волновало несколько иное. Кто такой этот де Грасс, откуда появился и для чего. Королевская библиотека располагалась в столице, на площади Парельен, где всегда было многолюдно из-за близости рынка. И это было весьма удобно, чтобы дойти до нужного места и затеряться среди толпы. Пыльные стеллажи, заставленные книгами до самого сводчатого потолка, всегда вызывали у Ренуара опасения, что когда-нибудь они рухнут и тот, кому не повезет быть рядом в тот момент, окажется погребенным в бумажной могиле. Поэтому Анри никогда не прогуливался между стеллажами, а заказывал книги, и сам ожидал у длинного стола с прочной столешницей, на котором стояли чернильные приборы и лежали листы бумаги, чтобы читающие могли делать для себя заметки. «История дворянских родов Лютеции» была толстым фолиантом с богато отделанной обложкой из деревянных пластин, обтянутых кожей и изукрашенных металлическими уголками. Страницы, покрытые ветвистыми генеалогическими древами всех лютецианских родов, несли в себе тайну, которую искал Ренуар, и виконт, не жалея глаз и прикладывая к тонким ноздрям батистовый платочек — во избежание попадания пыли и чихания — углубился в чтение. И через час уже знал о де Грассах, наверное, больше, чем сами де Грассы знали о себе. Летописцы — люди дотошные, и неплохо оплачиваемые государством, трудились на славу и кропотливо собирали документы, не менее тщательно вырисовывая фамильные древа. И хоть Винсент де Грасс в Большом древе де Грассов был «привязан» к общей родственной кроне лишь пунктирной линией, которой помечали бастардов, все же он там присутствовал, что означало признание отцом своего сына. - Ну, вот и познакомились, — Анри, точно сытый лис провел кончиком языка по нижней губе, все еще припухшей. Его настроение улучшилось, как только любопытство оказалось удовлетворено, также как и тело. Он завершил выписки, отложил в сторону перо и присыпал чернила на бумаге песком, окидывая на прощание столешницу сладострастным взглядом. Слишком свежи были воспоминания о том, как можно использовать подобные поверхности. Де Грасс Легкость расставания была последним штрихом к картине идеальной встречи. Двое незнакомцев, столкнувшись волею судьбы на грани смерти, мгновенно прониклись друг другу симпатией и упали в объятья друг друга, чтобы сделать проведенную вместе ночь торжеством жизни и плоти — чем не сюжет для небольшого эротического романа, который обязательно должен был бы закончиться строчкой «эта встреча была первой и последней, но навсегда оставила след в горячих сердцах». Немного театрально, но так живо и ярко, когда тебе самому выпадает счастье стать одним из главных героев этой сцены! Было бы кощунством нарушить композицию попытками удержать или назначить новую встречу. Лучше так, с хмельной улыбкой и ощущением прикосновения чужих губ на щеке. И все же это отнюдь не означало, что Винсент собирался и дальше жить по литературным канонам. Помимо причин чисто романтических, у де Грасса были резоны вполне практичного толка. Он знал имя своего ночного любовника и то, что тот находился при дворе Его Величества. Этого было более чем достаточно, чтобы случайная встреча получила продолжение не менее захватывающее, чем ее небанальное начало. *** — Граф, вы снова так задумчивы! — леди де Лиль, его негласный проводник в мир придворных сплетен Аргайла, присела на небольшой диванчик рядом с де Грассом, словно бы невзначай задевая ногу подолом шуршащих юбок. — Что за тоска одолевает ваше сердце сегодня? — Тоска? — Винсент даже рассмеялся от неожиданности, вскидывая брови в легком удивлении. — Миледи, помилуйте, откуда взялись подобные мысли в вашей прекрасной головке? Мне, определенно, не по чему тосковать, особенно когда я знаю, что смогу наслаждаться вашим обществом как минимум до конца праздничных торжеств. — Какой же вы хитрый льстец… и как же мне это нравится, — де Лиль ответила на его улыбку своей, куда более многообещающей, но, на удивление, не позволила сбить себя с толку комплиментом. Светло-карие глаза смотрели внимательно, подталкивая к мыслям о том, что, возможно, де Грасс был несколько поспешен в своих первичных выводах касательно не слишком далекого интеллекта девушки. — И все-таки. Я заметила, что вы словно ищете кого-то взглядом весь день. — Возможно, вас? — Винсент не бросал попыток отшутиться, но мысленно приписал Жаклин пару очков за внимательность, а у себя отнял сразу десяток: да неужели же он настолько откровенно выискивал взглядом тонкую, почти юношескую фигуру, которую без одежды видел, кажется, куда дольше, чем в ней? «Выискивал», — короткий самоанализ вынес свой беспощадный вердикт, подтверждающий, насколько крепко зацепила его ночь, проведенная с де Ренуаром. Глупо было отрицать, если уж даже не думая о нем специально, он все равно, раз за разом, возвращался мыслями в королевскую спальню охотничьего домика. — Меня бы вы нашли куда как быстрее: это бирюзовое платье видно за сотню метров! — де Лиль тихо рассмеялась, щуря глаза лукаво. Ее пальчики легко скользнули по его руке, пробежавшись от локтевого сгиба до самого запястья, словно бы невзначай касаясь теплой кожи под манжетой рубашки из тонкого батиста. — И все же, граф, раскройте мне свою тайну. Кто похитил ваше сердце? — Поверьте, миледи, мое сердце в опасности, только когда рядом находитесь вы, — Винсент не терял своей веселости, мастерски делая вид, что его забавляют предположения Жаклин. В ней, на удивление, не чувствовалось сейчас типичной женской ревности к вниманию кавалера, скорее уж любопытство, которое он, тем не менее, не собирался удовлетворять. — Но ваши вопросы заставили меня кое о чем вспомнить. Не далее, чем на карнавале одна прелестница упоминала имя виконта де Ренуара, и, кажется, весьма серьезно намеревалась лечить свое разбитое сердце в объятьях скромного незнакомца в лице меня. Не расскажете, что это за персонаж, и почему милая особа могла быть настроена столь решительно? — О, ну если ей на сердце наступил де Ренуар — ей только и остается, что искать утешение в других объятьях, — Жаклин мягко изогнула губы в сочувствующей усмешке. Винсент явно попал своей импровизированной ложью в точку, не вызвав подозрений и заодно переведя внимание девушки в новое русло. — Виконт молод, очарователен и красив, но я не знаю еще ни одной счастливицы, которая бы смогла задержаться в его постели дольше нескольких раз. — А счастливца? — отозвался де Грасс со смешком. — О, граф, не собираетесь ли вы пасть новой жертвой к его ногам? — Увы, миледи, для этого мне нужно хотя бы узнать, как он выглядит и стоят ли его ноги того, чтобы опускаться промеж них на колени, — Винсент замаскировал фривольностью шутки настоящую степень своей заинтересованности, от которой у него начало покалывать кончики пальцев. — - Покажете мне его? — Я не видела его со вчерашнего дня. Думается мне, он мог уехать из Тревора… но не беспокойтесь, я уверена, что смогу удовлетворить ваше любопытство снова: послезавтра будет бал в честь принцессы, никто из придворных не сможет его пропустить. Там и решите, чего стоят ноги неуловимого виконта, — Жаклин одарила его улыбкой истинной заговорщицы, и Винсент, не удержавшись, поймал ее руку своей, целуя тыльную сторону ладони чуть более пламенно, чем того требовала настолько небольшая, казалось бы, услуга. — Благодарю, милая Жаклин. Что бы я без вас делал? Де Ренуар Мышонок не видел, но совершенно точно мог представить выражение лица Лонвиля, когда тот получил переданное через уличного мальчишку послание в виде старой медной монетки с «—» — прямой линией на решке. Монеты в постоянном ходу, случается, что при небрежном обращении их корябают, но при виде этой пошарканной монетки лицо герцога дернулось в нервном тике. «Х — никто не пришел; О — видел всех; — - упустил возможность». Мышь никогда не врал, не старался прикидываться лучше, чем есть, и в донесениях не выкручивался, если у него что-то не получалось. И то, что у него не вышло застать встречу заговорщиков, раздражало де Лонвиля еще сильней, чем сообщение, что встречу отменили. Хотя, казалось бы, для «Секретного дома» по факту итог был бы одинаковым — ничего нового узнать не удалось. Но мысль, что «квинты» смогли запросто устраивать у него под носом сходки, наносила сильнейший удар по самолюбию Лонвиля. Однако сердиться на Ренуара он не мог — все равно лучше того если и были шпионы, но никто не был так приближен к месту действия и не мог столь быстро сориентироваться в нужный момент в ситуации. Герцог позвонил в колокольчик, только вместо слуги в комнату вошел худощавый тип с вытянутым лицом и шрамом, уродовавшим нижнюю губу. — Клевре, надо выяснить, к кому станут протягивать лапы «квинты» — к маркизу Дорифору или барону Лесандру. Как только узнаете, сразу сообщите Мышонку. Скорей всего «квинты» постараются начать налаживать мосты на балу. *** После библиотеки Ренуар проехался по оружейным лавкам, долго и тщательно выбирая кинжал. Ему хотелось приобрести нечто идеальное, гармоничное по виду, исполнению и балансу. Он обошел пару лавок, где обычно заказывал себе все оружие. Все, кроме стилетов. И наконец присмотрел удобно легший в его ладонь нож. Охотничий нож. Без лишних украшений. Кинжал с чувством собственного достоинства. Анри стянул с руки перчатку и взял оружие в ладонь, сжал рукоятку, коснулся пальцами лезвия, проверяя заточку, посмотрел на свет полировку металла. Нож был редким по качеству, и Мышонок выложил за него требуемую сумму, не торгуясь. Тут же он подобрал футляр, куда кинжал водрузили на ложе из синего бархата. — Доставьте в Тревор, графу Винсенту де Грассу, — монета мягко опустилась в руку подобострастно кланявшегося лавочника, уверявшего, что все будет сделано как можно быстрей. *** Завершив еще одно дело, Анри вернулся в особняк, словно отшельник запершись в нем на пару дней, остававшихся до бала. Он честно отсыпался, стараясь ни о чем не думать. Но это не слишком получалось: несмотря на то, что виконт спал, его тело, напротив, словно пробуждалось — оно наполнялось снами, воспоминаниями и эмоциями, которые он собирался оставить в лесу, заперев их в охотничьем домике. И в результате он просыпался, принимаясь побеждать плотские порывы и укрощать собственный темперамент. В его сны непрошеным гостем проникал де Грасс, и они снова бурно праздновали их знакомство. В результате простыни Ренуара оказывались помечены его семенем. Но зато ко времени бала виконт без лишних усилий выглядел равнодушным и отстраненным — как и обычно. В послании Клевре, полученном им накануне, стояла лишь одна буква «Л», указывая на возможную мишень в виде барона Лесандра. Ну что ж, если кто-то не устает играть в опасные игры, есть и те, кто готов помешать им в этом. *** За пару дней отсутствия виконта в Малом королевском дворце почти ничего не изменилось — празднества длились нескончаемым потоком, гости, кажется, уже перестали различать, когда утро, а когда вечер: по ночам фейерверки освещали огромный парк и фонтаны не менее ярко, чем солнце. Виконт, надев изумрудного оттенка камзол и кюлоты, отделанные по низу, под коленками, мелкой рюшей кружев, таких же, как и на рукавах, шокировал публику этой новой выдумкой, прохаживаясь среди придворных и отвечая на приветствия. Крупная, вытянутая каплей жемчужина, стоившая бы баснословную сумму денег, если б не досталась ему в наследство, украшала мочку его левого уха. Безмятежное выражение его лица не омрачалось ни одной тревогой, а взгляд лениво скользил по толпе веселящихся, когда вдруг натолкнулся на уверенный подбородок и внимательный прищур глаз. Ренуар на миг замер, как мышь, заметившая кошку и… мягко развернувшись на месте, направился в другую сторону… Де Грасс Очередная небольшая ложь, вложенная в очаровательную голову леди де Лиль, оказалась вполне удачным решением. Теперь, даже если та увидит его рядом с де Ренуаром и обратит на это внимание, неожиданным его интерес она уже не сочтёт. Не то чтобы де Грасса так привлекала игра в незнакомцев, но он привык соблюдать некий не писаный «кодекс чести», когда дело касалось постельных утех. Их встреча была случайной, а страсть — внезапной, как вспышка искры, высеченной от попадания молнии в сухое деревце; теперь-то граф знал наверняка, что виконт не был обременен ни узами брака, ни прочными сетями ревнивой любовницы, но все могло быть с точностью до наоборот. В любом случае, рассказывать о постельных подвигах, не будучи уверенным, что это соответствует желаниям второй стороны, он считал как минимум дурным тоном, как максимум — занятием недостойным и низким. Увы, при дворе Лютеции мало кто придерживался того же мнения, в то время как в более консервативном Норесе за неосторожное слово легко можно было получить перчатку в лицо. И все же Винсент не собирался «забывать» встречу с де Ренуаром, насильно превращая ее в предрассветную грёзу, прекрасную, но нереальную. Будет ложью сказать, что он не рассматривал такой вариант. Возможно, он был бы даже самым правильным, но… нет! Все его существо восставало против этого. Слишком часто его мысли возвращались в охотничий домик, слишком ярко в памяти вспыхивали черты лица и изгибы тела виконта, а оставленные на спине и плечах глубокие царапины отзывались на коже легким зудом и фантомными прикосновениями горячих пальцев. Стоило ему оказаться в собственной постели и закрыть глаза, как воспоминания окатывали жаром, приводя тело в полную «боевую готовность», и простыни за эти дни не единожды орошались его семенем. А ведь он был уверен, что уже давно вышел из возраста, когда рукоблудство было не приятным разнообразием в череде постельных утех, а физической необходимостью. Стоит ли говорить, что при такой телесной жажде желание увидеть (и не только увидеть) де Ренуара к третьему дню разлуки стало походить на навязчивую манию? К тому же, виконт, хоть и не появившись ни разу за все это время при дворе, сам дал ему повод рассчитывать на продолжение истории. Полученный на следующий день после встречи подарок не был подписан, однако у Винсента не было причин думать, что кинжал мог быть выбран кем-то иным: слишком странным было бы совпадение, да и едва ли кому-то еще в последнее время он давал повод одаривать себя столь щедро. Разумеется, это была благодарность за спасенную жизнь, а не за горячую ночь, и все же давало повод думать о намеке на то, что его желания вовсе не односторонни. Тем с большим нетерпением де Грасс ждал предстоящего вечера, тем тщательнее подбирал к нему наряд. Он не был большим любителем вычурности в одежде, но нравы королевского двора вынуждали следовать моде, поддерживая репутацию яркого кавалера. В итоге выбор пал на камзол глубокого сине-голубого цвета, почти совпадающий по тону с его глазами, и белоснежную рубашку из тонкого шелка. Дни и ночи в этом месяце были жаркие, и лавочники, торгующие тканями, ликовали, получая от знати все новые и новые заказы на дорогие восточные ткани, славящиеся богатством отделки без потери легкости. Бальный зал снова напоминал сборище пёстрых экзотических птиц. За время, проведенное в Треворе на бесконечных пиршествах, глаза Винсента уже порядком устали от этого великолепия и перестали цепляться за отдельные краски, воспринимая их не более, чем размывающимся постепенно фоном. Разве что алый цвет неизменно заставлял его зрение фокусироваться, а инстинкты — вспыхивать коротким напряжением, как у пса, готового вот-вот принять охотничью стойку. Разумеется, глупо было думать, что Алая Дама появится вновь в том же наряде; скорее всего, красные шелка уже давным-давно пожрал жадный огонь. И все же, если бы очередная вертихвостка захотела бы привлечь к себе внимание загадочного графа, столь долгое время отсутствовавшего в Аргайле, ей следовало бы выбрать именно этот цвет. Впрочем, не такие задачи стояли перед де Грассом этим вечером. С утра у него состоялся короткий разговор с виконтом де Руаном, одним из членов «квинты», который как бы невзначай упомянул барона Лесандра и его страсть к восточным диковинкам. Деталь, которая любым случайным наблюдателем была бы воспринята, как ничего не значащая, была вполне четким и понятным для де Грасса заданием. А к синему камзолу была как бы невзначай приколота брошь в виде яркой птицы, созданной умелыми руками мастеров из далекой страны, окутанной романтическим флёром восточных сказок и запаха пряностей. У графа был вполне чёткий план, как «случайно» привлечь внимание интересующей его персоны, над которым, однако, нависла весьма весомая угроза, когда его собственное внимание оказалось, словно магнитом, притянуто совсем другим человеком. Прямая спина, чуть заостренные плечи, тонкая талия и узкие бедра — эту фигуру он, кажется, теперь мог узнать даже с расстояния в сотню метров. На губах мелькнула усмешка кота, наконец-то заприметившего вожделенную добычу, а короткое пересечение взглядов отозвалось в теле едва ощутимой дрожью предвкушения. Тем сильнее было удивление, когда Анри, ничем не подав виду, что узнал его, развернулся и направился в противоположную сторону. «Играешь? Или же…» — о том, что «или» могло сулить ему самому немало неприятных минут разочарования, де Грасс предпочел не думать. Чуть сощурившись, он решил понаблюдать, не теряя виконта из виду, хотя уже и так знал, что едва ли ему хватит терпения держаться на расстоянии. Де Ренуар Барон Лесандр, словно дразня охотничий азарт, мелькал перед виконтом за вечер дважды или трижды. Осанистый дворянин из нуворишей — мешков, набитых деньгами, за которые можно купить и титулы, и владения. Вся эта новая поросль, чьи отцы, будучи купцами, успели сориентироваться и, вложив состояние в прибыльное дело, разбогатеть, проникала к престолу благодаря влиянию своих денег. Кое-кто из них приторговывал даманом, несмотря на то, что только государство имело право заключать контракты на его поставку. Но все продавалось и покупалось, и наглецов не пугали ни запреты, ни наказания — слишком велика была прибыль. О Лесандре тоже ходили слухи, что он через подставных лиц по уши завязан в контрабанде дамана и зарвался окончательно, раздавая таможенникам взятки направо и налево. «Квинты», видимо, собирались делать ставку на то, что барон выведет их на надежных людей, с кем он имел дело в Критании и, вступив в долю, сведет заинтересованных лиц из круга королевы с поставщиками, таким образом, легализовав свое доходное дело. Устранять Лесандра таким же методом, как Сен-Лазара не получалось, бал — это не карнавал. Здесь лица были открыты, намерения обнажены. Так что Ренуар, собираясь на вечер, немного поразмышлял и достал из комода тяжелый перстень с зеленым камнем — безделушку, полную яда. Под прикрытием кружев, ниспадавших из-под рукавов камзола, кольцо оставалось невидимым для досужих глаз. Но появление де Грасса могло спутать карты. Виконт, надеясь, что тот или потеряет его среди сотен других гостей, или сочтет, что увиливающий от его внимания любовник занят чем-то еще, или вообще не желает с ним больше связываться, оставит его в покое. А потому, точно лис от пса, закружил по многочисленным коридорам дворца, которые граф вряд ли успел изучить так, как знал их Ренуар. И действительно, вскоре фигура красавца в синем камзоле исчезла из вида, затертая другими развлекающимися. И Анри пустился по следу Лесандра. Если б «Секретный дом» прислал ему в помощь хоть кого-то из своих людей в виде прислуги, дело было бы проще — человек бы присматривал за «дичью», как обычно называли объект слежки, а Ренуару бы не пришлось пялиться на каждого высокого мужчину в серебристом камзоле. Но, совершив несколько кругов по бальному залу, потом по парку и снова вернувшись во дворец, виконт установил, наконец, место нахождения барона. Тот в окружении пары кавалеров, скорей всего его деловых партнеров, явно намеревался выйти на свежий воздух к фонтанам — слуги уже объявили, что через несколько минут начнут пускать фейерверки. Толпа придворных, любопытная до развлечений, хлынула на большую поляну перед дворцом. Многие парочки тут же устремились в лабиринты из аккуратно подстриженных кустов, видимо в надежде получить незабываемые впечатления под вспышки искусственных звезд. Ренуар, примкнувший к выходившим, на миг оказался совсем рядом с бароном Лесандром и незаметным взмахом руки скользнул по спине мужчины. Тот вздрогнул, завертел головой, но толпа уже разделила их, а виконт, повторным нажатием кнопки на кольце, заставил втянуться внутрь отравленную иглу, только что уколовшую «дичь», пройдя сквозь камзол. Яд подействует не сразу и жертва еще успеет провести вечер в кругу семьи, так что Анри был спокоен, что бал не закончится переполохом, а он успеет спокойно вернуться в Аргайл. Воздух вокруг вдруг вспыхнул и озарился разноцветными переливами, полыхнувшими из выстреливших в небо по сигналу церемониймейстера пушек. Раздались восхищенные вскрики, хлопки. А виконт, постояв немного, стал продвигаться в сторону большого искусственного пруда, окаймлявшего поляну. Он встал к огромному дубу, прикрывшись его сенью, долго любовался огнями, а потом, притомившись, сел у корней, принимаясь собирать камешки и кидать их в воду. В очередной раз вместо камешка в мутную глубину пруда полетел перстень, унося с собой тайну будущей смерти Лесандра. Дело было сделано, и теперь Анри имел право удариться во все тяжкие: танцевать, пить шампанское и найти себе временное развлечение на ночь. Он уже присмотрел симпатичную рыженькую маркизу де Аллеруа, уроженку Нореса, приехавшую со свитой принца королевской крови Ингера, приближенного к престолу этой страны. Никаких мужских объятий ему не хотелось даже на дух — слишком свежее воспоминание об охотничьем домике словно чарами отворота вызывало неприятие рядом с собой других особ мужского пола. И только попавшийся сегодня на пути де Грасс мутил его мысли вовсе излишним сейчас желанием повторить недавнюю ночь. Поднявшись и отряхнув кюлоты, Анри, точно солдат, пробирающийся в окопах под звуки артиллерийской канонады, прошел во дворец, надеясь пока побыть в не слишком большой компании тех, кого не заинтересовали фейерверки. Бдительный слуга поднес ему бокал шампанского, и виконт сел на один из подоконников, закинув на него ногу и разглядывая редкие танцующие пары. Ему нравилось быть невидимкой — даже в этом ярком наряде он умел не привлекать внимания. Де Грасс Охота, особенно когда речь шла не о загоне несчастного животного, а «дичи» несколько более изысканной, могла быть крайне увлекательным занятием. Но только в том случае, если она была щедро приправлена азартом и тонким взаимодействием между «охотником» и «добычей», когда последняя на самом деле только и ждала того, чтобы быть пойманной и нежно растерзанной, а попытки этого избежать — не более чем элемент игры. Следуя за виконтом по коридорам, заполненным разодетыми в шелка и бархат вельможами, Винсент все больше ощущал себя нежеланным хищником, а докучливым ухажером, от чьего внимания стараются избавиться всеми возможными способами. Довольно мерзкое ощущение, капитально так ударяющее по самооценке, особенно когда совершенно не привык к подобному. Постепенно желание обвить руками за талию и притянуть к себе в объятья сменилось другим, куда менее романтичным: схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, впечатывая лопатками в стену. На губах крутился только один вопрос: «Какого черта?». Если бы де Грасс руководствовался исключительно доводами холодного рассудка, то сразу принял бы это как данность. Он и сам не единожды «забывал» о случайных связях, не испытывая ни сомнений, ни сожаления. Некоторые события должны были оставаться мимолетными и скоротечными, иначе слишком велик был шанс испортить их обыденностью и разочарованием, увидев, сколь ошибочным было первоначальное впечатление. Проблема была в том, что рассудок у графа сейчас вовсе не был холодным. Все инстинкты буквально кричали о том, что у ночи в охотничьем домике может — нет, должно быть, продолжение. Слишком многое совпало между ним и де Ренуаром, начиная от чисто человеческой симпатии и заканчивая физической совместимостью, которая была, на самом деле, куда более ценным и нечастым явлением, чем могло показаться. И, главное, он был уверен, что виконт чувствовал абсолютно то же самое. Так какого черта тот так упорно от него убегал? Раздражение достигло пика, когда маячившая в другом конце коридора фигура в изумрудном камзоле явно ускорила шаг, буквально проходя сквозь стайку весело щебечущих придворных дам, и скрылась за поворотом. Нет, это уже было слишком. Ноги де Ренуара, определенно, стоили того, чтобы опускаться между ними на колени, но бегать по всему Тревору обезумевшим от страсти влюблённым юнцом — увольте! Резко остановившись, граф развернулся на каблуках и решительно направился в противоположную сторону. У него были более важные дела. На несколько часов де Грассу даже удалось отвлечься от мыслей о виконте, погрузившись в яркую круговерть торжества. Настроение для веселья было не слишком подходящим, но это было и не нужно: истинной целью графа были вовсе не вино и фейерверки, и даже не женщины. Возможно, ему и стоило бы избавиться от навязчивого образа в объятьях одной из придворных дам — этот вариант он тоже рассматривал, а потому был щедр и на улыбки, и на комплименты. Но все это потом. Сейчас его интересовал барон Лесандр. Преимущество подобных мероприятий заключалось в возможности увидеть сразу весь свет Лютеции и представителей приглашенных государств в одном месте, но это же становилось серьезным недостатком, когда возникала необходимость найти одного-единственного человека. Все равно, что искать иголку в стоге сена, только в данном случае от пестроты «сена» очень быстро начинает рябить в глазах, а лица сливаются в одну напудренную театральную маску, в которой уже не различить черт. Винсент кружил по дворцу и прилегающей территории около трёх часов, прежде чем ему наконец-то удалось найти Лесандра в компании еще нескольких мужчин и пары дам. Никто из них не был ему знаком, что досадно. Пришлось идти долгим путем: находиться неподалеку, делая вид, что занят приглядыванием к хорошеньким кританийкам, но не терять при этом барона из виду, поджидая удачный для «случайного» столкновения момент. Случай представился довольно скоро. Лесандр отделился от своей компании, чтобы подойти к одному из столов с расставленными на нем бокалами с вином и шампанским, де Грасс двинулся в ту же сторону. Дальше все пошло по простому, но действенному сценарию. «Случайно» задеть рукой чужой локоть, рассыпаться в извинениях, моментально сбивая любой проблеск раздражения открытой улыбкой, невзначай отметить уникальность серебристого сукна, из которого был сшит костюм барона. И, конечно, получить ответный комплимент сияющей на собственном камзоле броши, при виде которой в глазах Лесандра вспыхнул нескрываемый интерес. Через пятнадцать минут общения барон уже был крепко захвачен очарованием молодого графа, так внезапно разделившего его страсть к далекому Востоку, и выказывал все признаки того, что не отказался бы впоследствии разделить с ним страсти иного рода. Не самая удобная деталь, учитывая, что в планы самого Винсента интрижка с ним точно не входила. К счастью, барона ждали, а граф и не собирался проводить в его обществе весь вечер. Достаточно было навести первый мост, создав интерес к собственной персоне, и ускользнуть раньше, чем вино переведет этот интерес в слишком откровенно плотскую стезю, будучи уверенным, что организовать новую встречу не составит труда. Де Грасс даже не подозревал, что барону уже назначено свидание с самой ревнивой и беспощадной любовницей из всех возможных — Смертью. Дело, как ему казалось, было сделано, но желание развлекаться улетучилось окончательно и бесповоротно. Общение с Лесандром оставило внутри неприятный осадок. Винсент давно привык, что его внешность и харизма притягивают людей, как мед — насекомых, и чаще всего это притяжение носило сексуальный характер. Он пользовался этим без зазрения совести, довольно быстро научившись манипулировать желаниями других, и все же достижение целей через постель ему претило. Совместить приятное с полезным — почему бы и нет, когда интересы политические и плотские совпадали, но если же объект очередной интриги был ему неприятен, ничто бы не заставило его разделить с ним ложе. Де Грасс решил покинуть праздник, скрыться от шума музыки и смеха в собственной комнате, по счастью находящейся в относительном удалении от центральной части дворца. Пожелав срезать часть пути, он зашел в бальный зал, намереваясь пройти его насквозь и выйти через другие двери, когда взгляд безошибочно выхватил всполох изумрудного цвета у одного из окон. В первый момент Винсент решил было, что обознался, но ошибки не было: на подоконнике с бокалом вина примостился Анри де Ренуар, человек, не дававший ему покоя все последние дни. У судьбы определенно было прекрасное чувство юмора, раз уж она решила столкнуть их снова ровно в тот момент, когда граф почти смог выкинуть мысли о нем из головы. «Что ж, виконт, раз уж вы решили потерзать меня своими играми в кошки-мышки, то и я в долгу не останусь — извольте объясниться лицом к лицу!» — сощурив глаза, он решительно направился к одинокой фигуре у окна, отсекая для виконта возможности к бегству. Де Ренуар, конечно, может попробовать рвануть сломя голову через весь зал, но это уже придаст происходящему откровенной комичности и привлечет слишком много внимания, которого тот, кажется, всеми силами старался избежать. Довольно быстро преодолев разделявшее их расстояние, граф оказался перед де Ренуаром. Прищур глаз был чуть насмешливым, но сам взгляд прожег насквозь так, слово мысленно де Грасс уже встал между его ног и рывком сжал в пальцах темные волосы, впиваясь поцелуем в упрямый рот. — Для того, кто хочет спрятаться, вы выбрали слишком яркий наряд, виконт, — по губам де Грасса скользнула усмешка, а рука легла на обрамленный лепниной край окна. Со стороны поза казалась непринужденной и легкой, на деле же она была вполне четким обозначением: без объяснений де Ренуар не уйдет. Де Ренуар Анри еще из окна заприметил передвижения де Грасса. Вот создала ж природа экземпляр — такой, что виден издалека. Не спутать. Да еще этот глубокий синий цвет камзола, сидевшего на фигуре Винсента, как влитой. Ренуар несколько минут в тайне ото всех любовался статью, хорошо представляя, сколько таких же глаз сейчас следят за графом, которого половина двора была не прочь заполучить в постель. Он нахмурил брови от ощущения жжения где-то в центре груди — то ли желчь закипает, то ли ревность изнутри вспарывает. Чтобы сбросить напряжение, он коснулся кончиком пальца немного покрытого испариной стекла: надышали — до начала фейерверка народа в зале было много. Пальцем по чуть запотевшему стеклу — Ренуар игрался как мальчишка: обводил силуэт стоящего в парке любовника, особенно укрепив местечко между ног парой увесистых «тыковок». Вышло правдоподобно, но смешно. Потом отвлекся на шампанское, на мысли… И только явление явно злящегося графа вернуло его к действительности, в которой он оказался отрезанным от прочей бальной залы той самой фигурой, чей обладатель мог заметить рисунок собственного силуэта. Конечно, опознать в нем де Грасса было бы сложно, но сам-то граф помнил, что не далее, чем минут десять назад стоял напротив окна в такой вот позе. Анри вскинул глаза на него, на рисунок, вдруг по-мальчишески смущаясь. — Я надеялся на ваши длинные ноги… — взгляд все равно остался дерзким. Он прекрасно помнил, какие они длинные и сильные под этими облегающими кюлотами. Потому и бежал словно заяц, чтобы успеть выполнить задание до того, как его настигнут. Понимал ведь, если настигнут, будет именно вот так: сердце, скачущее в грудине, точно радующийся щенок, а внизу живота растечется напряжение. Как так возможно реагировать от одного только присутствия рядом? Ладно бы в постели — там уже все понятно и тело устремлено к одной естественной цели — совокупляться. Но здесь они просто ведут беседу! Так отчего Ренуару начинает казаться, что нижняя часть его тела живет своей жизнью, как будто де Грасс пришел и обращается именно к ней? Верткий слуга тут же оказался рядом, предлагая поднос с бокалами шампанского, и Анри, чтобы отделаться от надоеды, прихватил сразу два — один тут же вручая де Грассу. — Зато, полагаю, вы изрядно размялись и нагуляли аппетит? — он не поднимал взгляда выше губ Винсента — на них уже не были видны следы его зубов, но Анри слишком хорошо помнил, как они выглядели. Собственный аппетит он тоже нагулял — именно за ту пару дней, которые провел, не видя графа. Поэтому приходилось отводить взгляд в окно, чтобы не пялиться с откровенным желанием. Ведь обещал себе, что все закончится в охотничьем домике! Однако фейерверк отгремел и утомленные ночным воздухом гости стали возвращаться из парка. В зале становилось многолюдно и многоголосо и это подтолкнуло Ренуара ретироваться. Он соскользнул с подоконника, оказываясь практически прижатым к нему графом де Грассом. — Не желаете прогуляться, господин граф? — со стороны звучало едва ли не как вызов на дуэль, но если они и станут сражаться, то теми орудиями, которыми их наградила природа. — Вы получили мой подарок? Мне бы хотелось, чтобы он пришелся вам по душе. Где-то на горизонте, за спиной де Грасса, Ренуар видел лицо барона Лесандра, и его взгляд машинально стал острым, примечая пока никому не видные детали: бледность, легкую испарину на лбу. Яд уже начал свою разрушительную работу и минут через тридцать Лесандр отправится домой, сославшись на то, что выпил лишнего и его тошнит. А потом, улегшись пораньше спать, наутро будет найден слугами уже остывшим. Де Грасс С игрой в прятки, судя по всему, было покончено. Де Грасс понял это, едва взглянув в глаза Анри, который если и не капитулировал пока полностью, но сопротивляться и делать вид, что видит его впервые в жизни, явно не планировал. Совершенно случайно взгляд скользнул чуть дальше, привлеченный рисунком на окне, и, распознав в нем человеческую фигуру, причем, так сказать, до боли знакомую, Винсент едва заметно дернул бровью. Внимание «художника» к деталям, особенно одной такой конкретной, расположенной между ног, несомненно льстило, но ему стоило огромных трудов сохранить серьезное выражение лица. Дьявол! Еще несколько минут назад он, вроде бы, злился и собирался устроить де Ренуару разговор на пониженных тонах (читай: рычание или шипение), но чем внимательнее он на него смотрел, тем стремительнее менялись его намерения. Только не говорите, что виконт действительно… смутился? Глядя на то, как изменилось лицо, казавшееся таким холодным во время «погони», граф почувствовал, что ему хочется послать к чертям все разговоры и совершенно недипломатично просто стянуть темные волосы на затылке, заставив запрокинуть голову, и наброситься поцелуями либо на губы, либо на шею, видневшуюся в невесомом облаке тонких кружев воротника — он еще не решил, что манило его сейчас сильнее. Пожалуй, все-таки лицо: взять в ладони и губами невесомо провести по скулам, проверяя, действительно ли они потеплели от едва заметно выступившего румянца, или он выдавал желаемое за действительное, проследить линию носа, коснуться меж чуть хмурящихся бровей. «Да вы готовы опуститься на колени не только меж его раздвинутых ног, граф де Грасс», — внутренний голос между тем иронизировал вовсю, да только надежда, что это сможет отрезвить, была невелика. Винсент чувствовал, что его все сильнее притягивает молодой виконт, и не было ни малейшего желания с этим бороться. Зачем, в конце концов? Тем более когда он получил красноречивое доказательство взаимности этого притяжения. «Интересно, мы оба говорим о ногах лишь затем, чтобы не произносить вслух мысли о более интимных частях тела?». Шампанского не хотелось, совсем. Вместо того, чтобы просто взять предложенный бокал, он мягким, но не предполагающим возражений жестом вытянул из рук де Ренуара оба и качнулся к нему, якобы чтобы поставить бокалы на подоконник по обе стороны от его бедер. — Вечер был долгим, виконт. Боюсь, мой аппетит вскоре станет голодом, — контакт длился совсем недолго, но этого было достаточно, чтобы опалить ухо любовника жаром дыхания и шепота, а тела на несколько секунд оказались почти неприлично близко. Де Грасс предупреждал, снова, как и в прошлый раз, но на этот раз не спрашивал разрешения. Все необходимые ему «да» он услышал в избытке той ночью. Отстранившись как раз перед тем, как в зал начали заходить придворные и гости, взбудораженные фейерверками и разгоряченные выпитым, Винсент кивнул, взглядом указывая на противоположный выход из зала — там еще не успела собраться толпа. — Вы выбрали подарок с отменным вкусом, я сам едва ли смог бы подобрать нож лучше. Для того, чтобы он был идеальным, не хватило лишь одного: чтобы вы вручили мне его лично, — заметил, уже когда они шли к дверям, не сговариваясь, решив проложить путь по периметру зала, а не сквозь — так можно было надеяться, что они привлекут к себе меньше внимания. И все же Винсент почувствовал направленный на него взгляд, успев краем глаза выцепить среди прибывающих в зал знакомую фигуру в серебристом костюме. Излишне откровенное внимание неприятно покалывало между лопаток и ниже по пояснице, и де Грасс слегка ускорил шаг. Общества барона Лесандра ему на сегодня было достаточно. Они покинули зал, негромко отстукивая каблуками по паркету ритм неспешных шагов. Винсент шел чуть поодаль на случай, если де Ренуару по каким-то причинам претило публичное признание их связи, но из виду не отпускал. Он был точно сторожевой пёс, готовый при первой же попытке к бегству показать клыки. Надолго его сдержанности, впрочем, все равно не хватило. Достаточно было лишь оказаться в безлюдном коридоре, где свидетели — лишь зажженные свечи в витых канделябрах, и тело словно само сорвалось с места, одним рывком преодолевая разделяющее их расстояние. Столкновение со стеной получилось наверняка чувствительным, но де Грасс успел подставить ладонь под затылок Анри, чтобы принять удар на костяшки собственных пальцев. Правая рука оказалась перехвачена, запястье — прижато к стене над головой, словно граф всерьез думал, что любовник решит оказать сопротивление. Он зажал его, как в тиски, между стеной и собственным телом, и дыхание смешалось на губах, резко вырываясь из сжавшихся легких. — Я хочу тебя, — так просто, на выдохе, вложенном в чужие губы. В словах не было ни намека на фривольность, лишь обезоруживающая прямота. Винсент крепко удерживал стройное тело любовника, не позволяя тому даже дернуться, но это не было насилием. Стоило бы ему почувствовать хоть тень искреннего «не хочу», и он бы отпустил, испытывая не злость, но разочарование. Но тело сигнализировало о совсем иных желаниях: оно слишком хорошо помнило, как доставляло и получало удовольствие, и контакт становился все более тесным, а в паху оформилась ощутимая твердость. — Продолжишь играть в кошки-мышки или признаешь, что это взаимно?