Перейти в режим ручного исправления [Y/N]?
Наверное, только сейчас до меня дошло, какое именно влияние чужие воспоминания могут оказать на человека с низким показателем воли. Нет, речь идёт не о каких-то ментальных заклинаниях или сложных гипнотических внушениях, ибо именно их я как раз таки и не встретил. Угроза пришла с неожиданной стороны – от транслирующей воспоминания жрицы Системы. В некотором смысле это напоминало борьбу с сонливостью: пока ты полностью сосредоточен на чём-то, сохранять концентрацию ещё как-то возможно, но стоит только отвлечься разок, как проблема тут же ускользает из фокуса восприятия, оставляя сознание открытым и беззащитным. Вот и с видениями вышло так же. Наверное, в этом даже не было какого-то злого умысла. Скорее даже наоборот – процесс намеренно выстроен так, чтобы как можно плавней и безболезненней передать пользователю знания и умения донора. Все сопутствующие механики изначально работали в моих интересах, ну так кто виноват, что вместилищем моим стало женское тело с соответствующей сущностью и предысторией? Пускай Система не пыталась напрямую перекроить мою личность, но даже косвенные её воздействия оказывали на мою психику нешуточное давление. Опять же – никто не вламывался в мой разум и не пытался грубой силой его переделать. Воздействие шло намного легче и тоньше. Это как смотреть отлично выполненное кино, срежиссированное и снятое лучшими мастерами своего дела – если всё сделано от души, то волей-неволей втягиваешься. Качественное изображение, чёткий звук, лихо закрученный сюжет, подкидывающий один за другим повороты – всё это вынуждало сопереживать главной героине произведения, после чего неизбежно следовало отожествление себя с Каллисто. Вчера ты сохранял беспристрастность и хоть изредка, но критиковал её за необдуманные и поспешные решения, а вот сегодня уже сам держишь за неё кулачки. Ну и что, что культистка, да ещё не пойми с кем трахается? Зато красивая! Да и вообще, уже почти что своя, а не какая-нибудь случайная приблуда. И вот за эту ниточку эмпатии симуляция постепенно завлекает зрителя. Образ за образом, ассоциация за ассоциацией – ты всё теснее и ближе примеряешь на себя лицо чужака. Пусть процесс этот был далёк от логического завершения, но я уже сейчас мог точно сказать, что именно девятнадцатилетняя Каллисто сделала бы в той или иной ситуации. Я даже больше скажу – осознание и принятие её ментального образа шло отнюдь не линейно, но расширялось скачками, стремительно приобретая чёткость и глубину по мере узнавания её личности. В общем, всё это довольно сложно выразить словами, поэтому попытаюсь объяснить так – каждое следующее погружение пусть само по себе и не слишком отличалось от предыдущего, но выходило куда более насыщенным и глубоким, формируя в моей голове всё более достоверный образ. И вот этот самый образ с моими мыслями был неразрывно связан, да так, что, всё ещё пребывая под впечатлением от пережитых воспоминаний, я даже не сразу заметил системное сообщение, автоматически приказав продолжить просмотр. Данный отрывок пришёлся на пятый год послушничества Каллисто; точнее – на завершение второй ступени обучения. После очередной серии суровых и выматывающих экзаменов Антея с гордостью признала успехи девушки, сообщив об ожидающем её ритуале. На детали жрица оказалась скупа, но по обмолвкам Каллисто удалось понять, что ожидает её так называемое Посвящение – принесение богине малых клятв с предварительным личным испытанием. Тут уж и мне, и ей на ум сам собой пришёл подсмотренный некогда призыв шакалоголового, что привело меня/нас в не самое приятное расположение духа. Но экспозицию в сторону – в данный конкретный момент Каллисто находилась в знакомой нам обоим (обеим?) купальне, где чуть больше трёх лет назад отмывали, одевали и красили Азенет. Правда, в отличие от старой подруги, никто не стал отрывать взволнованную девушку от работы. Вместо этого её обо всём предупредили заранее и, освободив от повседневных обязанностей, после раннего ужина привели сюда. Как и в прошлый раз, Антея вольготно устроилась на удобной кушетке откуда гордо следила за своей подопечной, пока порхающие вокруг той рабыни старательно наводили красоту. Рядом на широкой скамейке уже был разложен ритуальный костюм из лазури, золота и белого льна, единственным новшеством в котором являлся облегчённый запирающий пояс. — Ты беспокоишься, моя дорогая ученица, — вывела меня/нас из размышлений жрица. — Истинно так, госпожа моя, — подтвердил я её правоту, поскольку во мне действительно закипала тревога. Перспектива встретиться с похотливым чудовищем ни капли не грела душу, однако, закусив удила, я решил тянуть до конца и только тогда разорвать связь. Что же касается использованного обращения, то и оно оказалось абсолютно уместно, ибо, чем дальше, тем чаще именно так девушка обращалась к любимой во всех смыслах наставнице. — Сердце моё трепещет при мысли о принесении богине клятв, но тело не может не чувствовать волнения... — Боишься, что не готова ублажить собой посланника Господина Пустынь? — спросила Антея, хитро стрельнув глазами. — Думаешь, он окажется слишком велик, чтобы принять в себя его... одобрение? — Слуга Сета? — не повёлся на очевидную провокацию я. — Но отчего ему присутствовать на посвящении рядовой послушницы нашего культа? — Ах, не хитри, — небрежно отмахнулась жрица, пока рабыни специальными скребками очищали моё тело от пота и налипшей за день пустынной пыли. — Известно мне, что ты подсмотрела ритуал поклонения. Нет нужды лгать о том. — Но, если знали, отчего не сказали раньше? — спрашиваю её, чувствуя, как умелые руки расчёсываю отросшие до середины бедра волосы. — Сколько ночей я бы спала спокойно... — Раз хочется спать, не нужно нарушать запреты храма, — лицо Антеи украсила строгая, но в тоже время преисполненная ностальгией улыбка. — Однако того проступка я от тебя ждала и потому не стала наказывать. — Ждала? — это подтвердило некоторые мои догадки, но лишний раз убедиться не помешает. Как я уже говорил раньше – и я, и Каллисто подозревали, что в пирамиду нас пустили отнюдь неспроста. — Как тебе хорошо известно, почитательницы Госпожи Пороков знают и пробуют многие вещи, какие другим бы показались невозможными и кощунственными. Совращение невинных людей, совокупления со зверьми, преклонение перед чудовищами – в нашем служении всё это действительно имеет своё место. Но что о практиках этих ты слышала за пределами храма? — Если подумать, то... почти что и ничего, — я напряг свою память, припоминая, что в трущобах подобных слухов и вправду никогда не водилось. — Верно. Так оно и есть. Конечно, все кому надо, об этом знают – фараон, жрецы Сета, династии благородных номархов... Но остальных в наши тайны мы посвящать не спешим. Было бы невероятно тяжело находить учениц и послушниц, знай они то, что им предстоит совершить на службе. Прежде чем даровать подобные секреты новообращённым, требуется их подготовить, укрепив решимость, волю и тело, и потому, когда послушницы становятся достаточно зрелыми, чтобы справиться с этой истинной, но ещё не настолько стары, чтобы в убеждениях закостенеть, им позволяют одним глазком подглядеть за «тайными» практиками... — ...и тогда они под негласным присмотром наставницы истину эту обдумают и усвоят, — закончил за жрицей я. — У послушницы будет достаточно времени, чтобы смириться и подготовиться к собственному посвящению, а многочисленные занятия и задачи не позволят слишком сильно зациклиться на увиденном. Трудно раздумывать о том, что может случиться или не случиться через три, а то и четыре года, когда вокруг и без того хватает требующих скорого разрешения проблем. А когда назначенный срок приходит, девушка уже давно устаёт бояться, надеясь только, чтобы это быстрее и легче закончилось. — Это отличное предположение, Каллисто, — Антея сделала одобрительный жест, хитро изогнув руку. — И почти в каждой догадке ты оказалась права. Одна лишь неточность в твоих рассуждениях – через Поклонение Сету приобщают далеко не каждую деву, хотя это по праву считается значимым и почётным делом. У нас просто слишком много послушниц, чтобы посвящать их всего по одной в год. — Тогда что же ожидает меня? — Погружение в Кхет Алабед, — выговорила она весомо и с расстановкой. — Ты войдёшь в храм и окунёшься в священную купель, где тебя испытают ниспосланные нашей госпожой видения. И от того, как ты справишься с ними, будет зависеть не только прохождение испытания, но и твой будущий храмовый путь. Видения внутри симуляции, что сама по себе является именно что видением? Экая закрученная рекурсия. Но, вообще, оттого что с горизонта исчезла перспектива быть трахнутым огромным монстром, мне на душе изрядно похорошело. Похоже, что вместо полноценной оргии здесь обойдётся ускоренным курсом галлюцинаций... то есть, конечно же, божественных откровений. Мне одному на ум приходит Фар Край с его неистребимой привычкой хотя бы раз за игру хорошенько накурить игрока? Наверное, инстинкты мои оказались куда острее, чем я привык считать на Земле. Это к тому веду, что пускай я и сосредоточился на разговоре с Антеей, вот только происходящее из виду окончательно не терял. Поэтому, когда рабыня, всего пару секунд назад натирающая мои ягодицы ароматным маслом, взяла с покрывала большую золотую пробку и уже примерялась как бы половчее вставить её в меня, я отреагировал с похвальной поспешностью, перехватив за запястье протянутую ко мне руку. Да демоны меня побери, я знаю, что Каллисто плотно подсела на анальные игры, но в меня-то не надо всякое разное пихать! Я уже и без того с трудом поддерживаю равновесие собственной не то, что гендерной, но просто личностной идентичности! Хватит добавлять на эти весы всё новые и новые переменные! Не хватает только самому стать поклонником извращённых развлечений, словно мне и без них маловато досталось проблем! Антея, нахмурившись, внимательно на меня посмотрела, а затем жестом приказала рабыне отложить в сторону игрушку. Должно быть, подумала, что не нужно усложнять задачу издёрганной предстоящим испытанием послушнице. Я же, осознав, что беда прошла стороной, с трудом удержал в груди облегчённый вздох. Госпожа-наставница в увлечениях своих не сдерживалась и не стеснялась, а потому уже давно приучила Каллисто к своим самым большим игрушкам, чему та лишь сильнее радовалась. Надо ли говорить, что в отличие от неё, я вовсе не горел желанием вставить в себя это? — Ничего не бойся, моя дорогая Каллисто, — Антея, то ли не разглядев, то ли не поняв, то ли не став обличать притворство, по-своему постаралась меня успокоить. — Я хорошо знаю тебя и потому уверена, что ты с честью выдержишь любое назначенное испытание. Рабыни тем временем закончили цеплять на меня элементы священного одеяния, на чём подготовка к ритуалу была, в общем-то, завершена. Только лёг на промежность золотой лепесток, намертво прилипая к коже, целиком прикрывая лоно от гладко выбритого лобка до туго сжатой задницы. Также как и Азенет, жрица вывела меня из купальни, уведя за собой по длинному, упирающемуся в склон пирамиды переходу. Судя по цвету небес за окном и стремительно остывающему воздуху, дело шло к ночи, однако мне, несмотря на скудность одеяния, отнюдь не было некомфортно. Вообще, сравнивая свои и Каллисто воспоминания, я мог твёрдо сказать, что за прошедшие три года она в значительной степени изменилась. В первую очередь, разумеется, телом, ибо в бронзовом зеркале я хорошо рассмотрел молодую копию женщины, что когда-нибудь окажется растянутой на кресте. Девушке ещё немного не хватало роста, объёма и щедрости форм, однако её нынешнюю и будущую версии можно было смело посчитать если не матерью и дочерью, то парой кровных сестёр точно. Но куда большее значение я придавал изменению разума и духа. Та Каллисто, что я видел сейчас, разительно отличалась от самой себя только-только переступившей порог храма. В ней появилась уверенность и жёсткость молодой хищницы, способной как защитить свою территорию, так и отнять чужую добычу. Она не озлобилась и не очерствела, просто приучилась действовать решительно и агрессивно. А вот привитая не самым благополучным детством настороженность несколько поутихла или, правильнее будет сказать, сфокусировалась на чётко отмеченном рубеже, внутри которого оказались все дорогие Каллисто люди, по какому-то невероятному стечению обстоятельств тоже относящиеся к клиру Деркето. Но сейчас не время рассуждать об особенностях моральной и ментальной обработки молодых культисток. Подойдя к уже виденным мною вратам, Антея остановилась и раскрыла ободряющие, но не касающиеся тела объятия, а затем веско и церемонно произнесла: — Ты уже и так знаешь всё, что мне надлежит сказать, но я всё равно оглашу это. Слушай голос богини, откройся соблазнам, и будешь возвеличена среди всех праведных, и тебе откроются тайны жизни. До встречи, Младшая. С этими словами она оставила меня одного. А врата неспешно отворились навстречу.━══════╗◊╔══════━
Высокий, но узкий коридор уходил далеко вперёд, вскоре теряясь в туманной дымке. Внутри храма было ожидаемо темно, но по какой-то причине я всё равно различал окружение, а потому, оглянувшись на глухо сомкнувшиеся за спиной створки, отправился на встречу грёбанным приключениям. Босые ступни тихо шлепали по полированным, плотно подогнанным друг к другу плитам. Воздух пах чем-то острым и терпким, однако запах этот не раздражал, лишь приятной истомой наполнял тело. Дыхание моё было размеренным и глубоким, не сбитым нервными подёргиваниями и спазмами. Окружающая меня атмосфера вообще оказалась неожиданно лёгкой, несмотря даже на все мои страхи и вполне обоснованные подозрения. Словно кто-то пригласил гостя к себе домой, и теперь снисходительно наблюдал, как тот блуждает без направления и чёткой цели, надеясь найти нужную ему дверь. Спустя несколько десятков шагов мне стало ясно, что с пространством вокруг твориться что-то очень и очень странное. Согласно даже самым грубым расчётам метров пятьдесят я уже точно прошёл, однако огромного зала с лавовым озером впереди не было и в помине. Более того, вместо ожидаемого повышения температуры она неуклонно, пусть и не слишком сильно падала, создавая приятное ощущение устойчивой влажной прохлады. Я, пользуясь случаем, не торопился и внимательно рассматривал всё вокруг. Несмотря на то, что внутри не было ни одного источника света, зрению моему ничего не мешало, позволяя любоваться причудливыми украшениями во всей их величественной красоте. На всей протяжённости коридора стены были покрыты ростовыми, раскрашенными в разные цвета барельефами, изображающими историю и мифологию культа. Некоторые сюжеты я узнавал, припоминая уроки и самостоятельные исследования Каллисто, другие были знакомы поверхностно, ну а большинство так и вовсе ни к чему не удалось привязать. Смею напомнить, что Культ Деркето, это организация с более чем двухтысячелетней историей, так что случиться за этот период успело много чего интересного. Следующее изменение в обстановке произошло так же неожиданно. Коридор сначала изогнулся, потом пошёл под уклон, скрутившись в тугую спиральную лестницу, чтобы затем окончательно оборваться, уперевшись в новый дверной проём. Только теперь это были не тяжеленные обсидиановые плиты, но небольшая ажурная арка, закрытая почти невесомым полупрозрачным занавесом. Тихо хмыкнув, я вошёл внутрь. Это был просторный, но не слишком большой двухъярусный зал. В центре его находился неглубокий – с водой едва ли по щиколотку – бассейн, окружённый невысоким бордюром и рядом тонких колонн, поддерживающих замыкающийся в кольцо балкон. Посреди же гордо держала над головой кувшин вырезанная из мрамора женщина. Стройную и величественную фигуру омывал бьющий с потолка поток света, окружая изящный стан мягко мерцающими искрами колдовства. Словно дополняя явленную храмом картину, откуда-то издалека до меня донёсся тихий перезвон колокольчика. Я осмотрелся по сторонам. Что на нижнем, что на верхнем ярусе зал опоясывала череда неотличимых проходов, прикрытых всё теми же полупрозрачными занавесами. Что-то всё это мне напоминало... — Нет, я так не играю, — после минутного раздумья отвечаю с усмешкой я. Это место мне было действительно до боли знакомо, ибо воспроизводило сюжетный момент одной из любимых видеоигр детства – первого Принца Персии из трилогии песков времени. Если мне не изменяет память, то согласно условиям оригинальной головоломки, тут нужно было найти правильный порядок прохождения дверей. Затем повторить то же самое на втором этаже, и тогда героя пропустят в купальню, где плещется обнажённая и на всё готовая Фара – вот ведь с именем угадал, да? Но я, если честно, в подобное совпадение не верил. Куда вероятнее то, что либо сама богиня, либо посвящённые ей храм, каким-то образом вытащил данный образ из глубин моего подсознания. Антея же упоминала что-то о видениях, правда? На секунду я зажмурился, собирая волю в единый кулак, а затем резко толкнул её внутрь себя, стремясь разрушить ментальное наваждение. Когда же я вновь распахнул глаза, обстановка претерпела некоторые изменения. Это была всё та же круглая зала, но занавешенные проёмы и второй ярус бесследно из неё исчезли. Поддерживающие ажурный купол колонны тоже разъехались в стороны, в то время как освободившееся между ними пространство заняла большая купель. Это была уже не та птичья лужица, что я встретил в начале – в этой легко уместилось бы человек десять-пятнадцать, и ещё столько же места останется. Её окружал целый ансамбль статуй, изображающих переплетённых в экстазе женщин, лишённых какой-либо скромности и стыда. Они безудержно отдавались друг другу, не разделяясь даже на пары, а потому составляли единую композицию, плавно перетекая из одной связки в другую. Красивая и мастерски выполненная работа – от живых людей, разумеется, отличишь, однако точность просто невероятная. Ни одна женщина не повторялась дважды, обладая своим собственным телом и уникальными чертами лица. Некоторые из прелестниц казались чистокровными стигийками, другие несли следы шемитской и аргосской крови, и даже дочери Чёрных Королевств нашли себе место здесь – их принадлежность позволил опознать использованный при создании чёрный мрамор. Невероятное в своей красоте и сложности творение. Как представлю, сколько труда и времени вложили в него – по коже тут же бегут мурашки, а дух перехватывает от искреннего восхищения. Час за часом, день за днём, неделя за неделей корпел над скульптурами неведомый мастер, твёрдой рукой любовно высвобождая их из плена мраморной толщи. Каждой прелестнице выдумал внешность и форму, а затем придал им неповторимую индивидуальность тонкими чертами и небольшими погрешностями. Некоторые умельцы могут целую жизнь посвятить одному шедевру; здесь же раскинулся настоящий цветник – несколько десятков красавиц, воплощённых в камне. Так и тянет огладить прекрасные лица пальцами, прикоснуться к грудям, нежно сжать призывно отставленные ягодицы... Тряхнув головой, сбрасываю с себя сие неуместное наваждение. К слову, не знаю, интересен ли кому этот факт, но примерно каждая третья вырезанная из мрамора дева имела при себе всё то же «благословление богини», каким обладает сладостная Нубит. И не то, чтобы я сравнивал или как-то особо присматривался, но и их изготовленные к бою «копья» также отличались друг от друга, из которых лишь несколько могли размером посоперничать с моей... то есть Каллисто чернокожей любовницей и подругой. Но, что важнее – данные части тел играли не только декоративную роль. С тщательно вырезанных мраморных головок, островерхих сосков и из призывно приоткрытых любовных раковин медленно сочились жемчужные капли, чтобы, соскользнув по щедрым формам и складкам сброшенной на пол одежды, до краёв наполнить бассейн. Подозревая худшее, я обмакнул в купель указательный палец и осторожно принюхался, внимательно изучая неподвижную белую гладь. Хвала небесам, это оказалось отнюдь не мужское или чьё-то ещё семя, а разбавленное сладостью молоко, сильно напоминающее тот напиток, который мне... то есть Каллисто регулярно приносила Антея. Так это должно быть и есть Кхет Алабед? Если очень грубо переводить на родной русский со стигийского языка, как раз таки «Белая купель» и должна получиться. Успокоив встревоженные нервы, я по ступенькам медленно спустился в неё. Это и вправду было молоко или что-то очень на него похожее. Оно было текучим и мягким, приятным теплом ощущаясь на коже. Жидкость быстро пропитала одежду, лаская и согревая тело, стремительными каплями соскальзывая с гладких бёдер, рук и груди. В воздухе стоял устойчивый запах мёда и пряностей, что тягучей сладостью оседал на приоткрытых губах и языке, трепещущем в предвкушении знакомого лакомства. Стоило только выдохнуть облегчённо, отпустив вожжи бьющей копытами паранойи, как по телу моему пробежала едва уловимая волна тепла. В ту же секунду, к моему глубочайшему удивлению, все имеющиеся украшения и одежда начали стремительно терять форму, будто состояли они не изо льна и твёрдого золота, а искусно раскрашенной карамели, растворяющейся в тот же момент, как коснётся горячей влаги. Всего пару минут прошло, а на белоснежной глади уже медленно расплывались золотые и лазурные пятна, бывшие некогда церемониальным нарядом. Вскоре я остался абсолютно нагим, исключая лишь «лепесток целомудрия», стыдливо прикрывающий лоно. Даже нанесённые на плечи и бёдра изображения бесследно соскользнули с кожи; волосы же мои словно впитали жидкость в себя, облепив всё тело шелковистым и влажным занавесом. Интересно. Но ни капли не ясно. Ещё раз оглядевшись и не найдя ничего нового, я припомнил слова Антеи, вышел к самому центру бассейна, а затем окунулся в молоко с головой... …чтобы в следующую секунду чья-то рука вытащила меня обратно и с силой толкнула к борту. — Интересно, — промурлыкал неподалёку соблазнительный женский голос. — Кто это ко мне пришёл? Девичье тело, но разум мужской – какая любопытная попалась диковинка! Она стояла напротив меня, войдя по пояс в молочный бассейн. Она была прекрасна и высока, с горделивым и царственным лицом, обрамлённым волнами иссиня-чёрных волос. Кожа её мерцала мягким кофейным цветом, губы были полны и насыщенны багрянцем, будто покрытые недавно пролитой кровью, а пленительные изумрудно-синие очи смотрели надменно, недобро, но весело. Всем телом своим и выразительной мимикой увенчанная короной незнакомка, словно говорила миру, как забавляет её неведомо как оказавшаяся здесь зверушка. Но острее всего ощущалась могущество этой женщины. Это было странное, пробирающееся под кожу и плоть чувство, будто ты находишься в тени огромной горы или стоишь перед обзорным стеклом, за которым распростёрлась необъятная бездна океана. Тонкий, почти несуществующий барьер, отделяющий тебя от моментального и полного уничтожения. Сказать, что женщина эта была сильна, значит погрешить против истины, ибо она сама и была силой. Великолепная, соблазнительная и прекрасно это осознающая. Она держалась и двигалась со всё той же уверенной сексуальной грацией, с какой делают это опытнейшие из жриц. Её не смущала ни нагота, ни мои буравящие тело взгляды – всё это внимание она гордо несла, словно немыслимой цены одеяние. Каждый жест или движение тела отдавалось в воздухе эхом восторженных шепотков и разнузданных стонов... Погодите... Последнее ведь мне не послышалось, да? С невероятным трудом я оторвал от незнакомки глаза и огляделся по сторонам. Окружающие меня статуи так и не двинулись с места, вот только что-то в них неуловимо, но значительно изменилось. Исчезло то ощущение «не жизни», сменившись отчётливым присутствием, будто меня и вправду окружала толпа раздетых, непрерывно сношающихся девиц. Я почти физически ощущал прикосновения нежных рук к своей груди и плечам, а в уши мне нашёптывали игривые пустяки, пропитанные причудливой смесью вожделения и искренней лести. — Это же..? Незримые глазу любовницы страстно любили себя и друг друга. Все они с напряжением ждали того мгновенья, когда к ним присоединюсь я. Но более всего остального вырезанные из мрамора женщины жаждали прикосновения своей богини, что могла бы погрузить их в водоворот безудержного наслаждения или окончательно освободить из плена. — Мои жрицы? — небрежно и снисходительно перехватила вопрос Деркето, ибо кто ещё это могла быть? — Нет, то лишь послушницы, что не прошли своих испытаний. Те, что колебались слишком долго или нырнули чересчур глубоко. Девы, не выдержавшие бремени своей же собственной похоти, но при этом достаточно запоминающиеся и интересные, чтобы навечно оставить их здесь. Я любуюсь ими время от времени, переставляя с места на место, когда старая композиция приедается. Но даже так некоторые мне нравятся куда больше, чем остальные. Вот видишь, к примеру, эту? Я осторожно перевёл взгляд на указанную богиней скульптуру. Та и вправду выделялась из ансамбля целым рядом отличительных черт. Во-первых, она была одной из немногих представленных женщин, сохранивших на себе хоть какие-то детали прежнего облачения. Её руки и ноги надёжно защищали качественные аргосские доспехи, выполненные из бронзы и дорогой кожи; опущенные в бассейн ступни были обуты в воинские сандалии с поднимающимися к коленям перекрещенными ремнями; широкие плечи же охватывал скреплённый заколкой алый плащ. На высоком и чистом лбе сияла скромная серебряная тиара**. Во-вторых, женщина эта обладала на редкость могучей комплекцией. Даже на фоне храмовых инструкторов она смотрелась настоящим памятником здоровью и физической силе. Рост воительницы легко достигал двух метров, плечи и бёдра её были широки и крепки, а обнажённый живот и торс покрывали тугие как стальные канаты мышцы. Нет, они не вздувались огромными «банками», но были плотно подогнаны одна к другой, создавая ощущение тщательно отлаженного механизма. В то время как даже самые физически развитые жрицы, избегали излишнего «высушивания» тела, стремясь сохранить налёт сладостного обаяния, эта женщина казалась настоящей машиной войны, что, впрочем, ни капли не умаляло её воинственной красоты. Третьей отличительной деталью стал совсем нехарактерный для почитательниц Деркето возраст. Конечно, среди их числа встречались самые разные типажи, в том числе и огромное разнообразие милф на любой вкус и цвет, однако мало кто перешагивал тот рубеж, что отделял их от преклонных лет, предпочитая молитвами, магией и алхимией компенсировать дыхание старости. Эта же женщина застыла на самом краю зрелости. Здоровье её всё ещё было крепко, а тело не сломлено пережитыми годами и битвами, но беспощадное время уже успело высечь на нём нестираемые следы. В первую очередь в виде огромного количества тонких шрамов, оставленных стрелами, копьями и мечами, но также и россыпью морщин на твёрдом, волевом лице. Вообще, воительница сия выделялась из остальной скульптурной композиции – даже странно, что раньше я не обратил на это внимание. Словно на спинку кресла она опиралась на нескольких озорных послушниц, чьи руки оглаживали широкие плечи и крепкую шею, но даже не думали касаться самых чувствительных мест. Руки незнакомки цепко держали чашу с вином и скрученную в несколько витков боевую плеть; ноги же были широко, по-мужски расставлены, гордо демонстрируя миру толстый, изогнутый член. Большой и покрытый выпирающими из-под кожи венами, он легко затмевал приснопамятную Нубит, вплотную подбираясь своими размерами к орудию Вестника Сета. Окружающие воительницу компаньонки ластились к ней, поглаживая и разминая напряжённые мышцы, но даже пальцем тронуть не смели ни огромной, украшенной серебряными кольцами груди, ни изготовленного к бою «орудия». И что-то – быть может, напряжённые до зубовного скрежета скулы или крепко сжатые пальцы, стискивающие чашу и плеть – подсказывало мне, что сама она такому положению дел была не очень-то рада. — Весьма... впечатляющая леди, — дипломатично прокомментировал зрелище я. — О, да, это воистину так, — едва тревожа молочную гладь, Деркето приблизилась к скульптуре, а затем небрежно щёлкнула пальцем по вздувшейся мраморной головке члена. В уши мои тут же ввинтился разочарованный потусторонний стон, а глаза недвижимой воительницы словно заблестели отчаянно и почти безумно. — Эту амазонку я долго ждала, желая завлечь в объятия. Собиралась уже лично соблазнить её или отправить на Фемискиру своих лучших жриц, но она сама шагнула навстречу мне, необдуманно поддавшись страсти и алчности. — Но разве это так плохо, вожделеть вас? — спросил я осторожно, вкладывая в слова чётко отмеренную дозу почтения, разбавляя её искренним любопытством. — Не желаю вас оскорбить, милостивая богиня, но разве открытость к сему пороку не есть отличительная черта учения храма? Ведь кого ещё могут вожделеть смертные, если не воплощение их самых тайных и страстных грёз? — О-о-о, вовсе нет. Я, в общем-то, и не против такого внимания, — с каким-то нарочито невинным пренебрежением пожала плечами Деркето. — О пылкости и выносливости амазонок я знаю не понаслышке и потому частенько соблазняю их чемпионов. Вот только право даже пальцем прикоснуться ко мне следует заслужить, не то, что возможность войти в моё чрево. Поэтому я и предложила ей испытание, обещав в награду позволение делать со мной всё, что её душа пожелает. Богиня снова перевела взгляд на воительницу, а затем собрала пальцы правой руки в горсть и почти невесомым движением царапнула вздыбившийся член амазонки. Та издала новый сдавленный стон и – возможно последнее мне показалась – сумела сдвинуться на несколько миллиметров, подаваясь навстречу жестокой руке. Деркето вновь и вновь ласкала головку острыми ноготками, явно наслаждаясь отчаянными попытками жертвы облегчить своё возбуждение. Она то легонько касалась каменной плоти, то со всей силы впивалась в неё, однако ни при каких обстоятельствах не позволяла воительнице достигнуть разрядки. Не раз и не два я замечал, как дёргается мраморное изваяние, на несколько неуловимых мгновений преодолевая божественное проклятие, но каждый раз сдавалось, не в силах окончательно превозмочь его. В конце концов, почувствовав, что ещё немного и жертва испытает столь желанный оргазм, Деркето оторвалась от полюбившейся ей игрушки и обратила свой взор на меня. — Полагаю, с испытанием она не справилась? — намекнул я на продолжение истории. Что угодно, лишь бы моя божественная собеседница как можно дольше за меня не взялась. — Она его провалила, трижды, — богиня принялась один за другим загибать пальцы свободной руки. — Сначала тем, что пошла на поводу у собственной похоти, не сумев оценить всей тяжести и опасности порученной ей задачи. Затем, не справившись с самим испытанием, без сил рухнув под моим «жаждущим взглядом», не дойдя до цели всего двух коротких шагов. А в конце, когда неудача её очевидна стала, гордячка решила упорствовать, вместо того чтобы молить о прощении и снисхождении. — И за это была вплавлена в камень? За отказ смирить свою гордость? — последнее меня не слишком-то удивило, учитывая все те истории, что рассказывают об античных богах и их мелочной справедливости. — О, я бы в любом случае наказала её, — ответом мне стал переливчатый смех, от которого натурально подгибались колени, а внизу живота образовалась голодная пустота, жаждущая наполнения. — Но так она могла бы наслаждаться своим положением чуть больше, чем способна сейчас. — Как этим вообще можно наслаждаться? — спросил я в искреннем недоумении. — Как она... они не сошли с ума, проведя здесь хотя бы месяц, не то, что несколько лет? — Как-то вот привыкают, — Деркето снова небрежно огладила член воительницы, задорно звеня золотыми браслетами. — Да и я помогаю своим любимицам, удерживая их от безумия. Тела пускай и из камня, но чувствительности не теряют, позволяя в полной мере насладиться удовольствиями плоти. Когда же меня застигает хорошее расположение духа, я даже позволяю им двинуться с места. Вот настолько, — она сложила вместе пальцы, демонстрируя зазор шириной в три или четыре сантиметра. — Тогда с ней что не так? Чем отличается её положение? — Ни разу за это время я не позволила ей излиться, заставляя скапливать похоть и семя. Зато под ней побывала каждая из других «одарённых» послушниц, не по одному разу овладев обоими её вратами. Даже те неудачницы, коим посчастливилось уйти, навсегда запоминали, как жадно и крепко она сжимала их, не в силах испытать своего любимого наслаждения. А иногда, когда кто-нибудь здорово меня разозлит, я сажаю одну из жаждущих сверху над ней, и слегка отпускаю контроль, не позволяя достать до желанной цели всего какую-то жалкую волосинку. — Это пиздец, — ответил я честно, после чего тут же спохватился. — Прощу прощения, милостивая богиня. Ни словом, ни делом не думала вас оскорбить, лишь выплеснула по несдержанности охватившее меня смятение... — Об этом не беспокойся, дорогая Фария, — улыбнулась мне она. Длинные пальцы, тем временем, вновь заиграли с заточённой в мраморе жертвой. — Намерение стоит превыше слов, хотя откровенное оскорбление я, конечно бы, не спустила... Деркето о чём-то задумалась, и между нами повисла тишина, разбавляемая разочарованными стонами, эхом отражающимися от стен. — Вы сказали «ушедшие»? — попытался перевести тему я. — О, эти, — богиня, похоже, решила позволить мне это. — Тебе не кажется, что было бы слишком жестоко запереть их здесь навсегда, не дав даже призрачной возможности освободиться? Вот я и даровала каждой последний шанс, обещав, что если одна из жаждущих сможет соблазнить собой проходящую ритуал послушницу, то в то же мгновение станет свободна. — А что послушница? — Займёт её место, — снова пожала плечами Деркето. — Удовольствия плоти прекрасны, но лишь погубят тех, кто не знает им места и времени. Любая девица, что сорвётся на таком примитивном соблазне, более чем заслуживает преподанного ей урока. Это была весомая мысль, особенно в исполнении богини Порока. Тем не менее, времени на философский анализ у меня попросту не оставалось, так что, смирив любопытство, я вернулся к нашему обсуждению. — Не думаю, что воительнице этой повезёт в ближайшее время. За такой... непосильный труд, — я глянул на переполненный похотью член, в ту же секунду дрогнувший под моим пристальным взглядом, — не каждая опытная жрица возьмётся. — А ты бы попробовала? — неожиданно спросила богиня. — Просто из любопытства, не боясь наказания за провал. — Не думаю, что готова рискнуть, — тут же открестился я. — Быть может так, хотя Диана вряд ли с тобой согласится, — Деркето задумчиво постучала себя по подбородку пальцем. — Тогда как насчёт другого пари? Я позволю тебе попытаться ублажить её и, если успеешь за десять и пять оборотов, невозбранно отпущу обеих. Если нет – тоже останешься здесь, а несчастная воительница сия будет без устали овладевать тобой. И так, и этак ей сплошное облегчение выйдет! — Ей-то да, а мне? — от такой перспективы меня аж передёрнуло. С жестким и не совсем добровольным сексом ещё можно было смириться, но навеки застрять в камне? Это был бы полный пиздец. — Тц-тц-тц, — выразила неодобрение Деркето, угрожающе покачав пальцем. — Разве ты не слышала, Фария, что хорошая любовница в первую очередь думает об удовольствии своего партнёра? — Что-то такое слышала, да, — тут же нахожусь с ответом. — Но что она думает на этот счёт? — Думает, что очень сильно хочет перекинуть тебя через край бассейна, а затем всласть отыметь своим потрясающим членом. Хочет поставить тебя на колени, чтобы долго-долго трахать твой сладкий ротик, пока семя не польёт из ушей. Хочет схватить и насадить на себя сверху, подхватив под колени, растягивая и заполняя твою распутную задницу. Примерно такие мысли блуждают в её голове, — неожиданно Деркето убрала палец от головки мраморного члена и схватила пленённую женщину за пару больших яиц и с силой сжала, вырывая новый преисполненный боли стон. — Но больше всего остального она надеется, что ты согласишься на моё предложение, даровав ей шанс на освобождение или облегчение от этого нелёгкого бремени. Несколько долгих минут я размышлял над её предложением. — Пожалуй, всё-таки нет, — сдержанно ответил я, силой воли скрепя воющую, будто шальной кот совесть. — Меня искренне ужасает её участь, и будь сие в моих силах – я бы ей помогла. Но видится мне подвох – не обман, но скрытое условие – что и меня вслед за ней погубить может. Потому рисковать не стану, даже если от этого тяжко в груди. И в признание это я вложил куда больше искренности, чем мне бы того хотелось. Однако на лице богини не появилось ни разочарования, ни осуждения, только понимание, приправленное едва уловимой насмешкой. — Ты верно подумала, — одобрительно кивнула она, — в самом испытании нет обмана, однако проклятье её таково, что по сути своей не позволяет достигнуть экстаза. На чём-то похожем и попалась Диана, согласившись на испытание, сути которого не понимала. Но, да оставим её – у нас есть куда более интересная тема для обсуждения. Сказав это, богиня опустила руку на член амазонки и с силой надавила на него, прижимая к полу меж крепких бёдер. Тут же послышался тихий треск, но никаких повреждений на каменной плоти видно не было, только Диана снова завыла от боли. Довольно кивнув, Деркето выскользнула из воды и уселась на коленях воительницы, вольготно расположившись, словно в удобном кресле. — Скажи мне, моя послушница, — приторным и пробирающим до костей тоном начала говорить она. — Ты действительно думала, что я не замечу твоего вторжения в храм? — Я не знала, что ты сможешь найти меня, — ответ сам собой соскользнул с языка, как бы я ни старался его сдержать. — Найти? Тебя? — ответом мне стала насмешливо вскинутая бровь. — Я отнюдь тебя не искала, дорогая Фария. Ты сама ко мне пришла. — Но это всего лишь... — Воспоминание? И что с того? Пускай вокруг нас лишь навеянные снами образы – это моя купель и мой храм. Как будто бы нечто подобное могло избежать внимания богини! Я прикрыл на секунду глаза. А ведь складно выходит – пускай я и переживаю воспоминания Каллисто, но отнюдь не смещаюсь по временной шкале. Я всё ещё дремлю в пещере недалеко от Сетета, раз за разом погружаясь в сознание моей покойной предшественницы. Но всё это происходит здесь и сейчас, в реальном пространстве и времени, так что, если Деркето обнаружила достаточно чёткий след, то вполне могла меня выследить. — Ты всё ещё не понимаешь, — с заметным снисхождением обронила богиня, поглаживая изящным пальчиком подбородок. — Ты не понимаешь сути богов. Смешно, право слово, ибо презренная чернь, даже читать и писать не умеющая, осознаёт эту истину куда лучше тебя. — Что же это за истина такая? — Мы, боги, всемогущи. И это всё, что тебе по-настоящему нужно знать. Между нами повисла мучительная тишина. — То есть... — Мне ведомо, что ты думала обо мне всё это время. Наверняка мнила меня пускай очень сильной, но понятной сущностью, восседающей где-то в небесном дворце, дёргающей оттуда за ниточки. Словно властная, но могущественная правительница, милующая и карающая фаворитов и слуг, передвигающая по полям сражений армии, скапливающая и приумножающая золото и влияние. Всё это отчасти правда, — Деркето неожиданно резко оборвала витиеватую речь. — Всем этим я воистину занимаю своё внимание и свободное время. Но отражают ли смертные увлечения мою суть и мои возможности? — Боюсь, я не совсем понимаю тебя, — хмуро отвечаю, пытаясь разобраться в этом путаном объяснении. — Может быть пример полегче сгодиться? — с видом великодушной наставницы Деркето на «подлокотники» руки. — Скажи мне, что есть ифрит? Зверь огня, его повелитель или же само воплощение пламени? — То есть... ох... — осознав подразумеваемый, но не высказанный вслух подтекст, я приоткрыл от удивления рот. — Так вот оно что... — Вижу, ты, наконец, поняла. До меня и вправду дошло. Всё это время я исходил из предположения, что любой бог, это просто чрезвычайно могущественное существо, вознёсшееся среди своих сверстников. Этакая вершина пищевой цепи – огромная, но конечная величина, которую можно понять и осмыслить. Но если слова Деркето верны – и что-то мне подсказывало, что так оно и есть – то явленная истина полностью меняет картину. — Мне всегда казалось странным, почему боги так ограничивают свой арсенал, — шокировано выговорил я, глядя в сверкающие глаза Деркето. — Почему, претендуя на войну, не прибрать к рукам и промышленность? Почему богиня любви не всегда покровительствует семье, а господин солнца отнюдь не в ладах с небесами? Но ведь так оно и есть, верно? Контролируемые божеством домены, это вовсе не избранные им инструменты, это само оно, его плоть, кости и кровь. Как ифрит воплощает собой разумное пламя, так же и ты, по сути своей, являешься живой и мыслящей Страстью. — Истинно так, послушница, — Деркето довольно кивнула, откидываясь на грудь амазонки. Мне неожиданно пришла в голову мысль, что это должно быть чертовски неудобно – возлежать на крупных каменных сферах. Впрочем, не похоже, чтобы богиню это хоть как-нибудь беспокоило. — Я есть Похоть, Ревность и Страсть. Я всё это, как и всё из этого есть часть меня. Когда мужчина вожделеет жену соседа, когда благочестивого сына охватывает грешное желание обладать собственной матерью, когда почтенный старец соблазняет молодую любовницу – всё это я ощущаю как продолжение самой себя. — И потому стоило мне самой хоть на секунду испытать сие вожделение, ты тут же осознала это, а вслед за ним и саму меня... — от свалившегося на голову откровения я даже забыл сохранять почтительный тон. — Не всё так просто, но в целом верно, — вместо упрёка она продолжила объяснять мне моё положение. — На землях Стигии просто слишком много людей, чтобы я могла уследить за пороками каждого. Другое дело – однажды посвящённая мне жрица, пускай и познавшая объятия смерти. Стоило тебе приблизиться к храму как к центру силы – ты тут же стала целью моего интереса. Да-да, милая, — насмешливо протянула она, наслаждаясь моим неприкрытым разочарованием, — если бы ты вновь не посетила мою пирамиду, могла бы суметь ускользнуть сквозь пальцы. — Я ведь не бывала здесь раньше, — протестую я просто из принципа, одновременно с этим перебирая зацепки. — Да, я не единожды прокручивал в голове воспоминания Каллисто, но то случилось уже после её смерти. И неужели ты совсем не держишь на меня зла, за то, что я похитил тело твоей жрицы? На секунду от удивления она даже приоткрыла рот, забавно надув пухлые губы. — О-о-о, так вот как ты это видишь? — задумчиво протянула Деркето, и я по глазам понял, что ей известна некая тайна, упорно ускользающая от меня. А ещё то, что сложившаяся ситуация бесконечно её забавляет. — Что ж, полагаю, я это тебе прощу. В конце концов, очнулась ты уже в умершем теле, не так ли? Заняла его, словно рак-отшельник, претендующий на опустевшую раковину? Думаю, лучше иметь такую строптивую и непослушную последовательницу как ты, чем не иметь её вовсе. — Но я же не поклоняюсь тебе? — Действительно? Тогда что же ты здесь забыла? — Деркето указала рукой на окружающее нас святилище. — Разве не мне ты пришла присягнуть, посвятив душу и тело древнейшему из ремёсел? Пытаясь обработать ситуацию и выкрутиться из неё, я как-то даже пропустил намёк на знание богиней моих сокровенных мыслей. Ибо присказка про «древнейшую в мире профессию» здесь точно была не в ходу, а узнать её ещё откуда-то моя собеседница вряд ли могла бы. — Впрочем, крутись как и сколько захочешь, — пренебрежительно отмахнулась она, соскальзывая в бассейн с каменного «кресла». Брызги медового молока щедро окатили меня, заставив прикрыть глаза руками. — Всё это не меняет простого факта, что ты уже почитаешь меня. — И как же? — возражаю из принципа. — Что-то не припоминаю такого. — Действительно? То есть это не ты с волнением и болезненным любопытством смотрела, как слуги Господина Пустынь снова и снова овладевают моими жрицами? Не ты ли таяла в объятиях сладострастной и такой властной Нубит? Но даже если сие ещё можно списать на подглядывание, хотя ты и сама не веришь в это, — последние слова богиня отчётливо выделила сарказмом, — то, что же ты делала в той пещере, изучая и лаская себя? — Это... — Уже забыла, неверующая? — голос Деркето усилился и эхом загремел у меня в голове. Гибкое тело богини объяло тёмное пламя, облачив её в подобие тоги, засияв над челом непроглядным ночным венцом. — Ибо я и есть Ревность! Ибо я воплощённая Страсть! Ибо я собираю и смешиваю в себе все мыслимые наслаждения и пороки! А потому каждый шаг на пути к ним – это шаг на пути ко мне! Стоило этим словам прозвучать, как высвобожденная сила Деркето стала воистину невыносима. Моё тело сгорало в нескончаемом удовольствии, раз за разом содрогаясь в оргазме. Ощущение это было так велико и сильно, что стало даже болезненным, переплетя экстаз и агонию, не позволяя отличить одно от другого. В тот самый момент я и сам не знал, желаю ли прекратить эту муку или погрузиться в неё ещё глубже. Невыразимую вечность спустя что-то щелкнуло над моим привалившимся к краю купели телом, и вся та феерия ощущений сгинула, словно и не было её никогда. Однако истощённый разум не забыл пережитого, а тело сохранило в себе звучное эхо нечеловеческого экстаза. — Так что нет никакой разницы, чтила ты меня или нет, — Деркето вновь свернула ауру власти, вернувшись к образу соблазнительной и высокомерной женщины. — Ибо молитвы творятся не в храмах, но в душах и умах верующих. С этим сложно было поспорить. И всё-таки... — И всё-таки я откажусь, — тяжело дыша, прохрипел я. Пусть ноги и руки мои подгибались, а тело содрогалось в конвульсиях посторгазменного блаженства, мне всё ещё удавалось придать себе стоячее положение. С огромным трудом, цепляясь за окружающие купель изваяния, я встал и посмотрел богине в глаза. Её это, кажется, позабавило. — Может то, что ты рассказала мне, правда, — сказал я ей, чувствуя, как вновь подбираются к сердцу тёплый липкий экстаз. — Может быть я действительно поклоняюсь тебе каждым развратным деянием, сама того не осознавая. Но между осознанием власти и подчинением ей есть определённая разница. И хотя я признаю величие твоё и могущество, я тебе не служу, — окончание фразы я выплюнул на остатках дыхания, вновь пригибаясь к земле под давлением заполонившего грудь удовольствия. Но то, что грозило обернуться новой мукой, вдруг дрогнуло и ушло без следа. — Хорошо, если так, — заявила неожиданно довольная женщина. Подойдя поближе, она ухватила меня за подбородок и твёрдой рукой вынудила поднять взгляд. — Иначе это было бы слишком просто. Не этого ждала, да? — таким же небрежным движением она до боли выкрутила сосок, а затем оттолкнула меня, опрокинув обратно на борт бассейна. — Я ведь не богиня справедливости или наказания, Фария. Меня эти вещи волнуют крайне мало и только в тех пределах, что необходимы для успешного существования храма. Страсть, ревность, секс – все эти понятия объединяет вместе одно. Удовольствие. И ради этого удовольствия, ради впечатлений и свежих идей я готова пойти на многое, в том числе и попрание тех законов, что некогда установила сама. Так что возрадуйся, дочь моя, ибо сегодня ты уйдёшь невозбранно! — Ты просто отпустишь меня? — я не мог поверить своей удаче. — Вот так вот легко? — Это как посмотреть, — на смену великодушной улыбке пришёл загадочный и коварный оскал. — Жрицы мои узнают о неучтённой и дерзкой отступнице, так что любые... трения между вами решать придётся своими силами. Да и от Владыки Пустынь я не стану тебя защищать. Но в остальном – делай, как знаешь, просто не забывай, что первый шаг к наслаждению обернётся последним шагом ко мне. Окинув меня пристальным взглядом, Деркето направилась к выходу из купальни. Против воли я засмотрелся на её призывно покачивающуюся задницу и то, как стекают по ней капли медового молока. Потому-то изменение в окружение стало для меня неожиданностью. Сзади послышался оглушительный треск. Мы одновременно обернулись, чтобы посмотреть в сторону шума. Именно в этот момент я заметил, что удерживал равновесие, ухватившись за большой амазонский член, уж очень удобно подвернувшийся под руку. И оттуда, где ладонь моя прикоснулась к каменной плоти, зазмеились по мрамору тонкие чёрные трещинки. Пусть изначально они не были велики, с каждой секундой линии раскола расходились всё шире, распространившись сначала по вздыбленному стволу, а затем перебравшись и на остальное тело женщины. Подобно молнии Лихтенберга, трещины прокладывали себе путь, множась и ветвясь, и там, где от тела откалывались небольшие кусочки мрамора, под ними виднелась освобождённая от заточения плоть. Я почти физически смог почувствовать то усилие, что приложила почуявшая свободу воительница. Мышцы её вздулись, а тело напряглось в непокорном рывке, и вся та каменная темница, что долгими годами держала её в себе, разлетелась во все стороны взрывом пыли и крошева. Тяжело дыша, амазонка завалилась на бок, но сознания не потеряла, глядя на меня неверующе и как-то странно. — Ты... — голос богини вновь привлёк моё внимание, заставляя отвернуться от освобождённой и живой женщины. — Ты ведь даже не поняла, что натворила сейчас? — во взгляде, тоне и позе Деркето сплелись разом невероятный гнев и такое же всепоглощающее удивление. Но даже так выражение её лица мне не понравилось очень сильно. — Я сказала, что невозбранной отпущу тебя и сдержу своё обещание. Но чтобы жизнь твоя нескучной была, оставлю напоследок своё высочайшее благо. С этими словами она щёлкнула пальцами, покрывая моё тело жемчужной дымкой, вновь наполняя его упоительной сладостью. Невероятно долгую секунду спустя тьма бессознательности поглотила меня.Внимание! Выбранный фрагмент воспоминания подошел к концу. Завершить симуляцию (Y/N)? […] [YES] […] Симуляция повреждённого фрагмента памяти завершена. Фрагменту присвоен идентификатор «Посвящение». Дата симуляции – неизвестна Место действия симуляции – Храмовый комплекс Деркето в Луксуре. Продолжительность симуляции – 2:05:22 Достигнутый уровень синхронизации (66%) недостаточен для исправления и согласования последовательности воспоминаний. Для разблокировки доступа к следующему повреждённому фрагменту завершите восстановление текущего.