Как тяжело быть Луи Томлинсоном

Барбара смотрит на Луи и Бетти, щуря подслеповатые глаза, и Томлинсону нефантомно кажется, что старушка оценивает их обоих по каким-то ей только известным критериям. Пекарня, в которую они заехали по дороге из Лондона к Стайлсам, теперь — самая знаменитая в Англии. Ну, в графстве Чешир уж точно. И, хотя она теперь принадлежит владельцам моложе, чем пожилые пенсионерки, Барбара, и прочие старушки, работавшие там лет пятнадцать назад, по-прежнему считают её своей. И для каждой из них Гарри — это не звезда мирового масштаба и самый богатый молодой музыкант в Британии, а просто Гарри Стайлс, и он для них всё ещё ребенок, несмотря на грозившийся ему стукнуть тридцатник. Луи ни разу не был удивлен, когда узнал, что Эйвери знакомили не только с Энн и Джеммой, но и со старушками-кассирами из пекарни. Гарри обожает этих бабулек, и ему важно их одобрение. И, наверное, они одобряют «совершенно обычную девушку, с которой было, о чем поговорить, и которая могла есть выпечку, не кривя мордашку с фразами о диетах». Правда, Луи вообще сомневается, что Гарри приводил сюда своих моделей.  — Барбара, вы тут всё знаете, — улыбается Луи. — Какое печенье покупают чаще всего?  — Здесь лучшее печенье в Холмс-Чапеле, молодой человек, а то и во всем графстве, — ворчит Барбара, но Луи знает, что она не злится на него на самом деле. — Зависит от того, что любит твоя девушка. Луи открывает рот, чтобы заявить, что Бетти — не его девушка, и закрывает его. Мидлтон рассматривает ассортимент пирожных, и он очень надеется, что не слышит их диалога.  — Мягкое, — брякает он наобум. Каков идиот, а? Пообещал девушке печенье, но так и не узнал, какое она любит. Барбара хмыкает. Кажется, его растерянная физиономия ей всё сказала.  — У мужчины не может быть серьезных намерений, если он не знает, какую выпечку предпочитает его дама. Гарри всегда покупает творожное для своей девушки.  — Жены, — поправляет Луи, чувствуя, как медленно краснеют уши. Ему может быть тридцать два года, но рядом с этими бабульками, которые помнят Стайлса ещё пятнадцатилетним, он по-прежнему неразумный подросток, которого надо всему учить. И ему неловко от этого, а с другой стороны: радостно, ведь не так много на свете мест, где он может быть самим собой, и не так много людей, которые его таким примут.  — Они ещё не повенчались, — строго отвечает Барбара. Луи снова чувствует себя идиотом. Ох уж эти нравы старых маленьких городков. — Если ты не знаешь, какое печенье любит твоя девушка, можешь взять вот это, с шоколадной начинкой. Луи прихватывает ещё два стаканчика с кофе и возвращается к Бетти. Они падают за столик у окна — с недавних пор пекарня расширилась, и теперь здесь есть даже небольшое кафе.  — Шоколадное! — радуется Бетти и сразу откусывает половину. Кажется, у Барбары глаз-алмаз, и она за годы работы в пекарне научилась определять любимую выпечку покупателей эмпирически. Ну, или у неё тоже потрясающая интуиция, благодаря которой любое её предположение попадает в цель. Луи улыбается, глядя на Мидлтон — дебил дебилом в своем возрасте. Хотя, погодите, он же ворчливый подросток, ему можно. Ну, или тот самый Ворчун из древнего, как мир, мультфильма, который обожал Белоснежку, но не признавался в этом никому. Впрочем, тут Луи фейлит по полной. О его симпатии к Бетти он знает сам, а ещё, как минимум, знает Айда и догадываются Робби и Саймон Коуэлл. И Гарри с Эйвери. И Паула, а вместе с ней — Найл. И, возможно, Лиам, хотя ему Луи уж точно ничего не говорил. Полмира, короче, догадывается. Плевать. Луи отпивает кофе — надо сказать, потрясающего, — и продолжает разглядывать Бетти, пряча улыбку за стаканом. — Буфеф? — выдает Бетти с набитым ртом и протягивает ему печенье. Он качает головой. — Всё твое. И думает: я тоже. С потрохами, со всеми моими страхами и сомнениями, со всеми развалинами моего гребаного мира, который я только начал собирать заново. Бери меня, Мидлтон, владей мной, я и не пикну. Бетти удобно устроилась в плетеном кресле, которые здесь заменяют стулья, и Луи от взгляда на неё уютно, и тепло распирает грудную клетку. Вот-вот затрещат ребра. А потом Луи думает: он-то, может, и её, но нужно ли Бетти это? Хочет ли она копаться в трухе, что осталась от него прежнего? Он прячется за глотком кофе, отгоняя эти мысли. Айда сказала верно: если Бетти не захочет быть с ним… быть его (господи, от этой мысли в животе теплеет, блять, будто он подросток), он об этом узнает. Они допивают кофе и возвращаются к машине. До дома Стайлса тут можно и пешком дойти, но у Бетти багаж, а Луи нравится водить, его это успокаивает.  — Здесь всё так… по-английски, — комментирует Бетти, разглядывая улочки и людей. Луи смеется:  — Ну так ты в Англии, Мидлтон, доброе утро! Она шутливо тычет его в бок. Энн приветствует Бетти почти как собственную дочку, и гостеприимство Стайлсов Томлинсона даже чуть смущает. С ним миссис Твист вовсе не так мила, стоило ему приехать — она сразу же запрягла его помогать в подготовке праздника, и выбора у него, как обычно с этой семьей случается, не было совершенно. Луи отлично понимает, в кого у Стайлса это умение заставлять всех вокруг делать, как он хочет. Наследственность не пропьешь, а Гарри, даже относясь к людям с добротой, где-то в глубине души всё ещё мечтает стать черным властелином вселенной.  — Никакого отеля, — заявляет миссис Твист безапелляционно. — Можешь отменять свою бронь, ты остановишься здесь. Разве я могу лишить такую милую девочку домашнего уюта? Луи сомневается, что в доме, где расхаживает Гарри Стайлс, может быть хоть какое-то спокойствие и уют. Его лучший друг всегда генерирует вокруг себя хаос и разрушения, искренне считая, что так веселее жить. И, может быть, он и прав. Но это не точно. Как истинный английский джентльмен, Луи помогает Бетти дотащить сумку с вещами до её спальни, радуясь, что ещё не всех американок поглотила мания феминизма. Их спальни, к слову, совсем недалеко друг от друга, и он понятия не имеет, как относиться к этому факту. Энн решила, что они встречаются? Или просто заселила Бетти в свободную комнату? У него внутри странное, разрастающееся чувство радости от того, что Энн могла что-то такое подумать, а ещё — паники, потому что он, к черту, ещё не решил, что делать и как подступиться, и ему всё ещё страшно, что ему откажут. Но тянуть больше нельзя тоже.  — А ты здесь тоже ночуешь? — интересуется Бетти, плюхаясь на кровать. Та издает протяжный, жалобный скрип, и Луи внезапно ощущает неловкость. Хотя и знает, что семья Стайлс-Твист специально оставила обстановку в доме в Холмс-Чапел старой, когда переезжала в Лондон. Чтобы помнить, где их корни. Чтобы знать: роскошь уходит, но всегда остается что-то важное. И Луи знает, что его так бесит по ночам, пока он пытается заснуть в непривычно-тихом городе. Этот сраный скрип кровати. И сраный Стайлс, который даже через пять лет отношений всё ещё влюблен в свою жену так, будто они встретились только пару месяцев назад. И это не плохо, нет. Просто Луи-то там один. И думает. А теперь, кажется, будет думать ещё больше, потому что Бетти — на расстоянии коридора. И, Господи Боже, как это вообще вынести?  — Ага, — отвечает Луи, осознав, что ему все же задали вопрос, и теперь Бетти выжидающе на него смотрит. Какой глубокомысленный ответ, Томлинсон, ты просто гений. — Зачем брать отель, если можешь снова почувствовать себя обычным человеком, живя у друзей? Он и в Лос-Анджелесе в последнюю поездку жил у друзей: просто не хотел возвращаться в пустой дом, так и не ставший ему родным. Призрак Элли мог поджидать его за каждым углом. Поэтому Луи остановился у Найла и Паулы, и, в целом, неплохо провел время. Если не считать гнусных шуточек Стайлса о нем и Бетти, но хрен бы с ним, с Гарри, он всегда таким был.  — Думаю, ты прав, — Бетти улыбается. — Люди могут быть какими угодно знаменитыми, но им всегда нужно убежище, чтобы быть собой. Луи в очередной раз удивляется, как Мидлтон удается сказать именно то, что ему нужно слышать? Она читает его мысли или у неё просто хорошая интуиция? Или, быть может, они просто так хорошо друг друга понимают? Он вспоминает слова Эйвери, что просто знать количество ложек сахара в чае — всё-таки недостаточно, и с внезапной ясностью осознает, что действительно недостаточно. Важно, чтобы для тебя находили нужные слова и чувствовали, что тебе нужно прямо здесь и сейчас. Осознание прилетает ему кармической лопатой по затылку, и Луи трясет головой.  — Пойду загляну к миссис Твист, узнаю, какая нужна помощь. Гарри и Эйвери с самого утра торчат в ресторане и обсуждают меню, и наверняка вернутся только к вечеру, — он сомневается, что обсуждение еды занимает настолько много времени, но сдавать друзей миссис Твист на растерзание не собирается. — Устраивайся, — и он закрывает за собой дверь. Прислоняется к ней спиной и переводит дух. Черт бы тебя побрал, Элизабет Мидлтон, я схожу по тебе с ума, думает он. Ты мне нужна. И провалиться мне на этом месте, если я помню, когда испытывал такие чувства в последний раз. * * * Энн удачно находит Луи занятия на весь день, и он, на удивление, даже не ворчит, что кто-то заставляет его работать. Ему нравится чувствовать себя полезным, нравится быть обычным человеком среди людей, которым плевать на его звездный статус. К вечеру он выдыхается, клянется никогда не венчаться в церкви и с ужасом думает, что за гребаный ад на земле будет происходить в Холмс-Чапеле, когда приедут родственники семейства Стайлс-Твист и вся орава друзей, которых Гарри позвал на праздник. Стайлс обожает проводить праздники с размахом, но страдают от этого обычно другие. Например, его жена. Или вот, Луи. Но Стайлс хоть и психует перед венчанием («Томмо, я все забуду!», «Томмо, а если я поведу себя, как идиот? — Ты и так ведешь себя как идиот прямо сейчас, успокойся. — Томмо!»), всё равно горит энтузиазмом. И немного боится. Даже не того, что теперь брак его будет освящен перед Богом, нет. Он уверен в своих чувствах и уверен в Эйвери, и Луи думает, что, наверное, так и должно быть? Зато Стайлс боится, что папарацци и здесь его найдут. Луи уверяет его, что всё будет в порядке. Верит ли в это он сам? Гарри и Эйвери возвращаются домой вечером, уставшие и подозрительно довольные. Эйв очень рада видеть Бетти, и, кажется, ей даже легчает от того, что в доме будет хоть кто-то из женщин, кроме неё и Энн. Джемме удалось смыться в Нью-Йорк под предлогом подготовки к презентации новой коллекции солнечных очков. Луи даже немного ей завидует.  — Мы сами собирались тебя пригласить, — виновато поясняет Эйвери, обнимая Мидлтон. — И даже оплатить билет. Но Луи нас опередил, — она улыбается. — Так что мы просто передали ему приглашение, и всё.  — О, так вы собирались, — смеется Бетти. — Томлинсон мне ничего не сказал!  — Хотел оставить себе все благодарности, — гнусно хихикает Стайлс. Луи показывает ему средний палец. Гарри закатывает глаза. — Прекрати, Томмо, ты не злишься.  — Я придушу тебя ночью подушкой, — сообщает Луи, но он действительно не злится. Какая разница? Бетти уже здесь, и неважно, кто её пригласил. Хотя нет, важно. Он думает, что и правда был рад позвать её в Холмс-Чапел сам, но если бы Гарри предупредил его заранее, он бы не стал жаловаться на отсутствие адекватных людей в радиусе километра. По крайней мере, подождал бы её приезда. Хотя всё равно бы встретил.  — Ты меня любишь, и тебе было бы скучно жить без меня, — отмахивается Стайлс, и крыть тут нечем. Луи знает, что жить ему было бы спокойнее, но, определенно, скучнее. И Бетти без этого всего он бы не повстречал. Следующие пару дней Энн берет Бетти в оборот, и они, одинаково вдохновленные происходящим, занимаются подбором украшений для дома и чертового ресторана, заказывают их в Интернете и вообще радуются так, будто замуж выходит кто-то из них. Честь везти несчастную невесту на последнюю примерку платья достается Луи. Он знает, как Эйвери ненавидит всё это, и поэтому покупает ей по дороге в Уоррингтон кофе, чтобы задобрить — латте с ореховым сиропом. Не то чтобы Эйвери добреет, но хотя бы улыбается.  — Не могу отказать Энн, — вздыхает она, подхватывая платье и тащась с ним в примерочную. Да и Гарри не может. Никто не может отказать Энн Твист, в девичестве — Селли. Если ей не удается уговорить вас, она обнаружит способ вас заставить. Если она не может вас заставить, вам становится стыдно, и вы соглашаетесь сами. Но Луи обычно не доводит её просьбы до последней стадии, он уважает и любит Энн, и она для него — почти вторая мать. Он сглатывает, вспоминая Джоанну, и думает — понравилась бы маме Бетти? Элли ей вполне нравилась, но мама всегда считала, что самое важное — это счастье Луи, а он разберется сам, с кем он счастлив и насколько. Луи с усилием загоняет обратно тоску. Он смирился со смертью матери, но не сжился с ней.  — Лу? — Эйвери высовывается из примерочной. — Ты ещё здесь?  — А у меня есть выбор? — смеется он. Понятное дело, что никуда он не сбежит, с чего бы? — Давай выползай, не бойся. Стайлсу, определенно, понравится выбор. Луи с одобрением оглядывает Эйвери: ей удалось убедить Гарри, что никаких дурацких платьев от Александра МакКуина она не хочет, а цены на модели Тома Форда заставляют её седеть. Гарри весь изворчался, что он может купить ей сколько угодно платьев — состояние в почти восемьдесят миллионов фунтов позволяет, но Эйвери фыркнула на него так, что ему пришлось заткнуться и согласиться на менее дорогую и пафосную модель. И Луи мог сказать, что ему понравится. По крайней мере, хмыкает он про себя, Гарри захочется его снять. Эйвери смущенно улыбается.  — Кошмарно, да?  — Тебе идет, — искренне отвечает Томлинсон. Кажется, он не способен на большее: он разве что модность странных худи того русского дизайнера Гоши Рубчинского может оценить, а уж никак не платье. Но как мужчина, он может сказать, что Эйвери в этом платье очень красива. Почти как фея. Или светлая городская ведьма, как любит называть её Стайлс. Только венка на волосы не хватает, о чем Луи и говорит Эйвери. Она улыбается:  — Энн об этом думала. Но всё равно видно, что ей неуютно, и хочется вернуться в привычные джинсы и футболки. Эйв уходит обратно в примерочную, а Луи ловит себя на мысли, что думает о Бетти в белом платье, и мотает головой: романтика головного мозга, Томлинсон? Гарри Стайлс на тебя плохо влияет. Рот бы сначала открыл да предложил встречаться, а потом уже думал о таком. Воображение обиженно затыкается. Они возвращаются домой через пару часов, и Энн снова берет Эйвери в оборот, а Луи прячется в комнате, чтобы поболтать с Фредди по скайпу. Вообще-то Луи против, чтобы у ребенка был смартфон и всё такое, но Бриенна жмет плечами и покупает сыну какую-то хрен знает, какую модель. Не последнее «яблоко», разумеется, но что-то попроще. И, в общем, Луи даже благодарен ей — теперь он может связаться с сыном, когда захочет.  — Па! — Фредди радостно машет ему ручкой в камеру, и Луи расплывается в улыбке. День стремительно становится лучше. А вечер настигает его невыполненным обещанием. BethMidleton94: ты там умер, что ли? Луи перечитывает сообщение и ржет. Loust91: не надейся., а что? BethMidleton94: это хорошо, а то я уже испугалась, что Гарри лишится шафера, а я — друга. кто-то обещал мне экскурсию по Холмс-Чапелу. и где? Loust91: хоть сейчас. Его неприятно резануло слово «друг» — будто наждачкой изнутри по ребрам проехались. Но Луи знал, что виноват сам: стоя на развалинах своего мира, он не был готов впускать в свое сердце женщину, и он постарался впустить друга. Женщина вошла сама. Женщины — они такие, как кошки, всегда всё делают сами. BethMidleton94: тогда чего мы ждем? Они гуляют по дремлющему Холмс-Чапелу и болтают, как привыкли разговаривать в Лос-Анджелесе, только на этот раз не Бетти приучает Луи к городу, который он ненавидит, а он сам показывает ей английскую провинцию, которая обязательно ей понравится. И, кажется, Мидлтон нравится, потому что она смеется над историями из жизни Гарри и рассматривает спящие дома, за стенами которых скрываются люди с добрыми (Луи надеется, что это так) сердцами. Он показывает Бетти берег Дейны ривер, где у небольшого мостика Стайлс как-то пытался устроить своей девушке свидание. Она не пришла тогда, предпочтя его затее сон, и Стайлс напился в хлам. Мидлтон хихикает:  — Романтика наказуема? Луи фыркает:  — В случае Эйвери — тоже. Бетти приподнимает брови, и Луи с удовольствием рассказывает, как Эйвери ворчит на Гарри, что вместо цветов она предпочла бы пиццу и просмотр «Властелина колец» на выходных.  — И что, Гарри поддается?  — А у него есть выбор? На самом деле, Томлинсон думает, что выбор есть всегда. Найти компромисс и нарисовать график просмотра любимых фильмов, например. Но Гарри и Эйвери отлично справляются по-своему, раз не расстались за пять лет, и, кажется, не расстанутся никогда — они ещё крепче спаялись вместе, прониклись друг другом, и теперь Луи часто задумывается, помнит ли он времена до того, как эта парочка сошлась? Он помнит вереницу моделей в послужном списке Стайлса, но ни одна из них ничего не значила, и Луи это понимает.  — Ну, он может предложить компромисс… — тянет Бетти задумчиво. Томлинсон удивляется, как точно она прочитала его мысли. Хотя, возможно, они просто думает об одном и том же.  — Я просто рад, что мой друг счастлив. Говорить о Гарри и его окружении, вообще говорить о посторонних людях — безопаснее, чем решать собственные проблемы и выяснять отношения. Воздух Холмс-Чапела чист и прохладен, и, пока они бродили по берегу Ривер Дейн, выбирая место для ночного пикника, Луи боролся с желанием обнять Мидлтон уже наконец, но успешно держался. Они падают посидеть недалеко от моста, где Гарри провел одно из своих самых неудачных подростковых свиданий, и Луи вытаскивает из рюкзака пакет с сендвичами и бутылку вина из погреба Энн.  — Ты не против бутербродов? — интересуется он, протягивая пакет Бетти.  — Совершенно не против, — она вытаскивает сендвич с индейкой. — Вегетарианцы многое теряют, — замечает, вгрызаясь в поздний ужин.  — Скажи об этом Гарри, — хмыкает Луи. — Тот ещё пищевой извращенец. Вино перекочевывает в их желудки очень быстро, и Луи чувствует, как голову слегка туманит. Холодает — август все-таки не июнь и не июль — и Бетти ежится, обхватывая плечи, бубнит что-то про холод себе под нос. Луи улыбается — эх ты, тепличная калифорнийская роза, — и не иначе, как вино играет с ним шутку, но он тянется и обнимает Мидлтон, привлекает к себе. Бетти утыкается носом в его шею.  — Мне нравится иногда побыть просто Луи, — произносит Томлинсон негромко. — И я ценю моменты, когда могу быть собой. -…и не бояться делать что-то, чего хочется, без оглядки на других, так? — бормочет Бетти. С этим трудно не согласиться. Больше всего Луи сейчас хочется её поцеловать, а от блуждающего по его шее теплого дыхания в животе мгновенно теплело.  — Угу, — соглашается он, запрокидывает голову, рассматривая темное полотно неба, расшитое звездами, будто серебром. Нихрена они с Бетти не друзья, он это чувствует сейчас, как никогда раньше, и его сердце тоскливо бьется о грудную клетку. Нельзя быть таким трусом, Луи Уильям Томлинсон, если однажды тебе было больно, это не значит, что так будет всегда. Просто рискни. Он глядит в небо и чувствует, как падает в его темную глубину, расцвеченную алмазами холодных звезд. Вино греет, струится по венам с кровью. Луи впервые не хочет ни о чем думать, не стараться выстроить логические цепочки и составить в своей голове план, ему хорошо и уютно здесь и сейчас. Бетти под его боком ерзает и проводит носом по его шее. Луи вздрагивает, опускает голову и вдруг сталкивается с ней носами, а потом — губами, и в этот раз он ни разу не пьян, только чуть-чуть навеселе. Ровно настолько, чтобы вернуть себе бесшабашную смелость ушедшей юности, а заодно — обхватить лицо Бетти ладонями, углубляя поцелуй. Она цепляется за его худи тонкими пальцами, тянет Луи ближе и ближе, с трудом удерживая сидячее положение. И, хотя Луи почти не помнит их поцелуя в клубе, сейчас он уверен, что было так же… правильно. И сладко, и мучительно-медленно, потому что они узнают друг друга, и некуда торопиться. Луи прижимается лбом к виску Бетти и улыбается, как дурак, но дурак счастливый. Мидлтон явно хочет что-то сказать — что-то своё, ехидное, и он шепчет:  — Только попробуй язвить, Мидлтон. Прибью. Бетти поворачивается, снова сталкивается с ним носами и смотрит, хитро-хитро.  — До этого не прибил — и сейчас не прибьешь. Луи моргает, слегка ошарашенный её заявлением, а потом смеется, потому что она чертовски, чертовски права. Они пробираются домой через черный вход уже за полночь, как нашкодившие подростки, и как подростки же целуются у дверей комнаты Бетти, не очень-то в силах расстаться. Луи достаточно думал и достаточно мучился, ползая по развалинам своего мира, и теперь шлет всё к черту. Он решался, решался и решался признаться в своих чувствах, но всё получилось само собой, и так, наверное, правильно, так и должно быть. Бетти скользит пальцами в его волосы, очерчивает затылок, и Луи стонет от незамысловатой ласки. Его отпускает, отпускает меланхолией и тоской по прошедшим двенадцати годам, и он переворачивает главу под названием «Элеонор», чтобы начать новую. Пустые страницы книги собственной судьбы манят, а не пугают. И, хотя Луи всё время до приезда Бетти думал, что сказать ей и как, все его раздумья оказались ненужными. Теперь он понимает, что имел в виду Гарри, когда сказал, что при первой встрече с Эйвери всё случилось само собой. События не нужно форсировать. Они просто… просто происходят. и ты смиряешься.  — Будет смешно, если Гарри сейчас спустится поесть, — хихикает Бетти. — Хочу увидеть его лицо. Гарри вряд ли удивится, Луи знает. Он прибережет ехидные шуточки на момент, когда вокруг будет побольше народу, и плевать он всегда хотел, что его шутки вызывают у людей прилипание ладони ко лбу. Гарри наплевать — он несет людям не только доброту, но и свое дурное чувство юмора.  — А выслушивать его подколы потом ты тоже хочешь? — вскидывает бровь Луи. Бетти фырчит:  — Да что он может мне сделать? Оттачивать свое чувство юмора? Они смеются, будто так и должно быть, будто не было долгих месяцев сомнений и попыток остаться друзьями, потому что у Луи — душевная травма и расставание с Элли, и все его сомнения и опасения были не важны с самого начала. Луи замирает, когда Бетти ведет ладонями по его спине к пояснице, чуть царапая ногтями, забирается пальцами под худи. Он выдыхает ей в шею:  — Не будем торопиться, ладно? И он знает, что звучит, как трус, и почти готов, что Бетти его оттолкнет, но она улыбается:  — У нас есть ещё дней пять. Можем и подождать. Луи, к черту, не хочется ждать, но ещё меньше ему хочется, чтобы Бетти решила, будто ему нужно только переспать с ней. Он понимает, что вряд ли она так решит, но страх всё равно царапает его изнутри.  — Не пять, — он щелкает Бетти по носу. — Много, много больше. Ты же не думаешь, что я тебя отпущу так просто? За Бетти закрывается дверь спальни, и Луи собирается отправиться в свою комнату, но коридор кажется полосой препятствий, которую не пройти. Луи прислоняется к стене спиной. Он снова чувствует себя подростком, и это, к черту, так глупо. Они с Бетти взрослые люди, и они только что выяснили, что нравятся друг другу и совсем не против попробовать… так какого хрена он стоит тут? Луи зажмуривается. Что Бетти подумает, если он сейчас постучится к ней в дверь? Он вспоминает свой разговор с Гарри, и думает, что Стайлс всегда предпочитает делать, а потом думать и справляться с последствиями. Гарри смеется, что если девушка ему откажет, это будет его минутой позора, но зато он будет знать точный ответ. Луи тогда спросил его, что было бы, если бы Эйвери отказала ему тогда, в ночь их знакомства? Гарри задумался на мгновение, а потом выдал:  — Я бы расстроился, но отвез её домой. Разве я могу настаивать на чем-то, если она не хочет? У тебя может быть минута позора и ещё пять минут жаления себе вечером в душе, но решает всегда женщина, а мы за её решением следуем. И иногда — смиряемся.  — Но что делать с твоими чувствами? Как после такого оставаться друзьями?  — Томмо, ты слишком много думаешь, — фыркает Гарри. — Как тебе там, на твоей планете людей, не обозначающих свои желания? И, наверное, в логике Стайлса есть что-то почти животное, но правильное: ты обозначаешь, чего хочешь, и ждешь реакции другого человека. Если ваши желания различаются, ты мучаешься, но приходишь в себя и живешь дальше. Как будто у тебя будет выбор, ага. Но иногда точное знание эту жизнь облегчает. Луи бьется головой о стенку, несильно, однако ощутимо.  — Идиот, — шепчет он. — Я просто полный идиот. А через мгновение обнаруживает себя у спальни Бетти. К черту, они оба — действительно взрослые люди. Достаточно взрослые, чтобы плюнуть на любые правила и сомнения и сделать, что хочется. Бетти улыбается и тянет его на себя, затаскивая в спальню.  — Думала, ты не решишься, — шепчет она в поцелуй, и Луи улыбается. Привет, Стайлс, на твоей планете безрассудных прибыло.