Street Rats

Было жарко и влажно, но потоки воздуха, стремящиеся из открытых окошек, облегчали положение. Он не ездил на машине уже больше года, поэтому ощущение уже порядком изношенной, гладкой ткани сидений казалось странным под его дрожащими ладонями. Свет ослеплял сквозь лобовое стекло, цепляясь за крошечные пятнышки на стекле и подсвечивая их. Он прищурился, недоумевая. Куда он ехал? Смех пойман в ветерке, взъерошившем его волосы, он сразу же узнал его, и подтверждение этого пришло в виде смуглой руки, протягивающейся от переднего сидения к спинке водительского места. Поворот головы, и Кенсу едва может видеть широкую улыбку. Она такая же яркая, как солнце. Чонин. Водитель что-то рассказывал, но смысл его слов был потерян для Кенсу – просто мелодия истории, с аккомпанементом из жестов, ладоней, поворотов запястья, чтобы подчеркнуть то или иное слово. Количество раз, когда руль оставался полностью без внимания, заставляло Кенсу с трудом сглатывать, его горло пересохло. Он закрыл глаза, тревожное предчувствие начало впитываться в него вместе с теплыми лучами заходящего солнца. Он пытался вспомнить, почему он находился в этой машине, но его мысли разлетались, как мыльные пузырьки на ветру, и лопались сразу же, как только он подбирался слишком близко в истине. «D.O», звук его имени привлек внимание, картинка расплывалась перед глазами, когда он различил затененные очертания торса Чонина, повернутого в его сторону. «D.O», в голосе Чонина можно было услышать нарастающую панику. Кенсу моргнул, и его зрение вдруг стало ясным, дымка, затуманивающая его глаза, полностью исчезла. Кажется, Чонин тоже заметил отсутствие тумана вокруг них, судорожно оглядывая салон машины. «Нет». Он сказал это тихо, но его голос повышался с каждым словом, «Ты не должен здесь находиться!» Кенсу вжался в свое место, пристегивая ремень безопасности трясущимися руками, когда начал догадываться, где он находился и что должно произойти дальше. Внимание Чонина переключилось на водителя, его ладони вцепились в твердые, неподвижные руки. «Чунмен, останови машину!» Он пытался расшевелить его, но водитель не двигался. Кенсу поймал его изображение в зеркале заднего вида. Водитель выглядел так, как будто был уже мертв, закоченелый труп, вцепившийся в руль. «Чунмен!» Чонин продолжал кричать, взяв его за руки, воздух застревал где-то в его легких, и дыхание превращалось в серию рваных панических вздохов. Его глаза поймали взгляд Кенсу лишь на долю секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы сердце второго упало в пятки. «Чунмен, пожалуйста!», слезы текли по щекам Чонина и срывались вниз, и когда Кенсу моргнул, он тоже понял, что плачет. Удар произошел без единого звука, когда тень машины свернула на их дорогу, врезаясь в переднюю дверь водителя. Они повисли в воздухе, все парило вокруг них в замедленной съемке. Руки Кенсу упирались в крышу автомобиля в попытке удержаться на месте, когда Чонин перегнулся к нему через пассажирское сидение. Его разум был пуст, неверие ударяло по нему, высасывая мысли из головы и воздух из легких. Если ты умираешь во сне, то умираешь и в реальной жизни. Кенсу всегда слышал это. Мир обратился во тьму с оглушающим скрежетом, крыша машины смялась под давлением от приземления, стекла вылетели из окон. Огоньки отражались на задней стороне век Кенсу, словно миллионы мерцающих звезд. Когда он заставил себя открыть глаза, он уже осознал, где они оказались. Незнакомое покрытие автомобильного сидения сменили острые зеленые клинки травинок. Он не двигался, предупреждение Чонина насчет травы неясно витало в его голове, заставляя его тело бить тревогу. Но сделав усилие и напрягая мышцы, он поднял спину, упираясь ладонями о землю. Он повернул голову, все вокруг кружилось от этого движения, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы увидеть фигуру Чонина сквозь сгущающийся туман. Его невозможно было услышать, но Кенсу видел, как отрывается его рот и как трясутся его руки, нависая над неподвижной фигурой, лежащей на траве. Он моргнул один раз, и все это исчезло, а перед его глазами предстал пятнистый потолок в спальне Кая. Все замедлилось, и то, как маленькие пылинки парили в раннем утреннем свете, казалось чем-то нереальным. На какое-то мгновение, он не мог вспомнить, что ему только что приснилось, в его памяти зияла белая пустота, причиняющая боль. Он не понимал, почему его глаза были влажными, и почему внутри него билась тревога. Кенсу сел резким движением, и тут же почувствовал боль в пояснице. Изумленный и сбитый с толку, он наклонил голову на бок, осторожно ощупывая пальцами свою спину. Затем с его губ сорвался шумный выдох, и лицо расцвело в улыбке, когда воспоминания об этой ночи всплыли на поверхность его сознания. Напряжение спало при мысли о ненасытных прикосновениях и переплетенных телах, о вздохах, криках и блаженстве, чистом и простом. Ладонь Кенсу переместилась со спины на живот, затем поднялась вверх и дотронулась до губ. Он закусил нижнюю губу и повернулся, чтобы проверить, проснулся ли Кай. Кай все еще спал, отвернувшись в другую сторону, он лежал животом на матрасе, покрывало скинуто до бедер. Свет, проникающий в комнату, казался теплым на его коже, и Кенсу невесомо провел пальцами по этой идеальной спине. Прикосновение осталось незамеченным. Кенсу переключил свое внимание на темные локоны, спутанные во сне, но Кай все еще не двигался. Наконец, Кенсу подвинулся, заглядывая через бессознательную фигуру, чтобы увидеть его лицо. Подушка под его лицом была покрыта мокрыми пятнами. Слезы струились из его закрытых глаз, путаясь в ресницах и перетекая через его переносицу. Кенсу застыл, дыхание застряло в горле, его мысли закружились, словно колеса машины, превышающей скорость, подрагивая в движении. Было сложно справиться с тем чувством, которое навалилось на него, и в итоге все его тело онемело. Сон врезался в его сознание с таким же ожесточенным ударом, с которым машина врезалась в них тогда. Воспоминание было настолько живым, что он не мог игнорировать его или смириться с ним, как он делал с повторениями смерти его родителей. Он никогда не видел, как Кай плачет, но он только что видел Чонина в слезах, и зеркальное изображение было настолько поражающим, что Кенсу не мог не увидеть в этом связи. Катастрофа разрушала его, его разум и тело, и он не мог дышать, не мог сосредоточенно думать. Сейчас он видел лишь то, как Чонин плачет в кровати Кая, и он не мог ничего понять. Это невозможно. Одна ладонь прижималась к его груди, а вторая к горлу. Это были его собственные руки, но казалось, что они принадлежали незнакомцу. Зажмурив глаза, Кенсу оттолкнулся от кровати. Дрожащими руками он надел свои боксеры и вышел из комнаты, его ноги почти отказывались идти, когда острая боль пробегала по его спине. Он закрыл дверь с тихим щелчком и сдавленным всхлипом. Дверь в ванную была открыта, и он зашел туда, нуждаясь в месте, где он сможет побыть наедине с собой. Холодная вода освежила его кожу и помогла восстановить дыхание. Края раковины впивались в его ладони, и он наклонился вперед, всматриваясь в свое отражение в зеркале. Он был одновременно Кенсу и D.O, поэтому будет ли странно, что Кай окажется Чонином? Да. В груди Кенсу потяжелело снова. Еще больше воды, разбрызганной по лицу. Это был приступ паники, тот, который прошел быстро, но надолго застрял глубоко в горле, ожидая шанса выйти наружу снова. Кенсу потряс головой, из-за чего водяные капельки забрызгали тумбочку. Он представил себе, как сон выходит из него вместе со стекающей водой. Это невозможно. Чонин был просто частью его подсознания. Некий инструмент, который помогает ему справиться с его собственными потерями и разрушающими его страхами. Конечно, очевидно, что он был основан на образе Кая, но он не был Каем. Он не мог им быть. Просто его эмоции были обострены после сна, и поэтому провести параллели было так легко. Касание мягкой шерсти по его ноге заставило его чуть ли не выпрыгнуть из своей кожи. Посмотрев вниз, он увидел короткошерстную кошку, выжидающе смотрящую на него. Она мяукнула, и Кенсу издал смесь нервного смешка с ломающимся всхлипом. Он не знал, почему это происходило, он устал, сонливость все еще давила на его конечности, и он не хотел обо всем этом думать. Ведь у него оставались все еще нерешенные проблемы с Бэкхеном, и с ними нужно справиться в первую очередь. Так что это всего лишь пустяки. Скорее всего, пустяки. Он опустился на пол, слезы щипали его глаза. Их причиной не было что-то конкретное, в конце концов, он просто плакал, поглаживая кошку, нуждающуюся во внимании. Она мурлыкала, ласкаясь к его руке. Он снова подумал о своем сне, об отчаянии, о цепляющихся ладонях, о криках в агонии. Это отличалось от того, когда ты являешься свидетелем аварии. Когда ты смотришь на все это снаружи, ты ощущаешь разрывающий тебя ужас, который зарождается в ступнях и поднимается по всему телу, сковывая тебя. Ты знаешь, что произойдет, и не надеешься это предотвратить. Внутри машины все по-другому. Это отчаяние – оцепенение от неизбежного финала. Неверие замораживает тебя до момента столкновения, а затем реальность ломает тебя. Мысль о том, что Кай проходит через подобную аварию… Он не мог быть Чонином. Слезы замерли вместе с этим решением, он приложился щекой к черной шерсти, даря ее обладательнице последний кусочек любви, затем он глубоко вздохнул и выпрямился. «Спасибо, что присмотрела за мной». Кошка ответила на это пустым взглядом. Кенсу вернулся в кровать с красными глазами и дрожащим сердцем. Ему было больно, он был уставшим, запутавшимся и нервным – от смеси всех этих плохих эмоций в его животе поселилось неприятное ощущение. Но когда его взгляд упал на Кая, который теперь лежал к нему лицом, его вид вновь разбудил в нем знакомый трепет. Теплота заглушила шок и страх невозможного. Он все еще дрожал, когда забрался в кровать, под одеяла, в их загнанное в ловушку тепло. Ни у кого из них больше не было слез, только теплое мягкое дыхание на обнаженной коже и руки Кая, обнимающие Кенсу и притягивающие его до невозможности близко. Он ответил на это действие, сжимая Кая в своих объятиях так крепко, как только мог, от чего тот усмехнулся. Они остались в кровати до тех пор, пока мир вокруг снова не стал казаться нормальным, и когда Кай прошептал ему на ухо хриплое «доброе утро», Кенсу подумал что да, все действительно хорошо.