Домик для сломанной куклы

      Бетонный пол холла, выкрашенный красными и зелеными треугольниками, светлые бежевые стены. Холодно. Стою в куртке, но в штанах по колено и в шлепанцах. Привезли Витьку, ребенок полетел обниматься, готовый в случае чего сразу прилипнуть и реветь.       — Ну, как ты? Выписали? — спросил отец, полностью уверенный, что все уже нормально.       — Нет, конечно! Куда мне. — Ответила я, безрадостно ухмыляясь: мама ему не рассказала. — Пошли, Вить.       — А тогда как? — опешил мой заботливый родитель.       — Правила созданы для того, чтобы их нарушать, особенно если меня сбил главврач. Он не говорил?       — Так. Ерунда какая-то! Собирайся, поехали. — у папы была забавная черта характера: как только дело касалось чужих людей и причинения им неудобств, он был готов бросить все и спрятаться в свою ракушку. Папа — удивительно скромный человек, ни разу не отстаивавший своих прав, не пользовавшийся чем-то по блату и не просивший помощи… Как он выжил и не был занесен в красную книгу — оставалась загадкой. И он вполне мог сейчас сказать: «Ничего, дома заживет. Пошли».       — Пап, все нормально, — примирительно говорю я, — палата отдельная, никому сын там не помешает. Завтра Инга заедет и в садик отвезет, благо понедельник. Отец недовольно и молча смотрел, а мы поднимались.       Скользкая лесенка с мелкими, чуть округлыми ступенями, выкрашенная сначала в зеленый, потом в синий, потом в красный, розовый и снова в зеленый… Целая радуга в древних потертостях. Почти как ракушка с переливами. Даже можно было бы считать чем-то уютным, если бы это не была больничная казенная лестница. Домой хотелось…       Был тихий час, кроме двух постовых медсестер никто нас не видел, а наши с сыном желания относительно сна идеально совпали.       Проснулась ближе к вечеру. Было странно спать в одиночестве. Не было болтливых соседок, железная, обитая дерматином, дверь, глушила звуки из коридора. Вот что значит «отдельный бокс». Как-то не сразу сообразила, что чего-то не хватает. Витька! Я спала так крепко, что не заметила, как он проснулся и ушел.       Растрепанная, руки дрожат, глаза на выкате — подбегаю к ближайшему посту. Там очередь за таблетками, медсестра занята. Чтобы не сочли совсем хамкой, стою, кусаю губы, жду.       — В ординаторской. — Махнула мне женщина. Молодая, из новой смены, еще не такая злобная стерва, как остальные.       — Да я не про врача… — говорю, думая, стоит ли при пациентах озвучивать тот факт, что я здесь с ребенком.       — В ординаторской оба. Решили не будить. — Подмигнула в ответ добрая душа. Симпатичная кстати, хотя о чем я…       Смех и бурное обсуждение было слышно еще с середины коридора. Говорили о каких-то пелагических организмах. Рассматривали осьминогов, мозг которых отмирает после детского возраста по причине ненужности. «Вот это, видимо, близкий ко мне зверь» — краем сознания отметила я.       — Мам, привет! А ты знала, что у осьминогов целых три сердца? — спрашивает восторженный ребенок. На меня смотрят голубые глаза доктора, украшенные наличием под ними небольших морей-подглазин.       — Этого еще не хватало, — говорю я, тут и с одним чего делать — неизвестно! — и выхожу, оставив их дальше развлекать друг друга, раз всех это устраивает.       На ужин в столовую идти не пришлось. Прямо на книжку Витька положил мне блюдце с какой-то завитушкой. Булочка пахла ореховым кремом, и была посыпана тертым арахисом — люблю такие. Вслед за сыном в дверь втиснулся боком Вадим Борисович, прихвативший тарелку, вилку и компот. Сегодняшний день начинал мне казаться уже не таким жутким, как думала утром.       — Мы уже сытые, а ты еще не ужинала. Какой кошмар! — сказал заботливый нянь.       По телевизору, висящему на стене, показывали мультики — Витька мгновенно отвлекся. Он казался довольным. А мне пришлось давиться ужином под внимательным взглядом доктора. Говорить что-то типа «Меня тошнит, есть не хочется» — было крайне опасно для моего плана скорейшего побега.       — Может, прогуляемся перед сном? — спросила кудрявая голова, тряхнув волосами, будто отгоняя от себя возможный отрицательный ответ. Наверное, стоило сходить, нужно было поблагодарить и сказать что-то вежливое. Я неуверенно кивнула.       — Тогда минут через пятнадцать за тобой зайду. — Сказал весьма довольный врач и скрылся за дверью.       — А дядя Вадим похож на папу? — мгновенно повернулся сын, вечно внимательный к разговорам взрослых.       — Нет, Вить не похож. Это чужой дядя, лучше не привыкай.       — А может и хорошо, что не похож? — радостно спрашивает ребенок, довольный, что на его глупый вопрос ответили. — А может, ты в него влюбишься, вы поженитесь, и мы поедем в океанариум? Мама, ты отпустишь меня в океанариум?       — У тебя мама в больнице лежит, куда ты собрался?! — строго отвечаю, пытаясь сообразить, о чем говорит малявка, и чего ему наплели. Единственный самый близкий океанариум находится в столице, но, кажется, уши надрать я хочу где-то поближе!       — А дядя Вадим сказал, что как только разрешишь, так сразу и выпишет. — Радостно ответил ребенок.       — Спать ложись сейчас же! А с дядями мы живо разберемся! — рявкнула громким шепотом я и хлопнула дверью.