Недели шли, и проект оказался гораздо сложнее по реализации, чем Карлос предполагал.
Гарри всё ещё составлял ему компанию, иногда рассказывая истории о море, его команде и сёстрах.
Карлос никогда бы не признался, но он начинал привыкать к пирату. Прошла только пара недель их общения, но пират и котёнок стали каким-то странным типом дружеских отношений, чем-то вроде симбиоза двух живых организмов.
Никто из них, конечно не признается, но это было очень даже неплохо.
Солнце уже заходило за горизонт, когда одним вечером Гарри появился с горсткой деталей и пакетиком еды, которой на этот раз было не очень красивое, но довольно съедобное печенье.
Карлос уверял пирата, что запчасти ему больше не нужны, но оказалось, что Гарри был таким же упёртым, каким он был грубым.
— Маленький бонус для тебя, котёнок, — сказал Крюк, избегая зрительного контакта всё это время.
— У меня скоро совсем не останется места для этого. — Карлос покачал головой и показал на груду всякого хлама рядом.
Гарри пожал плечами, дёргая пальцами за нижнюю пуговицу своей куртки.
— Я помогу тебе расширить помещение. Знает бог, тебе понадобится помощь... с твоими-то тонкими ручонками.
Их разговоры всегда были такими. Немного издёвок, немного кокетливого подшучивания и перебрасывания глупыми фразочками, будто они знали друг друга много лет.
Иногда, когда между ними было только уютное молчание, и Гарри смотрел в открытое окно, пока на его скулах играли солнечные лучи, Карлос находил где-то внутри себя надежду на то, что всё это никогда не кончится.
Он ненавидел себя за это, конечно, но Карлос ненавидел себя почти за всё.
Со временем он начал понимать, что Гарри тоже.
— Всё же, зачем тебе это? — Спросил Карлос рассеянно этим вечером, прикрепляя маленькую шестерёнку к основной конструкции. Вопрос всё время крутился у него в голове, но он никогда не решался спросить напрямую.
К его удивлению, Гарри молчал несколько мгновений, усаживаясь на пустую коробку у окна.
— Ты всегда допрашиваешь своих клиентов, или это просто я особенный? — В конце концов сказал он грубоватым голосом, сцепляя руки в замок и старательно избегая глаз Карлоса. Мальчишка даже не мог определить, что за взгляд был у пирата.
Позже он будет помнить его как тот, который он увидел, когда впервые был задан вопрос о часах: страх.
Младший раздражённо вздохнул.
— Я трачу на это несколько часов в день, обманывая своих друзей и скрывая тебя здесь с риском того, что меня выгонят из моей группы. Я думаю, что мне хотя бы стоит знать, зачем тебе нужны эти часы.
Гарри закатил глаза.
— Ну когда ты
так это говоришь…
Карлос громко выдохнул, начиная злиться, и стал работать ещё усерднее, будто игнорирование Гарри могло заставить его исчезнуть.
— Это для моего отца.
Карлос замер и нахмурился. Уж точно не тот ответ, который он ожидал услышать.
— То есть я делаю подарок твоему отцу? — С опаской спросил он.
— Нет, идиот! Это чтобы держать его на расстоянии, — рявкнул Гарри, а после чего резко замолчал, будто сказав то, чего он говорить не должен был.
Молчание неловко повисло в воздухе. Карлос вспомнил историии Неверлэнда, о крокодиле и часах, и реальном Крюке, потерявшего руку в схватке с чудовищем.
— Гарри, — медленно позвал Карлос, не осозновая, что это был первый раз, когда он обратился к пирату по имени, — почему ты пытаешься держаться подальше от своего отца?
Гарри молчал несколько минут, и понять, думает он или просто игнорирует Карлоса, было невозможно.
— Сила привычки, я полагаю. Он не фанат показывать свою любовь, — наконец ответил Гарри. — Он… он не любит детей, даже меня и моих сестёр. Иногда прибегает к насилию.
Что-то словно лёд осело у Карлоса в животе, и он повернулся, чтобы увидеть Гарри, бездумно пялящегося на гору деревянных опилок.
Он знал это чувство.
Они все знали.
Дети попадают в этот жестокий мир, не нужные никому, кроме друг друга.
На этом моменте все конфликты кажутся бесмыссленными и глупыми, особенно когда они все приходят домой на всю ту же войну день за днём, надеясь избежать оскорбления, палки или кулака.
— Оу… — бормочет Карлос. Он не знал, как выразить это чувство, это неожиданное осознание. Это было почти что магией, будто одна из тех сказок, что кончилась когда-то давно и прокляла их всех этим островом, жизнью в страданиях и всей этой горечью.
Против всех голосов в голове, мальчишка встал и приблизился к пирату. Гарри тоже поднялся на ноги, и Карлос осознал, что смотрел прямо на парня напротив. Ни о чём не думая, он аккуратно и медленно положил руку на щёку Гарри.
Гарри посмотрел на него своими с бушующим штормом где-то за радужкой, обведёнными чёрной краской и наполненными печалью глазами.
Он прильнул к ладони Карлоса, и младший понял, как близки они были.
— Гарри… — снова прошептал мальчишка с таким благоговением, будто он молился.
Пират горько усмехнулся, как если бы сама идея доброты была ему чужда и непонятна.
— Мне не нужна твоя жалость, — прорычал он, и Карлос начал отстраняться.
Вдруг Гарри обхватил его лицо обеими руками и грубо поцеловал его в губы. Это было быстро и небрежно, просто лёгкое касание сухими губами, но из-за этого Карлос перестал дышать и стал краснее быстро уходящего заката.
Он стоял на месте и не шевелился, слишком шокированный произошедшим, даже когда Гарри сбивчиво дышал и бормотал проклятия, исчезая в ночи.
Карлос коснулся пальцами своих губ, его сердце колотилось, словно это барабан, пока он переваривал последние тридцать секунд, пытаясь запомнить их, чтобы высечь у себя в мозгу навсегда для тех дней, когда его мать будет особенно жестока, или голоса в голове станут слишком громкими.
Подушечки его пальцев горели.
***
Гарри не пришёл на чердак на следующий день, и Карлос начал волноваться.
Он заставил себя не думать о том, что произошло между ними. Было поздно, и ни один из них не мог мыслить здраво.
Вместо этого он убеждал себя в том, что это простое волнение об оплате, и этот ответ устраивал те части его разума, что должны были унять оставшиеся.
Тем не менее, он понял, что не может ничего сделать, вместо этого, не моргая, пялясь на почти законченные часы, после чего его взгляд неожиданно падает на место, где Гарри обычно сидел.
Наконец он встал и с силой ударил кулаком по столу.
— Блять! — Прорычал он, после чего рванулся к окну. Он даже думал, что высунуть голову и прокричать на всю улицу, чтобы Гарри перестал быть идиотом и вернулся обратно, это неплохая идея. Он этого не сделал, потому что, как бы далеко не заходили его суицидальные мысли, эта была уж слишком странной.
Гораздо более заманчивым оказалось хождение по комнате туда и обратно, выкручивая свои запястья до того момента, пока они практически покрылись синяками.
Когда солнце зашло и единственными звуками, наполняющими комнату, были громкие крики и случайно разбитое стекло из-за уличных драк в центральном сквере, он остановился, падая на стул, и впервые за последние несколько лет по его щекам потекли слёзы.
Всё это казалось тяжёлым расставанием, и Карлос хотел выпрыгнуть из окна, чтобы избежать даже мысли о вопросе, который зарождался в мозгу, будто изворотливый сорняк, медленно, но захватывая все его мысли.
Он даже не подумал возвращаться к матери этой ночью. Он был разбит, и его мать никогда не позволяла ему плакать.
— Ты покраснел, дорогой, — сказала она ему однажды, когда он был всё ещё довольно мал, чтобы позволить чувствам вырваться наружу, — теперь подбирать что-то к цвету кожи ужасно сложно, мы не можем это так оставить. Ты, конечно, понимаешь. — Карлос кивнул, задерживая дыхание, чтобы не вдыхать дым от её сигареты, и поддельно улыбнулся, чтобы показать, что он знает.
Болезненные воспоминания всплывали в голове Карлоса часами, пока он лежал на полу чердака головой на свёрнутой в рулон грязной ткани, оцепенело пялясь в темноту.
Перед тем как беспокойный сон наконец пришёл, он заставил себя назвать это чувство, поместить его в определённую категорию и никогда не чувствовать это снова.
Он
скучал по Гарри.
***
Пират вернулся на следующий день. Никто ничего не говорил про тот инцидент или отсутствие Гарри, и единственными признаками того, что ему было жаль, стало тихое: «Извини, что пришлось ждать, котёнок», и маленькая коробочка с немного подгоревшим печеньем, сделанным из небольшого количества сахара и порции шоколада, которые каждая семья получала раз в месяц.
Для Карлоса, этого было более чем достаточно.
