Игра продолжается

Мне нравится смотреть на спящего Шеврина. Во время сна непобедимый дракон превращался во всего лишь мальчишку — расслабленного, спокойного, милого, порой ласково улыбающегося. Сейчас же ему снилось что-то тяжелое, возможно битва, вон как рукой дергает и едва не сбрасывает меня ногой. И хвост с острым наконечником выглядывал из-под одеяла. Такой странный, немножко смешной, немножко грозный дракон. Я ласково щелкнула его пальцем по носу, и Шеврин успокоился, вдруг схватил мою руку, подложил себе под щеку и как-то беззащитно улыбнулся. Кошмар почти убран… Вспомнила, как мы очень медленно налаживали контакт. Все началось с вышитых рубашек. Очень уж драконам приглянулось мое кустарное творчество. Все попытки объяснить, что швея из меня поганая, привели только к еще большим просьбам типа: — Вышей и эту рубашечку, ну пожа-алуйста-а-а… И глаза такие просительно-умильные, как у кота из Шрека. Вот как тут не вышить? А ведь законодателем этой моды стал Шеврин, первым увидев выгоду в вышитых рубашках. Потом присоединился Шеат, за ним потянулись золотые, а дальше уже все семейство требовало себе рубашечку или футболочку с вышивкой. Все равно с какой, лишь бы я шила. Так и повелось. Я помню один занятный разговор с Шеврином, когда он притащил мне еще пару рубашек и несколько катушек цветных ниток. Я тогда еще спросила, зачем им все эти рубашки, они ведь могут создать себе какие угодно с какими хочешь узорами, вышивками, наклейками, да хоть с голым чертом верхом на ведьме… но нет. — Солнце, ты сама не понимаешь, что ты создаешь! — улыбнулся Шеврин белоснежной улыбкой, сгребая меня в охапку. А потом еще и укусил за шею для острастки. Мол, вышивай, а то хуже будет. — И что я такое создаю? — я скомкала в руках две рубашки — серую и черную. Нос мой невольно уперся в грудь черного дракона. В аккурат в вышитого мною же маленького смешного голубого дракончика с раскрытой пастью. — Это же настоящие артефакты! — вскинул руки к небу Шеврин, будто у себя на лекции поражался тупостью очередного студента. — Это и защита, и легкое исцеление, и вот даже… ну, скажем так… — он замялся, — пусть будет сильнейшая привязанность. Вот посмотри, как светится. Я послушно отстранилась и взглянула на вышитого драконыша. Великие боги, но это ведь просто узор из ниток! Когда я делала это, я даже не сумела нарисовать дракона, просто создала рисунок на рубашке… А он… ему нравится. Что поделать… И ведь когда я вышиваю, мне действительно хочется, чтобы они были здоровы, защищены от всяких напастей и чтобы знали, что я… дорожу ими. Еще не люблю, но уже и не брошу. Если только не… Я отмахнулась от дурацких воспоминаний и погладила свободной рукой густую черную шевелюру, выбившуюся из сплетенной вечером косы. Дракон выпустил мою руку, разметался на кровати, благополучно облапил правой рукой бедро Шиэс, левой — ногу Шеата, решил, что так и надо и снова затих. Смешной он. Покачала головой, рассматривая живописную компанию, сбоку завозился Шэль, учуявший, что я не сплю. Почему-то не спится, хоть плачь. Может, как раз для того, чтобы посмотреть на спящего Шеврина, грозу подушек? А может, чтобы погладить снова увидевшего кошмар Лэта? Или почесать за ушком Шиэс, опять затискавшую чей-то хвост. В мешанине народу не разобрать, где чьи части тела. Вот так и сижу. Они на самом деле уже стали мне родными. Настолько родными, что я порой скучаю, когда их нет рядом. Они все, даже неугомонный Хэль. Кстати, где эта обезьяна? Я оглянулась — сверх дрых на Ольчике, беззастенчиво облапив зеленого бедолагу и закинув на друга ногу. Ну вот такая компания. За ними примостился уставший за день Тэвлин, которому придурковатые студенты не давали выспаться в преподавательской общаге. Вот и приходил демиург к нам ночевать, ведь мы не устраивали пирушек и не взрывали петарды в три часа ночи. И все они — мои. А я — их. С утра вон невозможно нормально умыться, пока со всеми лично не поздороваешься. Причем драконы обыкновенным «добрым утром» не ограничиваются. Они обязательно или лизнут, или куснут, или обнимут, или же все вместе и сразу. Некоторые еще и поцелуют, чтоб наверняка. А их слюна почему-то в плазму не впитывается, зато очень противно стягивает кожу. Вот и приходится переживать пару ритуалов умывания и приветствия каждое утро. Но это… такие мелочи, если честно, по сравнению с тем, что они все живы, вполне вменяемы и даже… ну может быть… немножечко счастливы… Я не знаю, счастливы ли они, живя в таком большом гнезде. Но я знаю одно — они стали настолько родными, настолько близкими мне… такими… нужными, я бы сказала. Вот даже мысли разбегаются. У меня никогда не было этих теплых чувств, я не могу их описать даже. Вот это ощущение родства и… необходимости? Кажется, так. Они мне необходимы. Шеврин чуть приоткрыл мутные от сна глаза, секунду внимательно всматривался в мое лицо, а после рывком поднялся и обнял меня до хруста. Даже плечи немного сплющились. — Скажи, то, что я сейчас увидел — правда? — я потрясенно молчу. И что же он там увидел, бедняга? Мою всклокоченную от сна голову? — Смотря, что ты увидел. Если жрущую кошку-фамильяра, то это правда. Вон она, ночной зверь, лопает вторую миску, куда только лезет… Я кошусь на кошку, кошка — на меня, в нервном мурке слышится что-то вроде «отстаньте», и фамильяр продолжила свой ночной пир. Завелась на мою голову… — Нет, с кошкой все в порядке, — отмахнулся Шеврин. — А с тобой… Я надеюсь, правда. Крепкие руки чуть ослабили хватку, я удобнее повернулась, стараясь не придавить раскинувшего руки серебряного и чей-то выпущенный на свободу слегка помятый хвост. Дракон склонил голову, и тонкие клыки впились в кожу шеи, легко прокусили сдавшуюся без сопротивления плазму, погрузились внутрь. С чего бы это? Он раньше никогда так не грыз капитально. Плазма же реагировала на вторжение вполне спокойно, привыкшая к постоянным укусам, как к знаку внимания. Подумаешь, не рассчитал. Везет Шеврину. Пока что везет. Но расчет все же был. Дракон смерти приподнял голову, извлекая длинные клыки, улыбнулся странной, полубезумной улыбкой, похожей на оскал в мерцающем свете настенных часов. Плазма медленно затягивала две ранки, будто ожидая, пока Шеврин повторит укус в то же место. Ну так что все это значит, в конце концов? Мое грозящее вылиться в разборки возмущение он заткнул ладонью, просто толкнув меня в общую кучу и положив мне на голову подушку. — Спи, все вопросы потом. Я прикрыла глаза, ощущая тепло спящих рядом тел, чью-то руку, привычно нашарившую меня, кажется, это Шиэс, судя по шершавому маникюру… ладно, потом, так потом.