Секрет абсолютного счастья

Три дня Лорелей лежала пластом, не произнося ни слова и пугаясь всякий раз, когда ветви деревьев особенно громко били по стеклу или же Вилби появлялся в комнате с хлопком. Дошло до того, что Септимус запретил Вилби появляться в комнате, и теперь эльф вынужден был перемещаться в коридор, а в комнату заходить, как обычный человек. Впрочем, не сказать, что Вилби слишком уж возмущался. Старому ворчливому эльфу нравилась Лорелей, та искренность и доброта, с которой она отнеслась к нему в первый вечер ее пребывания в имении, а потому, услыхав, какая беда с ней приключилась, Вилби проплакал целые сутки. — Она ведь не нравилась тебе, — удивился Септимус, увидав слезы. — Так и вам не нравилась, хозяин Септимус. А ведь спасли же, — Вилби шмыгнул носом. — Меня обязывала к тому честь, — гордо ответил он и больше к этой теме не возвращался. Если спасение Лорелей было делом чести, то причины, по которой он приходил в каждую свободную минуту в комнату к Лорелей и сидел у ее кровати, вглядываясь в бледное лицо и разметавшиеся по подушкам пышные волосы, Септимус и сам не мог понять. Всякий раз, когда он закрывал глаза, перед внутренним взором возникал образ изможденной Лорелей, ее чуть подрагивающие во сне веки. Она казалась такой невинной и беззащитной, что он воскресил бы ублюдков единственно затем, чтобы убить во второй раз. По ночам Септимус просыпался в холодном поту. Ему снилось, будто он не успел. Пришлось и самому попросить у Вилби трав для успокоения. В Министерство он не ходил — написал письмо Портеусу, в котором сказался больным. И он сам, и Вилби, и прочие домовые эльфы прекрасно понимали, что делать этого не стоило, однако всякий раз, когда Септимусу приходилось отлучиться из покоев Лорелей, им овладевала странная тревога. Волнение, которое он испытывал, граничило с помешательством, а потому Вилби исправно давал успокаивающие травы не только Лорелей, но и Септимусу. К исходу третьего дня Лорелей открыла глаза и наконец-то посмотрела на Септимуса. — Надеюсь, ты уже поправилась? — спросил тот с напускным безразличием в голосе. — Лорд Малфой, вам вовсе необязательно было сидеть тут постоянно, — она слабо улыбнулась. — Я слышала сквозь сон, как вы бормочете, как отдаете Вилби приказы. Вы даже не появлялись в Министерстве? — Я и сам болен. Продрог, знаешь ли, в Формби. — Тогда почему вы сами не в постели? — Лорелей прищурилась. От ее пронзительного взгляда у Септимуса по спине пробежал холодок. — Что ж, признаю. Я переживал. — Вам не стоило, — пробормотала Лорелей. — Я всего лишь ваша служанка, а вы знатный лорд. Вы и так защитили меня, хоть и… Она замолкла, не закончив своей фразы, и уставилась на Септимуса. — Да, я убил их. Я много думал в эти дни. Ты беззащитна, Лорелей, а простецы жестоки. Хоть ты и одна из них, я не могу этого так оставить. — Лорд Малфой, что вы хотите этим сказать? — она попыталась сесть, но Септимус остановил ее. — Лежи, ты еще слишком слаба. Я решил, что нужно научить тебя магии. В конце концов, появляются же волшебники в семьях простецов. Поговаривают, они рождаются такими, но ведь никто не мешает нам попытаться. — Я не уверена, сэр, что это получится. Хотя вам лучше знать, сэр. — Сегодня пока отдыхай, а уже завтра попробуем начать. Я не хочу, чтобы с тобой случилась беда. Он встал и решительным шагом направился к выходу из комнаты. — Лорд Малфой, — окликнула его Лорелей. — Да, — он обернулся и посмотрел на нее. — Я не хочу убивать людей, сэр, — едва слышно прошелестела она. Септимус с тяжелым вздохом развернулся, пересек комнату и присел на край ее кровати. — Тебе вовсе необязательно их убивать, Лорелей. Ты сможешь отбросить их, оглушить. — Но вы убили, — в ее голосе прорезалась твердость. Септимус замялся. — Я не всегда поступаю правильно, Лорелей. Я и сам испугался, когда увидел, что происходит. А потом я разозлился — и убил. Да, пожалуй, мне стоило оглушить их, стереть память и увести тебя оттуда. Они проснулись бы наутро и ушли по домам. Но сделанного не воротишь, Лорелей. — Вы не можете их воскресить? — Никто этого не может, Лорелей. Даже волшебники. Они помолчали немного, глядя друг на друга. — Мне снились кошмары, Лорелей. Все те три дня, что ты приходила в себя, я почти не спал. — Это из-за убийства? — она положила руку поверх его пальцев. — Сэр, это ужасный поступок, и я не знаю, что теперь делать. — Нет, не из-за простецов, — фыркнул Септимус. — Даже если ко мне кто-то и придет из-за них, то уйдет ни с чем. Нет, Лорелей. Мне снится, что я не успел. Лорелей смерила его очень странным взглядом, в котором причудливо смешались сожаление, забота и страх. — Ты боишься меня? Она кивнула. — Вы так спокойно убили тех людей, сэр. Простите, я не могу перестать об этом думать. — Если хочешь, я могу стереть это из твоей памяти, — Септимус достал палочку, но Лорелей покачала головой. — Я должна помнить. И то, что со мной произошло, и то, что сделали вы. Это моя жизнь, какой бы странной она ни была. И Септимус не нашел, что ей ответить. Он вышел из комнаты, оставив ее в одиночестве. К утру Лорелей покинула гостевую спальню, сказав Вилби, что совершенно здорова. Она переместилась в свою комнатку неподалеку от кухни, и Септимус даже подумал, что она теперь избегает встречи. Однако же к вечеру, когда Септимус занял свое кресло в гостиной и открыл книгу, посвященную волшебным тварям с острова Мэн, куда он собирался наведаться в ближайшие дни, вошла Лорелей с метелкой для пыли. — Я думал, ты избегаешь меня, — бросил Септимус. — Что вы, сэр, как можно? — она учтиво поклонилась. — Я помогала Вилби на кухне. Мне нравится наблюдать за работой эльфов. Септимуса развеселило ее простодушие. Он отложил книгу и подошел к Лорелей. — Дай руку, — он извлек из кармана палочку. — Мы просто попробуем. Лорелей вздрогнула, но все же протянула ему руку, и Септимус вложил ей в ладонь волшебную палочку. — Просто скажи: «Люмос», — едва слышно прошептал он, чувствуя, как гулко колотится сердце от предвкушения триумфа. — Что такое Люмос? — с подозрением в голосе спросила Лорелей. — Заклинание, чтобы включить свет. Попробуй, Лорелей. Это совершенно безопасно. — Люмос, — она даже немного помахала палочкой, но ничего не произошло. — Попробуй еще, — упрямо повторил Септимус. Лорелей послушно кивнула и снова взмахнула палочкой. А потом еще раз, и еще. «Вот, сейчас», — с каждым взмахом выстукивало сердце, и обрывало ритм с каждой неудачной попыткой. — Простите, лорд Малфой, — Лорелей протянула ему палочку и чуть покачнулась. — Кажется, я не могу. Септимус убрал палочку в карман и нахмурился. Лорелей снова качнулась, на сей раз чуть сильнее. — Что такое, Лорелей? — Простите, сэр. Голова закружилась. Наверное, я переволновалась. Сейчас все пройдет, — пробормотала она, отшатнулась к стене и стала медленно оседать на пол. Септимус едва успел поймать ее. — Глупец, — пробормотал он в сердцах и подхватил ее на руки. — Вилби! Вилби! Септимус уложил Лорелей на диван в гостиной и схватился за голову. Понимание того, что магия может дурно влиять на простецов, обрушилось на него лавиной, и он совершенно не знал, что делать. Кроме эльфов и Лорелей у него никого не было.