Секрет абсолютного счастья

Странный рисунок в книге фейри показывал, как зависит выбор камня от положения звезд. И поняла это именно Лорелей. Амулет, который создавался лично для определенного человека, надлежало привязать к дате и времени рождения. Септимус потратил три дня на размышления с учетом этих новых ограничений, прежде чем пришел к выводу, что для амулета не подходят ни кошачий глаз, ни коралл. Оставался лишь нефрит. «Далее надлежит начинить камень чарами, и погрузить его в отвар, состав которого собирают по звездам-покровителям и тому, какая трава к какой звезде относится». Септимус вздохнул. Дело оказывалось отнюдь не таким простым, как он изначально думал, но отступать он не собирался. Особенно учитывая слово, данное старику-фейри. Лорелей все это время была рядом. Приносила чай и кофе сначала в библиотеку, а потом и в лабораторию, сидела рядом, наблюдая за работой Септимуса, помогала расшифровать карты звездного неба, когда сам Септимус заходил в тупик после долгих и изнурительных размышлений. Она оказалась слишком умна для простачки, что только утверждало Септимуса в стремлении сделать Лорелей чародейкой. — Такой ум не должен пропадать в мире простецов, — сказал Септимус как-то раз за ужином. — Чего вообще можно добиться в мире простецов? — Уехать в Лондон, — пожала плечами Лорелей. — Устроиться там на фабрику, может быть. Встретить свою судьбу и стать счастливой. Септимуса кольнуло то, с какой тоской она произнесла последние слова. — Разве ты не счастлива здесь? — спросил он. Лорелей подняла голову и тут же улыбнулась. — Конечно же счастлива, лорд Малфой, сэр. Однако же в моем присутствии нет никакой необходимости. Эльфы делают всю домашнюю работу, а я только помогаю или составляю вам компанию. — И я очень ценю это, Лорелей. Разве ты бы не хотела прожить так всю жизнь? — Разве же это возможно, лорд Малфой? Вы рано или поздно встретите даму чистых кровей и знатного рода, женитесь, и тогда уже она будет вашей компанией. Я понимаю это, лорд Малфой, и не виню вас в том. Мы с вами — разного поля ягоды, хоть вы и стараетесь сделать меня волшебницей. Септимус отложил перо и уставился на Лорелей, которая снова склонилась над каким-то куском черной ткани и взяла в пальцы тонкую иглу. — Что ты сейчас делаешь? — Вышиваю вам герб на мантии. Захотелось сделать что-то полезное для вас, — произнесла она, ни на миг не отвлекаясь от дела. Септимус вздохнул. Он и раньше замечал, что Лорелей миловидна, но сейчас она казалась ему особенно красивой: густые волосы забраны в пучок, тонкие пальцы ловко орудуют иглой, губы поджаты, взгляд сосредоточенный. Чем дольше Септимус смотрел на нее, тем сильнее убеждался в том, что ни одна знатная дама не затмит этой красоты, ни одно зрелище не сможет быть лучше, чем сосредоточенная Лорелей. И он вовсе не желал видеть рядом даму исключительно из знатного рода. Куда важнее была поддержка и тепло, и Септимус находил это в Лорелей. «Она могла бы стать мне хорошей женой, не будь она простачкой», — мелькнула в голове мысль, и Септимус сам испугался ее. В памяти всплыли слова старика с острова Мэн. Наверняка, он увидел эту привязанность в душе у Септимуса задолго до того, как он сам ее осознал. Он снова посмотрел на сосредоточенную Лорелей, пытаясь представить ее реакцию, озвучь он ей ту мысль, что пришла в его голову. Похоже, она все еще боялась. Уже месяц, а то и больше провела она в имении, и все равно смущалась, когда Септимус усаживал ее за стол — господский, как она говорила, пугалась, когда он просил почитать ему или помочь с символами в книге и все твердила, что недостойна той магии, что Септимус собирался ей подарить. — Уж такой я уродилась, — неизменно отвечала она, и это повергало Септимуса в тоску, граничащую с отчаянием. Вот и сейчас она замерла, словно почувствовав взгляд Септимуса, подняла голову, и щеки ее подернулись румянцем. — Лорелей, — осторожно произнес Септимус и замолк, заметив в ее взгляде тень смятения. — Будь добра, принеси кофе. — Да, лорд Малфой, — она кивнула, поднялась с места, отложив его мантию, иглу и нитки, и вышла из гостиной. Септимус вздохнул и вернулся к списку трав, который он составил. Похоже, все было готово к работе. — Вы, лорд Малфой, уже три дня не выходили из дому, — произнесла Лорелей и поставила перед ним чашку. — Нехорошо это. Совсем зачахнете, сидя взаперти. Вы бы вышли, проветрились. — Спасибо, Лорелей, — он улыбнулся. — Пока я немного отложил поездку в Западный Линтон. Нужно кое-что закончить в Министерстве. Знаешь ли, собрать общий отчет по работе всех отделов. — Вы, лорд Малфой, еще так молоды, а господин Портеус слишком много на вас взвалил. И поездки эти, и отчеты. Вам бы отдохнуть, развеяться, хотя бы дома, да вы с этим амулетом решили возиться. Не стою я этого. — Нет, Лорелей, ты достойна намного большего. Начнем хотя бы с амулета, — мягко произнес Септимус, и она снова смутилась. — Завтра мы с тобой начнем создавать амулет. Я после визита в Министерство загляну еще в одну лавчонку, там продают всякие травы да цветы для отваров. Будем опускать камень в котел. Ты ведь поможешь мне? Лорелей передернуло, словно она боялась и камня, и котла, и трав, но отказать она не посмела. — Конечно, лорд Малфой, сэр. Помогу. Она вернулась к вышивке, оставив Септимуса наедине со своими мыслями. «Разве я неправ? — вопрошал сам себя Септимус. — Она умна и заботлива, схватывает на лету все знания и легко перенимает повадки. Хоть бы амулет сработал, и она стала волшебницей. Я бы тогда был самым счастливым из всех живущих, ведь тогда я смогу предложить ей составить мне партию». В голове вспыхнул образ отца, который неодобрительно качал головой, но Септимус покачал головой, прогоняя его прочь. В конце концов, разве же это жизнь — до самой старости терпеть скучную и недалекую жену. Септимус вспомнил тех девиц, с которыми пытались знакомить его друзья, когда они еще выбирались в Лондон на прогулку. Ни одна из них и в подметки Лорелей не годилась: сплошь фальшивые, глуповатые и жадные до денег. Не такой хотел Септимус видеть свою жену. — Сэр, извольте примерить, — произнесла Лорелей, поднося ему мантию. На вороте красовался вышитый герб семейства Малфой, который Септимус и без примерки нашел идеальным. Однако же он накинул мантию, и Лорелей кивнула, удовлетворенная плодами своих трудов. — Ты волшебница, милая Лорелей, — произнес Септимус, легко коснувшись ее руки пальцами. Она замерла, в глазах промелькнул испуг. — Я пойду на кухню. Время обеденное, пора бы Вилби и на стол накрывать, — пролепетала она и бегом бросилась прочь из гостиной. Септимус вздохнул. Наверняка Лорелей отличалась и от других простачек. Вряд ли другие девушки из ее деревни так пугались доброго отношения лорда. Нет, они бы тут же возомнили себя героинями сказок, которые простецы рассказывают детям. Такие пересказывала по памяти Лорелей, когда Септимус был болен. Девушки из простецов очень любили истории, где в простую селянку влюблялись знатные мужи, а то и принцы, и девушка без роду-племени становилась знатной дамой в мгновение ока. Вот только Лорелей такие сказки совсем не нравились. Она так и призналась тогда. — Они неправдивы. Не может селянка стать принцессой, даже если принц и полюбит ее. Не нравятся мне эти сказки, а других я и не знаю. Септимус побрел в столовую, размышляя о том, что Лорелей не верит ни в сказку, что он пытается для нее сотворить, ни в волшебство, хотя и видела его собственными глазами. Он все думал, как переубедить ее, как заставить думать, что она достойна хорошей жизни. Конечно, было одно заклинание, но Септимус не хотел его применять. Больше всего на свете он желал, чтобы Лорелей сама поверила ему, без магии.