Секрет абсолютного счастья

«Друг мой, Септимус, напоминаю тебе о визите в Шотландию. Сведения о работе с тамошними фейри нужно добыть как можно скорее. Близится Конфедерация, и мы должны успеть с информацией». Септимус тяжело вздохнул. Письмо от Портеуса пришло совершенно некстати. Он как раз расшифровал в книге фейри главу, посвященную влиянию оправы амулета на его силу, и теперь вознамерился продолжать работу, так что поездка в Шотландию сейчас только отвлекала его от дела. Лорелей тоскливо вздыхала, глядя в окно, и сердце Септимуса разрывалось от жалости. С одной стороны, он хотел бы отпустить ее на праздник, пускай повеселится, пообщается с друзьями, потанцует и никогда больше не смеет так грустно вздыхать, с другой же стороны, он бы насовсем запер ее в доме, не отпуская никуда одну и не показывая никому. Подобно дракону из сказок простецов, Септимус ревностно оберегал свое сокровище. — Я все еще против того, чтобы ты шла на праздник, — на всякий случай уточнил Септимус, и Лорелей повернула голову. — Я поняла, сэр, — она кивнула. — И, памятуя о твоем самоуправстве, я укрою дом заклинанием, которое не позволит тебе выйти за ворота. Ты можешь гулять по саду и по дому, но я не разрешаю тебе выходить из имения. Лорелей странно дернулась, но все же кивнула и повернулась к окну. Похоже, Септимус угадал ее намерения. Она и впрямь собиралась убежать на праздник, как только он уйдет. С тяжелым сердцем Септимус поднялся с места и прошествовал к выходу. Оказавшись на улице, он и впрямь наложил на ограду защитный барьер. Как бы тепло он ни относился к Лорелей, она должна была понимать, что его слова — не пустые угрозы и не шутки. Западный Линтон встретил Септимуса легким ветерком. Вокруг колыхался вереск, а неподалеку возвышались скалы, у подножия которых сновали волшебники из Отдела регулирования магических популяций. Септимус заложил руки в карманы мантии и побрел туда. — Добрый день, лорд Малфой, — поздоровался рослый мужчина с палочкой наготове. — Погодка сегодня радует. Вот вчера тут было несладко. Неудивительно, что вы решили перенести свой визит. — Да, Гаррисон. Именно так. Как поживают наши фейри? — Прекрасно. Ирма третий день ведет переговоры и пока что все успешно. Вчера ей удалось вернуть целый табун лошадей в одно из селений неподалеку. Можете просмотреть бумаги. — Вы обосновались в одной из этих милых пещер? — Обойдите скалу, там наш лагерь. В пещерах не так уютно, как кажется. Там достаточно долго жили фейри. Хоть они и ушли в другие места, их старое жилище мы занимать не рискнули. Знаете, крайне ревнивый народец. — Догадываюсь, — Септимус кивнул и побрел вдоль скалы. Позади нее и впрямь обнаружилось несколько палаток. Гаррисон, шедший рядом, наконец-то подал голос. — Если хотите, можете ознакомиться с нашими записями. — Да, если не затруднит. — Принести сюда или расположитесь в палатке и выпьете чаю? — Сюда, — Септимус кивнул и взмахнул палочкой, создавая себе стул. — Но от чаю не откажусь. — Одну минуту, — произнес Гаррисон и двинулся к палатке. Этот малый определенно нравился Септимусу, в отличие от Осберта из отдела по связям с простецами. Гаррисон не заискивал, не юлил, а просто делал свою работу. Даже в тех случаях, когда Септимус указывал ему на недочеты — к примеру, последний отчет вернулся к Гаррисону расцвеченный замечаниями — он не пытался выкрутиться, а смиренно принимал указания к работе. Пока Септимус предавался размышлениям, Гаррисон успел вернуться с кипой бумаг и стаканом горячего чая. — Я вам нужен, сэр? — Пока что я просмотрю ваши результаты. Если понадобитесь, я позову. Гаррисон кивнул и удалился, оставив Септимуса наедине с записями. Он просмотрел записи и нашел работу Гаррисона и его людей удовлетворительной. Более того, умиротворение накатило на Септимуса теплой волной, и теперь он сидел, глядя на скалу и совершенно ни о чем не думая. Хотя забот было больше, чем надо. Септимус нашел в стопке пергамента чистый лист и принялся писать. «Здесь удивительно спокойно. Я умиротворен, хотя вчера меня постигла первая неудача с амулетом. Думаю, все дело в оправе. Сегодня попробую исправить эту оплошность. Невероятно раздражает необходимость готовить доклад для Конфедерации. Я мог бы потратить это время на создание амулета, вещи, которая сможет подарить мне счастье». Септимус торопливо свернул пергамент и вложил его в трещину в скале. Фамильный герб он начертал едва различимо, боясь, как бы Гаррисон не увидел его знак и не достал пергамент. Если он и впрямь сможет подарить Лорелей способности к магии, никто не должен знать, что на самом деле она простачка, а ее сила — последствия действия амулета. Септимус почувствовал, как умиротворение отступает, уступая место тревожности, что стала такой привычной в последнее время. Он крайне плохо спал, не чувствовал вкуса еды и забыл, что такое спокойствие. Его мысли метались между Лорелей и амулетом, а Портеус требовал от него так много, словно решил взвалить все свои заботы на чужие плечи. Доклад для Визенгамота, доклад для Конфедерации — это должен был делать не Септимус. Его передернуло от злости, и он постарался унять дрожь в руках, что лишь усиливалась. Септимус сложил бумаги, посчитав свой визит законченным, и двинулся в обход скалы. — Гаррисон, благодарю, — он отдал бумаги. — Вы неплохо потрудились. Сколько осталось пропавших детей? — Еще трое. Надеюсь, Ирма сможет договориться, и фейри сегодня же вернут их в колыбели. — Вот и замечательно. Конечно, когда ваша экспедиция подойдет к концу, я хотел бы увидеть финальный отчет, но пока что я доволен вашей работой. Надеюсь, что и Министр будет доволен. — Мы стараемся, сэр, — Гаррисон кивнул. — Спасибо, что навестили нас. — Желаю успехов, — Септимус пожал ему руку и побрел по полю. Погода и впрямь стояла чудесная, и перед возвращением домой хотелось еще немного прогуляться. Вернувшись в имение, он первым делом отметил, что в доме невероятно тихо. Септимус обошел весь дом, но Лорелей нигде не было видно. — Куда же она запропастилась? — спросил сам у себя Септимус, но, к несчастью, произнес это вслух. — Ищешь свою простачку? — пренебрежительно бросил со своего портрета Люциус Первый. — Запомни, внук, простецам веры нет. Они коварны, жестоки и вероломны, они не достойны ничего, кроме того, чтобы прислуживать. Ты еще не имеешь такого влияния в Министерстве, но ты должен его получить, чтобы навеки отправить всех простецов в услужение волшебникам. Их короли должны стать нашими пешками. — Успокойтесь, дедушка, — раздраженно бросил Септимус. От былого спокойствия не осталось и следа. — То, что королева в свое время отвергла ваше предложение руки и сердца, еще не значит, что все простецы такие. — Она была глупа. И где она теперь? Гниет в земле, забытая всеми. Я же мог дать ей то, чего она никогда и ни от кого не получила бы. Ее портрет сейчас — лишь никчемная картинка, а ведь она могла бы быть здесь, со мной. — Дедушка, но ведь вы все еще любите ее, — с легким укором произнес Септимус. — Ненавижу эту презренную простачку! — воскликнул Люциус. — Ненавижу! — Если бы это было так, вряд ли вы бы думали о ее портрете. И вряд ли вы бы попросили повесить ваш портрет и портрет вашей супруги в разных коридорах. — Ты еще зеленый юнец, и ничего не понимаешь, — надменно бросил Люциус. Септимус резко развернулся на каблуках и направился в гостиную. — Вилби! — позвал он, едва заняв свое место в кресле. — Вилби, где Лорелей? Эльф с треском появился и поклонился, едва не касаясь носом пола. — Лорелей горевала с того самого момента, как хозяин Септимус изволил уйти. Мы взяли ее к себе в комнату, утешали, как могли. Она так горько плакала, а теперь уснула. Вилби должен разбудить Лорелей? — Нет, пускай отдохнет, — Септимус нахмурился. — Разбуди ее к ужину. Я пока побуду в лаборатории. В лаборатории он снова разжег пламя под котлом и рассудил, что пока зелье будет нагреваться, можно успеть создать оправу. Септимус достал из мешочка с монетами серебряный сикль и принялся водить над ним палочкой, превращая в тонкую оправу для медальона. Два или три раза он примерил оправу к камню, пока, наконец, не остался доволен тем, как выглядит медальон. Закончив с манипуляциями, он отправил оправу в котел, взял с полки книгу и погрузился в чтение. — Хозяин Септимус, Вилби разбудил Лорелей и подает ужин! Эльф явился по прошествии часа, когда Септимус был настолько погружен в чтение, что не видел и не слышал ничего вокруг. Он даже не сразу понял, что ему говорят, только имя Лорелей привлекло его внимание. — Повтори, — попросил Септимус, массируя виски. Вилби затрясся всем телом. — Вилби сделал, как просил хозяин Септимус. Вилби разбудил Лорелей к ужину. — А, уже ужин? — Септимус вздохнул. — Спасибо, Вилби. — Вилби чем-то расстроил хозяина Септимуса? — Нет, все в порядке. Просто увлекся и не сразу услышал, что ты говоришь. Все хорошо, Вилби. Ты хороший эльф. Вилби широко улыбнулся и растаял в воздухе. Когда Септимус вошел в столовую, Лорелей уже сидела на своем месте. Выглядела она и впрямь неважно, и Септимус ощутил укол совести. В конце концов, он мог бы отложить визит в Шотландию еще на один день и отвести Лорелей на этот глупый праздник. Хотя, возможно, причина крылась в другом. — Отчего ты грустишь? — спросил Септимус. Лорелей подняла на него взгляд и выдавила улыбку. — Я не грущу, лорд Малфой, сэр. Как ваша поездка в Шотландию? — Неплохо. Лучше, чем я рассчитывал. Однако же, ты снова обманываешь меня. Я вижу, что ты плакала. Почему? Она не ответила, только опустила голову и принялась есть, отрезая от мяса крохотные кусочки. Септимус вздохнул. Упрямству Лорелей мог бы позавидовать мул. — Сегодня мы снова попробуем повторить опыт с амулетом, — произнес Септимус, когда они пили чай. — Осталось около получаса, а потом оправа будет готова. — А если это не сработает? Никогда не сработает? Септимус нахмурился. — Лорелей, мне не нравятся твои настроения. Когда ты получишь магию, ты сможешь делать все, что угодно. Если пожелаешь, ты сможешь работать в Лондоне, но не на фабрике, а в Министерстве Магии. Ты понимаешь, как велика разница? И тебе не нужно будет искать жилье в Лондоне, ведь ты сможешь перемещаться в мгновение ока в любой уголок страны. — Как вы? — она робко улыбнулась. — Да, как я. Идем. Твой амулет ждет свою хозяйку. Лорелей отставила пустую чашку, и Септимус повел ее в лабораторию, схватив за руку. Оправа, извлеченная из котла, была холодной, но от нее расходились волны тепла и магии. Септимус дрожащими руками вставил в нее нефрит, наколдовал цепочку и поманил Лорелей пальцем. — Иди сюда. Вот так, очень хорошо, — произнес он, защелкивая застежку на ее шее. — Давай, возьми в руку палочку. У нас не может не получится, Лорелей. Ты веришь мне? Он заглянул ей в глаза. Она и сама была взволнована, зрачки ее расширились настолько, что почти скрыли радужку цвета черного чая. Она была так близко, еще дюйм — и они бы соприкоснулись носами. От волнения у Септимуса пересохло в горле. — Давай. Взмахни палочкой, — выдохнул он, вложив палочку в ее пальцы. Лорелей сделала крохотный шаг назад, нервно облизнула губы и взмахнула палочкой. Бессмысленно. Септимус от досады пнул стул, и тот с оглушительным треском развалился на части. Лорелей вздрогнула, положила палочку на стол, сняла с шеи медальон, сунула его в руку Септимусу и выскочила прочь из лаборатории.