Таланты и поклонники

9. Утро было ранним. И каким-то томным. Цзян Чэн долго сопротивлялся пробуждению, плавая в дреме, и проснулся окончательно от первого солнечного луча, пощекотавшего нос. Шевельнулся и замер, почувствовав тепло прижимающегося к нему тела. Но вчера он лег на своей постели, решив, что не будет издеваться ни над Лань Си Чэнем, ни над собой. И лег один, пока ректора еще не было. А теперь тот спал рядом, устроив голову на его плече и руку на животе. От его движения ресницы Лань Си Чэня затрепетали и лениво поднялись, открывая взгляду еще сонные глаза, полные сладкого тумана. — Привет? — Цзян Чэн улыбнулся, и Лань Си Чэнь ответил на его улыбку. — Привет. Ты сбежал. — Я беспокойный сосед. — Лжец, — Лань Си Чэнь придвинулся к нему еще ближе, погладил скулы, нижнюю губу. Цзян Чэн вздохнул, поневоле чувствуя, как разливается по телу утреннее неторопливое возбуждение, усиленное такой желанной близостью. Попытался отодвинуться, но Лань Си Чэнь оказался быстрее. И откуда такая прыть с утра? Наверное, на самом деле он проснулся раньше. А Лань Си Чэнь, тем временем, подался вперед, седлая бедра и склонился к Цзян Чэну, надавливая на плечи. Распущенные волосы роскошной занавесью закрыли их от всего мира. — Попался, — едва касаясь губами, произнес он и выпрямился, заставив Цзян Чэна сглотнуть. — Долго ты еще будешь от меня бегать? — Я не бегаю. Лань Си Чэнь только бровь вскинул. — Ты здесь уже какой день? Третий? Четвертый? А все, что у нас было — это милый поцелуй в лоб. Если ты вдруг одумался, прозрел, и я тебе больше не нужен — просто скажи мне об этом. Цзян Чэн резко выдохнул. — Я просто не хочу снова… не хочу, чтобы… Лань Си Чэнь покачал головой. — У нас не было никакого опыта. И очень много страсти. И все равно было хорошо. — Но тебе было больно! — Цзян Чэн покраснел от смущения и злости на самого себя. Тот их первый полноценный опыт обернулся настоящим кошмаром для них обоих. Никакого удовольствия, только одна боль. И повторять это было откровенно страшно. — Это было давно. И я уже забыл. К тому же я уверен, что теорию ты теперь знаешь на отлично. Теперь у Цзян Чэна покраснели даже уши. Признаваться в том, что изучал статьи и видео, не хотелось. Но не кивнуть он не мог. — Лань Хуань… — Знаешь, сколько раз я посмотрел твое «Killer Lady»? — тот только мотнул головой и снова склонился к нему, скользя ладонями по его плечам и груди. Дразня дыханием приоткрытые губы. — То, как ты там двигаешься, как изгибаешься… И этот твой кнут… Знаешь, о чем я думал, глядя на тебя такого? О том, что хочу связать тебя этим кнутом так, чтобы ты больше не смог убежать. И любить, пока не начнешь меня умолять о пощаде. Цзян Чэн, я просто тебя хочу, но если ты нет… Тот, не выдержав, рванулся, подхватывая и подминая под себя, только волосы расплескались по подушке. Вжался бедрами, грудью, всем телом, стискивая пальцы. — Не хочу? — низким от возбуждения голосом произнес он, облизывая пересохшие губы. — О да, я тебя совсем не хочу. Немного сдвинулся, вырывая у Лань Си Чэня сдавленное шипение, и навис над ним. Несколько долгих секунд вглядывался в его потемневшие глаза, а потом медленно, дразняще, не отпуская взгляд, склонился, накрывая поцелуем его губы. И утонул в мгновенно полыхнувшем возбуждении. Целовал, целовал, целовал, пока не кончился воздух, пока не застонал откровенно и громко. — Цзян Чэн, — Лань Си Чэнь дышал тяжело, сорванно. Цеплялся за его плечи, стискивал коленями бедра. Смотрел требовательно, шало, словно задался свести с ума одним своим видом. — Это я свяжу тебя кнутом, — хрипло, даже не пытаясь скрыть свое собственное возбуждение, произнес Цзян Чэн, рассыпая поцелуи по его лицу, шее, плечам, одновременно стягивая с узких бедер пижамные штаны. Опустил взгляд на мгновение вниз, и в него словно попал огненный шар. Под штанами у Лань Си Чэня, его Лань Хуаня, не было ничего, кроме обнаженного, роскошного тела и возбуждения. Цзян Чэн невольно облизнулся, кинул тяжелый от предвкушения взгляд на любовника, и без раздумий устремился вниз, устраиваясь между раздвинутых ног и пробуя его на вкус. Лань Си Чэнь охнул почти испуганно, и почти сразу же застонал, выгибаясь дугой. Цзян Чэн улыбнулся и принялся доводить его до исступления. В этом у него не было особого опыта, но стоны и всхлипы Лань Хуаня размывали страх сделать что-нибудь не так. Все так, все. — Цзян Чэн… — Лань Хуань захлебывался стонами, метался, то пытаясь отползти, то снова возвращаясь и словно насилуя горячий рот. — Хватит… пожалуйста, Цзян Чэн… я сейчас… я… О-о-о-о… Его семя было пряным, густым, странным на вкус, но Цзян Чэн принял все и лишь вытер капельку с уголка губ. Отдышался немного, приподнялся на подламывающихся руках, и Лань Хуань потянул его наверх. Его дрожащий, покрытый испариной, с отголосками удовольствия в глазах Лань Хуань. Утянул его в долгий, глубокий поцелуй, в два движения доведя рукой до разрядки. Цзян Чэн застонал гортанно, почти мучительно, выплескиваясь в подставленную ладонь. И обмяк, уткнувшись носом в горячее плечо. — Это было… было потрясающе, — Лань Си Чэнь обнял его за плечи, прижимая к себе, и ероша волосы. — Но ты же не думаешь, что отделаешься от меня так просто? — После всего. Обещаю, — Цзян Чэн прижался губами к горячей коже. — И это будет не спонтанно и без подготовки, а так, как надо. Лань Си Чэнь довольно, сыто рассмеялся, заставляя его поднять голову и надолго припадая к губам. — После всего, что было, ты практически обязан на мне жениться. Ну или хотя бы стать деканом в Гу СУ. Цзян Чэн хмыкнул. Возмутиться бы, но откровенно лень, да и это же Лань Хуань, который хоть и не смешивает работу и эмоции, все равно не упустит своего. — Да зачем я тебе нужен? Из меня отвратительный преподаватель. И я не смогу… — Сможешь, — Лань Си Чэнь поймал его взгляд и коснулся кончиков ресниц подушечками пальцев. — Совмещать сможешь. И я хочу, чтобы у тебя было что-то еще. Что-то, куда ты всегда можешь вернуться. Ты перепрофилировал Юнь Мэн Цзян в спортивный Университет, отдал все управление клану матери. Ты сам говорил, что все это не твое. А я могу подарить тебе… дом. Если ты этого захочешь. С детьми только, боюсь, не выйдет. — У тебя их тут целый Университет, — Цзян Чэн со вздохом вытянулся рядом, утыкаясь носом в его плечо и с силой зажмуриваясь. Ему некогда было мечтать о семье, детях и доме. Вся его жизнь, так или иначе, вертелась вокруг Вэй Ина. Общие детские секреты, юношеские шалости, ненависть, потом страх за него и надежда еще раз заглянуть в глаза. Потом — попытка вернуть его в этот мир, дать силы и цели жить. А сам… Все, что у него было — это Вэй Ин и Цзинь Лин. Но Вэй Ин проснулся и по факту может обойтись без него, а Цзинь Лин скоро вырастет. Но он не имел права привязывать Лань Хуаня к себе. — Ты никогда не думал о детях? Своих детях? — глухо спросил он, чутко прислушиваясь к тому, как бьется сердце Лань Хуаня. — Я совру, если скажу, что нет. Но, видишь ли, я однолюб. И никого не вижу рядом с собой, кроме тебя. А жениться только для того, чтобы завести ребенка… Я не хочу. Я люблю тебя, Цзян Чэн. Я просто тебя люблю. Цзян Чэн сжался от этих слов. Лань Си Чэнь никогда прежде не говорил этого. У них вообще были очень странные отношения, которые оставляли слишком много недосказанности. А после неудавшегося первого раза Цзян Чэн вообще старался пореже попадаться на глаза, хотя и скучал безумно. Страшно открыться. А не открыться — нельзя. — Я тоже тебя люблю, — глухо произнес он, ожидая чего угодно, но молясь, чтобы Лань Хуань не услышал. А тот резко, как-то рвано выдохнул и сплел их пальцы, поворачивая голову и прижимаясь скулой к его волосам. — Знаешь, если каждое мое утро будет начинаться так же… — Видели бы тебя твои студенты, — хмыкнул Цзян Чэн, чувствуя, как понемногу расслабляется пружина, в которую превратились все его внутренности. — Мой авторитет взлетел бы до небес, — Лань Си Чэнь шевельнулся, потянулся. — И я не отстану от тебя, пока ты не согласишься стать деканом, учти. — Ты только что дал мне шикарный повод сбежать, — преувеличенно мрачно выдал Цзян Чэн, со вздохом позволяя реальности вступить в свои права. — Только попробуй, — уже поднявшийся на ноги Лань Си Чэнь потянулся, заставив Цзян Чэна облизнуться на обнаженное гибкое тело. — Сомневаешься? — Просто предупреждаю о последствиях. У меня нет кнута, но я найду веревку. Цзян Чэн только хмыкнул. У него в запасе много отговорок… *** Когда Вэй Ин следующим утром открыл глаза, Лань Ван Цзи предсказуемо в комнате уже не было. Расчесывать и снова заплетать его было некому, так что он, кое-как подобрав выбившиеся из косы во время сна прядки, так и отправился покорять новый день. Быстрый завтрак, разговор с командой; Вэнь Нин и его уже почти готовая композиция — он метался по Университету, успевая всем улыбнуться, со всеми поздороваться, а с кем-то и перекинуться парой слов. К главной сцене он благоразумно не совался, чтобы не мешать, но по дороге к студии завернул в художественный павильон, в котором уже развешивали картины и фотографии, присланные из Цин Хэ Не, и расставляли манекены для нарядов из Лань Лин Цзинь. Пока все это стояло, висело и лежало в хаотичном порядке, но, судя по скорости работы, уже к вечеру все должно было быть на своих местах. На самом деле ему нравилась эта деловая суета и то, что на него никто не косится, не показывает пальцем. Облачные Глубины на самом деле, вопреки его опасениям и ожиданиям, приняли его очень легко и быстро. Было ли тому причиной отношение к нему ректора, который проецировал это самое отношение на других, или что-то еще, но он впервые за долгое время начал чувствовать себя по-настоящему живым. И даже Лань Ван Цзи, который на удивление часто сегодня попадался ему на глаза, почти не вызывал желания подразнить его. А вот утянуть куда-нибудь в сторонку, чтобы дать ему возможность немного передохнуть, и напоить его любимым чаем — хотелось. Слишком изможденный у Лань Ван Цзи был вид, хотя еще вчера вечером он выглядел вполне нормально. Но стоило Вэй Ину только шагнуть в его сторону, как Лань Ван Цзи, словно предугадывая его желания, исчезал из поля зрения. Чтобы снова попасться на глаза спустя полчаса или пятнадцать минут. Иногда Вэй Ин даже ловил его случайный взгляд, и каждый раз его обдавало жаром, но уже через секунду он словно спотыкался о каменное выражение его лица. Так что, когда он наконец добрался до студии, то даже выдохнул с облегчением. Здесь, за закрытой дверью, было намного спокойнее. Да и малыши Лань вместе с племянником Цзян Чэна сегодня его весьма порадовали, почти ни разу не сбившись. Повторив с ними все еще раз и показав оставшиеся связки, он наконец их отпустил, тем более солнце уже катилось к горизонту. День прошел быстро, вечер неумолимо наступал, и Вэй Ин внезапно оказался предоставлен сам себе. Цзян Чэна забрал ректор, который решил не терять время даром и уже сейчас приобщал к организационным делам Университета, хотя еще не получил согласия на должность декана. Собственная команда закончила с монтажом декораций для выступления Вэй Ина и свалила в город, пробовать знаменитую «Улыбку Императора». Посмотреть, как дела у Лань Ван Цзи, хотелось приблизительно так же, как не хотелось попадаться ему на глаза. Тот вряд ли бы одобрил такое праздное времяпровождение, да и мешать не стоило. Так что, когда Вэнь Нин нашел его, Вэй Ин уже был готов взвыть и эту встречу воспринял не иначе, как подарком судьбы. Не дав Вэнь Нину и шанса что-то сказать, он взял его в оборот и утащил с собой, в ту самую беседку, в которой его застал ректор не так давно. Судя по тому, как облегченно выдохнул Вэнь Нин, оказаться вдали от чужих глаз он был более чем рад. И не стал ждать, пока Вэй Ин начнет разговор, а заговорил сам. — Ко мне обратился Лань Си Чэнь, — в обычной одежде, с собранными в низкий хвост волосами и очках — он ничуть не походил на того, кто вчера так взволновал весь Университет своим появлением. И знаменитым Призрачным Голосом Магистра И Лина его бы сейчас тоже никто не назвал. — М? — Вэй Ин, занятый поиском припрятанного тогда вина, нырнул в окружающие кусты и появился спустя пару секунд, довольный и счастливый, прижимая к груди весело булькающую бутылку. — Он что-то от тебя хотел? — Да, — Вэнь Нин смотрел на него с обреченным весельем. — Он дал мне ноты и попросил сделать аранжировку. Это что-то типа гимна фестиваля. — Хм? Надеюсь, ты согласился, — Вэй Ин кинул на него заинтересованный взгляд. — Но ведь это не все? — Он попросил его спеть. — Так это ж отлично! — Вэй Ин наконец скрутил крышку и сделал большой глоток. — Ух, забористая… Тебе не предлагаю, ты все равно не будешь. Вэнь Нин согласно улыбнулся. — Ты хорошо меня знаешь. Вэй Ин отразил его улыбку. Только в глазах она так и не появилась. — Так что? Надеюсь, ты дал согласие? — Нет, — Вэнь Нин тут же помрачнел. — Я не умею петь на людях. — Ты умеешь петь. Это главное. Просто ты стесняешься по старой памяти. Но то время, когда над тобой смеялись — прошло. Вэнь Нин, ты уже звезда, хочешь ты или нет. Над тобой не смеются, тебя слушают и любят. Жизнь изменилась. И это я проспал десять лет. — Я спал вместе с тобой, — тихо, очень тихо сказал Вэнь Нин, и Вэй Ин, сделав очередной глоток, пересел к нему поближе, обнимая за плечи. Вэнь Нин потерся щекой о его пальцы и затих с умиротворенным видом, прикрыв глаза. — Малыш, но я уже проснулся, — Вэй Ин покачал головой. — Значит, и тебе пора. И это — отличный шанс заявить о себе. Я хочу наконец увидеть тебя на сцене. Может, даже вместе со мной. Как тебе такая идея: я танцую под песню, которую ты поешь вживую? Сделай мне такой подарок. Вэй Ин похлопал ресничками, чувствуя, как неудержимо пьянеет. После комы его иммунитет к алкоголю сильно ослаб, что его неизменно огорчало. Но даже при такой сопротивляемости он пьянел слишком быстро. Видимо, «Улыбка Императора» действительно была очень забористой, да еще и усталость сказывалась. — Вэй Ин… — Вэнь Нин в ответ посмотрел на него глазами побитого щенка. — Я не могу, ты же знаешь. — Можешь. Хотя, знаешь… Если этого не может Вэнь Нин, то, возможно, сможет мой Призрачный Голос, м? Он ведь не родился в семье Вэнь, правда? Он родился свободным от обид и насмешек. Ты — Мой голос. И я хочу, чтобы он звучал не только для меня. Вэнь Нин смотрел на него каким-то неописуемым, почти безумным взглядом. Удивление, почти шок, понимание, что-то еще… — Магистр… — Именно, малыш, — Вэй Ин улыбнулся так, как улыбался в своих клипах. Шало, опасно, обещающе. Провел по его руке, собрал в складку рубашку и снова разгладил. — Это — Вэнь Нин. Мой Голос — совсем другой. Я знаю, как ты звучишь. Как поешь. Я много чего слышу в твоем голосе. Тебе тесно, ты хочешь свободы, ты хочешь быть другим. Так будь. А я буду с тобой. Прикрою и поддержу. Вэнь Нина уже колотило, и Вэй Ин сунул бутылку ему в пальцы. Вэнь Нин сделал глоток, закашлялся, и Вэй Ин забрал алкоголь обратно, надолго припадая к горлышку. — Мне страшно… — Вэнь Нина все еще трясло. Он сжался так, словно хотел совсем исчезнуть. — Думаешь, мне не страшно? — Вэй Ин пьяно усмехнулся. — Я каждый день ловлю себя на том, что сплю. Что я валяюсь где-нибудь в резиденции Ци Шань Вэнь и мне все это снится. И что я вот-вот проснусь и увижу, что все было зря. Что Ци Шань Вэнь уничтожил Облачные Глубины, что ты погиб, что я не смог ни защитить, ни отомстить. Что подставил Лань Хуаня, что Лань Чжань… черт… А он меня не ненавидит, представляешь? Все это время я думал, что он меня даже видеть не хочет. Ведь я послал его тогда, когда он пытался меня вразумить. Мне было стыдно, и я его послал. И ушел в Ци Шань Вэнь. Может, правы те, кто считают, что я и правда предал? Они научили меня танцевать, а я их убил… Не все там были плохие, ты же знаешь, да? Ты был хорошим. И учитель Фа тоже был хорошим. Погиб, его балкой придавило. Вэй Ин говорил и говорил, выплескивая из себя все, что маяло, что мучило все это время. Не замечая, что они с Вэнь Нином уже не одни, и что у входа в беседку стоит Лань Ван Цзи, слушая его пьяный бред. — Я убийца. Куда ни кинь, я убийца. Даже если намерения у меня были самые хорошие. Если бы я знал… Погруженный в свои мысли, Вэй Ин не почувствовал, как отстраняется Вэнь Нин, не увидел, как он растворяется в подступившем мраке ночи. Только когда по воспаленным глазам словно полоснуло белым, и окутал запах сандалового дерева, поднял тяжелый взгляд. Несколько секунд смотрел прямо на Лань Ван Цзи, а потом пьяно улыбнулся и протянул ему бутылку. — Лань Чжааань… Выпей со мной. Ну же, выпей. Не хочешь? — Вэй Ин опустил глаза, качая головой. — Может, ты не ненавидишь меня, но явно где-то рядом. Хотя, думаю, тебе просто все равно. Самый-совершенный-из-всех-совершенных. Он горько рассмеялся, заметил судорожно сжатые кулаки Лань Вань Цзи, потянулся погладить побелевшие костяшки, потому что показалось, что это больно. Вот так стиснутые пальцы — это больно. Но Лань Ван Цзи отдернул руку, и Вэй Ин, влекомый собственным движением, свернулся бы со скамьи, на которой и так сидел довольно неустойчиво, если бы не поймавший его Лань Ван Цзи. — Тебе нужно поспать, — спокойно произнес тот, возвращая его в вертикальное положение. — Ты даже не хочешь, чтобы я тебя касался. А я пьяный. Это проклятое тело меня снова подводит. Так что да, наверное, ты прав. Мне нужно поспать. Вэй Ин отставил уже пустую бутылку, неловко встал, чуть покачиваясь. Потряс головой, но стало только хуже, и он расстроено зашипел. Надо собраться. Это стыдно — так упиться с одной бутылки. Но он стоит на ногах, так что и до постели своей доберется. Преисполненный решимости, он шагнул вперед, но, видимо, сделал это слишком резко, и пол под ногами качнулся и попытался уехать. Вэй Ин охнул, взмахнул руками и тут же оказался в сильных объятиях. Чужие руки подхватили его, как ребенка, подняли, прижали к неровно вздымающейся груди. Вэй Ин, на мгновение потерявшийся в пространстве, окунулся в усилившийся запах сандала, а потом слабо затрепыхался, пытаясь выбраться. — Отпусти. Лань Чжань, я сам пойду. Тебя не должны увидеть, что подумают… Лань Чжань! — Мне все равно, — ровно бросил тот, врезаясь со своей ношей в темноту. И Вэй Ин расслабился. Прижался к плечу, потерся щекой о мягкую ткань. — Ты такой добрый, Лань Чжань. И такой красивый. Только холодный. Хотя мне тепло, — он слабо вздохнул, поерзал, а потом потянулся и обнял Лань Ван Цзи за шею, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Его куда-то несли, очень бережно, плавно, ему было тепло и спокойно, и он даже улыбнулся. Пьяная истерика ушла куда-то вглубь, мрачные мысли улетучились. Наверное, ему должно было быть стыдно, но стыдно не было, было хорошо. И когда улица сменилась тишиной спальни, Вэй Ин вздохнул огорченно. Позволил усадить себя на постель, но когда Лань Ван Цзи попытался выпрямиться, вцепился в ворот, не пуская. — Спасибо, — произнес негромко, вскинул голову, ловя взгляд и увязая в расплавленном янтаре его глаз. Тело бросило в жар от странного ответного взгляда, и Вэй Ин отвел свой, прослеживая длинные острые ресницы, нос, скулы, цепляясь за приоткрытые губы. Такие мягкие на вид, с немного размытым контуром. Такие манящие, что Вэй Ин сам не понял, как потянулся к ним. Накрыл поцелуем, коснулся языком, пытаясь распробовать вкус. Лань Чжань резко выдохнул, вздрогнул, дернулся, и Вэй Ин отпрянул, разжимая пальцы и отпуская его. — Прости, я не хотел. Не должен был… — смотреть на Лань Ван Цзи было страшно, и Вэй Ин только сглотнул, когда тот стремительно отошел. — Ложись спать, ты пьян, — каким-то совсем деревянным голосом произнес тот откуда-то из тени, и Вэй Ин, кивнув, заполз под одеяло и свернулся там, натянув его на самую макушку. Раздеться бы, но тело было тяжелым и неповоротливым. Не хотелось шевелиться, не хотелось думать. Он и так уже всякого натворил. Так что он только скинул обувь и вновь зарылся под одеяло. Реальность размылась почти сразу, и он снова оказался в Ци Шань Вэнь. Смотрел и смотрел, как горят корпуса, как в немом крике раскрывают рот гибнущие студенты и учителя. И как встают из-под слоя пепла, мертвые, обгоревшие, страшные. Смотрят на него, ищут пустыми глазницам. А, найдя, тянут к нему свои руки. И Вэй Ин бьется, пытается уползти от них, но не может даже пошевелиться. И тогда кричит протяжно, отчаянно, со смертельной тоской. Но вместо ожидаемой боли чувствует чьи-то объятия. Знакомые, теплые, безопасные, которые защищают, согревают, закрывают от страшного мира. Вэй Ин плачет, захлебывается слезами, просит прощение у невинных, и, в конце концов, затихает и расслабляется, позволив себе утонуть в ласковом тепле чужих рук. Он не видит того, кто его обнимает, он просто знает, что рядом с ним он в безопасности, что сердце радостно трепещет в груди, словно и не пыталось остановиться от страха всего несколько мгновений назад. Ему так хорошо, светло и радостно, что он снова закрывает глаза и, доверившись этим рукам, засыпает, и в этот раз в его снах только смех, лотосы и запутавшаяся в них белая лента с вышитыми облаками.