Рыба в ловушке

— Ещё здесь. — Ямамото ткнул в конец страницы, Кёя оставил свою подпись. — И… — Зашуршали бумаги. Ямамото открыл две из трёх папок, зацепил мышку, наконец нашёл, что искал, и протянул Кёе. — Даже читать не будешь? — Я и так знаю, что там, — отмахнулся Кёя, снова шлёпнул печатью по странице. Иероглифы в этот раз получились блёкло-розовыми. — Жуть просто, — жизнерадостно улыбаясь, сказал Ямамото. — Не представляю, как Хаято справляется. Я тут с этим два дня всего, а уже мозги свернул. — Он засмеялся, упал в крутящееся кресло, которое при этом опасно хрустнуло, но как-то выдержало удар. — Это называется «бюрократия». — В комитете её было много, а, Хибари? Ну, бумажной работы. — Хватало. Кёя протянул подписанную стопку, потёр шею и выпрямился. За десять минут в такой позе всё затекло. Месяц без тренировок восполнять он будет долго и, видимо, мучительно: мышцы совсем деревянные. — Ага, всё хорошо! — сказал Ямамото. А ты-то откуда знаешь, ты же не Гокудера, подумал Кёя, но не озвучил — из вежливости, хотя все принимали его молчание просто за нежелание говорить, и не то чтобы Кёю это огорчало. Он откинул жестом с лица отросшие волосы — стрижка только завтра, перед вылетом, — подошёл к дивану и поднял с него светло-серый пиджак, выделявшийся яркой краской на багряной, почти чёрной обивке. — Хибари, как ты чувствуешь-то себя? — Взгляд Ямамото был обеспокоенным. Вздохнув, Кёя ответил: — В порядке. За сегодняшний день Ямамото был пятым, кто допрашивал о здоровье. Такой заботы Кёя оценить не мог: когда он окончательно пришёл в себя, то понял, что едва ли не вся Вонгола стоит над ним, лежащим в больничной койке. Хранители — кроме Мукуро — и ещё люди Йемицу, потом Реборн, сестра Гокудеры в мотоциклетных очках, Кусакабэ. Рядом с ним краснела и смущённо отводила глаза подружка Ламбо. Позади всех мелькнул и тут же исчез Дино. Кёя закрыл глаза, сдерживая злость. Вот только этого ему не хватало. Он выгнал всех, запретил ходить к нему, но каждое утро находил свежие фрукты. Если бы на тумбочке стояла ваза с цветами — нашёл бы цветы, он был в этом совершенно уверен. Один раз Кёя возвращался из душа, когда уже смог ходить, а повязку сняли, и застал у себя Саваду. Он тут же начал путано извиняться и размахивать руками, но Кёя был не в настроении кого-то бить. Сделав вид, что Савады не существует, он прошёл мимо, откинул одеяло и сел на край койки. Если бы глупость Савады можно было как-то остановить, наверное, Кёя не стал хранителем Вонголы, но Саваду не могло удержать вообще ничего в этом мире. Он улыбнулся, подвинул стул, очень похожий на тот, из снов, о которых Кёя до сих пор не вспоминал. — Мы очень волновались, что ты не поправишься. Дино сказал, это была особая пуля с пламенем. Какие-то разработки. Верде сейчас изучает, что это такое, но Мукуро говорит — там замешан тот же эффект, что в кольцах Ада. Только ещё кое-что… — Эффект, помноженный на разрушение, — догадался Кёя. — Да… хорошо, что Мукуро предупредил Хром, иначе бы мы и не знали, не смогли бы всё подготовить и… — Мукуро? — переспросил Кёя. Савада дёрнулся, глянул на Кёю с каким-то непонятным смирением. Потом ответил: — Мукуро. Сказал, ты ему помог, вот и вернул долг. — Ясно. Про Мукуро Кёя не вспоминал, настойчиво отгоняя последнее, что зацепилось, — просьбу ему помочь. Дино. Это ведь Дино его тащил, а Мукуро остался за кольцом. Но откуда тогда тот цветочный запах и смех? Пока Кёя пытался понять, он успел вспомнить все свои сны — в подробностях. Хуже Франа, это Мукуро прав. Хуже подростка. Особенно последний сон — от него бросало в жар и скребло чувством неопределённости. Будто Кёя не закончил важное дело. В одном детском фильме незавершённые дела держали души умерших в материальном мире, превращая их в призраков. Кёе история не слишком нравилась, но иногда он смотрел одним глазом, а другим утыкался в более интересную книжку про холодное оружие, подарок на день рождения. Сейчас Кёя сам стал призраком, которому необходимо было закончить начатое. — Что с ним, кстати, с Мукуро? — как можно более равнодушно спросил он. Савада покосился на него, потом пожал плечами: — Он, вроде, в порядке. Главный злодей схвачен, и это не Мукуро. Ни у кого к нему нет претензий. Он, кажется, пострадал даже больше других. Да уж, жертва обстоятельств. Трагическая роль Мукуро шла, трагедии находили его сами и предлагали занять главное место на сцене. Кёя вроде как это право у него отобрал. — Хорошо, что всё так закончилось, — сказал Савада, улыбаясь мечтательно и мягко. — Я думал, что будет хуже. — Хуже бы и не было, если бы ты вовремя помог. Из этой фразы могла бы родиться перепалка, но Савада пожал плечами, молчаливо улыбнулся и пожелал ему хорошего дня и скорейшего выздоровления. Со школьной скамьи он изменился, но не во всём — жизни друзей стояли для Савады на первом месте, но Кёя не обольщался на свой счёт, тем более насчёт Мукуро. После Савады к нему заглядывали другие: просто чего-нибудь пожелать, отрывая от важных вопросов. Часть группировки «Навахо» расползлась по миру, и вот теперь они были удобными целями. Поиски пламени привели Джеронимо к находке, которую он и сам не мог истолковать правильно. У Кёи было больше знаний, опыта, а главное — он понимал, кто именно подвёл Джеронимо под черту и избавился от него чужими руками. С ним-то он и хотел поговорить, а заодно конфисковать все прибранные к рукам коробочки и кольца. Вывозить их из Италии было незаконно, а Кёя не любил нарушителей. И вот теперь, после всех этих походов и пожеланий, после расспросов, вся Вонгола интересовалась его здоровьем. Кёя злился, поднимаясь с нижнего уровня вверх. Ему понадобился Савада, чтобы он подписал доверенность, и ради него пришлось зайти на кухню. Все, просто каждая, кроме подружки Ламбо, она язык проглотила, пристали к нему с вопросами. Ничего не ответив, Кёя сунул доверенность Саваде, попросил подписать, а потом ушёл как можно скорее. Нужно уладить все дела перед отлётом. Кёя лично вызвался отнести документы, хотя Ямамото считал — это лишнее, они сами справятся. Но позавчера заглядывал Дино и сильно удивился благодарности за спасение там, в доме. Теперь Кёе физически требовалось разобраться во всём, что случилось. А ещё он искал предлог увидеть Мукуро перед отлётом. Неизвестно, когда ещё выйдет встретиться. На входе ждала белая машина с чёрной табличкой на крыше. Кёя открыл дверь, уселся рядом с водителем, назвал адрес. — Быстро доедем! — пообещал шофёр. — Хорошо, — кивнул Кёя. Ему никогда не нравилась Италия, но сейчас он был готов терпеть и её — скоро ему придётся оказаться в ещё менее приятной стране. Ничего хорошего от поездки Кёя не ждал уже сейчас, но старался о ней не думать — и без того только-только успокоился. Доехали и вправду быстро, всего за полчаса. Кёя расплатился, кинул взгляд на небольшой жилой дом: три этажа, бежевые и белые цвета, много зелени. Район и здание выглядели чересчур благопристойно, Кёя засомневался. Вариантов у него снова было два — бежать или драться, — и Кёя никогда бы не выбрал первый. На втором этаже действительно располагалась квартира под номером тридцать четыре, но Кёя всё ещё сомневался. Поверил он только после того, как дверь распахнулась. Мукуро стоял напротив, одетый в юкату, и это ошеломило. Одежду он явно прихватил из его дома. В темноте юката казалась чёрной, хотя на самом деле ткань была тёмно-фиолетового цвета. Не так уж и удивительно, таких вещей дома у него было много, но видеть на Мукуро свою вещь оказалось… необычно. А он, видимо, ждал кого-то ещё, даже не спросил, кто за дверью, только удивлённо глянул. — Привет, Кёя. Что ты… — Я по делу. — Кёя поднял вверх руку и легонько потряс кейсом — для верности. Насмешливо щурясь, Мукуро оглядел его с ног до головы, убрал в сторону волосы и позволил войти. Квартира тоже была благопристойной — никакого другого определения просто не шло на язык. Светлая прихожая, аккуратная тумбочка для обуви, вешалки, длинный шкаф с зеркалом, верхний свет, просто свет, дорогие обои и хорошая плитка. Ничего, что бы вязалось с Мукуро, хотя это Кёя сам себе, конечно, придумал. Вполне возможно, что Мукуро любил эти светлые цвета и показную чистоту с обложки мебельного каталога. И укладывал эту рыжую, из Кокуё, на чистые простыни. Это Кёя случайно поймал в разговоре девушек: Хром рассказывала Кёко Сасагаве, как та рыжая устроила ей тёмную — и как она до сих пор не решилась во всём сознаться Мукуро, потому что у этих двоих вроде как «что-то было». Не у Хром с ним, нет, он ей нравится совсем не так, как все думают. Кёе следовало уйти и не подслушивать, как мальчишке, но он остановился, поймал каждое слово и стиснул кулаки. Что-то подсказывало: на рыжую из Кокуё он никогда не сумеет смотреть спокойно. — Я опять что-то забыл подписать? — Мукуро закрыл дверь, заставив Кёю вернуться в реальность, беззвучно прошёл рядом и помахал — «следуй за мной». — Нет, — откинулся Кёя, снимая обувь. Пиджак он тоже оставил на вешалке, взял с собой только кейс и прошёл сквозь арку в гостиную — очень большую бежевую комнату с мягким ковром. На полках валялись пачки из-под чипсов, на кожаном диване стояла пустая коробка от пиццы, какие-то бумаги валялись повсюду, вещи Мукуро не очень опрятно висели на стуле, а плащ и вовсе лежал на единственном кресле. С одной стороны, этот хаос, которым Мукуро себя окружал, вызывал безотчётное желание навести порядок, а лучше — заставить Мукуро навести порядок. С другой — успокаивал. Это гораздо больше напоминало Кёе привычную обстановку старого разрушенного кинотеатра. Не хватало видавшего виды дивана и обшарпанных стен, но это уже мелочи — суть-то осталась на месте. — Первый раз Гокудере прислали неверную форму. Обнаружилось только на днях, теперь нужно всё переделать. Но Гокудеры сейчас нет, а Ямамото не слишком хотел к тебе ехать, как я понимаю. — А, вот как. Попросил тебя? — По прищуру Мукуро казалось, что он понял: Кёя лукавит. Они уселись по разные стороны дивана, кейс оказался на коленях, и Кёя открыл замок. Мукуро задумчиво поправил полы юкаты. — Смотрю, тебе понравилось, — не удержался Кёя. — А что, разве плохо? Мукуро носил юкату как обычный халат — с тонким европейским поясом, и это было кощунство по отношению к традиционной символике, но на нём всё равно смотрелось хорошо. Женские вещи — нежнее и красивее мужских, всегда прошиты лучше и богаче, и хотя в прошлом всё было совсем иначе, сейчас рынок ориентировался на основного покупателя — женщин. Мукуро шли и легкие птицы на рукавах, и едва заметный рисунок на ткани по всей длине, и даже пояс. — Гайдзин, — ответил Кёя. Даже красота не давала Мукуро право так относиться к традиционным ценностям. Но Мукуро усмехнулся, привычно прищурил алый глаз и чуть склонил голову. Кёя старался смотреть на бумаги, а не на Мукуро. — Эта форма. — Вытащив листы, Кёя передал их Мукуро, защёлкнул кейс. — Это японский, — повернув один экземпляр, сказал Мукуро, — а это итальянский. Ясно. Дашь мне несколько минут, или ты сильно торопишься? Переглянувшись, Кёя и Мукуро кивнули друг другу одновременно, а потом Мукуро принялся читать, зашуршав бумагой. Сейчас самый момент сделать что-нибудь важное. Кёя чувствовал, как на него давит воздух в квартире, как быстрее стучит сердце, как момент подгоняет к действию. Вот же он, Мукуро, — сидит совсем рядом, а времени полно. И воспоминание о том, что происходило во сне, никуда не исчезало. Даже сейчас Кёя помнил привкус зубной пасты на губах. Но это невозможно. Невозможно. Ведь поцелуй ему просто приснился. Мукуро хмурился, двигал бровями и покусывал губу: он перепроверял внимательно каждую строчку. Вопрос всё ещё касался его свободы. — Меня удивляет, как в этом деле много бумаги, — сказал он, ненадолго оторвавшись от чтения. Посмотрел на Кёю и едва приподнял уголки губ, только намечая улыбку, но не улыбаясь. — Никогда бы не подумал, что в мафии такая бюрократия даже в вопросах убийств. — Весь мир — большая бюрократическая машина, — согласился Кёя. — Ты в этом знаешь толк, — ответил ему Мукуро, перевернул с шелестом страницу, уткнулся в чтение. Сидеть без дела наскучило очень быстро. Пока Мукуро аккуратно заполнял бланк, Кёя поднялся с дивана и немного походил мимо стеллажа с книжками, подошёл к окну, выглянул на улицу. Хмурилось, поднялся ветер, небо капризничало и скручивало облака, а кое-где пустило тучи — чёрные точки заволокли синеву чуть дальше. К вечеру будет дождь. Погода, подумал Кёя, отлично чувствует его настроение. — Можешь заварить себе чаю, — сказал Мукуро, не отрываясь от бумажек. Кёя обернулся к нему, решив, что пейзаж за окном не так уж и важен. Длинные волосы Мукуро ложились на белые листы, закрывали текст. Он всё время собирал их, прятал за ворот, но пряди выпадали. — Я тут ещё долго. Кёя кивнул, но не пошёл на кухню. Битва Мукуро с волосами показалась ему интереснее, и он просто наблюдал от окна. — Собери их в хвост. — Как бы я жил без твоих советов, Кёя, — лениво огрызнулся Мукуро. Он был слишком поглощён правильным и аккуратным начертанием иероглифов. Снова наступила неуютная тишина, и вместе с ней вернулось ощущение незавершённости. — Спасибо, — подняв голову и посмотрев очень серьёзно, сказал Мукуро. — За то, что тогда… Кёя кивнул, хотя сам должен был благодарить словами. Они квиты. Больше никто ничего никому не должен. Сейчас Мукуро заполнит бланки — и Кёя уйдёт. Навсегда. — Всё. — Мукуро надел колпачок на ручку, положил её на столик, сложил листы и протянул их Кёе. Когда Кёя наклонился, чтобы забрать документы, Мукуро посмотрел на него — будто чего-то ждал, и пальцы разжались не сразу, а только после второго лёгкого, но настойчивого рывка. По губам Мукуро скользнула его неприятная, насмешливая улыбка. Кёя сложил документы в кейс, закрыл тот и пошёл в прихожую. От взгляда, который впился ему в спину, было очень неуютно. Сожаление закопошилось в груди, но Кёя затолкал его куда подальше. — Мы, похоже, теперь ладим, — сказал Мукуро. — Так что ещё увидимся. Его сухой и холодный тон никак не вязался с этим дружелюбным «увидимся». Кёя чувствовал себя так, словно кто-то схватил колючую железную губку и с силой трёт ей по коже. Он обулся, надел пиджак, взял стоящий на полу кейс и развернулся к Мукуро. — Ну, — сказал Кёя, проглотив вздох: Мукуро скользнул языком по нижней губе, — всё. — Вправо, — подсказал Мукуро, когда Кёя затормозил у двери — замок. — Спасибо, — ответил Кёя. Замок щёлкнул, дверь открылась. Кёя последний раз оглянулся, всё ещё ощущая на спине тяжелый взгляд, коротко кивнул на прощание и вышел за дверь. Та медленно-медленно закрылась за спиной. Навсегда, напомнил себе Кёя и посмотрел на ступени. Таксист уже, наверное, заждался.