Странные встречи и новые знакомства

— А вот если сдашь экзамен завтра, тогда и про корочки расскажу. — посулилась Балалайка. А чтобы замотивировать Лизу засесть сегодня за книги, она обещала показать нечто очень интересное. Для этого девушки свернули к ней домой, благо, это было недалеко, но Софья поднялась в квартиру одна и Лизе ничего не показала. Дома она привычно обнажилась и устроилась, скрестив ноги, на диванчике в комнате у Лизы, прихлебывая чай и погрузившись в чтение «Властелина Колец», жутко веселя подругу своими специфичными ремарками по ходу чтения. — Вот, дети, наглядный пример важности маскировки позиции в темное время суток, — хмыкнула она, например, дойдя до боя у Заветри. — А грамотный дед оказался этот Гэндальф! Забросить хорошо подготовленный ударно-диверсионный отряд в глубокий тыл противника, в их положении самое верное решение! Но вот разведка у них, конечно, отвратно поставлена… Она глянула поверх книги на Лизу. — Давай не отлынивай, сюрприз ждет, как я и обещала! — Ты до конца дочитай, тогда я тебя послушаю, — хихикнула Лиза. — Она и сама в один прекрасный момент жизни задумалась — а почему нельзя было сразу призвать Орлов, и сбросить Кольцо в Ородруина с безопасной высоты, куда не достанут орочьи стрелы? Ну или на худой конец, с пикирования, как бомбардировщики Великой Отечественной. Спойлерить, впрочем, она не стала, чтобы не портить подруге удовольствие, и снова зарылась в учебники и конспекты. Худо-бедно, но дело двигалось, сдать экзамен ей хотелось не меньше, чем получить обещанный сюрприз — ведь Лиза действительно училась старательно — ну, в основном. Она мечтала о карьере археолога, о больших экспедициях в Крым, украинские степи, карельскую тайгу, возможно даже в Египет, Анды или пустыню Небраска, мечтала откапывать древние города и исследовать древние цивилизации, а вечерами петь песни у костра. Отвлеклись в очередной раз, она так погрузилась в эти мечты, что даже замурлыкла себе под нос: Как за Танаис рекой, да за рекой Скифы пьют-гуляют… Э-эх, потерял грек покой, да грек покой — Скифы пьют-гуляют. Э-эх, потерял грек покой, да грек покой — Ему не наливают…* Но строгий оклик Балалайки вырвал ее из радужных грёз, и Лиза, виновато разведя руками, снова уткнулась в конспект. Прошло несколько часов, за окнами начали сгущаться поздние летние сумерки, и Лиза наконец то оттолкнула опостылевший учебник. — Ну все, не могу больше. Пощады, о моя безжалостная надзирательница! Она соскочила со стула и плюхнулась рядом с подругой на диван, бесстыдно уложив головку на ее голые бедра. — Я очень старалась — честно-честно! Ну что, заслужила я сюрприз? — Ну ладно… Балалайка заложила книжку и ловко соскочила с дивана. Втащив в комнату сумку, она расстегнула молнию и достала лежащий сверху свёрток из настоящего, плотного восточного шелка, темно-синего цвета. В него оказалась завернута превосходно сохранившаяся позолоченная персидская сабля, совсем немного тронутая ржавчиной. — Осторожно! Она всё ещё острая. Нравится, а, будущий археолог? Я её в Афгане нашла, в горах. Там очень сухо, поэтому металл почти не ржавеет. — Ух ты! — Лиза немедленно прилипла к клинку и принялась разглядывать его со всех сторон, бережно проводя пальчиками по узорам на клинке, по насечкам на рукояти… — Какой шамшир! Смотри, он определенно боевой — видишь эти засечки на эфесе? И на клинке видны заполированные следы ударов и зазубрин. Ты не показывала его специалистам? Тут даже есть клеймо на голомени** — вот смотри, у самой гарды. Его точно надо показать серьезному историку, а вдруг он принадлежал кому-нибудь известному? Или это работа как кого-то мастера, типа персидского Масамунэ? А хочешь, покажем его кому-то из моих преподов? Или у Чешира спроси — он же востоковед. Балалайка с улыбкой наблюдала за пышущей энтузиазмом Лизой. — Обещаю, что я обязательно покажу его кому-нибудь сведущему, вернее, мы с тобой покажем. Она аккуратно забрала у подруги саблю, вдвинула её в ножны и снова завернула в ткань, убрав от греха подальше на антресоли. Спрыгнув с табурета, Софья потянулась и села рядом с подругой, снова уложив её головой на свои бедра и аккуратно перебирая волосы. Впрочем, длилась эта идиллия недолго, потому что скоро Балалайка развела ноги пошире и Лиза оказалась почти вплотную к её промежности. — А пока — давай развлечемся? Блондинка игриво хихикнула. У Лизы вспыхнули щёчки — кажется, она догадалась, как собралась развлекаться подруга. И нет — она была вовсе не против, только вот не вполне уверена, что именно нужно делать. Самым разумным ей показалось отдать инициативу Балалайке, как более умелой и опытной в подобных забавах. Потянувшись, так что ее остренький грудки уставились в потолок, она потерлась затылком о бедра Балалайки и посмотрела на нее снизу-вверх со смесью смущения и лукавства во взгляде: — Давай. — Ну нет, тебе всё-таки придётся сегодня поработать! — хихикнула Балалайка. Она аккуратно встала на колени прямо над лицом Лизы, почти касаясь её губ своей вагиной. Ладонями она аккуратно обхватила лицо подруги, поглаживая кончиками пальцев. — Высуни язычок, не бойся… Вот так, умница… А теперь лизни. Только аккуратно. Давай, полижи меня, не бойся, я буду тебя направлять. От такого развития событий Лиза несколько оторопела. Все ее знания об оральном сексе ограничивались фразами «я в рот тебя е…л» и «х…й соси», каковые были матерными, а значит то, что они обозначали — по определению плохо. Если бы не искреннее, почти детское доверие, которое испытывала она к Балалайке, и такая же детская убежденность, что та просто не может сделать ей ничего плохого, она наверняка всерьез оскорбилась бы на такое предложение. Сейчас же Лиза выскользнула на спине из-под подруги, но продолжала доверчиво лежать перед ней на спине в очень открытой и уязвимой позе, а на ее красной, как помидор мордашке было написано ошеломление, искреннее недоумение и, может быть, самую чуточку брезгливости. С такого ракурса — сверху вниз, да ещё и вверх тормашками — это смотрелось весьма комично. — Че-го?!.. Э-э, Балалайка, а чё, так делают? Серьезно? Я думала, что это только мужчины, да и то — ну «ё…ный в рот» — это же оскорбление? — середину неприличного слова она деликатно пропустила — даже сейчас, в таком интересном положении воспитание в интеллигентной семье давало о себе знать. — Ч-че…го? Балалайка смотрела на подругу в полнейшем и искреннем шоке, таращила на неё свои голубые глаза и только хватала ртом воздух, не зная, что ответить на такую вопиющую наивность. Она слезла с дивана и вдруг начала хохотать, буквально складываясь пополам. — Ну ты и дура, подруга! Выебать тебя в рот мне анатомия не позволяет… Ладно уж, я тебе покажу. Она опустилась на колени, развернула подругу поперек дивана и решительно развела ей ноги. — Лежи смирно! — она пришлепнула Лизу по бёдру. — Мешаешь… Склонившись, она обдала её щелку теплым дыханием и нежно прошлась языком по её щелке снизу-вверх и по половым губам. Лиза попыталась было пискнуть что-то на тему, что там грязно, но Балалайка просто молча отмела все ее возражения, и сделала, как хотела — от чего-то от этой ее манеры Лиза просто растеклась, позволив подруге делать с ней, что та захочет. Когда язык Балалайки коснулся ее снизу, Лиза напряглись было, но тут же из ее груди вырвался протяжный вздох, и она выгнулась на диване, невольно опуская руки на свои грудки, которые тотчас же напряглись и сладко заныли — это было так приятно, что у Лизы сразу же стало влажно между ног. А дальше ей оставалось только стонать, вскрикивать и гладить свое дрожащее от удовольствия тело — эти кажущиеся на первый — да и на второй тоже — взгляд такими грязными и неприличными ласки просто уносили ее куда-то далеко заставив напрочь потерять голову, забыть о любых приличиях, только умолять подругу не останавливаться пока… — Аххх! Хха-а-ахх! Ох, мамочка! Пожалуйста, ещё-о-о! Да — вот зде-е-есь!!! Ох, как хорошо-то-о-о-о! Я!.. Я сейча-а-ас!.. Балалайка смешливо фыркнула, пощекотав дыханием влажную, невероятно чувствительную кожу Лизы. Она буквально упивалась текущей из неё терпкой влагой, жадно слизывала, то принимаясь напористо вылизывать её, сжимая крепкими пальцами бёдра, то посасывая увлеченно её клитор или нежные половые губы, а то и вовсе принимаясь трахать напряженным языком, глубоко запуская его внутрь или выписывая затейливые узоры. Лиза буквально сходила с ума от удовольствия — так хорошо ей не было даже в прошлый раз. Она громко стонала, то упиралась руками в диван, двигая бедрами навстречу творящему восхитительное безобразие языку подруги, то падала, откидываясь на его на спинку и сжимала свои маленькие грудки и торчащие сосочки, мотала головой, разметывая длинные пушистые волосы, а потом ее поглотила вспышка яркого как солнце наслаждения, и Лиза затряслась, запустив пальчики в волосы Балалайки и даже не крича, а как-то судорожно всхлипывая, а умелый язык подруги продолжал двигаться, растягивая этот восхитительный миг. Когда оргазм отпустил, Лиза, тяжело дыша, наклонилась к поднявшей голову Балалайке и неумело, но жадно поцеловала ее прямо в губы, чувствуя на них незнакомый вкус своих соков. — Спасибо! Это было!.. — у нее опять не нашлось слов. — Это было прекрасно! Иди сюда — я хочу, чтобы тебе было так же хорошо. Только… Я ведь не умею… Ты говори, как, хорошо? Она потянула Балалайку на себя и снова легла на диван, а когда та устроилась у нее над лицом, осторожно провела язычком по ее блестящей от соков приоткрытой щёлке. Замерла на секунду, пробуя подругу на вкус. Это была определенно не моча — на вкус Лиза ее, конечно, не пробовала, но запах был совершенно иной — приятный, будоражащий, возбуждающий — а вкус — острый, солоноватый и тоже отнюдь не неприятный. Осмелев, она лизнула снова и принялась повторять то, что делала с ней Балалайка, может быть не очень умело, но старательно лаская и щекоча язычком ее губки, внутреннюю сторону бедер возле них и возбуждённый клитор. — Тихо, тихо, не торопись. Балалайка устроилась поудобнее, слегка стиснув коленями голову Лизы и опустилась чуть ниже, практически опустившись на пятки, чуть поерзав. — Не торопись. Про клитор пока вообще забудь. Осторожно полижи снаружи, приласкай губки и кожу вокруг. Не торопись. Вот так, ага… Вздыхая и потягиваясь, Софья чуть направляла подругу. Она текла гораздо обильнее, очень скоро смазка засочилась по бёдрам крупными каплями, начала капать, а скоро и вовсе потекла по бёдрам. Лиза послушно принялась щекотать язычком половые губки подруги и вход во влагалище снаружи. Руки она положила Балалайке на бедра — сначала просто потому, что не знала, куда их деть, но быстро догадалась, и начала гладить ее по бедрам, бокам, животу, спине, ягодицам — везде, где дотягивалась. Ей очень понравилось ощущать под ладошками упругое, мускулистое тело подруги, нравилось чувствовать, как она вздрагивает и напрягается от тех или иных движений, и старалась запоминать, на что Балалайка реагирует острее всего. Из ее щелки прямо на лицо Лизе стекали ее соки. Их было очень много — Лиза вспомнила, что и она сама намокала от ласк подруги, но все же не так — та просто текла ручьем! Впрочем, спрашивать сейчас — нормально ли это? — было бы явно не ко времени. Жидкость попадала Лизе в рот, отплевываться было как-то не удобно, и она проглатывала ее. Скоро она привыкла к ее вкусу, и он стал ей даже нравиться. Все лицо Лизы было перемазано этим соком, от которого язык и губы, и даже нос ее стали очень скользкими, и ласкать Балалайку теперь получалось ещё легче. Вспомнив, что та делала с ней, Лиза попыталась просунуть ей во влагалище язычок. — Да-а-а… — низко простонала Балалайка, аккуратно подаваясь бёдрами вниз, следя за тем, чтобы случайно не начать душить подругу. Её мокрое лоно податливо раскрылось, впуская в себя гибкий язычок и тут же сжимая его тренированными стенками. — Во-о-о-т… Напряги язычок! Лиза послушалась, и ее вытянутый язык легко проскользнул через упругие края щелки в горячую, сочащуюся влагой глубину, где его тут же мягко сдавило со всех сторон. Она невольно охнула и попыталась продвинуть его ещё глубже, но глубже уже не получилось — и так ее губки прижались к половым губам Балалайки словно в поцелуе, а нос упёрся ей в клитор. Тогда Лиза попробовала двигать язычком у подруги внутри, исследуя внутреннюю поверхность ее влагалища. Той это явно понравилось — Балалайка застонала и задвигала бедрами, потираясь промежностью о лицо Лизы — но это оказалось довольно трудно, и с непривычки язычок ее быстро начал уставать. Тогда Лиза задвигала головой и губками, стараясь хоть так доставить подруге удовольствие. Руки ее продолжали шарить по телу Балалайки, гладя ее везде, где дотягивалась. От движений и стонов подруги, от ее дурманящего запаха и от понимания, что это она доставляет ей такое удовольствие, Лиза снова начала возбуждаться, елозить попкой по дивану и сжимать бедра, чувствуя, как от промежности снова расходятся по телу волны удовольствия. Скоро возбуждение, вновь проснувшееся в ее теле, стало так сильно, что она невольно вспомнила прошлый «урок» Балалайки, и сунула руку себе между ног, натирая пальчиками влажную щелку и выпятившийся бугорок клитора. Ее тихие стоны заглушала вульва подруги, надёжно зажавшая ей рот. В пылу страсти, Балалайка иногда прижималась к лицу Лизы так плотно, что та не могла дышать, но это лишь добавляло ей возбуждения — ей почему-то нравилось чувствовать себя беспомощной в сильных руках или — как сейчас — ногах подруги. — Мнх-х-х-ха-а-а… Балалайка протяжно, низко выстанывала что-то бессвязное, потягиваясь всем телом, ладонями сминая свою пышную грудь. Она начала покачиваться, привставая и опускаясь, словно скакала на язычке подруги, а потом сжала её голову бёдрами и принялась бесстыдно тереться мокрой промежностью о её лицо, доводя себя до оргазма. Скоро она выгнулась, мелко задрожала и с протяжным стоном кончила, обрызгав лицо Лизы своими соками, а потом свалилась с ней рядом, не в силах удержаться. Когда в лицо ей брызнула умопомрачительно пахнущая жидкость, Лиза поняла, что Балалайка кончила и это так ее завело, что она сунула в себя сразу два пальчика. Прижалась к повалившейся на диван подруге, прижалась лицом к ее груди, а между ног зажав ее бедро, и стала тереться о него промежностью, орудуя пальчиками у себя во влагалище, просунув их сзади. — Ахх! О-о-оаххх!!! Пара секунд, и она тоже кончила, и, обняв Балалайку, прижалась к ней ещё сильнее, тяжело дыша и счастливо улыбаясь. — Тебе… понравилось? — тихо прошептала она. — Я все сделала правильно? — Для начинающей и такой скромной девочки очень неплохо! Надо еще поработать немного, но у тебя будет много практики… — хитро улыбаясь, Балалайка потянулась, как сытая кошка и отправилась в ванную, приводить себя в порядок, после чего, загнала туда же Лизу, а потом перетащила подругу на широкую родительскую кровать, с удовольствием упала поперек лежанки на живот и принялась болтать ногами. — А тебе-то понравилось? Лиза устроилась рядышком и довольно прижмурила глаза. — Очень. Я даже не знаю, как мне больше понравилось — как сейчас, или как в тот раз — пальцами. И знаешь, — она снова слегка покраснела — кажется, с момента знакомства с Балалайкой, она краснела чаще, чем за всю жизнь до этого, — мне очень понравилось… Ну… Ласкать тебя. Это так приятно — чувствовать, как ты… Ну… …реагируешь на мои действия. Я так завелась, что сделала это ещё раз — сама. Ты такая классная! — вырвалось у нее. Лиза подкатилась к подруге и обняла ее. Слова сами просились на язык, но она так и не произнесла их. Всё-таки слишком долго ей внушали, что любовь — это когда мужчина и женщина, и так просто эту установку не преодолеть. Вместо этого она крепко-крепко прижалась к Балалайке, положила головку ей на плечо и тихо вздохнула. — Мне с тобой так хорошо… * «Скифы» или «Скифская песня», первоначальный текст принадлежит археологу Юрию Десятчикову, ныне покойному **Голомень (голомя) - в одном из значений - клинок или плоская (боковая) часть клинка сабли или меча (старорусский).