Личность в стальной коробочке

      Выходной день. Даже солнце, будто зная об этом, в кои-то веки выглянуло между облаками, озаряя своим мягким светом выпавший ночью свежий снег: не мокрый, как раньше, а пушистый с виду и хрустящий, если в него наступить. Ренджун сладко потянулся в постели и перевернулся на бок лицом к лежащему так же на боку Куну. Он тоже не спал, а сосредоточенно что-то разглядывал в телефоне. Даже только проснувшимся этот парень выглядел идеально: если у Ренджуна на голове красовался «взрыв на макаронной фабрике», утренний беспорядок в волосах этого парня состоял лишь из спутавшихся двух-трех прядок. Наконец он отложил телефон в сторону и улыбнулся всем своим видом требующему внимания парню:              – Проснулся?              – Проснулся,– подтверждает тот кивком.              – На счет три стартуем, кто первый доберется до ванной, тот ее займет.              – Погоди, так ты же ближе к двери лежишь!              – Ла-ла-ла, ничего не слышу!              С громким хохотом оба помчались в зал, путаясь ногами в одежде, раскиданной у кровати, и примерно одновременно остановились перед дверью ванной.              – Первым должен быть я!– вдруг заявил Ренджун.              – Назови хоть одну весомую причину, чтобы я с этим согласился,– попросил Кун, деловито сложив руки на груди.              – Ты меня любишь,– ответил парень и переступил порог комнаты,– а еще ты злоупотребляешь освежителем воздуха, так что…              Не дожидаясь ответа, вернее, в страхе его услышать, парень хлопнул дверью перед носом смущенного старшего.              – Маленький!..              Он хихикает себе под нос и садится на диван. В ванной шум воды, телевизор выключен, солнечный свет пробивается в широкое окно и отражается полосами на поверхности низкого столика. В комнатах ничего не изменилось, все как было раньше, но Кун не мог перестать радостно улыбаться: именно сейчас он вдруг осознал, что это место и правда его дом. Именно сейчас его дом стал полным, вместе с Ренджуном.              В спальне звонит телефон, оставленный парнем на кровати.              Когда Ренджун вышел из ванной, Кун стоял на кухне, опираясь спиной об столешницу. На плите рядом давно кипел чайник, но парень как будто не замечал этого, задумчиво смотрел в одну точку.              – О чем задумался?– спросил парень, усевшись на стул.              Кун будто вышел из транса, замотал головой и улыбнулся:              – Ты уже закончил? Подожди немного, я положу тебе поесть.              – Да не надо, я не маленький,– в противовес своим словам Ренджун дуется совсем по-детски,– сам справлюсь, а ты иди, умойся… И зубы почисти… Я собираюсь тебя поцеловать.              Кун добродушно смеется над этим заявлением, но в ванную все-таки идет. Ренджун же достает сковородку и заглядывает в холодильник. По возвращении Кун охает, глядя на накрытый стол.              – Да не притворяйся, не так уж и хорошо,– смеется Ренджун.              – Я правда не ожидал,– оправдывается парень и садится за стол,– что еще ты умеешь, Ренджун?              – Да ладно тебе,–Джун заметно смущается,– яичница с сардельками мне по силам.              Кун берет в руки вилку и приступает к трапезе.              – Джуни, к нам сейчас придет гость,– говорит он,– кстати, очень вкусно,– добавляет парень и даже пару раз чавкает.              – Мама не любила есть то, что приготовила она сама, говорила, что ей невкусно, зато папина отвратительная стряпня пропадала с ее тарелки без остатка,– Ренджун как-то грустно смеется,– наверное, ты тоже просто устал есть то, что готовишь сам, вот тебе и кажется это вкусным. А что за гость?              – Интересное замечание,– мычит Кун, пожевывая сардельку,– но вернемся к нашему гостю, а возможно, их будет несколько,– убедившись, что Ренджун внимательно слушает, он продолжил,– тебе не следует их пугаться, хорошо? Полиция полностью за твою безопасность и благополучие. Тебе просто нужно ответить на парочку их вопросов и все будет хорошо.              Вилка звенит, ударяясь об тарелку. Руки Ренджуна дрожат. Звенит и рушится вся его иллюзия того, ослепившая его весь вчерашний день и этот час до завтрака. Будто вырвали из самого приятного сна, напомнили самое ужасное, что было в его жизни.              – Малыш, все в порядке, не нервничай,– Кун догадливо протягивает руку через стол и кладет на подрагивающий кулачок парня.– Я понимаю, что ты не хотел вспоминать об этом, но давай сейчас пройдем через трудности, а потом будем счастливо жить и никогда больше не вернемся к этому эпизоду в нашей жизни.              – Я просто…забыл обо всем э-этом…– Ренджун старается улыбнуться, но получается не очень хорошо.              Неожиданно раздается звонок в дверь, итак напуганный парнишка подпрыгивает на месте.              – Это они, да?– спрашивает он.              Кун кивает и встает с места. Он протягивает Ренджуну руку и крепко держит за ладонь все время, пока они вместе идут к двери. За ней и правда стоит человек в форме. Он сухо улыбается и здоровается с парнями.              – Это ведь вы подавали заявление… Акт насилия над несовершеннолетним?– спрашивает он, заглядывая в свой журнал с пометками.              – Да, верно, это был я. Проходите, пожалуйста,– Кун миролюбиво кивает.              – Нет-нет, я ненадолго.– Мужчина вежливо отказывается и продолжает стоять в дверях.– Загвоздка в том, что обвиняемый Хон Давон,– он на мгновение смотрит на Ренджуна, будто задумавшись, стоит ли говорить, но все же продолжает, возвращая свой взгляд к Куну,– ты ведь тот самый парень, да?– спрашивает он. Ренджун робко кивает.– Прошлой ночью обвиняемый покончил с собой. Мы нашли его в предположительно детской комнате на полу, смерть наступила в результате колотой раны, которую мужчина нанес собственноручно. Орудие так же было при нем. Предсмертной записки найдено не было, дело является закрытым.– Зачитывает он из журнала.– Единственным ближайшим родственником скончавшегося является потерпевший,– он кивает Ренджуну. Парень пугается, но Кун ласково кладет вторую руку ему на плечо и, он, осмелев, кивает в ответ,– но у него нет полной юридической дееспособности. Для ее достижения вам необходимо либо оформление временного опекунства, либо предоставление документа, указывающего на его материальную независимость. Вот это ваше,– он вырывает пару листов из своего журнала и вручает Куну,– всего хорошего.              – И вам хорошего дня,– Кун закрывает за ним дверь и, кажется, впервые матерится перед Ренджуном,– …пиздец.              – Иначе и не скажешь,– соглашается тот. Отчего-то в глазах собираются слезы. В голове копошатся совершенно разные мысли, атакуют его одна за другой и Ренджун сдается. Парень стоит и плачет, а Кун только смотрит на него, будто боится подойти, боится спугнуть.              – Эй, все ведь хорошо,– он несмело касается волос парня, а тот тут же падает ему в объятья,– Джуни, все в порядке, почему ты плачешь, малыш?              – Это ужасно…– шепчет парень ему в грудь и всхлипывает снова.              – Мне жаль…              – Нет!.. Не это. Ужасно то, что я рад…              Парень плачет навзрыд в ласковых объятиях. Его страдания, наконец, закончены и даже не нужно становиться большим, сильным и широкоплечим, чтобы вернуться и отомстить.Но с другой стороны, теперь его окатило лавиной новых страхов и проблем – что теперь делать? Кун мягко похлопывает его по спине, шепчет что-то утешающее и, кажется, это работает.              – Ну, взгляни на себя, размазал слезы по лицу, теперь опять умываться,– шутливо ругает его Кун, щелкая покрасневший от плача нос.              – Что, некрасивый?– икая от пролитых слез, спрашивает парень.              – Самый красивый на свете,–заверяет его старший,– и да, я почистил зубы,– он поднимает его на руки, позволяя тонким рукам обвить свою шею, и мягко целует в искусанные губы.              

***

             Тэён просыпается отдохнувшим и выспавшимся. Лишь открыв глаза, он улыбается новому дню и переворачивается на другой бок, прячась от солнечного света из окна. Выспаться-то выспался, но еще чуточку полежать все равно хочется. Он как-то не сразу вспоминает, что на диване должен был спать Джонни, не сразу думает о том, что ложился он не в пижаме, но когда поворачивается обратно и видит лежащих на расстеленном на полу одеяле двух парней, быстро все прокручивает в своей умной голове.              Доён и Джонни лежат почти в обнимку друг с другом и немного хмурятся от солнечного света, пляшущего на их лицах. Тэёна смешит это зрелище. Но все же от встает и, потянувшись разок, ищет что-то в шкафу. Достав темно-коричневую широкую простыню, он перешагивает через еще спящих парней и завешивает темной тканью окно. Комната погружается в полумрак и лица спящих становятся более расслабленными. Довольный собой, парень заходит на кухню, чтобы перекусить. На сушилке стоят помытые две кружки, а сама кухня в идеальном порядке.              «Ох уж этот Доён»,– хмыкает парень. Он берет одну из помытых кружек и набирает в нее воду. Все вопросы он задаст потом, пусть сейчас они отоспятся. Парень направляется в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. В стаканчике стоят две почти одинаковые щетки, светло-зеленая и темно-зеленая. Тэён берет свою и выдавливает мятную пасту. То, что в стаканчике остается еще одна щетка поднимает ему настроение каждое утро, ведь когда кладешь свою щетку обратно и видишь, что она в компании с кем-то, быстро понимаешь, что не так уж и одинок в этом мире. По крайней мере, Тэён думает именно так.              Он полощет рот и, поставив щетку на место к ее другу, поворачивается к дверному проему, но тут же подпрыгивает. Там уже стоит Джонни, полусонный, с нелепо распушившимися волосами. Он зевает, сонно щурится и спрашивает:              – Почему я не могу злиться?              Тэён выдавливает из себя нервный смешок.              – И тебе доброе утро.              – А-а…– недолгое ожидание,– да, доброе. Ну, так, почему?              – А у тебя есть повод?              – Да вроде был…              – Так, слушай,– Тэён затаскивает парня внутрь и ставит перед умывальником,– давай сейчас ты умоешься и приведешь себя в порядок, а потом мы поговорим об этом за завтраком?              – Да, извини…– Джонни почти выгоняет парня за дверь и опирается обеими руками об холодную поверхность белой раковины. «Больше думай о чувствах других, Джонни, больше думай о других»,– повторяет он сам себе. В компьютерном теле он только о других людях и думал – сам для себя он не представлял никакого интереса, быть наблюдателем ему нравилось больше. Но сейчас, когда собственные чувства начали окатывать эмоциональными волнами с ног до головы, парень понял, что это сложно. Сложно думать о чувствах других, когда еще не разобрался со своими. Нельзя сравнивать это с эгоизмом, но Джонни кажется, что это он и есть, за что парень не может себя не корить.              Поэтому, когда вышел из ванной, первым делом парень решил спросить:              – Как тебе спалось?              Тэён, сидящий в телефоне, удивленно поднял на него глаза.              – Да в целом очень даже неплохо… Спасибо, что спросил.              – Ты вчера был очень усталым, как дела на работе?              Тэён встал и, выключив кипящий чайник, налил обоим чай. Джонни взглянул на поставленный перед собой дымящийся напиток и отметил в голове, что ему было приятно. В следующий раз он тоже нальет Тэёну чай. Ведь это проявление заботы.              – Честно говоря, моя цель – бессмертие. За это мне и платят,– Тэён садится на место и отпивает горький чай без сахара,– Конечно, пока я не могу гарантировать полное бессмертие, ведь глазное яблоко – не весь человек, но в ближайшем будущем…              Джонни застывает со своей чашкой в руке и вдруг пронзительно вскрикивает:              – Нельзя!              Тэён выглядит напуганным таким неожиданным выкриком, даже Доён высовывается из зала, чтобы проверить, все ли в порядке с его «сыном».              – Что нельзя, Джонни?– неуверенно спрашивает Тэён.              – Бессмертие. Ты не должен стремиться к этому, ибо, если ты добьешься цели, человечество погибнет, вымрет насовсем.              – Джонни, я не понимаю, мы же говорим о бессмертии, о каком вымирании идет речь?              Парень откладывает свою чашку в сторону. Назревает кое-что поинтересней безвкусного дешевого чая. Джонни кладет ногу на ногу, а взгляд его вдруг меняется, становится пронзающим уверенностью в себе.              – Представь себе полностью бессмертное человечество, эдакая утопия: орган стареет – ты его заменяешь. Окей, но это, во-первых, проблема контроля популяции – придется запретить рожать вообще. Всем. Далее, проблема отсутствия новых умов, талантов, мировоззрений – в нашем мире поколения сменяют друг друга, появляются свежие идеи и взгляды на жизнь. В обществе, о котором мы говорим, этого не будет и, в результате, человечество регрессирует назад. Затем, проблема ментального старения. Ты можешь сохранить молодое тело, но уставшие от жизни старики никуда не денутся. Земля будет просто переполненной ворчливыми уставшими от жизни стариками в молодых телах. Люди увидят и прочувствуют все, потому жизнь потеряет свою ценность – пресыщение ею ведет к одному. Верно, суицид.              В комнатах тишина, за окном слышен звук колес проезжающей по дороге машины. В глубине комнаты слышен стук часов, который так нервирует. Тэён почти ни на что не реагирует, смотрит в пылающие глаза Джонни и думает о его словах.              – Наверное, я пойду домой,– подает голос слушавший их все это время Доён.              – Не выпив чай ты не пойдешь никуда,– спокойно отвечает Тэён и снова ставит чайник. А Доён даже возразить не может, да и не хочет если честно. Он послушно садится за стол и ждет свист чайника вместе с остальными.              

***

             – Я дома,– Доён разувается и морщит нос от того, как приятно оказаться в тепле дома после морозной улицы.              – Привет,– к нему выходит Юкхэй в кухонном фартуке.              – Не ожидал тебя увидеть,– улыбается Доён,– что вы там делаете?              – Лепим вареники,– из кухни кричит Чону.              Над Доёном заметно сгущаются тучи и Юкхэй не дурак, чтобы не заметить это. Он подходит ближе и толкает парня локтем:              – Он правда не хотел обидеть и очень раскаивается… Может, вы попробуете помириться?              Большие оленьи глаза Вона играют ему на руку и Доён, с ворчанием, но соглашается. Он проходит на кухню и сразу моет руки, чтобы подключиться к их работе. Чону стоит за столом весь в муке и смеется над подобием вареника, который он слепил.              – Едой нельзя играть,– ворчит Доён, но все равно улыбается уголком губ над неуклюжим творением младшего брата,– ты давно тут, Юкхэй? Вы хоть завтракали?              – Да, яичницей,– отвечает Чону.              – В холодильнике был творожок…              – Да, но он же твой,– парень по-доброму улыбается,– прости за вчера, я правда не хотел обидеть, но получилось очень грубо.              – Пустяки,– отвечает Доён, но глаз на брата не поднимает. Чону редко извиняется, так что это непривычно и неловко.– Слушай, может, я помогу тебе с работой? У нас в госпитале есть место…              – А, да нет, я пока присматриваюсь,– отвечает парень. Юкхэй выразительно смотрит на него, так что он продолжает,– но спасибо.              – А чего присматриваться, это же отличное место…              – Тебе мама не сказала?– вдруг говорит Чону.– Я больше не хочу работать в этой сфере. Мы решили, что в большом городе я быстрее смогу найти себя и вот поэтому я тут,– он очаровательно улыбается и продолжает лепку.              У Доёна звенит в ушах от такого заявления. Руки сами собой опускаются и парень просто смотрит перед собой пустым взглядом. Перед глазами проносится все время, которое теперь кажется потраченным впустую: упор на предметы медицинского профиля в школе, учеба на медицинском факультете длиной в шесть долгих лет, работа, которая убивает своей рутиной и всему виной Чону.              «А вот твой младший брат...»              «А вот Чону…»              «Будь как Чону…»              «Мысли шире, как твой младший брат…»              «Будь ответственнее…»              «Младший сын спасает жизни, а старший пишет никому ненужные книжонки, разве так бывает?...»              После того, как он косвенно, но все же вынудил Доёна отучиться и работать в этой сфере, сам решил уйти от всего этого и «найти себя». Абсурдно до того, что аж смешно. Доён знает, если бы он сказал об этом родителям, ему бы снова указали на его безответственность и нетрезвый взгляд на мир. Просто обидно. И даже не сформулировать, за что именно.              – Долепите сами, мне нужно проветриться,– парень натянуто улыбается и выбегает в коридор.              Только недавно снятая куртка снова оказывается на нем. Быстро обувшись, он выходит за дверь и, набрав номер, прикладывает телефон к уху.              – Алло, Сычен… Пожалуйста, погуляй со мной чуть-чуть…– голос ломается от надвигающихся слез,– ничего не случилось, просто… Вся моя жизнь – какая-то шутка и я ей не хозяин, а обыкновенная тряпка, вот что случилось...              Доён идет к назначенному месту, а по щекам, кусаемым морозным воздухом, катятся крупные слезы. Стыдно отбирать у Сычена выходной день, но больше некому объяснить все и поплакаться. Он уже видит стоящего с красными щеками Сычена на другой стороне улицы, когда телефон вибрирует в кармане. Уверенный в том, что это Чону или Юкхэй парень раздраженно поднимает его, но удивленно смотрит на экран. Это Донхёк.