Увидеть тебя

      Пэнси крутила чашку чая в руках, совсем не задумываясь об этом, а потому обжигающий напиток вот-вот был готов выбраться за границу белоснежного фарфора. Гермиона завороженно наблюдала за движениями подруги, которая, в свою очередь, не сводила глаз с нее. Они встретились полчаса назад у дверей ресторана, и Гермиона сразу же заметила, что Пэнси чем-то недовольна.       Им уже успели принести холодные закуски, а Паркинсон вертела в руках третью чашку чая, но за это время лучшие подруги не произнесли друг другу ни слова. Гермиона нахмурилась, когда Пэнси сделала очередное резкое движение рукой и чуть не вылила чай на собственные колени.       – Мы так и будем молчать? – Не выдержала Грейнджер, принявшись ковырять вилкой салат. – У тебя проблемы с Забини?       Пэнси с грохотом, совсем не присущим аристократке, поставила чашку с чаем на стол и усмехнулась, как бы говоря всем своим видом, что где-где, а в отношениях с Блейзом у них все более, чем прекрасно.       – У меня, Грейнджер, проблемы только с одним человеком. – Паркинсон прищурилась, и Гермиона сразу поняла, о ком говорила подруга. – С тобой. – Пэнси скрестила руки на груди, из-за чего стала выглядеть как-то уж слишком воинственно. – Когда ты уезжала от меня, то пообещала, что будешь в порядке! А сейчас я вижу синяки под твоими глазами! И более того, ты умудрилась свалиться в пруд и загреметь после этого в Мунго! Ты что, издеваешься?       Из Пэнси получится отличная мать, в этом у Гермионы не было никаких сомнений. В их троице обычно Грейнджер выступала в роли мамочки-наседки, однако и Паркинсон порой проявляла свои воспитательно-назидательные наклонности. Так, Шарлиз частенько получала выговор за слишком короткую юбку для зимы, а Гермионе с завидной регулярностью доставалось за нарушение нормального режима, которое сразу же отображалось на ее лице. Совсем, как сейчас.       – Сколько ты спала этой ночью? – Пэнси убрала руки со стола, позволяя официанту убрать грязную посуду.       Гермиона про себя перемотала сегодняшнюю ночь и совершенно честно, потому что обмануть Пэнси еще не удалось никому, ответила:       – Пару часов.       Паркинсон вытаращила глаза, будто Гермиона сообщила ей совсем уж неожиданную новость. Грейнджер тут же поняла, что ей сегодня не поздоровится. Была бы здесь Шарлиз, она с легкостью бы отвлекла Пэнси от нравоучительных бесед, но Леру с чистой душой вещала студентам о трансфигурации, не подозревая, что в ее любимом ресторане вот-вот состоится убийство.       Гермиона представила, как за завтраком в Хогвартсе Шарлиз читает новость о том, что главный редактор «Ежедневного Пророка» убила свою лучшую подругу Гермиону Грейнджер во время обеда, и засмеялась.       – Тебе еще и весело? – Вопрос был явно риторическим, но Пэнси взглядом сверлила подругу так, словно надеялась услышать что-то в ответ. – Гермиона, почему ты не спала?       Что могла ответить Грейнджер на этот вопрос? Что всю ночь она думала об их недопоцелуе с Малфоем? Или о том, что Драко перестал ненавидеть ее слишком быстро, будто бы он вообще был совсем другим человеком? Или, быть может, стоило рассказать Пэнси о шестилетнем Скорпиусе, так похожем на своего отчаявшегося отца?       Или, все-таки, об их с Малфоем вере друг в друга и об обещании, которое Гермиона дала ему, не думая о том, какой тяжелый груз она взваливает на свои плечи?       Конечно, всего этого Гермиона не могла рассказать Пэнси. Несмотря на то, что помочь Драко попросила именно она, Грейнджер знала и видела, что ей все еще больно. Эта боль никогда не утихнет, и поступок Малфоя, за который он так и не извинился, прочной стеной встал между ним и Паркинсон. Она, знала Гермиона, никогда не была влюблена в Драко, а их отношения были одним лишь жертвоприношением, отдушиной, в которой Малфой топил свои боль и отчаяние.       Но узнай Пэнси о том, что едва не произошло в Мунго между Гермионой и Малфоем, она бы не смогла пережить это без потерь для собственной души.       Поэтому Гермиона, стараясь подобрать правильные слова, сказала:       – Я волнуюсь перед завтрашним заседанием. – И это, по сути, тоже было частью правды. Только вот Гермиона не сказала главного: она боялась не за свой авторитет непобедимого адвоката, а за то, что не выполнит данное Малфою обещание. – Это первый бракоразводный процесс в моей карьере.       – К тому же, – продолжила Пэнси, – весьма громкий. В роду Малфоев прежде не было разводов.       - С другой стороны, – улыбнулась Гермиона, – в роду Малфоев прежде не было Драко.       Пэнси сдавленно хихикнула, а затем снова принялась терзать чашку с чаем, который к этому времени уже успел остыть.       – Гермиона, – попросила вдруг она, – расскажи мне о нем.       Задумавшись, Гермиона представила Драко, взволнованно слушающего ее планы и установки, касающиеся его развода. Лихорадочный блеск серых глаз. Идеальные костюмы. Теплый голос, которым он разговаривал с сыном. И губы – шершавые, сквозь которые прорывалось мятное дыхание.       Гермиона вздрогнула, отгоняя надоедливое воспоминание.       – Он хороший отец. – Только и смогла сказать она.

***

      Когда Александра поставила на журнальный столик дымящуюся чашку, Драко, вздрогнув от неожиданности, отложил книгу в сторону.       – Это успокаивающий отвар, – сообщила ему няня, отвечая на не заданный вслух вопрос.       Драко взял чашку в руки и вдохнул богатый травяной аромат.       – С чего ты взяла, что мне он нужен? – Он отхлебнул отвар, и приятное тепло тут же растеклось по телу. – Очень вкусно, спасибо.       Александра села на краешек кожаного кресла напротив своего хозяина. Тишина библиотеки успокаивала и ее тоже. Когда Скорпиус спал, она часто приходила сюда, вбирая в себя новые знания, скрытые под обложками самых разных книг.       – Я знаю, что вы совсем мало спали этой ночью. А завтра – важный день.       Драко молча кивнул, соглашаясь. Конечно, от Гермионы он знал, что завтрашнее заседание будет коротким – судья предложит паре помириться, а позже они составят заявления с претензиями друг к другу. На этом Драко и Астория разойдутся, предварительно узнав следующую дату встречи в суде.       – Мистер Малфой, скажите, зачем вы женились на ней?       Александра испуганно прикрыла рот ладошкой, словно не могла осознать, что задала свой вопрос вслух. Драко, заметно расслабившись после отвара, лишь удивленно изогнул бровь. Никогда прежде скромная няня не задавала ему настолько личных вопросов.       – Я сделал ей предложение перед рождественскими каникулами. У меня не было кольца, я не вставал на одно колено. Я спросил у Астории, будет ли она моей, она ответила «да». В последний день каникул мы поговорили о Пэнси – той девушке, которую я… – Драко замялся. – Астория призналась мне в любви, я пообещал, что мы будем счастливы. Я сказал ей, что она – мой стимул двигаться вперед, и это было правдой. Мы поженились в августе. Помню, я долго проторчал у свадебной арки в ожидании будущей жены, вспоминая о многом. Отвечая на твой вопрос, я могу сказать только одно: когда я делал Астории предложение, я искренне верил в то, что это правильно. Мы прожили с ней несколько лет и, как я думал, оба были счастливы. Но, видимо, ничто не способно заменить настоящую любовь.       – Вы жалеете?       – Нет, Александра, я не жалею. Астория подарила мне сына и в какой-то степени спасла мою жизнь. Встреть ты меня во времена моей учебы в Хогвартсе, ты бы никогда не поверила, что это я.       Александра хотела спросить что-то еще, но ее привлекло мерцание изумрудного браслета на руке хозяина. Драко, заметив взгляд няни, поднес запястье к своему лицу. Изумруд – уже второй, через мгновение предательски погас.

***

      В девять пятьдесят утра следующего дня они встретились, как и договаривались у зала судебных заседаний номер три. Драко взволнованно ходил туда-сюда, всем своим видом показывая, что творится у него на душе: черный костюм, рубашка и галстук в тон делали его бледное лицо еще более бледным. Гермиона внешне выглядела совершенно спокойной: темно-синий костюм с юбкой-карандаш, по-школьному белая блузка и лодочки на высоких каблуках придавали ей вид уверенной в себе женщины. Низкий пучок, с нарочито выбившейся парой локонов превратили Гермиону совсем в юную девушку. В руках она сжимала толстую папку с документами.       – Не знаю, насколько это уместно, но выглядишь ты прекрасно, – не удержался Драко.       Гермиона резко покраснела и пробормотала нечто, похожее на «спасибо». Она подошла к Малфою поближе – теперь их разделяло всего лишь три шага. Поддавшись порыву, Драко схватил ее за руку, прижав к своей груди. Под ладошкой Грейнджер ощутила лихорадочное биение сердца.       – Драко, – мягко произнесла она, – все будет хорошо. Отвечай, когда тебя спрашивают. А все остальное за тебя сделаю я.       – Я помню. – Драко кивнул. – Меня уже судили.       Гермиона бросила на него недовольный взгляд и сказала:       – В тот раз ты был не виноват. – Она сделала секундную паузу. – А в этот – тем более.       Он позволил ей опустить руку вниз. Гермиона зачем-то поправила узел на его галстуке, а Драко заправил светлый локон ей за ухо. Стараясь не думать о том, что это было, и зачем они это сделали, они синхронно двинулись к дверям. Малфой, постучавшись, распахнул ее, пропуская Гермиону вперед.       Оказавшись в зале, Грейнджер тут же почувствовала на себе шокированные взгляды. Первый принадлежал судье Вагнер – довольно миловидной женщине, которая прекрасно знала, что присутствие адвоката Грейнджер не сулит ничего хорошего для облегчения судебного процесса. Второй взгляд обратила на нее Астория, пока еще Малфой. Ее план по отстранению Гермионы от их развода с Драко дал трещину, и теперь уже почти Гринграсс пыталась понять, где именно.       И самый главный, самый болезненный взгляд принадлежал Николасу. По его напряженной спине Гермиона поняла, как сильно он удивлен ее появлением.       Грейнджер обернулась, бросив быстрый взгляд на Малфоя, который ободряюще ей кивнул.       – Судья Вагнер, миссис Малфой, месье Бертран, доброе утро. – Гермиона обезоруживающе улыбнулась всем троим, проследовав к их с Малфоем местам.       Драко сидел напротив Николаса, Гермиона – напротив Астории. Лица у всех четверых сделались непроницаемыми, словно они боялись, что прочитают мысли друг друга.       – Слушается дело номер двести сорок два, – начала судья Вагнер. – Объявляю процесс открытым. Миссис Астория Элизабет Малфой просит расторгнуть брак между ней и Драко Люциусом Малфоем. Миссис Малфой, ваше желание остается в силе?       – Да, судья Вагнер, – поднявшись с места, кивнула Астория.       – Мистер Малфой, – обратилась судья к Драко, – желание расторгнуть брак является обоюдным?       – Да, судья Вагнер, – тихо ответил он.       Женщина кивнула и принялась листать какие-то бумажки. Драко смотрел на сидящего напротив адвоката и ловил взгляды, которые тот постоянно бросал на Гермиону.       – Я предлагаю вам месяц на то, чтобы вы обдумали ваше решение.       – Мы отказываемся от этого предложения! – В один голос заявили Николас и Гермиона, вскочив со своих мест.       Драко, Астория, да и судья Вагнер – что уж тут скрывать, охнули от удивления. Адвокаты, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, а непробиваемые маски медленно, но верно исчезали с их по-юридически надменных лиц.       Драко видел боль, отчетливо проступившую на лице Гермионы. Он не знал всех подробностей ее расставания с французом, но по ним обоим было видно, что в какой-то степени они этого явно не желали. Грейнджер цеплялась за край столешницы, будто бы боялась упасть. Бертран сверлил ее взглядом, явно пытаясь невербально сказать то, что мало относилось к разводу между Малфоями, но имело прямое отношение к их с Грейнджер разрыву.       В очередной раз, поддавшись порыву, Драко опустил руку под стол и мягко коснулся ноги Гермионы. Девушка вздрогнула, словно от удара молнии, а затем медленно опустилась на стул. Николас, словно ее отражение, сделал то же самое. Рука Драко переместилась на колено Грейнджер.       Астория в одно мгновение почувствовала себя зрителем, которому довелось наблюдать за развернувшейся на его глазах драмой. Николас смотрел на Гермиону так, как на саму Асторию не смотрели никогда – мучительно, сгорая от вины и отчаяния, влюбленно… Грейнджер же изо всех сил старалась храбриться, тараща карий взгляд в свои бумажки. А Драко… Он смотрел то на Николаса, то на Грейнджер, удостоив жену, пусть и уже почти бывшую, всего лишь мимолетным взглядом.       И от этого Астории почему-то вдруг стало больно. Любовь к Драко уже давно ушла из ее сердца, оставив после себя зияющую пустоту, а вот обида и разочарование никуда не делись. Гринграсс хотела мести и шла к своей цели более чем уверенно. Но сейчас, в зале суда, она на мгновение задумалась: а что будет потом, когда все это закончится? И ответа у Астории не было.       Не было его и Грейнджер, и у Николаса, и даже у Драко. По сути, они вчетвером были не мужем и женой, желающими развода, и не самыми лучшими адвокатами, поставившими на кон свой авторитет. Они были всего лишь квартетом разбитых сердец. Кто-то страдал дольше и сильнее, кто-то причинил боль другому, но плохо было всем четверым.       – Миссис Малфой, мистер Малфой, вам нужно составить заявление, в котором вы должны указать претензии друг к другу. Сюда может входить ваше имущество, финансовое состояние и, самое главное, ваш ребенок. – Судья Вагнер вдруг склонилась над трибуной и уже совсем другим голосом произнесла: – Не для протокола. Мистер Малфой, миссис Малфой, подумайте, что будет с вашим сыном, когда вы расстанетесь? Вы имеете полное право добиться единоличной опеки над ребенком, но, лишив его одного из родителей, не сделаете ли вы ему хуже?       Драко, не найдя в своей голове ответа, взглянул на Гермиону и вдруг почувствовал, как поверх его руки, все еще лежавшей на ее колене, опустилась теплая рука Грейнджер.       «Я с тобой», – говорили ему глаза Гермионы.       И Драко вдруг осознал, что хотел бы ответить ей тем же.

***

      Они вышли из зала заседаний вчетвером. Мужчины галантно пропустили дам вперед, оставив судью Вагнер в одиночестве. У дверей все остановились.       – Гермиона, я хотел бы поговорить с тобой, – на тихом французском произнес Николас, но все его прекрасно поняли.       – Нам не о чем с вами говорить, месье Бертран, – на медленном английском ответила Гермиона. – А если очень хочется, дождитесь прений. Через две недели встретимся тут, вот и поболтаем.       Она чисто инстинктивно сделала пару шагов назад, зная, что за ее спиной стоял Драко, готовый ее поддержать. Это не укрылось от Астории, наполнив ее глаза злобой.       – Скажи мне, Грейнджер, ты уже начала с ним спать? – Выплюнула она, опускаясь до банального скандала.       Николас, удивленный этими словами, бросил вопросительный взгляд на почему-то вдруг покрасневшую Гермиону.       – Не может быть, – пробормотал он.       – Николас! – Воскликнула Гермиона. – Ты… Черт побери, Астория, что ты несешь? Между мной и мистером Малфоем – деловые отношения. Точка.       – Тогда почему он держит тебя за руку? – Это уже спросил Николас.       И, правда. Когда Драко успел взять ее руку в свою? У Гермионы не было ответа, у Драко не было внятной причины и ответа на вопрос, зачем вообще он это сделал. Выдернув руку, Грейнджер вплотную подошла к Астории, от которой веяло совсем уж приторными духами.       – Это ты предала своего мужа, Астория. – Шепотом произнесла Гермиона. – Ты ушла из дома, бросив ребенка. Не забывай об этом.       Не желая, чтобы последнее слово оставалось за ненавистной гриффиндоркой, Астория решила сказать первое, что пришло в голову, задев, как она думала, женское самолюбие:       – А ты стареешь, Грейнджер! Взгляни на свои волосы!       Гермиона бросилась к ближайшему зеркалу. Одна из прядей, обрамлявших ее лицо, поменяла цвет. Мягкие волосы превратились в жесткую, седую солому. Подняв глаза, Гермиона увидела в отражении стоящего за ее спиной Драко.       И на мгновение – на одно только мгновение, ей показалось, что Малфой почему-то шепнул ей «прости».