Увидеть тебя

      Каждый шаг отдавал тупой болью где-то в области грудной клетки. Драко и думать не мог, что способен настолько быстро перемещаться в пространстве – не прошло и минуты, как он склонился над Гермионой.       Маленькая и хрупкая, она лежала на каменном полу, словно мертвая, и только подрагивающие плечи давали знать, что она все еще жива.       – Гермиона! – Уизли, бледный как сама смерть, не шевелясь, стоял у тела Грейнджер, изумленно хлопая ресницами. – Что с ней?       Драко, не ответив на его вопрос, осторожно взял Гермиону на руки и двинулся в сторону лифта. Уизли, переборов шок, судя по звукам, пошел за ним, тяжело дыша.       – Малфой! – Вновь заговорил Рон, когда они вошли в лифт. – Что с ней такое?       – Уизли, – сквозь стиснутые зубы прошипел Драко, – это обморок. Как тебя взяли в Аврорат, если ты таких банальных вещей не знаешь?        – Причем тут вообще Аврорат? – Недовольно проговорил Рон.       Драко, закатив глаза, хотел ответить ему очередной колкостью, но его отвлекла Гермиона, с протяжным стоном вцепившаяся в отворот его пиджака.        – Драко, – прохрипела она, тонкими пальцами сжимая дорогую ткань.       – Ох, Грейнджер, – с облегчением выдохнул он, – как ты меня напугала!       Сухой женский голос сообщил им, что они прибыли в Центр медицинской помощи Министерства Магии – нечто вроде филиала Клиники Святого Мунго. За все время своей работы Драко бывал здесь дважды, но отчетливо помнил успокаивающий аромат волшебных трав, вселяющих в него какую-то необъяснимую надежду.       – Мне больно, – простонала Гермиона, а по ее щеке скатилась слеза.       – Сейчас все пройдет, – заверил ее Драко, толкая первую попавшуюся дверь. – Сейчас тебе помогут.       Грейнджер изобразила нечто отдаленно напоминающее кивок, а затем снова всхлипнула. Малфой сжал зубы, чтобы не закричать. Сейчас его переполняли ненависть к самому себе и страх за Гермиону, но эти эмоции снова пришлось спрятать в дальний угол собственного сознания, потому как подбежавшая медсестра требовала объяснений.       – Это обморок, – даже не поздоровавшись, выпалил Малфой. – А сейчас она говорит, что ей больно.       – Кладите на кушетку, – ледяным голосом произнесла медсестра.       Драко, внимательно посмотрев в бледное лицо Гермионы, осторожно, словно она была бесценным сокровищем, положил ее на белоснежную кушетку и отошел в сторону, едва не врезавшись в Уизли.       – Ты еще здесь? – Поморщился Малфой. – Не пора ли тебе спасать мир?       – Она – моя подруга! – Воскликнул Уизли, сжимая руки в кулаки.       – Да что ты говоришь! – Едва ли не нараспев произнес Драко. – Я помню, чем закончилась ваша дружеская встреча в прошлый раз!       – Это не твое дело!       Медсестра, все это время осматривающая Гермиону, обернулась, смерив мужчин убийственным взглядом.       – Мистер Малфой и мистер Уизли, если я не ошибаюсь? – Прошипела она. – Не хочу показаться грубой, особенно начальнику Отдела международного магического сотрудничества, но не могли бы вы немедленно покинуть мой кабинет?       Уизли, тут же насупившись, явно хотел как-то прокомментировать эту просьбу, больше напоминавшую приказ, но Драко, легко подтолкнув его к выходу, спокойным голосом ответил:       – Конечно. Я буду за дверью.       Рон, не разделявший спокойствия Малфоя, тут же накинулся на него, когда они оказались в коридоре. Драко, плотно прижатый к темной стене совершенно несуразным, на его взгляд, телом Уизли, только усмехнулся. Рон, явно ожидающий любой другой реакции, кроме этой, тут же сделал несколько шагов назад.       – Отрадно видеть, – протянул Драко, поправляя одежду, – что местами ты все же поумнел, Уизли.       – Еще хоть одно слово, – начал Рон, но Малфой перебил его все с той же усмешкой.       – Уизли, я не идиот. Попробуй ты напасть на меня, особенно здесь – в святая-то святых, ты сразу схлопочешь выговор. – Лицо Рона заливала багровая краска, расползающаяся разномастными пятнами по коже. – Оно тебе надо?       Рон, выругавшись, посмотрел на Малфоя взглядом полным ненависти, развернулся на пятках и пошел к выходу. Драко хотел крикнуть ему вслед, что это – самый разумный поступок за всю жизнь Уизли, но в последний момент решил смолчать, подумав о том, что Гермионе бы это совсем не понравилось.       Гермиона. Он думал о ней все чаще и чаще, поражаясь тому, как все изменилось между ними чуть больше, чем за неделю. Драко считал, что то, что он чувствует к Грейнджер – это благодарность, помноженная на жгучее осознание вины перед ней. Гермиона вытаскивала его жизнь из руин, причем, уже второй раз.       И да, Малфой ненавидел Грейнджер за то первое спасение, что случилось после войны, и именно эта ненависть заставила его подвергнуть жизнь Гермионы опасности, привязав ее к его потребности в ней. Последние несколько дней Драко утешал себя тем, что, говоря джинну «да», он искренне верил, что ее помощь никогда ему не понадобится. Но, едва чувство вины глохло где-то внутри, в сознание врывался неоспоримый факт – когда Малфою все же понадобилась помощь Гермионы, он, практически не думая, вернул ее в свою жизнь, подписав ей смертный приговор.       Гермионе оставалось жить ровно три недели. Двадцать один день – это много или мало?       Драко медленно сполз по стене и, оказавшись на холодном полу, с горечью подумал о том, что он никогда, кажется, не обладал созидающей энергией, а только и делал, что разрушал все вокруг себя. Чаще всего страдали те, кто любили его. Мама – на суде Нарцисса взяла часть ошибок сына на себя, и хоть это никак не повлияло на приговор – женщину все равно бы казнили, Малфой-младший считал себя виновным в ее смерти. Пэнси – она принесла себя в жертву Драко, позволяя ему топить в ее теле свою душевную боль, а он ответил ее самым чудовищным поступком из всех существующих. Блейз, всегда принимающий сторону лучшего друга, получил в благодарность душевно искалеченную Малфоем девушку, но даже после этого не разорвал его на куски, а остался ему верным товарищем, хоть Драко и видел в карих глазах Забини, что он не простил его.       А теперь в жизни Драко снова появилась Гермиона, готовая помочь ему, не зная, что скоро ее не станет. И Малфой не знал, что теперь со всем этим делать, и это медленно начинало сводить его с ума.       – Драко.       Нежная рука коснулась его плеча, пронизывая холодом даже сквозь два слоя ткани. Малфой запрокинул голову и встретился с обеспокоенным карим морем. В этом вся Грейнджер – несколько минут назад мучилась от боли, а сейчас уже переживает за него.       – Все хорошо? – Обеспокоенно спросила Гермиона и, к полной неожиданности Малфоя, села рядом с ним. – Если сейчас кто-то пройдет мимо нас, пойдут странные слухи.       – Плевать, – фыркнул Малфой, обняв ее правой рукой за плечи. Гермиона тут же напряглась. – Честное слово, Грейнджер, начни мы тут целоваться, никто не удивится. Сейчас люди такие – ничем их не шокировать!       Гермиона, густо покраснев, все же сумела собраться с мыслями.        – Кстати, о поцелуях, – проворчала она. – Не знаю, что там происходит в твоей голове, но целоваться с тобой я не буду. Никогда.       Драко почему-то усмехнулся. Он не знал, почему ему так сильно хотелось прикоснуться своими губами к губам Грейнджер – это походило на какое-то наваждение, к счастью Малфоя, пока еще не граничащему с безумием.       – А если я скажу, что тогда пошутил? – Спросил Драко.       – А если я скажу, что видела твои глаза? – Ответила Гермиона. – Они, знаешь ли, зеркало души.       – Ну, и как тебе моя душа? – С улыбкой поинтересовался Драко, но его рука на плечах Грейнджер вдруг словно окаменела.       А Гермиона не знала, что ответить на этот простой, казалось бы, вопрос, потому что в серых глазах Малфоя, которые она видела уже девять дней, она смогла разглядеть многое. И ей нравилось все, что она увидела. И Малфой ей тоже стал нравиться как-то неожиданно, впрочем, так было и с Пэнси.       Да, слизеринцы ворвались в жизнь Гермионы и не желали уходить. А Грейнджер не хотела их отпускать.        – До шестого курса я вообще думала, что у тебя нет души, – призналась Гермиона. – Честно, ты был таким… злым, что это не укладывалось ни в какие рамки.        – Я всего-то и был, что Малфоем, – сказал Драко.       Неподалеку раздались шаги, судя по всему, женские, но ни Драко, ни Гермиона не отвлеклись от разговора.       – Ты и сейчас Малфой, – напомнила ему Гермиона. – Просто раньше ты считал это привилегией, а сейчас стал взрослым и понял, что статусы – это ничто.       – Ты сказала про шестой курс, – задумчиво произнес Малфой. – Что изменилось тогда?       – Ты. – Гермиона почему-то улыбнулась. – Хотя, тут свою роль еще сыграл и Гарри, когда с самого первого сентября пытался поймать тебя на месте преступления, потому что считал, что ты что-то замышляешь. Мы с Роном твердили ему, что это – глупости, а он никак не желал прекращать свою манию преследования, и в какой-то момент я стала смотреть на тебя, не на твои поступки и слова, а именно на тебя. И вот тогда-то я впервые и поняла, что душа у тебя все же есть, что и тебе бывает больно. Когда тебя судили, у меня перед глазами стоял твой образ именно того времени – черные круги под глазами, бледная кожа и взгляд, полный боли.       – Это… слишком откровенно, Грейнджер, – только и смог сказать Драко.       Он убрал свою руку с ее плеч, и Гермиона тут же почувствовала осязаемое чувство пустоты. Она никогда не думала, что будет сидеть с Малфоем на полу в Министерстве Магии и говорить о его душе. Гермиона вообще не могла представить, что жизнь когда-либо сведет их так близко.       – Драко, – заговорила Гермиона спустя пару минут молчания, – на суде все будет предельно откровенно. Я знаю Николаса, чтобы защитить интересы Астории он вытащит на свет все твое темное прошлое. Я должна знать, есть ли что-то такое, о чем знает твоя жена, и что может навредить делу?       И по ее дрожащему практически на каждом слове голосу Малфой понял, что Гермиона все и так прекрасно знает. Но он все равно заговорил:       – Она лежала на моей постели, завернувшись в одеяло, и я пошутил, что она похожа на сугроб. А потом в комнате появились люди из Министерства, зачитали обвинения, и я узнал, что Теодора убила она. – Страшная картина воссоздалась в памяти Драко до мельчайших подробностей. – Ей даже не дали одеться, представляешь? Она все шептала это идиотское «прости», а я в ответ сказал, что ненавижу ее. А когда спустя несколько месяцев я ехал в Хогвартс, что-то внутри перевернулось, и я, сорвавшись с места, рванул в седьмое купе. Я наговорил ей какой-то пошлой чуши, напугав, а потом опрокинул ее на спину, наложил Силенцио и изнасиловал.       Тихий выдох Гермионы и громкий вздох Драко.       – Когда все закончилось, я сбежал из купе и продолжил вести себя как самый последний подонок. – Малфою не хотелось говорить этого, но он понимал, что это все же было необходимо. – Потом она уехала, и я спрятал чувство вины поглубже. А оно все жрет и жрет меня. Я искалечил ее, понимаешь?       – Почему же ты не извинился перед Пэнси? – Спросила Гермиона. – Не подошел к ней и не сказал одно-единственное «прости»?       Драко зажмурился, почувствовав, что глаза начало щипать.       – Потому что я трус, Гермиона. – Признался он. – Потому что я знаю, что Пэнси не простит меня. Я не достоин даже думать о ней, произносить ее имя! Я должен был получить наказание за то, что сделал с ней!       – Время наказало тебя сполна, – тихо произнесла Гермиона.       – Я ненавижу себя за то, что сделал с ней, Гермиона. Ненавижу.       Повисло молчание, и в тишине они вдруг услышали глухой звук, будто что-то упало. Драко бросил быстрый взгляд в сторону и замер.       В идеально белом брючном костюме, на высоких каблуках, недалеко от него и Гермионы стояла Пэнси. У ее ног лежала маленькая сумочка, которую она обронила.