Что дальше будет — неизвестно

      Все пошло совсем не так, как Таня планировала. «Глупая, глупая, наивная дура! — она мысленно корила себя за нелепую оплошность. — Как он еще мог себя повести, если не вот так?!» Девушка вдруг с горечью осознала, что Валерий просто так не сдастся, снова будет лезть к ней, пытаться обнять, укутать, словно мягким пуховым одеялом, своей нежностью, и ей придется сопротивляться собственному желанию ответить ему взаимностью. Сопротивляться во что бы то ни стало… И точно! Снова эти чертовы руки, слишком нежные, несмотря на некоторую сморщенность и жилистость в силу возраста, слишком ласковые и безапелляционно крепко хватающие ее за талию и шею. Губы в опасной близости, и жаркое сбивчивое дыхание. Еще ближе, еще жарче, еще секунда, и захочется сдаться ко всем чертям… И гори все огнем!       «Не-е-ет!!!» — мысленно закричала сама себе Таня, чтобы отрезвить стремительно уплывающий куда-то далеко и надолго разум.       — Не трогай меня! — она вскрикнула так громко и строго, что сама себя испугалась. — Убери свои руки от меня!!!       — Таня! Танюша, ты чего, родная моя? — Кипелов отреагировал лишь голосом, но не телом. Он все так же настойчиво продолжал пытаться обнять девушку и заключить в свои объятия.       — Девочка моя, я здесь, с тобой! Все хорошо… Я так скучал по тебе… — Валерий словно не слышал девушку, перехватывал инициативу, настойчиво овладевая ее телом и губами.       — Отстань! Не тро… — слова утонули в поцелуе.       Горькая досада, смешанная с подступающим отчаянием, охватила девушку с головой, адреналин ударил в кровь, хлынувшую с удвоенной силой по жилам, словно бурная горная река. Таня сама не поняла, откуда взялись у нее силы — она резко вывернула руки из крепких мужских объятий, всем телом оттолкнула Валерия от себя, а в следующий миг громкий звонкий шлепок ладони о щеку разорвал пространство прихожей и на мгновение остановил бег времени. Кипелов прижал руку к щеке и в полном недоумении пристально посмотрел на девушку. Кожу моментально зажгло, но хуже всего было то, что взгляд Тани в этот миг был абсолютно холодным. Мужчина не подозревал, что только что из-за его настойчивости и напора в девушке взорвался, словно мина, сильнейший гнев. Он не желал ее услышать, лишь со всей стастью стремился поскорее жадно вцепиться в ее рот губами. Не пытался понять, что происходит в ней в этот момент, за что и поплатился. Он и сейчас ничего не понимал, лишь видел яркие искорки раздражения и возмущения в глазах любовницы.       — Больше не смей меня трогать, — тихо, вкрадчиво, отмеряя каждое слово, произнесла она без единой эмоции на лице и медленно двинулась на Кипелова. Тот почему-то инстинктивно сделал шаг назад под напором ее острых, как бритва, слов.       — Не прикасайся больше ко мне своими грязными руками, — все так же тихо и холодно процедила сквозь зубы девушка, продолжая свое медленное наступление, пока мужчина не уперся спиной в стену.       — Таня… Почему? Что случилось за эти дни?.. — губы Валерия нервно задрожали, а бледные серо-голубые глаза все так же пытались найти где-то в темном омуте Таниных глаз ответ. — Почему ты так говоришь со мной?..       Мужчина совершенно растерялся от этих слов. А Таня на адреналине и взметнувшемся в ее душе гневе почувствовала в себе необъяснимую силу. Она понимала, что вот сейчас, в эту секунду, пока он сбит с толку, нужно во что бы то ни стало сказать то, зачем она сюда пришла. Закончить эту историю раз и навсегда, пока она не потеряла эту спасительную волну в своем серфинге по болезненным и обреченным отношениям с любовником, пока инициатива еще в ее руках…       — Потому что я больше не твоя, — бросила горсть холодных слов в лицо любовника Таня, близко-близко подойдя к нему и почти касаясь его лица своей кожей.       — Что?! — Кипелов почти выкрикнул это слово, не успев толком осознать смысл фразы девушки, но почувствовав, словно в этот миг что-то стремительно и безвозвратно ускользает из его мира.       — Я выхожу замуж, — Таня сказала это как-то отрешенно, буднично, безрадостно, но совершенно четко, отбив каждым слогом четкий ритм словно камнем о камень.       Короткая немая пауза. Кипелов прожигает взглядом девушку, все чаще дышит, а на лбу появляется испарина.       — Что ты такое говоришь, Таня?! — Кипелов почти закричал, судорожно, словно не веря в реальность происходящего, схватив девушку за плечи обеими руками и впившись пальцами в нежную кожу. — Ты бредишь… У тебя жар, наверное… Стой, я проверю…       — Ты все услышал верно. Я выхожу замуж. Скоро. Я пришла порвать с тобой, попрощаться навсегда, — сухо, но жестко, едва шевеля напряженными губами, произнесла Таня, а затем резким движением оттолкнула от себя своими руками руки Кипелова. — Ты мне больше не нужен. И руки свои больше не распускай.        — Как.? Ты… Ты что такое говоришь? Т…Таня, ты чего…? Мы же… — вены проступили на висках Валерия, желваки двигались под кожей, лицо налилось кровью, гнев подступал и медленно овладевал разумом. — Ты же… Ты приходила ко мне сюда…       — Потрахаться, — почти безразлично бросила девушка колкое слово. — Просто потрахаться.       — Ды что ты несешь, Таня! Тебе же нравилось! Я видел, как ты на меня смотришь! Ты же говорила, что любишь! — глаза Кипелова метались по лицу девушки, пытаясь обнаружить хоть капельку тепла, хоть один намек на то, что все эти слова — ложь…       — Да, я хорошая актриса. Знаешь, я даже в шоке от самой себя! — девушка цинично улыбнулась и усмехнулась. Ее уже понесло, внутренние тормоза медленно отказывали. Девушка упивалась собственными надменными циничными словами, не замечая того, что происходит в этот момент с ее визави.       — Мне было любопытно, стоит ли еще у тебя член, и какой ты в постели? Я сказала подружкам, что смогу соблазнить тебя на раз, если, конечно, ты еще не импотент, и первый секс поиметь с самим Кипеловым! И я сделала это! Ах, им так нравились мои рассказы про наши с тобой постельные битвы! А знаешь, я потом подумала, что ты неплохо трахаешься, и можно поразвлекаться еще какое-то время… Почему бы нет?       Валерий стремительно терял самообладание, сдерживаясь из последних сил, совершенно не представляя, как реагировать на все эти Танины колкости и насмешки. Это был словно сон — нелогичный, страшный, жестокий… Он не понимал, как его Таня могла такое говорить после всего, что между ними было. Он смотрел на нее и не узнавал.       — Нет… Нет… Я не верю… — Кипелов нервно вертел головой, словно отрицая все то, что услышал до этого. — Нет, ты не может такое говорить… Таня, что случилось, что с тобой? Это не ты…       Он вдруг почувствовал, как слабая надежда робко просияла на темном небосклоне его души, очень быстро заполнявшейся до краев гневом.       — Я знаю, чувствую… Чувствовал… Что ты любишь меня… В твоем взгляде, в слезах, в улыбке…       — Да не любила я тебя никогда, Валера! Пойми ты это уже, наконец! Мне просто хотелось потрахаться с известным рокером, да еще и в возрасте! Мужики такими брутальными становятся после шестидесяти, такие уверенные в себе, вальяжные, — Таня почти перешла на повышенные тона с издевкой и вызовом в голосе, ее несло, сильно несло, она уже не могла остановиться. — Это было забавно. Ха! Я даже не ожидала от тебя такой прыти в пенсионном возрасте! Но, знаешь, быстро наскучило! Видишь? Это колечко! Помолвочное колечко от моего жениха! Время идет, жизнь не стоит на месте. Я не хочу тратить время и свою молодость на скучные и бесперспективные отношения с пенсионером, от которого мне все равно не перепадет какого-нибудь мало-мальски ощутимого профита.       Глаза Валерия быстро наливались кровью, в груди не хватало места для воздуха, ноздри раздувались с напряжением. Вот сейчас его сердце обливалось слезами отчаяния и унижения, а разум закипал от дикого необузданного желания сделать все, чтобы Таня замолчала, прекратила весь этот поток оскорблений, подавить ее и заставить отдаться ему. Гордость не позволяла ему спасовать перед дерзкой девчонкой. Он мужчина. Он старше намного. Он сильнее. Он не мог, ни за что не мог позволить себе прогнуться. Но еще сильнее, до умопомрачения, хотелось как можно скорее сделать все что угодно, лишь бы почувствовать — все хорошо, она его, принадлежит только ему одному, а все ее жестокие слова — лишь каприз, глупость или сон.       — Ты его не любишь! Ты меня любишь! Ты это все говоришь, чтобы задеть меня, позлить! Ты все время так делаешь! — Кипелов повышал голос, начинал давить, все еще кое-как сдерживая свой гнев, от чего его интонации становились нервными, резкими. — Девочка моя, перестань, просто иди ко мне… Все будет хорошо, я же люблю тебя! Мы будем вместе… Я сделаю все, чтобы мы были счастливы вдвоем. Я же люблю тебя…       — Не… трогай… меня!!! — Таня вырвалась из только что снова обнявших ее тело рук Валерия и начала изо всех сил колотить руками по его груди и лицу, закипая от злости. Злости от досады — жестокой и мучительной. Вот сейчас, в это самое время, когда она почти сказала все, что хотела, и даже на этой волне эмоций лучше, чем планировала, он признался ей в любви! Вот сейчас, когда она уже почти разрушила все, что только можно, когда ее будущее уже предопределено и очерчено на многие годы вперед! Ее руки дрогнули, а губы задрожали. Еще немного, и из глаз вырвется поток непрошенных слез, которые перечеркнут все, что только можно, сделав из и без того блядской ситуации еще более худшую, страшную, безысходную… Нет… Нет! Нет!!! Держаться, держаться, только держаться, и довести дело до конца!       — Вся твоя сраная любовь — это гребаная похоть! Тела молодого захотелось! Седина в бороду, бес в ребро! Зашибись, ты устроился, Кипелов! Жена есть, молодую девку трахаешь, когда тебе приспичит засунуть член в тепло! Ты чертов извращенец старый!!! Не наебался за всю жизнь-то! Мы будем вместе! Да какое, к черту, вместе???! Кипелов, ты в своем уме? Тебе седьмой десяток, а мне двадцать! Вместе! Боже, какой бред! Вместе… Ха! Ага, пока ты не помрешь, а я останусь молодой вдовой у разбитого корыта. Нафига мне такая перспективка? Ты кроме секса ничего мне дать не можешь! Да и секс, по большому счету, не ахти какой — скучный и однообразный. Мне поначалу нравилось с тобой трахаться, а потом надоело. Все, дорогой мой, финита ля комедия — я выхожу замуж, слышишь? За молодого, красивого мужчину из обеспеченной влиятельной семьи и буду жить в шоколаде, а ты сдохнешь со своей Галей на даче на грибной поляне в безвестности, потому что старым и дряхлым дедом ты своим фанаткам на хрен не нужен будешь, только дети-внуки о тебе и вспомнят! Пошел ты в жопу, кобель старый! Вместе со своей гребаной любовью! Кипелов, да ты пиздец какой старый, посмотри на себя! А лет через 10 ты будешь совсем…       — Замолчи… Замолчи! — Кипелов смотрел куда-то сквозь нее совершенно стеклянными глазами. Его губы, напряженные и бледные, едва заметно дрожали. — Замолчи, или я…       — И что ты сделаешь? Трахнешь меня? Да? Выпорешь ремнем? Что ты еще можешь сделать?! — Таня почти кричала, теряя самоконтроль. — Давай! Трахни меня!!! Больше ты ни на что не способен!       Звонкий удар большой крепкой мужской ладони оборвал полубезумный, полный сарказма и насмешки крик Тани. Яркая вспышка обжигающей боли заполонила ее сознание, прервав ход всех мыслей в голове одним махом. Удар был такой силы, что девушка, не удержав равновесие, упала на пол, обхватив лицо руками. Она не понимала, что с ним, где именно болит, и что за липкая влага размазалась по ее левой ладони. Девушка не успела ничего понять, как прямо около ее уха прозвучали увесистые уверенные шаги, а в следующее мгновение на ее шее сомкнулись холодные жесткие пальцы и с силой потянули ее тело вверх. Задыхаясь от ужаса и ощущая нехватку воздуха, с трудом проталкивавшегося через сдавленное горло в легкие, она встала на ноги и тут же больно врезалась в стену, ощущая у самого лица горячее частое дыхание Валерия.       — Я тебя люблю. Ты моя. И только моя, — медленно вкрадчиво процедил он сквозь зубы точно так же, как пять минут назад тоже самое делала она…       Таню всю затрясло. Валерий видел в ее глазах шок и настоящий животный страх. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и просто молчала. Наконец-то она замолчала! Поток оскорблений и унизительных слов прекратился, и мужчина почувствовал облегчение. А вместе с ним пришло острое непреодолимое желание как можно ярче показать дерзкой девчонке, кто здесь главный. Неожиданно для самого себя он ощутил едва уловимые нотки наслаждения, чувствуя, как беспомощно трепыхается слабое беззащитное тело, как тонкие ручки сначала кое-как пытаются отбиваться, а затем инстинктивно обхватывают его запястья, вцепляются в его пальцы, пытаясь освободить сдавленную шею. Мир вдруг замер. Ни единого звука, ни единого слова, лишь насмерть перепуганные девичьи глаза, стекающая с губы алая кровь и тихий-тихий хрип, вырывающийся из груди девушки. Такая молчаливая, такая беспомощная, такая невозможно красивая…       Кипелов чуть ослабил хватку, замер на несколько секунд, почувствовал, что Таня не двигается — она страшно напугана и боится пошевелиться. Боится сказать хоть слово, издать хоть один звук, ведь пальцы мужчины все еще сомкнуты на ее горле. Он выжидает еще немного, а потом медленно приближается к ее губам. Дыхание совсем близко, на коже, то самое дыхание, которое до сего дня почти всегда с полоборота заводило девушку, вызывая волны мурашек по всему телу. Сейчас же оно было мукой и вызывало лишь панику и страх. Язык Кипелова коснулся кожи на подбородке и проскользил наверх, слизывая дорожку крови. Девушка вздрогнула и зажмурилась. А затем Кипелов порывисто впился в ее губы, агрессивно проталкиваясь языком все глубже в рот. Таня сдавленно простонала и напряглась всем телом…       В какой-то момент, не в силах больше выносить этот грубый насильный поцелуй, девушка с силой сжала челюсти. Кипелов громко взвыл в ответ на совершенно неожиданный укус языка, отстранился от нее и на мгновение расслабил пальцы на шее. Таня ловко стремительно вывернулась всем телом из его рук, в ту же секунду громко изо всех сил крикнула и ринулась ко входной двери. Не успела… Холодные пальцы с силой вцепились в волосы на затылке. Сильный удар лицом в дверь. Боль прямо над бровью, острая, сводящая, нестерпимая… Пальцы второй руки мужчины смыкаются на запястье словно стальной наручник. Девушка не успела опомниться, прийти в себя, как Валерий с силой дернул ее за волосы, развернул и потащил, словно маленького котенка, в сторону кухни. Таня не успела даже крикнуть, попытаться сопротивляться. Слишком больно, слишком страшно, слишком стремительно… Она ничего не понимала, будто это происходило не с ней… Дикий страх и боль сковали все ее чувства, словно вколотая стоматологом в десну анастезия… Вдруг резкий толчок в спину, и она летит вперед, спотыкается и врезается с размаху животом в столешницу. С грохотом упала со стола и разбилась об пол кружка. Таня успела лишь ощутить резкую боль, накрывшую волной все ее сознание, а затем ее тело и лицо оказались крепко прижаты к столу. Она не слышала собственный крик. Крик, прерванный засунутым в рот кухонным полотенцем. Валерий крепко держал ее за волосы, задирая голову вверх, а второй рукой пытался расстегнуть ремень ее джинсов. В этот момент девушка почувствовала страх за собственную жизнь. Инстинктивный, почти не осознаваемый, панический. Она изо всех сил начала брыкаться под телом своего мучителя, вдруг увидела лежавшую на столе прямо перед собой вилку, схватила и попыталась замахнуться ею за спину… Кипелов поймал ее руку, резким движением ударил ее запястье о столешницу с такой силой, что вилка выпала из рук девушки. Короткая борьба, очередная попытка Валерия справиться с ремнем увенчалась успехом… Таня начала еще отчаяннее вырываться, и мужчина никак не мог справиться с ней.       Короткая борьба… Руки заломлены за спиной. Валерий резко дергает девушку за них, оттаскивает от стола и толкает в коридор. Таня сопротивляется, подгибает ноги, отказываясь идти и превозмогая сильную боль в вывернутых плечах, пытается языком вытолкнуть изо рта полотенце. Мужчина обхватывает ее второй рукой за талию, рывком поднимает с пола и тащит брыкающееся тело в спальню. Отчаянное сопротивление, удары ногами об ноги в воздухе, попытки запрокинуть голову назад и ударить затылком в лицо. Бесполезные… Кипелов с силой швыряет Таню на пол, не дает опомниться, подходит, хватает за шею, поднимает с пола, словно поломанную игрушку, и толкает на кровать. Садится сверху, всем весом тела вдавливая сопротивляющуюся девушку в постель, ловит беспорядочно бьющие его в грудь руки, обхватывает оба уже сильно покрасневших натертых запястья одной рукой, а второй нежно скользит по таниному лицу, легко касаясь раны на распухшей губе. Медленный настойчивый поцелуй в разбитую бровь, острая обжигающая боль в ответ, утробный девичий стон, умирающий где-то в горле, не в силах вырваться из-под куска материи во рту… Слезы потоком льются из глаз девушки, все тело выгибается дугой в диком напряжении всех мышц. Пальцы мужчины проникают под футболку, пробегают по животу, касаются пупка, а затем начинают расстегивать пуговицу джинсов. Девушка судорожно дергается всем телом, лихорадочно извивается и приглушенно ревет, как загнанный в ловушку зверь.       — Тише, тише, моя хорошая… — бесчувственно шепчет Кипелов у самого уха. — Тише, родная… Расслабься… Я люблю тебя, люблю, люблю…       Девушка чувствует его дыхание кожей, такое мерзкое и ненавистное, сквозь слезы видит его жестокие холодные глаза безумца… Глаза, в которых читается лишь неукротимое желани обладать, беспрекословно подчинять своей воле, подавлять. Страшные, бесчувственные глаза. А его пальцы тем временем снова пытаются расстегнуть ее джинсы. Очередная попытка сопротивления измученного, усталого тела, из последних сил…       — Успокойся! — резкий громкий мужской крик и удар ладони по лицу наотмашь. — Ты моя! Ты всегда будешь только моей! — с этими словами Кипелов со всей силы дернул джинсы. Пуговица со щелчком отлетела в сторону, а следом с громким хрустом не выдержала и молния. Рука Валерия резким движением стащила брюки с девушки чуть вниз и проскользнула под ее трусики. Холодные пальцы прошлись по клитору и грубо проникли во влагалище. В ту же секунду он жадно впился в ее рот губами.       — Ты же хочешь этого, правда? Ты же моя девочка. Моя-а-а… Моя сладкая сучка… — шептал словно в бреду Валерий, интенсивно трахая пальцами извивающуюся и беспорядочко дергающуюся всем телом, ревущую под ним девушку. Каждый ее всхлип, каждая новая слезинка, стекавшая по щеке, каждый рывок возбуждали Валерия, сводили с ума и распаляли все сильнее и сильнее. Он сам не понимал, что делает, просто не в силах был остновиться. Охвативший его сексуальный азарт, смешанный с животным гневом, притуплял рассудок и уносили с собой все дальше и дальше… Он словно обезумел.       Таня не успела ничего понять, как вдруг ее тело резким рывком было перевернуто на живот, а волосы снова оказались в стальном кулаке Кипелова. Он тащил ее к изголовью кровати. Девушка пыталась вывернуться из рук своего мучителя и попытаться ударить его, но он все время перехватывал ее руки и зажимал бедрами ноги. Слезы застилали глаза и больно прижигали, словно каленым железом, израненную кожу. Валерий перехватил оба Танины запястья в одну руку, а второй быстро расстегнул и выдернул из своих джинсов ремень. Черная полоска грубой толстой кожи быстро обвилась вокруг тонких стертых почти до крови запястий и зафиксировалась в пряжке. А в следующие секунды, резко дернув руки девушки наверх, мужчина привязал ремень к резной деревянной спинке кровати. Он злорадно ухмыльнулся, отметив про себя, какую удачную модель спальной мебели он приобрел для своего съемного жилья. Поначалу она показалась ему бессмысленной роскошью, но почему-то необъяснимо захотелось купить именно ее. Никогда не знаешь, когда и зачем что-то может тебе пригодиться. Валерий подумал, что еще год назад ни за что бы не поверил, скажи ему кто-то, что к этой самой кровати он привяжет молоденькую фанатку и будет насиловать ее на ней…       Насиловать?.. Эта мысль удивила Кипелова и одновременно взбудоражила. Да, сейчас ему до умопомрачения хотелось изнасиловать Таню. Так, чтобы она и мысли не смогла больше допустить о том, чтобы отдаться какому-либо другому мужчине. Сильнейшая жгучая ревность пожирала его, словно пламя огня, изнутри. Какой-то молокосос собирается трахать ЕГО Таню! Ни за что, ни при каких обстоятельствах он не может допустить этого, не хочет даже в голову пускать эту мысль. Она должна отдаваться только ему, только ему одному дарить любовь и наслаждение, быть только с ним одним, все время, каждую секунду, потому что…       — Я так сильно люблю тебя… Таня… — прошептал у самого уха Валерий с нотками одержимости в голосе и облизал его. Таня сморщилась, дернулась так сильно, что мужчина едва не получил от нее затылком в нос, а затем она заскулила так громко, как могла сквозь полотенце. — Почему же ты у меня такая непослушная?       — С этими словами Кипелов встал с кровати и направился в сторону комода. Таня вскочила на коленки, попыталась затекшими пальцами хоть как-то подцепить связанный тугим узлом вокруг перекладины кровати ремень. Не получается! Еще попытка — пальцы не слушаются… Отчаяние и животный страх накатили на девушку лавиной, и в ту же секунду ей удалось вытолкнуть кляп изо рта… Дикий громкий крик разорвал пространство спальни и заставил вздрогнуть Валерия. Он резко обернулся, обеспокоенно посмотрел на девушку, но почти сразу снова расслабился. Он держал в руках ту самую до боли знакомую белую футболку. Взгляд садиста, голос тихий, надменный…       — Помнишь? Твоя любимая… Я ее даже не стирал. Она пахнет тобой! — Кипелов сжал футболку в кулак, прижал к носу и с силой вдохнул. — Сладко! Ты сладкая. И такая же хрупкая, как в первый раз… Я помню…       — Пожалуйста, не надо!!! Прошу-у-у… Отпусти меня… — Таня вся сжалась в клубок, затравленно глядя исподлобья на Валерия, медленно приближавшегося к ней. Слезы градом текли по лицу, по слипшимся растрепанным волосам. — Я не хочу… Нет!       — Хочешь… Ты хочешь меня! Потому что ни с кем и никогда ты так не трахалась… И не будешь трахаться! Потому что ты моя девочка. Я люблю тебя… — тихо произнес мужчина, медленно подходя к кровати, отмеряя каждый шаг. Каждый шаг, отдававшийся в сердце девушки паникой и ужасом. Она не узнавала Валерия, которого так сильно любила всем сердцем… Она дрожала всем телом, нервно сглатывая слюну и собственные слезы, смешанные с кровью. В горле словно встал ком. Страх сковывал связки. Она боялась криком сделать еще хуже, довести Валерия в его гневе до полного исступления…       — Нет. Пожалуйста… — шептала одними дрожащими губами Таня, всхлипывая и вздрагивая всем телом, а затем отвернулась, уткнулась в собственное плечо и зажмурилась, когда ее лодыжки коснулись холодные пальцы Валерия. — НЕЕЕЕЕТ!!!!!       — Замолчи! — Кипелов крикнул не громко, но так, что душа девушки моментально ушла в пятки.       Мужчина резко дернул девушку за ногу, заставив ее тело снова оказаться на животе, сел на нее сверху, а затем быстрым движением затолкал насквозь промокшее от слюны полотенце обратно в рот девушке как можно глубже. Она не могла даже мычать, лишь тяжело дышала и конвульсивно дергалась под Валерием. Он развернулся в пол оборота, все еще сидя на ней верхом, обхватил рукой одну ногу и привязал ее футболкой к задней спинке кровати. Таня уже почти не сопротивлялась. Сил почти не осталось. Лишь слезы текли рекой, заливали подушку и мешали дышать. Она с ужасом осознала, что дальнейшие попытки вырваться и спастись от агрессии обезумевшего любовника теперь уже не имеют смысла… Отчаяние больше не давало сил к сопротивлению — ни физических, ни моральных. Нет больше сил даже плакать. Девушку душила досада от осознания того факта, что сейчас он получит ее вот так легко, без особых усилий… Она потратила все силы зря, впустую, вот так глупо и бестолково. Но сдаться совсем — психологически, душой, сердцем — она не могла. Это означало бы умереть уже при жизни, предать саму себя, унизиться окончательно перед извергом. Безумно страшно было вот так просто лежать и ждать, когда он сделает свое дело, и не иметь больше никаких сил вырваться… Досадно, больно, обидно…       Таня, словно во сне, чувствует, как Кипелов рывком стаскивает с нее джинсы до колен, как трещат по швам ее трусики и футболка. Его руки — ненавистные, мерзкие — проскальзывают между кроватью и ее телом и больно сжимают грудь. Его влажное противное дыхание звучит у самого уха вместе с полубезумным шепотом «Моя, моя, моя…» Девушка ощущает, как он расстегивает и стаскивает джинсы с себя. Она бессильно инстинктивно вздрагивает всем телом, когда его влажные пальцы скользят по ее промежности от самого копчика к клитору несколько раз. Снова и снова. Она чувствует жестокое унижение и отвращение к нему, к себе самой, к этой квартире и всему, что их когда-то здесь связывало.       Вдруг резкая боль пронзила сознание девушки, и сквозь полотенце вырвался утробный сдавленный нечеловеческий вопль. Таня не успела понять, что произошло, почему так больно… В сотую долю секунды она словно улетела куда-то далеко, в другое пространство, потеряв связь с реальностью, а затем стремительно, камнем рухнула вниз, обратно в собственное тело, которое только что жестоко пронзила плоть Валерия. Оглушительная боль, сводящая с ума, огнем жгла ее тело изнутри. Она едва лишь смогла осознать, что он вошел не туда… Не туда, куда обычно… Грубо, бестактно, жестко, стремительно, на всю глубину… Слезы со спазмом рванули из глаз, моментально густо намочив подушку. Сводящая боль, животный ужас и ощущение пойманности в намертво захлопнувшийся стальной капкан не отпускали девушку ни на секунду. Больше всего на свете сейчас она хотела просто умереть, чтобы весь этот ад прекратился в один миг, дав такое до безумия желанное облегчение… Но эта пытка все продолжалась и продолжалась, секунды превращались в минуты, бесконечные, мучительные, отнимавшие последние силы. Резкие размашистые движения внутри, шлепки яиц о промежность девушки, резкие отрывистые ритмичные выдохи за спиной и впивающиеся в левую ягодицу пальцы. Задранная назад за волосы шея затекла. Омерзение и жестокое чувство унижения вызывали мучительные приступы подкатывающей тошноты. Девушка ощущала себя переломанной, порекореженной, разорванной изнутри, словно вывернутой наизнанку. Она не двигалась, не сопротивлялась, лишь где-то внутри, в душе никак, ни за что на свете не могла позволить себе смириться с противоестественностью и жестокостью происходящего в эту каждую мучительную секунду времени…       В какой-то момент Таня вдруг почувствовала, что внутри стало почему-то влажно, скользко, а боль чуть притупилась. Все тело свело судорогой… Нет. Это была не судорога… Странная мелкая и очень интенсивная вибрация охватила каждую клеточку ее тела, а затем руки и ноги вдруг стали необъяснимо приятно холодеть, их едва ощутимо покалывало. Уши внезапно заложило. Девушка не слышала ничего вокруг, лишь частые гулкие удары собственного сердца и слабое поверхностное дыхание словно изнутри собственного тела. Голова такая пустая, легкая… Все чувства вдруг куда-то пропали. Лопнули, как перекаченный воздушный шарик, и разлетелись по углам комнаты. Ни боли, ни страха, ни стыда, ни ненависти — ничего вдруг не стало. Все в миг исчезло, и лишь перед глазами расстилалась белая пелена. Тане вдруг стало все равно и, одновременно, так спокойно, легко… Она отключилась, безвольной поломанной куклой повиснув над подушкой в крепко вцепившейся в ее волосы руке Валерия…