Что дальше будет — неизвестно

      «Больно… Черт, как же больно…» — Таня с трудом раскрыла глаза. Яркий свет резал словно острый нож. Где она находится, что происходит, что с ее телом? В первые секунды она ничего не помнила из недавних событий, лишь чувствовала, будто проснулась после долгого мучительного сна на кровати из камней. Все лицо сильно саднило, тело ломило так, что кажется, словно боль была разлита сплошь по всему телу, без конца и края. Медленно, подобно голодному хищному зверю, начал прокрадываться в сознание страх за себя, собственное тело, за его состояние. Девушка аккуратно приподнялась над подушкой, оперевшись на локти. Посмотрела на свои руки — запястья в уродливых синих подтеках, ссадинах. Справа косточка сильно распухла, как от ушиба. Таня тихонько тронула шишку и едва не вскрикнула от боли, скривилась и зажмурилась. В этот миг воспоминания обрушились на нее, словно лавина, развернув в сознании страшные картинки и чувства, которые больше всего на свете хотелось бы забыть как страшный сон… Разум забился в агони. Кипелов, наверняка, в квартире, где-то здесь, совсем рядом! У Тани моментально похолодели ноги и с бешеной скоростью забилось сердце. Паника подкатывала волнами. Девушка чувствовала, что готова расплакаться в любую секунду. Но что-то заставляло ее из последих сил держать себя в руках. Нужно было бежать отсюда. Как можно быстрее из этой страшной квартиры. От этого страшного человека. Когда-то самого любимого на земле, а сейчас — самого жестокого мучителя.       Таня, превозмогая боль, кое-как поднялась с кровати. На подушке и посреди смятой постели были разбросаны уродливые ярко-алые кровавые пятна. Все было смято и сбито. В изголовье на перекладине кровати висел ремень… Тот самый, Его ремень, совсем недавно жестоко лишивший ее возможности избежать насилия. Таня вздрогнула всем телом, ее неприято передернуло. Девушка едва не взвыла в голос. Дыхание сбивалось, срывалось, сердце замирало в груди от воспоминания того момента, как Кипелов привязывал ее руки к кровати — в тот момент она испытала самый большой ужас в своей жизни. Ужас попавшего в ловушку зверя. В тот момент все было кончено… Трясущимися припухшими пальцами она кое-как расправила на своем теле надорванную по швам футболку и натянула трусики. Точнее то, что от них осталось… Резинка и шов сбоку были разорваны почти полностью, белье еле-еле держалось на ней. Таня с трудом натянула джинсы. Застегивать было нечего — ни рабочей молнии, ни пуговицы. Девушка лишь кое-как затянула на талии тонкий ремешок. Развернулась, сделала пару шагов, задев ногой футболку на полу. Белую футболку, ее любимую. Его футболку. Ту самую, которая удерживала ее ногу, пока ее владелец насиловал ее на кровати… Жгучая ненависть кольнула в самое сердце. Таня подхватила ее с пола, вцепилась в нее как кошка, попыталась разорвать… Не получилось. Ногти кое-где были поломаны, задраны, кровили, пальцы болели от пережитого перенапряжения, а правая ладонь и запястье сильно ныли. Девушка сцепила зубы, оскалилась как затравленный зверь, сильно-сильно зажмурив глаза. Досада и гнев бурлили внутри, не имея возможности выплеснуться наружу. Страшно было издать хоть один звук, страшно привлечь Его внимание… Она с досадой и обидой со всей силы швырнула майку в стену и сделала порывистый шаг в сторону двери. Нужно выбираться как можно скорее. Даже если сейчас он преградит ей путь, нужно вырваться. Всеми правдами и неправдами. Во что бы то ни стало спасти себя…       Шаг, еще шаг, еще… Ноги еле двигаются. Боль в анусе бьет вверх в крестец. Живот нестерпимо ноет тянущей, сводящей с ума болью. Мутит, страшно мутит. Слабость, туман в глазах. Тане казалось, что еще минута, и она упадет в обморок. Это было даже так желанно — упасть и просто застыть навсегда, бессмысленно глядя немигающими глазами в потолок. Идти больно, каждый шаг дает о себе знать. Дикое чувство унижения от пережитого насилия мешало собраться с силами, чтобы идти дальше, к двери… Вдруг Он там, прямо за дверью? Вдруг весь этот кошмар повторится снова? Девушка трясущимися руками тихонько нерешительно обхватила ручку пальцами, очень медленно повернула ее и потянула дверь на себя. Сердце замерло и ушло в пятки. Страшнее не сам кошмар, а ожидание возможного повторения кошмара. Не веря своим глазам, девушка вдруг поняла, что за дверью темнота. Пустая молчаливая темнота, в которую едва-едва проливался свет из кухни. Он там… На кухне… Только что облегченно выдохнув, Таня снова вся вжалась в комок, инстинктивно приподняв плечики и втянув в них шею. Несколько секунд она медлила у двери. Хотелось поскорее сбежать из этого ада, сверкая пятками, но вместе с тем было так нестерпимо страшно… Страшно не только столкнуться с извергом лицом к лицу, но даже просто пройти мимо, зная, что он там, сидит тихо на своей кухне, целый и невредимый, недавно испытавший экстаз от ее бессилия и беспомощности… Он наслаждался, а она в этот момент страдала, билась в агонии, всем своим существом желая лишь смерти. И он сейчас даже не пытается хоть что-то сделать! Извиниться, помочь ей, обработать ее раны, отвезти к врачу — все что угодно! Он просто сидит молча на своей кухне и ждет… Чего он ждет? Ждет, когда можно будет снова наброситься и растерзать ее? Или дает ей возможность уйти? Неужели ему все равно? Досадно, черт возьми, как досадно! Обидно и больно. Девушка закупила губу до боли, почти до крови, чтобы только не заплакать. Не сейас, только не сейчас. Сейчас нужно обязательно уйти. Она повторяла это себе снова и снова словно мантру.

Через боль, через страх, сделай шаг, Пусть он немыслим…

      Несколько медленных, болезненных и нерешительных шагов по темному узкому коридору. Все ближе спасительная входная дверь. Но выход из квартиры видно из кухни. Пройти незаметно попросту невозможно. Страшно. Безумно страшно. Как ни крадись, он все равно услышит, заметит, что она сбегает… Очередной приступ паники, сердце срывается с бешеного учащенного ритма, тошнота подкатывает к горлу, в глазах мушки, только бы не упасть без чувств прямо здесь, на полпути к такой желанной свободе! Нужно держаться, идти к заветной двери. Вот здесь лежит ее куртка, а рядом рюкзак. Таня с облегчением подумала, что сейчас так кстати осень — не придется идти в полуразорванной футболке и держащихся на честном слове на одном ремне джинсах, избитой, растерзанной, жалкой…       Таня замерла на углу коридора. А затем, сделав пару вдохов, превозмогая боль, как раненый зверь в последней надежде на спасение, ринулась с места, схватила куртку, сапоги и рюкзак и с отчаяньем бросилась к двери. В какой-то момент девушка поняла, что из кухни не доносится ни единого звука. Тишина — странная, гнетущая, необъяснимая. Он не бежит к ней, не пытается догнать, остановить, схватить, изнасиловать, избить снова… Замерла, прислушалась… Тихо. Слишком тихо. Несколько секунд простояв, прижавшись всем телом к холодной двери и вцепившись намертво в дверную ручку, в нерешительности под гул все еще пульсирующего в висках панического страха, она все же осторожно выглянула из-за косяка. Скорченная мужская фигура сидела на диванчике, склонившись над столом и уперевшить лбом в столешницу. Скрюченные пальцы, все в крови, впиваются в растрепанные слипшиеся в сосульки волосы. Рядом на чайном блюдце дымится непотушенная сигарета, медленно выпуская вверх тонкие полупрозрачные струйки дыма. Девушка видит, как мужчина изредка едва заметно нервозно вздрагивает всем телом. Он весь мелко-мелко дрожит. Пальцы вгрызаются в волосы, медленно сжимаясь в кулак. Едва слышен звук дыхания, отдаленно напоминающий очень тихий стон. Он был весь словно затравлен и сжат, но ни капли жалости не проскользнуло в сердце Тани. Ненавистный омерзительный человек, которого сейчас так нестерпимо хотелось бы ударить с размаху о столешницу, услышать его крик боли… Но не сейчас. Нельзя. Ни за что… Он сильнее ее, она истерзана, слаба, сил почти не осталось. Новую вспышку его агрессии она уже попросту не пережиет… Сейчас так сильно, до иступления хочется на волю! Выбраться из ада, глотнув такую желанную свободу и ощутив, наконец, себя в безопасности. Нужно открыть дврь и выйти из этой квартиры. Прямо сейчас, не терять больше ни секунды, не испытывать судьбу на благосклонность. Она больше не верила Валерию. Ей казалось, что прямо сейчас он внезапно, порывисто сорвется с места, как дикий голодный зверь, и с силой, против воли, не слушая ее отчаянных криков, втащит ее назад в квартиру. А потом будет насиловать и насиловать, каждый день, не давай ей уйти, пока она просто не погибнет здесь…       Скрип поворачивающегося дверного замка. Дикие бешеные удары сердца вторили тихим шагам босых ног девушки по холодным плиткам пола подъезда. Спасительный лифт. Скорей нажать на кнопку. Не едет! Никак не едет, зараза! Паника снова подкатывает тошнотой к горлу, и сильно кружится голова. Почему так нестерпимо ноет живот? Нет сил даже стоять. Внизу так мокро, противно. Страшно смотреть вниз. Паника застилает сознание, ноги совсем ватные. Так хочется упасть на пол… Но нужно держаться. Ради того, чтобы… Ради чего? Ради того, чтобы выжить? Но зачем? Для чего? Для кого? Таня никак не могла найти ответ на эти вопросы. Но это было сейчас было совсем не важно. Главное — выбраться. На улицу. Как можно дальше от этого дома. А потом — будь что будет. Ни о чем не хотелось думать, лишь бы лифт скорее распахнул перед ней свои двери.       Внутри, в маленькой металлической коробочке, устремившейся вниз по узкой длинной шахте, Таня наконец-то почувствовала некоторое облегчение и чуть не разрыдалась. Едва сдержалась — нужно обуться. Она кое-как наклонилась, опираясь о стенку лифта, вскрикнула от резкой давящей боли в анусе, схватила сапог и сунула в него ногу, часто-часто шумно дыша. Терпеть, терпеть, только терпеть. Еще немного… Второй сапог был натянут на ногу. Молния куртки послушно закрылась с громким «вжух!», когда прямо перед лицом распахнулись двери. Таня чуть не вскрикнула и не разревелась от счастья. Кипелова нет! Ее путь свободен! Он больше не будет ее насиловать, не будет бить, не будет шептаь на ухо свои жестокие издевательские мерзкие слова, не будет больше трогать ее своими ненавистными жилистыми руками и хватать за волосы! Больше никогда этого не будет! Смелые, куда более быстрые, но все еще такие же болезненные шаги, рикошетившие ударами каблуков по полу от стен подъезда, серебристая кнопка, подсвеченная в полумраке ярким зеленым ободком, писк сигнала домофона, возвестивший о том, что девушка наконец-то свободна.

Я свободен! Словно птица в небесах. Я свободен! Я забыл, что значит страх. Я свободен! С диким ветром наравне. Я свободен! Наяву, а не во сне.

      Свобода! Свобода… Чертова свобода! Слезы подступали со спазмом к уголкам глаз, застилая открывшуюся картину вечернего дворика. Свобода для чего??? «Зачем, зачем нужна мне теперь эта сраная свобода???!!!» — беззвучно кричала девушка из собственной внутренней сердечной агонии. Это была лишь физическая свобода… Можно сколько угодно бежать куда-то вперед, навстречу ветру, но это все — лишь путь вникуда, иллюзия, мираж, пока за тобой влачится страшное постыдное прошлое… И никуда от него не деться. Потому что время выжигает огнем канву всех минувших событий на скрижали жизни. И стереть, вычеркнуть, забыть это — невозможно…       Таня сделала несколько тяжелых бесцельных шагов по сырому темно-серому асфальту и застыла посреди тротуара. теплые золотистые блики уличных фонарей играли в грязных темно-серых лужах. Легкий ветерок срывал одинокие листья с продрогших насквозь деревьев. Такие же одинокие, как и она. Они смиренно бесшумно падали вниз, в грязь, чтобы умереть в ней и превратиться в тлен. К соседнему подъезду торопливо подбежала девушка с коляской и через несколько секунд скрылась за тяжелой металлической дверью. В соседних домах то там, то здесь загорались окна теплым уютным светом. Где-то там счастливые семьи, любовь и счастье. Где-то там, в таком же окошке, могло жить и Танино счастье. Счастье ее любимого человека. Их счастье. Их маленькое агукающее и пускающее пузырики счастье. Но это счастье сейчас умирало в ней самой… Черт, как же сильно, на самом пределе ноет живот, как нестерпимо кружится голова, как быстро немеют ноги…       Едва различая дорогу, девушка устремилась на детскую площадку. Где-то там днем и вечерами беззаботно играют детишки, и на них смотрят с лавочек их счастливые мамы и папы. А за спиной, наверху, в одной из квартир, живет тот, кто растоптал, унизил, убил ее изнутри. Тот, кто тронул душу, а потом вырвал ее и бросил в грязь, как обычную недокуренную до конца сигарету. Тот, кто был всем ее миром. Тот, кто был сладким раем, в одночасье обернувшись горящей адским пламеней преисподней. Где-то здесь, среди каруселей и песочниц так хочется упасть и застыть, глядя на звенящие на густо-темном небосклоне звезды…       Несколько метров… Несколько метров жизни. Несколько метров воспоминаний. Несколько метров умирающей души. Каждый шаг — картинка из счастливого прошлого. Каждый стук каблучка по асфальту — поцелуй любимого человека. Каждый вздох — взгляд, полный нежности… Чем ближе качель, тем меньше страха, тем больше решимости. Продрогшие до костей пальцы нервно стаскивают с шеи небрежно наспех намотанный в лифте шарф. Он легко взлетает вверх, нежно обнимает сверху перекладину качели и плавно падает вниз. Крепкий двойной узел. Встать на цыпочки, подтянуться изо всех сил вверх, отдаться нежной шерстяной петле, последний раз взглянуть на небо и…       «Я любила тебя… Валера…»

Один лишь шаг сможет все решить. Теперь ты враг — я не знаю, как мне жить. Как дальше жить.