Все, что было, свет мой — чистый и святой. Все, что было, рок мой — жадный и слепой. Все, что будет, крест мой. Семь кругов пройти мне В огненной пустыне.
Договорив, Таня сорвалась с места и стремительно зашагала в сторону дома, сунув руки в карманы и быстро удаляясь от Валерия. Он с тяжелым выдохом подхватил костыли, поднялся со скамейки и поплелся следом. Она вновь права. Вновь исполосовала его своими словами, каждое из которых слишком четко попадало «в яблочко». Вновь он проглотил их все, кое-как справляясь с собственным мужским самолюбием. Женщина на эмоциях может говорить все что угодно, хоть полнейшую ахинею, хоть обидные слова, хоть горькую правду, а мужчине остается лишь терпеть весь этот эмоциональный напор и мужественно справляться с изнасилованной гордостью. Дома его встретила закрытая дверь Таниной комнаты, чему он нисколько не удивился. Стучаться к ней не имело никакого смысла. Куда больше к месту сейчас была бы забота — ненавязчивая, простая и приятная. Ни минуты не думая, раздевшись и вымыв руки, Валерий прямиком направился в кухню и начал изучать содержимое холодильника и шкафчиков. Ни сил, ни времени, ни продуктов на что-то кулинарно-навороченное не было. Да и самому есть хотелось так, что желудок скручивало голодным спазмом в тугой морской узел. Гречка с обжаренным луком и морковью в тандеме с найденными в морозилке покупными котлетами — вполне сносный, а, главное, быстрый ужин. Быстро расправившись со своей тарелкой и помыв ее за собой, Кипелов тихо подошел к Таниной комнате и осторожно постучал в дверь. — На столе тебя ужин ждет. Я пойду в свою комнату, мешать не буду. Покушай, ладно? — в полголоса сказал мужчина и прислушался. Тишина была ему ответом. Впрочем, не удивительно. Было бы весьма странно, если бы такая упрямая гордячка, как Таня, выбежала бы сейчас вот так просто и расцеловала его благодарно в обе щеки. Да и было бы за что! Всего лишь ужин. Незамысловатый и скромный. Рокер устало вздохнул, почистил в ванной зубы, умылся и отправился в свою комнату. Лишь спустя время он услышал легкие шаги в коридоре и тихие удары вилки по тарелке, доносившиеся из кухни. Удовлетворенно улыбнувшись самому себе, Валерий погрузился в чтение очередной книги, взятой с полки. Увлекшись, он не заметил, как наступил поздний вечер, погрузивший в темноту улицу за окном. Отложив в сторону книжку и очки, мужчина выключил ночник и почти сразу задремал, завернувшись по самый подбородок в одеяло. Предыдущая беспокойная ночь давала о себе знать. Внезапно Кипелова вырвал из сна топот босых ног по полу в его компате, а затем шумный «плюх» чьего-то тела в его постель. Едва лишь успел сообразить, что только что произошло, ощущая, как бешено спросонья стучит сердце, он услышал голос Тани: — Ничего не говори и не трогай меня! — выкрикнула девушка, отталкивая его от стены к краю кровати и натягивая на себя по самую шею принесенное с собой одеяло, отвернулась к стене и притихла. «Вот ты и поспал, Валера! — подтрунивая над самим собой, подумал рокер. — Очередная ее выходка и еще одна бессонная ночь…» Темный потолок, стук собственного сердца в висках и тепло до одури желанного тела рядом. И тихое беззаботное сопение Тани в тишине спустя минут десять…35. И не забыться сладким сном
25 ноября 2020 г. в 02:56
Таня все больше удалялась от Валерия, быстро шагая по узкому тротуару, но потом все же остановилась, как он и ожидал, подойдя к сидевшей на заборе одного из соседних домов кошке, и принялась нежно гладить ее.
— А вы с ней похожи! — поравнявшись с девушкой, с улыбкой сказал рокер. — Обе белые и пушистые.
Таня непроизвольно посмотрела на свою куртку белого цвета с темной опушкой, а затем перевела взгляд на кошку. Она была тоже почти вся белая, и лишь на загривке виднелись островки темной шерсти. Девушке стало вдруг смешно и немножко неловко от слов мужчины, но она все же не без труда подавила смех и не подала вида перед ним.
Валерий и Таня некоторое время медленно шли по узкому тротуару вдоль дороги, протянувшейся от частного сектора, где располагался дом Никиты, ближе к центру города — более шумному и людному району, пестрящему магазинами, офисными зданиями и небольшими кафе. Девушка почти не смотрела по сторонам, только медленно шла вперед, сложив руки в карманы куртки и угрюмо повесив нос. Ей ужасно хотелось завязать разговор с Валерием и получить еще порцию его комплиментов и внимания к себе, от которых внутри словно пробегали электрические щекотливые искорки, и разливалось тягучее медовое тепло, но так, чтобы первым заговорил он сам. Гордость и упрямство играли в ней сейчас сольную партию, изо всех сил стараясь заглушить непреодолимое желание поскорее самой нарушить тишину. А Кипелов, как на зло, упорно молчал, любуясь уютными городскими пейзажами маленького подмосковного городка. Он наслаждался морозным ноябрьским воздухом, легонько кусавшим щеки и щекотавшим нос и горло при каждом вдохе. Рокер всегда любил холод, дарящий свежесть и ощущение чистоты, бодрящий и заставляющий острее чувствовать жизнь каждой клеточкой своего тела. Он буквально всем своим существом чувствовал сейчас Таню и прекрасно понимал, чего она ждет от него, но не собирался потакать ей, решив для себя, что любые капризы хороши лишь в меру. «Хочешь поиграть в молчанку — флаг тебе в руки!» — подумал он, продолжая ловить каждое дуновение морозного ветерка и яркие лучи проглянувшего сквозь тяжелые снежные тучи солнышка.
— Знаешь, мне всегда хотелось завести котенка. У тебя ведь была кошка, а у меня никогда. Потому что у мамы аллергия на шерсть, — не выдержав первой, ни с того, ни с сего быстро затараторила Таня, начав издалека, чтобы подвести разговор к тому, чего она так жаждала от Кипелова на самом деле. — Даже когда я возвращалась от подружки с шерстью на своей одежде, мама могла начать задыхаться. Представляешь, мне даже чужих кошек гладить нельзя было!
— Зараза моя оставляла свой мех повсюду. И впрямь зараза! То еще удовольствие, знаешь ли, — хоть и радушно, но все же несколько отстраненно поддержал кошачью тему Кипелов. — Но я ее все равно очень любил, — подытожил он и снова замолчал, выводя тем самым собеседницу из себя.
— А тебе правда нравится моя фигура?! — немного помолчав, но в конце концов не выдержав, резко и совсем не изящно Таня выпалила то, что давно хотела спросить, буквально в лоб напросившись на комплимент. И тут же смущенно поджала губы, пожалев, что терпения не хватило осторожно и незаметно подтолкнуть Кипелова к этой теме.
— Конечно! — коротко сказал он, умиляясь девичьей наивности и простодушию.
— Просто «конечно»? И все?! — возмутилась девушка.
— Не просто. Все очень не просто, Таня. Если бы так сильно не понравилась в первую нашу встречу, я бы сейчас, наверное, ехал в какой-нибудь город с группой на очередной концерт, а не прогуливался с тобой по улице незнакомого города. Устроит тебя такой ответ? — он взглянул на совершенно ошарашенную девушку, в глазах которой четко читалась попытка осмыслить только что услыанные слова, а потом тихонько толкнул ее рукой в бок и добавил: — И если бы я мог вернуться в прошлое в тот вечер, чует мое сердце, снова наступил бы на те же грабли.
Таня оценивающе взглянула на Валерия и, выдержав короткую паузу, лукаво улыбнулась и тут же быстро зашагала вперед, подняв руки над головой и игриво раскачивая из стороны в сторону бедрами. «Вертихвостка!» — воскликнул про себя Валерий и вслух усмехнулся, покачав головой и широко улыбнувшись.
— Если повернешь налево, то увидишь впереди парк. Я там был, и мне очень понравилось это место! — крикнул он девушке вслед. Она никак не отреагировала на его слова, продолжая идти впереди, но все же последовала его совету, вскоре свернув на узкую аллею с вереницей высоких раскидистых, но уже совершенно голых деревьев, покрытых легкой голубой дымкой инея.
Кипелов неторопливо переставлял костыли и с легкой улыбкой смотрел на то, как впереди мелькает Танина расплывающаяся от его близорукости фигура. Она то бежала вперед вприпрыжку, то запрыгивала на бордюр и шла по нему, раскинув руки в стороны для равновесия, то подбегала к скамейке и смахивала с нее рукой тонкий полупрозрачный слой свежего снега. Время от времени она разбегалась и бросалась в стайку голубей, разгоняя их. Мужчина прыснул от смеха, когда в очередной раз с громким шумом от десятков пар крыльев во все стороны от девушки разлетелось целое облако сизых птиц. А спустя пару минут, увидев впереди целый огромный детский городок с лазелками и качелями, она вихрем помчалась туда, как будто напрочь забыв в этот момент обо всем на свете. Кипелов быстро оглядел, прищурившись, всю площадку и облегченно выдохнул, отметив для себя, что детей на ней совсем мало. Ведь, наверное, почти все были сейчас в детских садах и школах, поэтому Таня уж точно не сможет никому помешать и не вызовет недовольство родителей детишек. Мужчина смотрел на девушку и удивлялся ей. Двадцать лет — не много и не мало. Она и раньше вела себя порой, как совершенно наивная девчонка, но сегодня она была настолько непосредственной, что ему становилось не по себе от мысли о том, что с ней его связывали совсем недетские отношения… Казалось, будто сейчас она позволила себе вырваться из оков тех боли и страха, которые ей «подарил» Валерий, наконец, расправить крылья и взлететь над пережитым прошлым, дыша полной грудью и отдаваясь спонтанно каждому порыву души.
Прогулявшись немного по узким парковым дорожкам, пока Таня резвилась на детской площадке, Кипелов, наконец, решил расположиться поодаль на скамейке. Стало неловко от собственной же шальной мысли о том, словно гуляет он сейчас не с девушкой, бывшей прежде его любовницей, а с внучкой… Неприятно поежившись, мужчина вжал подбородок в воротник куртки, приподняв плечи, и посильнее надвинул на лицо капюшон.
— Здравствуйте, дядя Валера! — раздался совсем рядом детский мальчишечий голосок, заставив его едва заметно вздрогнуть от неожиданности. Он повернул голову на звук и к собственному удивлению увидел рядом с собой Артемку, расплывшись тут же в широкой улыбке.
— А ты, я смотрю, потомок Коперфильда! — усмехнулся рокер и крепко по-мужски пожал маленькую ладошку мальчугана.
— Кого? — удивленно вытаращил на него глаза Артем.
— Есть такой фокусник. Ты так незаметно подкрался, словно по воздуху пролетел, не касаясь земли, — хохотнул мужчина и предложил Артемке сесть рядом.
— Дядя, это не я подкрался, а Вы в капюшоне поверх шапки. Вот и не слышите ничего, — нравоучительным серьезным тоном выдал мальчик.
«Да что ж вы все к моему капюшону-то пристали?! — мысленно возмутился Кипелов, а на деле просто промолчал. Артемка был прав — забарикадировался от еще непривычного ноябрьского морозца он на славу.
— Дядя Валера, а это Ваша внучка там на качелях? — сверля мужчину маленькими глазками и прищуривая их, с неподдельным интересом спросил вдруг Артем, показывая пальчиком на Таню.
— С чего ты взял? — удивленно спросил Валерий, почему-то немного занервничав.
— Вы все время на нее смотрите!
Кипелов старался изо всех сил выглядеть максимально непринужденно. А в это время чувствовал себя, как первоклашка у доски с невыученным уроком. В голове забегала целая стайка мыслей, перебивая друг друга. Врать ребенку — не хорошо. Но правду сказать — и того хуже. Мужчине казалось, что прямо сейчас он попросту ищет вариант, как бы получше отмазаться от прямого вопроса мальчишки, застигшего его врасплох. Стало тошно от самого себя и стыдно, но прекратив свой внутренний диалог с самим собой и собравшись с мыслями, он с совершенно честным взглядом соврал:
— Да, она самая. Упросила вот меня пойти с ней в парк…
— А со мной дедушка не гуляет. Потому что он с папой и мамой не ладит. Мама говорит, что он меня не любит… — с досадой пробормотал себе под нос Артемка и повесил нос. — Но он ведь всегда присылает мне подарки на Новый Год и День рождения, значит он меня любит, правда?! — словно с надеждой мальчишка посмотрел прямо в глаза Валерию. Тот замялся, почувствовал тут же странную неловкость.
— Конечно, любит! Ты его родной человечек — он не может не любить тебя. Знаешь, иногда у взрослых в жизни все складывается очень и очень не просто… — задумчиво сказал мужчина, размышляя в этот момент о чем-то своем. — Быть может, он и рад бы с тобой повидаться, но думает, что ты его не примешь и отвергнешь. Из-за того, что твои родители с ним не ладят.
— А мы сегодня с папой в цирк идем! — немного помолчав в задумчивости, вдруг радостно выпалил мальчик, по-детски быстро переключившись с неприятной темы на более интересную. — Он отпросился пораньше с работы и забрал меня из садика. А я бы хотел пойти с дедушкой… — и он снова загрустил.
— Ну, не вешай нос, гардемарин! — ободряюще щелкнул мальчишку по носу Кипелов и улыбнулся. — Все у вас с дедом будет хорошо. Веришь мне?
Артемка разразился заразительным смехом и искренне ответил Валерию: «Верю!» А после метрах в двадцати от них какой-то мужчина выкрикнул имя мальчика, и тот, вскочив с лавочки, радостно помчался к нему, на бегу прощаясь с Кипеловым. Мужчина еще долго смотрел на маленькую удаляющуюся и быстро расплывающуюся фигурку, как вдруг в его плечо влетел небольшой рыхлый снежный комочек и тут же рассыпался на мелкие кусочки, чуть покусав холодком его щеку и лоб. Он поднял голову и увидел, как к нему вприпрыжку подбегает Таня — вся в снегу, раскрасневшаяся и совершенно счастливая. Ее локоны растрепались под капюшоном, который она почему-то так и не сняла.
— Кипелов, тебя вот только оставь одного, тут же найдешь себе очередного бедолагу для своих нравоучений! — звонким голоском съязвила девушка, хлопая в ладоши, чтобы сбить с перчаток налипший на них снежок.
— Повезло тебе, что я сейчас… дед Яга Гипсовая нога, — недовольно ответил Валерий, слегка постучав костылем по ноге.
— Пф-ф-ф! Ты бы все равно ничего мне не сделал, — хихикнула Таня и, съедаемая любопытством, добавила: — Давай лучше колись, что ты мальчишке про меня сказал, а? Он же на меня пальцем показывал, а ты так вперил в меня глаза, что вон, смотри, чуть дыру на мне не протер! — пролепетала она и, повернувшись к рокеру полубоком, начала демонстрировать ему свою пятую точку с несуществующей протертой его взглядом дырой.
Кипелов не отвечал, повернув голову в сторону от Тани, словно не желая продолживать затронутую ею неприятную тему. Он уже начинал злиться, хмуря брови и кривя губы, и с трудом сдерживал эмоции. Но злился он вовсе не от взбалмошного поведения Тани, а на самого себя. На себя, которому придется сейчас отвечать на очень неудобный, но вполне закономерный вопрос.
— Ну, Кипелов, кем ты меня ему представил, а?! — не отставала девушка, прыгая вокруг него, как ребенок, задающий родителям очень неловкий вопрос «Откуда берутся дети?» — Я твоя девушка?
Кипелов упорно молчал, уходя от прямого взгляда карих глаз, и непроизвольно все сильнее сжимал челюсти, ощущая себя не в своей тарелке.
— Дочка? Внучка? — слыша в ответ лишь молчание, выдавала новые версии девушка, с каждым словом все больше мрачнея, и улыбка стиралась с ее лица опускающимися уголками губ. — Внучка, значит… Я так и знала.
— Какая разница, Тань?! — нервно мотая головой и перебирая пальцами, выпалил с раздражением Кипелов и тут же осекся, а затем продолжил куда более тихим голосом: — И что я мог ему сказать? Он же маленький! Он меня с прадедом своим сравнивал! Мне надо было ему сказать, что вот эта вот катающаяся на детской горке девушка — моя…
— Чего остановился? Твоя кто?! — чуть не плача, выкрикнула девушка и прикусила губу, а потом присела на кортички и тихо с досадой в голосе продолжила. — Молчишь… Потому что сам не знаешь, кто я тебе. И никогда не знал. Ты стыдишься меня, я знаю. Стыдишься того, что твоей любовнице всего двадцать. Да ты себя, Валер, стыдишься! Того, что спутался с дурой малолетней. Сам! Стыдно же признаться себе, что просто тупо не смог удержаться, чтобы не трахнуть молоденькую девочку, которая сама едва ли не вешалась на тебя…
— Твоя правда, — коротко хрипло ответил Кипелов и замолчал, виновато опустив голову. Глупо было спорить. Как бы ни было досадно и больно слышать все эти слова от Тани, она все-таки была права. Права во всем, в каждом своем слове. Он и правда стыдился самой по себе этой связи со своей фанаткой, слишком молодой, чтобы спокойно принять этот факт своим разумом и душой. Стыдно было и перед семьей и поклонниками, чьи ожидания не оправдал, смалодушничав и переспав с ней, понядеявшись, что тут же обо всем забудет и сможет спокойно жить дальше. Но больше всего стыдно было перед собой за то, что так легко растоптал разом все свои принципы и ценности, все, чему учил своих детей и о чем часто говорил в своих интервью. Тяжело было смотреть в глаза не Тане, а своей собственной совести.
— Ты ведь все это и так давно понимала… Но почему тогда позвонила вчера Никите?
— А ты разве сам не понимаешь? — мрачным и дрожащим от эмоций голосом произнесла девушка.
— Честно говоря, я в последнее время вообще мало что понимаю, — со вздохом ответил Кипелов и, наконец, посмотрел ей в глаза, с жадностью ожидая ответа.
— Потому что не люблю его. Потому что с тобой хочу быть. С тобой, Кипелов! — глядя на него намокшими от слез глазами, с надрывом сквозь сомкнуты зубы процедила Таня. — И не говори, что не понимал этого!
— Но вы же с ним вчера… — начал было Кипелов и замялся, остановившись на середине фразы, и опустил взгляд.
— Что «вы же»? Чего ты остановился? Давай, продолжай! — роняя слезы, выдавила из себя девушка.
— Вы… Вы вчера любовью занимались… — сдавленным голосом произнес мужчина, с огромным трудом сдерживая клокотавшую внутри бешеную ревность.
— Да ни фига мы ничем не занимались! — выкрикнула раздосадованная Таня ему в лицо.
— Но я же слышал все… — совершенно растерявшись от только что услышанных слов Тани, запинаясь произнес рокер.
— Что ты слышал? Что? Как скрипела кровать, как мы стонали наперебой? Ха! Да мы развели тебя, устроили концерт для одного вип-слушателя! А ты и повелся… — не сдерживая слез, сбивчиво говорила девушка, глядя ему прямо в глаза и едва не прожигая насквозь.
— Но зачем, Таня?! — не выдержал Валерий и прохрипел в голос, пребывая в полнейшем шоке и все еще с недоверием не сводя с девушки глаз.
— Ты так ничего и не понял… — разочарованно произнесла Таня, часто всхлипывая и вытирая нос промокшей от снега варежкой. — Мне хотелось, чтобы ты почувствовал то, что чувствовала я, когда протискивала голову в петлю из шарфа. Мне хотелось, чтобы ты ощутил, какой нестерпимой может быть душевная боль, которую причиняет тот человек, от которого ты меньше всего этого ждешь… Да, черт побери, я хотела довести тебя до петли! Но что бы я ни делала, ты все почему-то выдерживал, и меня это бесило так сильно, что я придумала вот это все… И сработало! — Таня истерично взвизгнула, сверкая недобро глазами сквозь пелену лившихся ручейками слез, обжигавших щеки, и Валерию вдруг показалось, что все те чувства, что она испытывала раньше, вновь всколыхнулись в ней, ведь быстро забыть всю пережитую боль попросту невозможно.
Таня плюхнулась на скамейку с ногами спиной к Валерию и уткнулась в коленки, плотно обняв их руками. Он совершенно оцепенел, изо всех сил пытаясь усмирить бурлившие в нем чувства и метавшиеся в голове мысли. Какая-то полубезумная радость оттого, что девушка все еще его и никем больше так и не тронута, и одновременно пожиравшая изнутри жестокая досада оттого, что она так легко сумела обмануть его, а он поверил, потеряв всю рассудительность из-за вспыхнувшей в мгновение ока ревности. И одновременно с этим щемило сердце осознание того, что Таня все еще никак не подпускала его к себе, бурно реагируя едва ли не на каждое его слово или действие. К тому же он ощущал сильнейшую неловкость, совершенно не представляя, что делать прямо сейчас в этой ситуации. Помолчав пару минут, он, сделав над собой усилие, все же осторожно обнял девушку за плечи, притягивая ее к себе. В ответ она резко дернулась всем телом, пытаясь сбросить с себя его руки, и еще сильнее сжалась в комок.
— Не трогай, меня, пожалуйста! — уже совсем не гневным, а почему-то жалобным голосом попросила она. — Ты думаешь, это так просто? Поговорили, вместе покушали, прогулялись, получил долбаное признание, и все, можно теперь обниматься, целоваться и трахаться? Это у тебя все так просто, а мне, может, совсем не радостно от того, что люблю тебя…
— Тань, я не это имел ввиду! — громко выпалил Валерий, удивленно подняв брови от слов девушки.
— Я Никитку попросила вчера, чтоб он не приезжал, но ведь это его дом! Я попросила хозяина не приезжать в его же собственное жилище, понимаешь? Отказала человеку, который меня из петли достал. Он мне жизнь спас, Валер! Он такой хороший! Добрый, заботливый, рассудительный, готов сделать для меня все, что угодно! И он любит меня. Любит по-настоящему. Я все детство мечтала о таком парне. Чтобы и я его полюбила также сильно, как он меня. Знаешь, я бы очень хотела, чтобы с ним сбылись мои детские мечты. Но… Есть одно большое шестидесятилетнее «но», — Таня вдруг сделала паузу, слыша шумные выдохи за своей спиной. — Знаешь, я ведь иногда даже злюсь на него. За то, что он не ты. За то, что у него не твои глаза, не твоя улыбка, не твои морщинки на переносице, не твой огромный нос. И у него не твои руки. Он не обнимает меня так, как ты… И ведь он понял все с самого начала. Почти с первых дней, как мы познакомились. Он понимал и все время намекал, что у меня по тебе еще болит, что еще ничто не остыло. А я только злилась на него и не хотела смотреть правде в глаза. Валер, я ведь разбила ему сердце… Чувствую себя распоследней тварью! — договорила девушка и тут же разревелась в коленки, то и дело горько приглушенно всхлипывая.
Кипелов молчал, чувствуя себя каким-то полнейшим балбесом, который ничего толком сделать не может, ни чтобы поддержать Таню, ни чтобы успокоить. Ничего. Просто сидел и молчал, безучастно глядя на то, как быстро темнеет небосклон и расходятся с площадки родители со своими детишками. Молчал, понимая, что это было вовсе не приглащение к разговору, а монолог. Ей нужно было высказаться, выплеснуть все, что еще не успела, не смогла. Ей это нужно. Я ему остается лишь молчать и выдерживать эту неловкую дурацкую ситуацию. В конце концов, он сам в нее попал, и никто в этом не был виноват. И все равно не по себе. Всегда увствовал себя идиотом, когда рядом рыдала женщина, а он молчал, словно набрав в рот воды, и глупо хлопал глазами. Вдруг девушка подняла голову и, растирая перчатками слезы по лицу, вскочила и дрожащим от слез голосом выпалила еще несколько горячих слов:
— Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется, чтобы ты меня обнял изо всех сил! Я пипец как хочу этого! Но это ни фига не просто. Я не могу, слышишь, не могу вот так взять и забыть все! Не могу выключить все свои чувства и кинуться, как идиотка, тебе на шею! Хочу, до усрачки хочу, но не могу, понимаешь?! И я злюсь! Да, я все еще злюсь на тебя и не знаю, смогу ли когда-нибудь до конца простить… Хоть переломай я тебе сама лично все кости, это все равно не избавило бы меня от боли.