Что дальше будет — неизвестно

      Одинокие снежинки за окном мелькали то там, то здесь, падая на покрытый белым покрывалом тротуар. Пока еще белым, незатоптанным грязными сапогами прохожих и не превратившимся в бесформенное бурое месиво. Сложно представить себе холод снега, когда ногами упираешься в горячую батарею. Сложно представить холод в душе, когда только что там боязливо и нерешительно взошло искристое солнышко. Маленькое яркое солнышко по имени Таня, снова подарившее Валерию немножко нежности, по которой он до безумия истосковался. И пусть потом оно неожиданно скрылось за серую тучку, остудив пылкую радость внезапной пощечиной. «Неслабо! — мысленно констатировал Кипелов, потирая лицо левой рукой и усмехнувшись. — Все еще побаливает…» Погода за окном будто вторила погоде в сердце, точно также спрятав в тени золотистые нежные солнечные лучики. И все равно где-то там внутри было тепло и светло, потому что на губах еще тлел сладкий привкус поцелуя.       Несколько быстрых шлепающих шажков мокрыми босыми ногами по полу, несколько капель воды, упавших вниз с волос, и все вдруг словно по щелчку пальцев остановилось, замерло, раскрывая перед глазами девушки чарующуя картину. Возле окна спиной к ней стоял Кипелов, словно не замечая ее появления. Уже давным давно очевидно немолодой, сильно исхудавший, но все еще крепкий, широкоплечий, статный. И по пояс голый… Через раз забывая дышать, Таня стояла в дверном проеме на пороге кухни и медленно скользила взглядом вдоль позвоночника мужчины вниз от того места, которого чуть касались кончиками собранные в хвост светло-русые волосы. Девушка ловила себя на мысли, что даже сейчас вот такой совсем не идеальный и опирающийся одной рукой на уже осточертевший костыль, он казался ей чертовски сексуальным, нестерпимо притягивающим к себе, точно магнит. От него веяло чем-то по-настоящему мужским — невидимым, но четко ощущаемым всем ее существом. Тане всегда казалось, что харизма проявляется во взгляде, голосе, движениях, но оказалось, что она во всем, словно незримое электро-магнитное поле электризует воздух вокруг и мягко пробегает волнами мурашек по коже. В голове непроизвольно закружились глупые вопросы о том, нормально ли вот так сильно хотеть такого мужчину, как он, будучи при этом такой девушкой, как она, нормально ли всем своим существом жаждать близости и при этом до ужаса бояться ее. Да так сильно, что буквально теряешь контроль над самой собой. Как цунами снова стремительно накатило предательское скручивающее в тугой узел чувство вины. За свои недетские желания и мысли, за свой страх, за несостоявшийся секс, за пощечину, за все, даже за саму себя, такую нелепую и нескладную. Одно огромное чувство вины, живущее с ней с самого детства и уже почти ставшее синонимом ее имени. И вот сейчас девушка всеми силами, как могла, отгоняла его прочь, ведь он понял ее, принял и не осудил. Совсем.       — Валер… — тихо прошептала Таня, совершенно не понимая, почему он до сих пор не обернулся, хотя наверняка слышал ее шаги.       — А? — воскликнув междометием и вздрогнув от неожиданности, рокер быстро повернулся к ней лицом и немного растерянно добавил: — Что-то я задумался… Ты давно зашла?       — Нет, вот только что, — девушка сделала пару шагов вперёд, — а ты очень круто задумался, даже похоже было, словно матрица зависла, — она хихикнула, поймав следом лёгкую усмешку мужчины и его быстрый взгляд на ее голых стопах.       — Тань, тебя родители не учили ноги вытирать при выходе из ванной? С тебя течет, как с мокрого белья на вешалах, ёперный театр! — с раздражением буркнул Кипелов, скривившись в лице. — Иди хоть тапки надень.       — Ты сам из душа налил на пол целое лебединое озеро, я-то тут причем? Я вытерлась, а потом снова ноги намочила в этой луже. И тапки я не буду надевать, мне так нравится! — оправдываясь с наигранным раздражением, сказала Таня и исподлобья посмотрела на мужчину, чуть улыбаясь одними уголками губ. Он заметил. На мгновение его лицо расслабилось, и губы непроизвольно подернулись легкой ответной улыбкой, а затем он снова стал серьезным и строгим, не желая пасовать перед ее кокетством и сдавать позиции.       — Ну так вытерла бы! Таня, ну что за детский сад?! — Кипелов все больше раздражался, повышая тон, злился на самого себя, на свою слабость перед ее лукавой улыбкой и хитрыми глазками лисички, из-за которых настаивать на своем было невероятно сложно, лишь усилием воли держал себя в руках. — И волосы надо нормально просушивать, чтобы не капало с них на пол.       — Тебе не нравится? — эротично встряхнув мокрыми волосами и встав в позу, спросила Таня, театрально делая такое выражение личика, как будто расстроилась. «Нравится… Еще спрашиваешь! Схватил бы тебя сейчас и не отпускал ни на шаг от себя. И все твои глупые каплизы простил бы. Только вот не дождешься, Таня!» — Кипелов пыхтел, как паровоз, сжимая за спиной пальцы в кулак и стремительно теряя самообладание.       — Мне не нравится ходить в носках по сырому, ебаный в рот! — ушел от прямого ответа рокер и сорвался на крик.       — Знаешь что? Я в прислуги не нанималась! — с вызовом бросила на него грозный взгляд девушка, театрально уперев кулаки в бока и гордо задрав подбородок вверх. Ее страшно заводило провоцировать гнев Валерия, доводить его до белого каления и наблюдать за тем, как он весь кипит и бесится, еле-еле сдерживаясь и испепеляя ее пронзительным жестким взглядом с суженными в бусинки зрачками, как будто сейчас не выдержит, набросится на нее и… Самые разные картинки стремительно пробегали перед внутренним взором Тани, одновременно пугая и возбуждая, отражаясь в ее взгляде с поволокой. Кипелов все замечал, его веки чуть подрагивали и вновь напряженно сужались от бушевавшего в нем раздражения. Ох, как же это будоражит — ходить по тонкому канату над пропастью рядом с мужчиной, полным силы и страсти!        — Таня! Ты сама решила жить со мной. Сама! И я тебя не принуждал. Все теперь не так, как раньше, когда ты приходила ко мне в качестве гостьи. Теперь тебе придется многое делать. Ты не ребенок, пойми, наконец! Тебе почти двадцать один год, многие в этом возрасте замуж выходят, а кто-то и по второму ребенку рожает. А ты мне тут эти ебаные концерты устраиваешь по несколько раз на дню. Черта с два, Татьяна Батьковна, придется впрягаться, — целым бурным монологом выпалил Кипелов, сам от себя не ожидая такого напора и уже мысленно повинившись за то, что, кажется, перегнул палку, когда губы девушки задрожали, и она виновато опустила глаза.       — И что же? Я буду все делать, а ты отдыхать, как повелитель семи континентов? — бубнила Таня себе под нос, не в силах поднять взгляд и из последних сил пытаясь как-то защищаться в ответ, при этом с досадой понимая, что Валерий все-таки прав.       — Да я бы рад что-то делать, надоело уже без дела сидеть, да только вот твоими стараниями я временно недееспособен, как видишь, — жестко отбил подачу рокер, не оставляя Тане ни единого шанса отыграться, разводя при этом руки в стороны и демонстрируя травмированную ногу, а спустя короткую паузу, придя в себя и успокоив бушевавшие в душе эмоции, продолжит уже куда более спокойным тихим голосом с остатками былого раздражения: — Так что давай, на передовую, дорогая.       Таня нерешительно подняла вопросительный взгляд на мужчину, пристыженная и совершенно растерянная, а затем на стол, куда тот указывал рукой, настойчиво кивая головой и демонстрируя абсолютно серьезный настрой.       — Что это?! — совершенно не понимая, к чему клонит Кипелов, приглушенным голосом стросила Таня, бегло оглядев стол, подняв раскрытые ладони вверх и пожимая плечами, словно требуя объяснений.       — Это блины, — совершенно невозмутимо тут же ответил он.       — Что? Валер, ты курил? — встряхивая головой, выпалила девушка, ведь среди горы продуктов никаких блинов не было и в помине.       — Бросил, — также беспристрастно парировал рокер.       — Обычные сигареты бросил, но, видимо, пошли в ход волшебные… Где здесь блины, Валер, ты издеваешься? — обиженно скороговоркой бормотала Таня, чуть не плача и по привычке защищаясь колкостями.       — Это будущие блины, которые ты приготовишь нам на завтрак. Здесь все, что тебе понадобится. А я пойду в ванную, — совершенно спокойным голосом ответил мужчина и подмигнул двушке, хитро улыбаясь и чувствуя ни с чем не сравнимое удовлетворения от того, что фокус сработал и даже, кажется, возымел должный эффект.       — Стой, стой, стой… Я? Я приготовлю? Ты серьезно? — все еще не веря в только что услышанное, Таня округлила глаза и всплеснула руками, но увидев, как рокер утвердительно кивает ей в ответ, моментально вспыхнула. — Но я не умею!       — Я знаю, поэтому подробно расписал рецепт вот здесь, — Кипелов подошел к столу и ткнул пальцем в тетрадный лист бумаги, исписанный сверху донизу. — Ничего особенного. Чуть сложнее, чем отварить пельмени, но они меня совершенно не вдохновляют. Я хочу твоих блинчиков…       Последние слова Валерий сказал бархатным шепотом, подойдя к девушке вплотную со спины и мягко проведя пальцами сниз вдоль позвоночника, отчего по всему ее телу волной пробежали мурашки, и глаза сами по себе прикрылись от охватившего ее удовольствия. Нежданная наглая ласка застигла ее врасплох, и девушка моментально ощутила себя кроликом во власти удава, с ума сходя от каждого мягкого, но уверенного прикосновения теплых рук. А в следующий миг вдруг ощутила, как крепкая ладонь со смачным шлепком влетела в ее ягодицу и тут же упруго отскочила от нее, совсем не больно, хоть и весьма ощутимо подтолкнув девушку к столу. А затем снова.       — Ай! Кипелов, ты больной? — возмущению девушки не было предела, она вся моментально покраснела, сама не понимая отчего, ощущая одновременно целый коктейль возбуждения, необъяснимого стыда и гнева. — Ты же сам недавно говорил, что все будет только так и только тогда, когда я захочу! — взвизгнула она, нелепо дернувшись всем телом в сторону, словно в попытке уйти от мужского напора, в то время как совершенно вареное расслабленное тело не желало двигаться ни на сантиметр прочь.       — Это касается только… секса, — сделав паузу, Кипелов прошептал последнее слово девушке прямо в ухо, обжигая кожу горячим влажным дыханием и настойчиво подталкивая ее уже своим тазом вперед и прижимая к столу. Протяжный утробный стон и запрокинутая на его плечо голова, отрывистое дыхание и тихий жалобный шепот:       — Не бросай меня одну с этими чертовыми блинами, Вале-е-ер. Я хочу с тобой… — тонкое пальчики касаются бедра и быстро пробегают дальше. Туда, куда сейчас было бы совсем некстати.       — М-м-м, я тоже хочу с тобой, — мурлыкает на ухо Кипелов, обхватывая тонкое запястье и, преодолевая Танино сопротивление, отводит ее руку в сторону, крепко прижимая ее к столешнице, — но мне нужно сполоснуться. Ах, да, один момент…       Пока ничего не соображающая и покрасневшая, как рак, Таня стояла как вкопанная, боясь пошевелиться и глотая скопившуюся во рту слюну, Валерий быстрым движением стащил со своих волос резинку, ловко собрал мокрые волосы девушки в высокий хвост и закрепил их в смешной комелек.       — Вот так лучше. Ну, давай, хозяюшка моя! — Кипелов выглянул из-за Таниного плеча, довольно улыбаясь сытым котом и как будто вовсе не специально наваливаясь на нее всем телом, и вдруг неожиданно для нее звонко чмокнул в налившуюся пунцовой краской щеку, чем окончательно вогнал девушку в ступор. Не успела она хоть немного сориентироваться и прийти в себя, как ощутила холодок, быстро пробежавший по спине, и острую нехватку любимого горячего тела рядом — Валерий уже ковылял в направлении ванной, бодро присвистывая что-то народное и потряхивая в такт русоволосой головой.       — Ты охренел!!! Стой! — с трудом собравшись с мыслями, Таня бросилась следом за ним, но успела лишь «поцеловать» захлопнувшуюся прямо перед ее носом дверь. Прежде, чем тонкие пальцы обхватили дверную ручку и дернули ее с силой на себя, послышался громкий и противный скрип щеколды. — Блядь! Блядь, блядь, блядь! — несколько сильный ударов кулачками по двери приглушили девичий громкий вскрик.       — Не ругайся! Я все слышу, — Кипелов был невозмутим, и даже из-за двери по тону его голоса было слышно, как он доволен собой и смакует свою победу, отчего девушка моментально вспыхнула, как спичка. Еще раз со всей силы от досады врезав кулаком по двери, она взвизгнула от боли и интенсивно затрясла ушибленной рукой в воздухе, тут же прослезившись и простонав в голос.       — Ай, черт! Открой, блин! Почему я должна весь этот ужас одна разгребать? Ты обещал сам меня всему научить, Валера-а-а! — потирая руку, взмолилась Таня, чувствуя, как предательская слезинка стекает по щеке. Больно, обидно, и совершенно не хочется возвращаться к этим проклятым продуктам, разложенным на столе и издевательски хихикавшим оттуда над ее кулинарной неспособностью. Неожиданно снова лязгнула щеколда, и резко приоткрылась дверь, едва не сбив девушку с ног. Она только и успела отпрыгнуть назад, как из дверного проема решительно вынырнул Валерий и, показывая пальцем на свою щеку, быстро выпалил:       — Ты мне по лицу съездила, это ни разу не приятно, так что теперь ты должна мне завтрак, — и тут же указательный палец ткнул ее в живот, и мужчина вновь скрылся за дверью. Его ухмылка еще несколько секунд стояла перед глазами девушки. Она дергала ручку на себя изо всех сил, но та не поддавалась, крепко удерживаемая с другой стороны сильной мужской рукой.       — Валера, это не смешно совсем! Помнишь глазунью? Черненькую такую, помнишь? Так вот эти твои блины сейчас будут точно такими же и тоже поселятся в мусорном ведре! Вот так вот! Потому что я не умею готовить, не умею, блин!!! Не у-ме-ю! А ты будешь голодным и… — не успела Таня договорить, как перед ее носом снова просвистела распахнувшаяся дверь.       — Напомни-ка мне, кто вчера утром ныл о том, что так хочется порадовать и накормить своего мужчину и все такое. Ну, Тань, подскажи, что же это за девица такая была, а? — театрально потряхивая рукой в воздухе и прищуривая глаза, словно пытаясь ухватить ускользающее воспоминание, громко выдал Кипелов совершенно ошарашенной и быстро хлопавшей перед ним глазами девушке. — Ох, так это же была ты! Так вот теперь у тебя появилась прекрасная возможность сделать то, что очень хотела. И, конечно, не без моей неоценимой помощи, — рокер хитро подмигнул, крепко схватил ее за плечо, легко развернул спиной к себе и, пошлепывая ее ладонью по ягодицам, настойчиво подталкивал девушку в сторону кухни, попутно деловито приговаривая: — Я здесь надолго, сама понимаешь — с гипсом надо быть аккуратным. Так что времени у тебя целый вагон.       «Раскудрявый клен зеленый, лист резной. Я влюбленный и смущенный пред тобой…» — донесся из-за вновь с шумом закрывшейся на щеколду двери бодрый звонкий тенор.       — Кипелов, ты гад! — выкрикнула Таня и быстро запрыгала на месте от злости, с силой топая босыми ножками в пол, простонала в голос, а затем, всхлипнув от досады и обреченности, нехотя поплелась в кухню.       Валерий с минуту напряженно вслушивался в повисшую за дверью тишину, казавшуюся ему недобрый знаком грядущего нового Таниного трагикомического спектакля, а затем, логично заключив, что неизбежное неизбежно, а гнуть свою линию категорически необходимо, разделся, кое-как разместился на деревянной решетке в ванне и принялся растирать свое тело густо намыленной мочалкой. Ухмылка упорно не сходила с его лица, а из уст сами собой полились душевные казачьи мелодии. Все шло относительно неплохо, хоть мужчина и не особенно верил в благополучный исход затеянной им воспитательной экзекуции пополам с экспериментом, но все же надежда еще теплилась в глубине души, согревая ее точно также, как струйки воды прямо сейчас окутывали его тело мягким теплом и быстро расслабляли напряженные мышцы. Однако спустя минут десять снова послышались гулкие удары в дверь и до боли знакомые девичьи крики.       — Валера! Ты меня слышишь? Он не черный, он просто страшный какой-то получился! — чуть не плача, растягивала слова девушка, отчаянно привлекая к себе внимание рокера.       — Первый блин комом! — как можно кромче и почти басом крикнул Кипелов, чтобы та его гарантированно услышала сквозь шум льющейся из душа воды.       — Каким еще комом?! Ты о чем?       — О том, что первый блин часто получается херовым! Выражение такое. Это нормально. Продолжай в том же духе, и у тебя все получился! — воду пришлось все же на время выключить.       — Ничего у меня не получится, я не создана для ведения хозяйства, я полное ничтожество, у-у-у-у-у! — жалобным голоском мычала за дверью девушка, словно с надеждой выпрашивая пощаду и давя на жалость.       — Я в тебя верю, милая. Давай, сделай папочке вкусно! — отчеканил Кипелов с легким оттенком сарказма, упорно не желая сдавать лидерские позиции.       — Сейчас я разотру папочке в трусы стекловату! — громкий грозный выкрик, вполне ожидаемый и уже привычный, контрольный шлепок ладонью по поверхности двери и быстрые удаляющиеся шаги. Кипелов усмехнулся. Ему казалось, что он даже четко представлял сейчас, с каким именно лицом Таня возвращалась на кухню к плите, и, довольно мурлыкая себе под нос очередную мелодию, начал деловито размазывать по щекам пену для бритья.       Завершив банные дела, мужчина еще долго не решался выйти из ванной. Закончила ли она уже приготовление завтрака, спалила все к чертовой матери или, быть может, и вовсе бросила все еще в самом начале и заперлась в своей комнате, обиженная и злая на него. Кое-как Валерий вытер ногой с помощью тряпки пол, протер зеркало над раковиной, сполоснул ванну, бесцельно побродил туда-сюда по маленькому помещению, а затем все-таки нерешительно подошел к двери, осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, потянул рычаг щеколды в сторону и приоткрыл дверь. С шумом полной грудью втянув раза три воздух в легкие, Валерий ощутил до боли знакомый аромат домашних блинов, уютный и дарящий ни с чем не сравнимое ощущение заботы и счастья. К собственному удивлению, напряженно принюхиваясь, он не заметил ни единого намека на запах гари. «Да быть такого не может!» — мысленно удивился он и, судорожно сглатывая скопившуюся во рту голодную обильную слюну и ощущая, как стягивает голодным спазмом желудок, он вышел из ванной и тихо направился в кухню. Открывшаяся его взору картина была поистине восхитительной, похожей не то на дивный сон, не то на наркотическую райскую галлюцинацию, но казалась совершенно невозможной в серой напряженной реальности, к которой он уже успел было привыкнуть. Таня стояла рядом с плитой, открывая банку с вареньем и перекладывая его в пиалу, и при этом тихо напевала себе под нос какую-то милую смешную мелодию и пританцовывала, покачивала в такт бедрами. Ее футболка, сильно удлиненная, спадавшая ниже поясницы и почти закрывавшая нежно-розовые коротенькие трикотажные шортики, мягко струилась по телу и повторяла каждый его изгиб, обволакивая, словно дымка, тонкой тканью. Казалось, что там, под этой футболкой, и вовсе ничего из одежды больше нет. Но почему-то именно сейчас эта мысль и эта деталь девичьего облика почти совсем не овладевали вниманием мужчины, лишь самую малость пощекотав воображение. Нечто большее, неуловимо чарующее и пронизывающее все его существо щекотливым теплом, было в этой упоительной картине. Таня была непривычно спокойной, легкой, как невесомое пушистое облачко, и такой домашней. Домашней… На мгновение защемило где-то в груди. Душа Валерия до безумия истосковалась по дому, по уюту, по тому месту, где его любили, по всему тому, что он без раздумий так легко выбросил из своей жизни ради нелепой безумной страсти к этой маленькой капризной девочке. И вот сейчас она, не замечая его взгляда на себе и увлеченно суетясь с посудой, совершенно случайно, не нарочно вдруг напомнила ему об утраченном и неожиданно стала сейчас воплощением всего того, что он больше всего ценил в своей жизни и от чего душа его наполнялась истинным счастьем. Он с жадностью следил взглядом за каждым ее движением, непроизвольно улыбаясь, и ловил себя на мысли, что хочет видеть эту картину каждое утро. Ее милую пижамку на нежном теле, ее стопы, почти бесшумно ритмично переминающиеся на полу, ее покачивающиеся бедра. Слышать ее тонкий голосок, напевающий что-то неразличимое. И чувствовать этот вкусный аромат, который исходил, казалось, не от только что приготовленного ею завтрака, а от нее самой.       — О, Валер, долго же ты мылся! Давай садись скорее, все уже как раз готово, — совершенно доброжелательным мягким голоском прочирикала Таня и понесла тарелки к столу, словно и не было совсем недавно всех этих истерик, криков и попыток снести дверь, она даже как будто вдруг повзрослела за это короткое время. — Ну, чего залип?       Кипелов не сразу сообразил, что несколько секунд стоял с напрочь отвисшей челюстью и вытаращенными от удивления глазами, подумал даже, что это наверняка смотрелось со стороны довольно глупо и смешно, но ничего с собой поделать не мог. То ли это была совсем не Таня, а ее сестра-близнец, то ли выход из ванной на самом деле оказался входом, и не куда-нибудь, а в самую что ни есть параллельную Вселенную. Встряхнув несколько раз головой и быстро поморгав, мужчина сел на стул, с ума сходя от бесстыдно соблазнявших его желудок блинчиков, очень даже красивых и румяных и слишком удачных для первого раза.       — В них обещанная стекловата, да? — выпалил Валерий, тут же встретившись с удивленным взглядом Таниных карих глаз. — Цианид? — тут же выдвинул новую версию мужчина, недоверчиво поглядывая то на Таню, то наприготовленный ею завтрак. Она даже салфетки красиво свернула и положила рядом с тарелками — это слишком восхитительно, чтобы оказаться правдой, притом совсем без какой-то скрытой каверзы. Таня не ответила ни слова, усмехнулась и тут же демонстративно достала из середины стопки первый попавшийся блин, свернула его в трубочку, макнула в варенье и принялась со смаком жевать, прикрывая от удовольствия глаза и едва не урча. Все еще не в силах справиться с удивлением, граничившим с шоком, Валерий медленно последовал ее примеру. Кусок, второй. Рокер быстро распробовал незатейливое кулинарное творение и с жадностью набросился на ароматную стопку на тарелке, расправляясь с завтраком гораздо быстрее, чем это делала Таня, начисто позабыв обо всем на свете, в том числе и о зависших в его голове вопросах без ответов.       — Знаешь, а мне понравилось.       Кипелов резко остановился, от неожиданности моментально перестав жевать блинчик, и с удивлением посмотрел на девушку. Ее глаза горели, нежная улыбка чуть тронула мягкие губы, когда она поднесла к ним кружку с чаем.       — Орать и долбить в дверь кулаками? — сам не зная, почему, съязвил мужчина и едва заметно улыбнулся, когда на мгновение заметил в глазах напротив всполох такого до боли знакомого Таниного гнева.       — Нет, блин! Готовить… — она смутилась и опустила взгляд так мило, что Валерий непроизвольно расплылся в улыбке умиления, начиная снова расправляться с наполовину недоеденным блинчиком. — Мне… стыдно. Правда стыдно за то, как я себя вела. Я не думала, что это так несложно и испугалась, когда ты меня одну оставил, а потом… В общем потом как-то все само собой стало получаться, — Таня сбивалась, с трудом подбирая слова. Ей и впрямь было неловко за учиненный прежде в сущности из-за пустяка скандал, но признать это было непросто из-за упрямства и какой-то необъяснимой непокорности, нежелания просто сдаться и подчиниться Валерию, который сидел сейчас напротив и продолжал с упоением уплетать результаты ее стараний, из-за страха потерять в нем себя, раствориться и пропасть. Но совершенно новое, впервые испытанное чувство счастья от созерцания картины наедающегося досыта любимого мужчины, такого довольного и сияющего, полностью заполняло разум, выталкивая из него все лишнее.       Валерий как будто случайно бросил на нее взгляд, быстро опустил его на тарелку, а затем поднял снова, словно не придав с первого раза значения какой-то необычной детали, но все-таки заметив ее и пожелав рассмотреть получше. Таня смотрела на него так странно, как завороженная. Ее глаза сияли любовью и чем-то потусторонним, несколько напоминающим кайф наркомана. Она любовалась. Сама не понимая, чем именно и, главное, почему, но просто не в силах была сопротивляться охватившим все ее существо новым незнакомым чувствам. Валерий вдруг вспомнил, что точно также смотрела на него Галя в самом начале их супружеской жизни, особенно когда он еще служил в армии и изредка приезжал домой на побывку. Совершенно счастливая и восторженная, она сидела напротив него за столом, не шевелясь, как будто боясь спугнуть дивную грезу, и зачарованно наблюдала за тем, как он жадно, с армейской привычкой быстро-быстро лопает приготовленный ею с любовью борщ. Смотрела, уперевшись локотками в стол, обнимая ладошками милые пухлые щечки и беспрестанно улыбаясь. Что-то необъяснимо приятное было в этом женском взгляде, удивительное и неземное, возносящее его до небес. Особенно вкупе с ни с чем не сравнимым ощущением непомерно раздувающего чувства собственного достоинства и важности от осознания того, что все это приготовлено для него одного, с любовью и восхищением. Постепенно с годами все это померкло и потеряло яркость эмоций, а семейные завтраки, обеды и ужины стали серой обыденностью. И вот сейчас на несколько мгновений Кипелов будто словно вернулся в прошлое — телое, доброе и чистое, до краев наполненное нежностью и еще нетронутое грязью ругани, скандалов и скукой быта. Вот только тогда с Галей все было по-другому. Они любили друг друга с детства, между ними не было ничего страшного и жестокого, болезненного и унизительного. Все было так легко и просто в своей невинности и естественности. А Таня… Эта картинка из прошлого никак не встраивалась в сегодняшнюю болезненную реальность. Как она могла после всего того, что между ними было, смотреть на него сейчас вот так?!       — Тань… Ты меня пугаешь. Все-таки цианид, да? — пытаясь разрядить неловкость и прервать повисшую тишину, неуклюже схохмил Валерий.       — Иди ты нафиг! — моментально вспылила Таня, но скорее наигранно, чем серьезно, прекрасно понимая, что Валерий шутит, однако все же легкая досада кольнула ее самолюбие, к тому же выдать сцену стало уже делом святым, конечно же. — Я старалась для тебя, вся вспрела у плиты, устала ужасно, а ты! Я вообще-то каждый блинчик то и дело приподнимала и рассматривала — готов уже или нет, чтобы не сгорел и пропекся как следует, чуть ли не пылинки с каждого сдувала. И не первый блин комом, а целых пять! Да-да, они все улетели в помойку, пока у меня не стало, наконец, получаться!       — Ладно-ладно, тише, Тань, я же пошутил! — Валерий осторожно взял в руки девичью ладошку и пристально посмотрел ей в глаза, торопясь как можно быстрее успокоить, а самому реабилитироваться в ее глазах после своего неудачного комментари по поводу ее стараний. — Я, честно говоря, и правда слегка в шоке. Не слегка даже. Я в полном ахуе, Тань! Не думал, что у тебя получится, и когда из ванной выходил, морально готовился ко второй пощечине для симметрии.       — Ты так плохо обо мне думаешь? Считаешь, что я совсем ни на что не гожусь, да?       — Ну, ты так кричала и ногами топала, что я еще мог подумать? — коротко хохотнул Кипелов и быстро оскся, встретившись с пылающим от возмущения взглядом девушки. Вот сейчас, казалось, она и впрямь обиделась, сердито надула губки, явно ожидая совсем не шуток, а похвалы от любимого мужчины, ради которого так старалась и впервые почувствовала себя по-настоящему взрослой и нужной для него, как… Как кто? Страшно было даже думать об этом слове. Но как можно остановить полет наивных девчачьих фантазий, не знающих границ и несущихся с безумной скоростью туда, куда нет входа и никогда все равно не будет. Тем более он до сих пор еще официально женат…       — Да ну тебя! — фыркнула девушка, встала со стула и схватила тарелку с оставшимися недоеденными блинчиками. — Завтрак закончен!       — Эй, эй, эй, Таня, стой, я еще не закончил вообще-то! — автоматоной очередью выпалил серию слов Валерий и начал судорожно хватать девушку то за запястье, то за талию в попытке усадить ее на место. — Ну ты чего обиделась, Тань? Да, я был не прав, каюсь и беру свои слова обратно. Это и правда очень вкусно, ты большая молодец! — Таня застыла на месте, недоверчиво поглядывая на Валерия, в то время как он на всякий случай уже торопливо стягивал с тарелки все, что не успел доесть, переложил на свою и принялся быстро уничтожать завтрак, пока Таня снова что-нибудь не отчебучила.       — Правда-правда?       — Пфафда-пфафда. Бфять! — не сумев выговорить с набитым ртом слова и с досадой врезав ладонью по столешнице, мужчина жестами изобразил то, как он доволен, потирая ладонью живот и с видом неземного блаженства на лице закатывая глаза. Дожевав, наконец, он мечтательно добавил несколько не к месту: — Путь к сердцу мужчины все-таки лежит через желудок, — и расслабленно откинулся на спинку стула.       — Пфф, подумаешь! Я и без кулинарии запросто его проложила! — засмеялась Таня, унося посуду в мойку.       — Это ты путь не к сердцу, а ко мне в штаны проложила, — съязвил Валерий и хитро подмигнул обернувшейся на его голос девушке. В ответ она промолчала, лишь скорчила смешную гримаску и высунула язык, а потом заливисто расхохоталась.       — Тань, ты ведь взрослая девушка, почему ты до сих пор даже не попыталась научиться готовить? У тебя ведь определенно есть к этому делу способности. Почему мама тебя не учила?       — Она и сама не готовит, — совершенно безразличным голосом бросила девушка, продолжая мыть посуду.       — То есть как? А что же вы едите тогда? — опешел от таких слов мужчина и нахмурил брови.       — У нас для этого есть тетя Зина, — обернувшись и заметив полнейшее непонимание в глазах своего визави, Таня прибавила: — Домработница и повариха.       — Вот как, значит… Ну что ж, тети Зины теперь нет, а мужика своего надо кормить, Тань. Ну и путь прокладывать, конечно, — сложив пальцы в замок на переполненном животе и все еще расслабленно растекаясь всем телом по стулу, Валерий довольно улыбался во вусь рот и с готовностью наблюдал за Таниной реакцией.       — А я и не отказываюсь, с чего ты взял? — с вызовом бросила из-за спины девушка. — Сегодня я хочу научиться готовить щи и еще, знаешь, картошку такую, как ее? В мундире. Я у бабушки в деревне такую ела вместе с ней с лу-у-уком, — мечтательно облизывая губы, протянула девушка.       — Воу-воу-воу, полегче, вот это прыть! Но я только за. Незатейливый у тебя заказ. Тогда, стало быть, мне нужно сходить за продуктами, — деловито ответил мужчина.       — Ха, мног ли ты унесешь? Вместе пойдем. Мясо я выбирать не умею, так что будешь моим консультантом, — бордо прощебетала Таня, выключая воду и вытирая полотенцем руки, подошла к Кипелову и ткнула ему в грудь указательным пальцем. — Давай одевайся, и отправляемся за покупками!       — Таня-я-я-я! Ну не прямо сейчас же! Я объелся, — жалобно простонал Валерий, кое-как отлипая от спинки стула и усаживаясь ровнее.       — Прямо сейчас, — она чмоткнула его в щеку, и не успел он открыть рот, чтобы возразить, тут же запечатала его своими еще масляными от блинов губами. — И никакого саботажа! Сам виноват, нечго было столько есть.       Этот поцелуй был слишком восхитительным, чтобы оставить после себя хоть один довод «против».