Что дальше будет — неизвестно

      Маленькие пушистые снежинки с самого утра все также падали из непрогядных серых туч, укутавших мягким пуховым одеялом весь город от края до края. Самые смелые из них с любопытством заглядывали в незадернутое занавесками окно, время от времени прилипая к стеклу в попытке получше рассмотреть две фигуры, суетившиеся на малнькой уютной кухне. Холодные колючие немые свидетели человеческих судеб тихонько таяли от тепла и умиления, стекая вниз по стеклу тонкими влажными дорожками. Там, за прозрачной преградой, тихонько толкались и время от времени переглядывались Валерий и Таня, колдуя вместе над кастрюлей будущих щей.       Сосредоточенная и серьезная, девушка беспрекословно слушалась своего кулинарного наставника, внимая каждому его совету. Любое движение ножа в своих руках она старалась делать как можно точнее, чтобы вновь и вновь ловить его слова одобрения, произносимые теплым бархатным голосом. Голосом, хоть и несколько высоким для зрелого человека, но переполненным до краев характерными мужскими вибрациями. Он мягко, но настойчиво вторгался в уши, как горячая плоть проникает в глубину тела в акте любви.       — Постой, вот так, тоньше! Вот. Это называется «шинковать», — деловито произнес Валерий, быстро перенеся вес тела на здоровую ногу и беззастенчиво прильнув к девушке со спины. Та едва ощутимо вздрогнула, когда ее кисть крепко обхватили узловатые мужские пальцы вместе с ножом и начали настойчиво корректировать процесс нарезания капусты. Щеки девушки моментально обдало жаром в ответ на пьянящее тепло, исходившее от его груди и живота. На минуту она почти выпала из реальности, буквально вцепившись всем своим вниманием, словно жадный зверь в лакомую жертву, в каждое движение тела Валерия, попеременно ощутимо и по-хозяйски прижимавшего ее таз к столешнице. Прекрасно понимая, что делает он это вовсе не нарочно, а искренне желая помочь с приготовлением ее первых в жизни щей, Таня тем не менее ясно ощущала, что ее тело реагирует совершенно не так, как следовало бы… Каждая его клеточка взрывалась маленьким ярким фейерверком наслаждения от его случайных и ничего не значащих прикосновений, но тут же девушку охватывало необъяснимое оцепенение, моментально сковывавшее все ее тело, как только мужчина слишком сильно придавливал ее к шкафчику. Был ли это страх или что-то иное, Таня не понимала, лишь чувствовала, как одновременно разгорается огнем все ее лицо, вдоль позвоночника разбегаются мурашки, при этом ее тело почему-то словно задеревенело, как безвольная кукла в руках ее хозяина. Она очнулась от своего странного транса лишь тогда, когда в ее ухо ворвался его резковатое ворчание:       — Таня, ау-у-у, не спать! Давай, милая, заканчивай с этим, а я проверю мясо, — девушка встрепенулась и едва слышно разочарованно простонала, ощутив спиной прохладу, когда Кипелов отпрянул от нее, при этом одобрительно мягко похлопав по плечу. Нож с глухим стуком упал на разделочную доску, и Таня на пару секунд тупо уставилась на него широко раскрытыми глазами. А затем взглянула на Валерия. Он совершенно беззаботно ухлылялся, нагловато ощупывая ее взглядом с головы до ног.       — Н-да… Что-то ты рассеянная какая-то. С утра-то побойчее была! — игриво выпалил мужчина и подмигнул ей, продолжая хитро улыбаться. От этого почему-то вдруг накатило щекотливое смущение, и девушка торопливо опустила голову, прикусив губу. Это было так глупо — уйти с головой по самую макушку в ощущения, отчаянно теряясь в своих глупых желаниях, а потом и вовсе непонятно почему впасть в ступор и совершенно забыть об остром ноже в своей окончательно расслабившейся руке. «Вот я дура! — с досадой мысленно отругала сама себя девушка и снова схватила нож, буквально кожей ощущая на себе пронзительный испытующий взгляд рокера. — Он всего лишь подошел ко мне, а мои птеродактили в животе как по команде взлетели и сплелись в сумасшедших виражах. Он просто подмигнул, а я чуть с ума не сошла. Как он, черт возьми, это делает?»       — Я просто… Я никогда не готовила эти дурацкие щи и очень напрягаюсь, чтобы опять что-нибудь не испортить, — путано пробормотала себе под нос Таня, покрепче прижав остаток кочана к доске слегка трясущейся от смущения рукой и с силой резко надавив несколько раз на нож другой рукой. Еще немного, и ее всю начнет потряхивать от этого взгляда.       — Тань, ты давай осторожней с этим делом, — озабоченно и немного нервно отчеканил каждое слово Кипелов, моментально перестав улыбаться и напряженно взглянув на то, как жестко та разбирается с ни в чем не повинным овощем. — Я нож вчера только наточил…       — Сама разберусь! — рявкнула девушка, почти безуспешно пытаясь сдерживать рвавшуюся наружу бурю переплетенных в клубок эмоций. Казалось, добавь он еще капельку нежной заботы и беспокойства, и ее попросту размажет в приторную розовую лужицу прямо возле его ног. «Нет уж, дудки!!!» — вопила Танина уязвленная гордость, отчаянно не желая быть подмятой под его мужское самодовольство.       — Ну, ладно, сама так сама, — тихо ответил Кипелов спустя несколько секунд замешательства, успокоив себя тем, что ничто не вечно под Луной, в том числе непостижимые женские эмоции. Опыт семейной жизни давно привел его к мысли о том, что чаще всего не стоит даже пытаться раскопать их истинные причины, проще и дешевле для нервной системы просто прикусить на время язык, а еще лучше заняться чем-нибудь более полезным.       Некоторое время Валерий молча наблюдал за тем, как Таня нарезала оставшиеся овощи, молясь всем святым, чтобы заодно не отрезала себе пальцы, и всеми силами стараясь воздерживаться от непрошеных комментариев. Мало-помалу он стал осторожно давать необходимые короткие указания, то и дело отмечая про себя реакцию девушки на собственные слова. Кажется, расслабилась. Совершенно точно расслабилась и увлеклась кулинарным процессом. Это несомненно радовало и настраивало на оптимистичное ожидание сытного обеда. В последнее время ее заметно штормило в эмоциях и реакциях, и это было совершенно логично в связи с тем, что они только-только начали сближаться после всего того, что между ними произошло за последнее время. В целом все шло сейчас вполне прекрасно за исключение одного маленького нюанса. Кипелов с трудом сдерживался, чтобы не прикоснуться к девушке. Его тянуло к ней, к ее маленькому стройному телу вопреки тому, что он сам пообещал ей утром не приставать. Хотя бы подойти и покрепче обнять за плечи. Почему бы и нет? Лишь бы сдержаться и не перегнуть палку, чтобы снова не получить по лицу или по чему-нибудь куда более чувствительному. Валерий скользил по ее коже взглядом и лениво предавался размышлениям. Прошло немало времени, несколько долгих месяцев, в течение которых они несчетное количество раз занимались сексом, но он не переставал удивляться тому, что вопреки логике она осталась почти все той же Таней, как и в день их знакомства — не осознающей толком своей тягучей медовой притягательности. Простая девчонка, довольно смазливая, но на которую он вряд ли обратил бы внимание в толпе поклонников, в которой тем не менее было что-то непостижимое разумом, что непреодолимо влекло его к себе словно магнитом. Манкая, привлекательная и все еще удивительно чистая… В этих смешных девчачьих розовых шортиках с задравшейся внутрь оборочкой. В шортиках, едва прикрывавших ее маленькую прелестную попку…       «Вдох-выдох, спокойней, Валера!» — мысленно скомандовал сам себе мужчина и перевел взгляд выше. Таня стояла над кастрюлей, медленно помешивая ложкой уже почти готовый суп, совершенно завороженная. Она вдруг напомнила ему Олесю из одноименной повести Куприна, будто бы склонившуюся над котлом с волшебным варевом из зачарованных трав, собранных в чаще какого-нибудь нехоженого заколдованного леса. Казалось, она вот-вот разразится задорным смехом молодой ведьмы, довольной проделанной работой.       — Мммм, какой аромат! — тихим бархатным голосом сказал Кипелов, обняв девушку за плечо и мягко прижав к себе поближе. Он и сам не понял, в какой момент вдруг оказался рядом с ней, а его пальцы уже настойчиво стискивали ее нежную кожу. — Самой-то нравится?       От этого почти мурлыкающего голоса возле самого уха стало так спокойно и тепло, как путнику, наконец-то вернувшемуся домой из дальнего странствия. Каждое его движение, каждый вдох и выдох были до боли родными. Соскучилась. Черт возьми, как же сильно соскучилась! И осознала это почему-то вовсе не утром, когда целовалась с ним в постели, не чуть позднее в ванной, а именно сейчас, когда его теплая рука крепко стискивает ее голое плечо.       — Д… Да, — заикаясь, еле-еле выдавила из себя Таня и почти застыла над кастрюлей.       Его рука… Нет, она уже не стискивает плечо, а мягко скользит вниз… А девушка едва не выпадает из реальности.       — Танюш, а ты способная ученица! — весело подбодрил ее Валерий. — Почти все сама сделала. Ну умница, что еще сказать!       Ничего особенного, обычный комплимент, от которого губы упорно расплываются в широченной улыбке. Вот только при всем при этом его пальцы продолжали свой соблазнительный путь вниз вдоль позвоночника. Так легко, почти невесомо, словно он делал это на автомате, совершенно не задумываясь. «Черт, а вот это уже не может быть случайностью!» — выругалась про себя девушка в тот момент, когда рука рокера, спустившись по пояснице вниз, легонько похлопала ее ладонью по ягодице. Девушка стояла неподвижно в полнейшем ступоре. Нет, конечно, это просто жест одобрения, который он наверняка сделал без задней мысли, не придавая этому никакого особенного значения. Но для нее это было почему-то слишком пикантно, слишком эротично, слишком… «Мммм! Боже, что ты делаешь?! Ох, это …» — фраза рассыпалась осколками, как песочный замок, вслед за тем, как пальцы Кипелова мягко проскользнули под край ее коротких шортиков и продвинулись дальше вдоль их кромки. Сердце сбилось с ритма, и дыхание предательски стало громче и чаще. И в это мгновение он просто расправил задравшуюся внутрь оборку… «Черт! Как я могла подумать… — промелькнула в голове незавершенная фраза, и Таня могла бы поклясться, что ее щеки сейчас были наверняка пунцовыми от неожиданности, хорошо что стояла к Валерию спиной. — А я уже чуть не бросилась к тебе на шею. Еще немножко и… Отдалась бы тебе прямо вот здесь на кухне. Вот же я глуп…»       — Ах!       Мужские пальцы снова оказались под тонкой трикотажной тканью, совно невзначай быстро пробежали по коже под ягодицей, в то время, как Кипелов совершенно обыденным тоном комментировал наваристость получившихся щей и красивый золотистый цвет бульона. Когда он едва уловимо коснулся Таниных трусиков между ее ног, из ее горла вырвался неконтролируемый легкий вскрик от неожиданности, который быстро превратился в сдавленный протяжный стон. Голова непроизвольно опрокинулась назад прямо на печо Валерия, а поясница инстинктивно прогнулась, отчего ягодицы уперлись ему в пах. Не успев подумать ни секунды, мужчина тут же ответил на это движение и ощутимо прижал Таню к плите. Ее попы коснулся через ткань домашних штанов его заметно напрягшийся член… Мгновенно в голове словно разорвалась граната. Яркая вспышка неосознаваемой паники сковала тело напряжением, и Танина рука нелепо дернулась, случайно задев кастрюлю. Содержимое ее всплеснулось и выбросило несколько обжигающих крупных капель на голую кожу ее предплечья.       — Ай, черт! — взвизгнула девушка, мгновенно вывернулась из рук Кипелова и отпрыгнула в сторону, инстинктивно прижимая обожженную руку к животу и прикусывая губу, чтобы не разрыдаться от внезапной обжигающей боли и досады за свою неуклюжесть.       — Покажи! — рявкнул Валерий, быстро оказавшись рядом с поскуливающей от боли Таней, насильно развернув ее к себе за плечо и, схватив за запястье, жестко отдернул от живота ее руку. — Жить будешь. Быстро к крану, и руку под холодную воду! Вернусь через минуту.       Кипелов, прихрамывая, торопливо двинулся в сторону ванной, но вдруг резко остановился в дверном проеме, не услышав ее шагов за своей спиной. Оглянувшись, он увидел, как его подопечная стоит ни жива, ни мертва, всхлипывая и поджимая губы, словно совершенно не понимая, что происходит.       — Таня, к крану, я сказал! Быстро! — мужчина намеренно кричал, чтобы слова возымели должный эффект. И только удостоверившись, что девушка вышла из ступора, снова направился в ванную.       Спустя минут десять они оба сидели за обеденным столом. Таня то и дело поглядывала на белую пенку, которая, подобно пуховому одеялу, плотно укутывала ее обожженное предплечье, и задумчиво копалась ложкой в тарелке.       — Отличная штука от ожогов. Хорошо, что оказалась в аптечке. Все быстро заживет, и будешь как новенькая, — бодро сказал Кипелов, заметив на себе взгляд девушки. — Знаешь, раньше такой штуки не было. Раньше бывало и похуже. Вот я в детстве себе на ноги полкастрюли борща горячего опрокинул — вот это было что-то, — рокер пустился в долгий рассказ из своего далекого прошлого, полного детского шкодничества и их не слишком приятных последствий в попытке отвлечь девушку от случившегося совсем недавно недоразумения. — А ты чего сидишь, как воды в рот набрала? Давай кушай. Вот обидно-то было! Лето, самая июльская жара, а у меня все ноги в волдырях — сандали невозможно надеть было даже на бинты. И ходить было больно. Сидел дома несколько дней и смотрел в распахнутое настежь окошко на то, как мои друзья гоняли во дворе весь день футбольный мяч и играли в казаки-разбойники. Эх! Так, а ну-ка ложку в рот, чтоб я видел!       Таня вздрогнула от такого резкого переходя с детских приключения Валерия к обеду и, не успев даже подумать, послушно зачерпнула суп ложкой и громко отхлебнула с нее. В ответ мужчина во весь рот задорно рассмеялся и промакнул салфеткой ее губы. Таня чуть смутилась от неожиданного жеста заботы и посмотрела на него, обиженно оттопырив нижнюю губу.       — Эй, чего смешного?! — от ее милого негодования Кипелов рассмеялся еще сильнее и, наконец, немного успокоившись, коротко ответил, чтобы девушка перестала дуться.       — Не обращай внимания. Просто ты невероятно мила.       Таня зависла, как программа на компьютере, давя улыбку, расцветавшую на лице. Его простые незатейливые и напрочь лишенные всякой патетики комплименты топили ее сердце, как сливочное масло на быстром огне. От всех этих его слов и нежного внимания рокера она чувствует себя перед ним совершенно беззащитной, как будто голой и лишенной воли, точно кукла. Но это ощущение не было неприятным, скорее наоборот. Девушка жаждала этих слов, едва ли не сама нагло напрашиваясь на комплименты.        А в это время Кипелова уже понесло, как Остапа. Он монологом уже вовсю рассказывал Тане какие-то смешные детские истории, описывал полные опасностей приключения на стройке и разнообразные шалости, за которые ему регулярно попадало от отца. А она сидела на стуле, отвлекаясь только на поглощение щей, и смотрела на него широко распахнутыми глазами, слушая слова в пол уха. Глаза мужчины, обычно холодные и бледно-голубые, сейчас горели живым ярким огнем, как будто ему вовсе не шестьдесят, а от силы лет десять. Девушка любовалась им, уже совершенно не скрывая своих чувств, а затем соскользнула взглядом на его губы. Тонкие и не особенно красивой формы, они всегда были удивительно выразительными и подвижными, когда он говорил. Время от времени его строгое и даже суровое лицо озарялось потрясающей искренней улыбкой с ровным рядом мелких аккуратных зубов. Улыбка кота, довольного, уверенного в себе и чертовски обаятельного. Сердце колотится в груди, щеки пылают, сидеть неудобно — до одури хочется к нему на колени, коснуться своими губами его манящих губ и потеряться в его сильных и одновременно нежных руках. Забыть обо всех своих нелепых резких реакциях — пощечине, ожоге по рассеянности…       — Бля, Таня! — резко выругался Кипелов, внезапно прервав свой рассказ и дернувшись всем телом на стуле.       Он уже минут пять наблюдал ее странный немигающий осоловелый взгляд на себе, но как-то не придал этому значения, пока ее голая стопа не скользнула по ноге вверх и не надавила мягко на область паха. А затем нежными движениями несколько раз быстро помассировала через домашние спортивные штаны его дернувшееся и через несколько мгновений уже немного приподнявшееся мужское достоинство. Кипелов едва не прикусил язык, когда пережевывал кусок мяса, и не надолго поддался невероятно приятным и очень неожиданным ласкам под столом, а затем, кое-как придя в себя и вернув самообладание, быстро обхватил Танину лодыжку руками и, ловко вытащив ее ножку из-под стола, притянул всю ее вместе с табуреткой к себе практически вплотную. Девушка взвизгнула от неожиданности и дернулась было, чтобы вскочить со стула, но Валерий властно удержал ее на месте и схватил пальцами за подбородок, приподнимая лицо вверх, чтобы поймать ее взгляд. Несколько секунд тишины и борьбы за зрительный контакт, который девушка в смятении все время норовила разорвать, несколько мгновений внутренней борьбы мужчины со своим внезапно поднявшимся бог весть откуда гневом, несколько секунд попыток подобрать более мягкие слова вместо крутившихся прямо сейчас в голове матерных…       — Таня. Пожалуйста, не буди лихо, пока оно тихо. Не сейчас, хорошо, родная? Мы же с тобой это уже обсудили, — вкрадчиво и максимально деликатно процедил слова мужчина, старательно подавляя бурлившие в груди эмоции и продолжая удерживать девушку от слабых, но все же попыток слинять от него.       — Я не… Я… Валера, я просто хотела… — заикалась девушка, бормоча себе под нос бессвязные слова и едва не плача от стыда и досады. Хотела, сама не знала чего, а он взял и вскрыл разом ее карты и даже не подыграл. А еще она сейчас совсем-совсем близко к нему, прямо между его расставленных широко в стороны ног, чувствует его дыхание на своей коже и почему-то безумно сильно и неожиданно возбуждается чуть ли не до спазма внизу живота. Почему-то стыд перед ним под соусом его внимания и близости сводили с ума сильным желанием, и у Тани уже почти начиналась истерика. Хотелось одновременно разреветься и броситься ему на шею с жадным требовательным поцелуем.       — Тихо! — прикрикнул, чтобы привлечь внимание девушки к себе. — Тихо, Таня. Все нормально, все хорошо, слышишь меня? — Валерий дернул девушку за подбородок, чтобы она сфокусировала на нем свой быстро помутневший взгляд. — Я тебе уже говорил в ванной, но ты, стало быть, забыла или не приняла всерьез. Так что повторяю еще раз: не нужно делать то, чего ты не хочешь лишь потому, что, как тебе кажется, так надо, или потому что этого хочу я.       — Но я хочу этого! — жалобно пискнула Таня, не дав рокеру договорить, и ее глаза наполнились влагой. — Но почему-то все идет через задницу, я делаю все как дура, нелепо и по-идиотски, а ты нянчишься со мной как с ребенком! Ну, в этом плане… Когда ты…       — Боже, Таня! Опять по новому кругу. Какого лешего ты все время куда-то торопишься? Как будто я собираюсь вечером от тебя уйти, — Кипелов хохотнул от этого простого откровенного девичьего признания. Ему было приятно это слышать, мужское самолюбие взорвалось радостным фейерверком. Но он тут же поймал странный удивленный и одновременно как будто немного испуганный взгляд девушки, буквально вцепившийся в него, как кошка когтями в мышь. — И нет, я никуда от тебя не собираюсь уходить. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Хотя…       — Что?! — Таня нахмурила бровки и вся сжалась в ожидании ответа.       — Глупень! — Валерий широко улыбнулся и тихонько щелкнул девушку по носу. — И чего ты напряглась вся? Я просто хочу при первой же возможности отсюда уехать куда-нибудь подальше, но только с тобой.       Таня недоверчиво прищурилась, с ее лица все еще не сходило удивление. И, наконец, когда он утвердительно кивнул, видя ее реакцию, она слегка улыбнулась и опустила смущенный взгляд.       — И да, я тебя тоже хочу, — совершенно спокойно и невозмутимо добавил рокер, демонстративно поправив белье под штанами так, чтобы Таня это заметила, — но не имею никакого желания снова получать по лицу, лечить твои ожоги или что-нибудь еще в том же духе.       — Но я… — попыталась что-то возразить девушка, но была грубо прервана на полуслове, так и замерев перед ним с открытым ртом.       — Тихо! Тихо, — Кипелов довольно жестко закрыл ее рот ладонью, встретив ее удивление и легкое негодование. — Если тебе так уж невтерпеж, то я обязательно тебя трахну, — театральная пауза, Валерий с хитрым прищуром и нагловатой усмешкой смакует то, как округляются ее глаза и часть-часто приподнимается ее грудь, — но не сегодня. И, может, даже не завтра, — снова прервал ее попытки что-то сказать, зажимая ладонью рот, а потом медленно соблазнительно провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, чуть оттягивая вниз. Мужчина откровенно наслаждался тем, как она тает от его рук, пытается возмущаться, но все равно тает, тает, тает… И вот уже хныкает, как будто упрашивая продолжать ласкать ее губы. Его маленькая слабость. Терпеть это и самому было почти невозможно, особенно когда девчонка мягко беззастенчиво обхватила влажным ротиком его палец и втянула внутрь. Кипелов еле сдержал низкий стон и тут же отдернул руку, понимая умом, что опять облажался, и все понеслось куда-то не в ту степь.       — Черт побери, Таня! Я хочу, чтобы ты снова начала мне доверять. Хочу, чтобы ты расслабилась и перестала бояться меня. То, что было в прошлом, я уже никак не исправлю, но не наступать на те же грабли в наших с тобой силах, — Валерий обхватил ладонями лицо девушки. — Зря ты думаешь, что между нами есть только постель. Несколько дней этого не будет. И пальцем тебя не трону, — стараясь придать голосу твердости, сказал Кипелов, пытаясь добиться от нее понимания, что сейчас он серьезен, как никогда, — до тех пор, пока я не почувствую, что ты готова.       Не успел сориентироваться, как Таня набросилась на него и, обхватив лицо ладошками, сплошь покрыла его поцелуями, а потом обвила ручками его шею и заключила в крепкие жаркие объятия, мыча от удовольствия.       — Поостыньте, барышня, не распускайте руки! — хохоча во весь голос и широко улыбаясь, пошутил мужчина, несколько опешив, но все же с радостью принимая объятия прижимавшейся к нему всем телом девочки. «Такая наивная смешная дуреха, эх! Но, главное, хотя бы начала слушаться. Уже неплохо!» — рассуждал про себя Валерий, ловя себя на мысли, что, кажется, именно этой простодушности и невинности ему и не хватало. За годы семейной жизни все это начисто испарилось из их с Галей отношений. Постепенно семья, которую он так хотел создать с любимой девушкой, преврадились с долг и ответственность. Он должен был быть мужем, отцом, потом дедом, известным музыкантом, добросовестным и удобным соседом, другом, коллегой, бог знает кем еще, выполнять роли, надевать самые разные маски, решать море вопросов, напрочь забыв о себе самом и своих желаниях. И только лишившись в одночасье этого всего, вдруг неожиданно понял, что рядом с ним то самое наивное существо, которое любит его без причин, ни за что, прощая всю боль, что он причинял и, не дай Бог, причинит снова, висит на его шее и прижимается к нему со всей силы, как котенок. Это поднимало его самолюбие до небес и окрыляло душу, пробуждая желание жить и дышать полной грудью, как когда-то в молодости.       — Ну полно-полно! Дай мне хотя бы посуду со стола убра… — слова утонули в поцелуе, бесцеремонно заткнувшем ему рот. — Да, блин, дай мне сказать-то, твою мать! И мы вообще-то договорились, — беззлобно выругался Валерий, кое-как выпутавшись из Таниных объятий и отодвинув ее на некоторое расстояние от себя.       — Ты первый начал! Один-один, ничья, — лукаво глядя на него, сказала Таня и быстро поднялась на ноги, поправляя съехавшую с плеча футболку. — И вообще иди отсюда!       — Что?! — Кипелов резко поднялся со стула, опираясь на костыль.       — Кыш-кыш-кыш! Проваливай! — хихикая, добавила девушка, игнорируя удивление своего визави.       — Это еще что за херня такая?       — Ничего. Просто я собираюсь аннексировать у тебя кухню, Валера.       — Что?! Ах, вот как! Ну уж нет, ничего у вас, мадам, не выйдет. Я готовить люблю и собираюсь время от времени это делать, и плевать мне на вашу аннексию, — подыгрывая, выдал Кипелов и приблизился к девушке вплотную, откровенно и нагло смущая ее и давая понять, что отступать со своих позиций не намерен.       — С чего это ты диктуешь свои условия? Сам же сказал, если я решила с тобой жить, то теперь должна стать полноценной хозя… — остаток слова утонул в наглом поцелуе рокера, подхватившего ее одной рукой за затылок и властно притянувшего ее к себе.       — Два-один в мою пользу. И это последний раз, — выдал Кипелов и, насвистывая какую-то мелодию, бодро зашагал, хромая, из кухни под звук разбившейся тарелки и девичьи возгласы, переполненные досадой: «Черт! Ну почему я такая неувязанная?!» ***       Остаток дня прошел к удивлению Валерия спокойно. Простой ужин они станей быстро приготовили вместе, время от времени легонько в шутку толкаясь и осторожно обнимаясь. Девушка захотела картошку в мундире с зеленым луком вприкуску и вареные куриные яйца. Мужчина даже удивился поначалу и хотел предложить что-то более вдохновляющее, но сдался почти сразу, как только она принялась рассказывать свои детские воспоминания. О том, как они вместе с бабушкой вот точно также с удовольсвтем лопали картошку в ее маленьком бревенчатом домике, а потом вместе шли с корзинками по грибы в лес, что был всего минутах в десяти от деревеньки. Валерий с неподдельны удовольствием слушал ее восторженные рассказы милого сердцу детства о разных видах грибов, в которых она, судя по всему, разбиралась крайне плохо и без бабушки обязательно нахватала бы с собой каких-нибудь поганок. В ее повествовании было все — и впервые увиденные в лесу дятлы, и попытки разворошить муравейник, и прыжки через широкий ручей, первые детские впечатления от лягушек и букеты полевых цветок. Рокер будто и сам видел все это своими глазами, уносясь в след за Таниными словами из тревожной реальности куда-то далеко-далеко и растворяясь в мягком ощущении тихого уютного счастья. В эти мгновения отчаянно хотелось сгрести Таню в объятия так, чтобы она уткнулась носом ему в грудь и обхватила тонкими ручками его шею, а потом стоять вот так неподвижно, теряя счет времени, и ни о чем не думать. Но делать это на самом деле он не торопился, сопротивляясь своим рвущимся наружу резковатым порывам эмоций. Вместо этого лишь невесомо касался Таниного плеча и легонько подтягивал ее к себе, стараясь делать это не слишком чувственно. Как бы ни хотелось затискать ее руками до полусмерти и вжать всем телом к кухонному шкафчик до хруста костей, запуская пальцы в волосы и сдавливая нежную шею, Валерий старался поддерживать с трудом установленную между ним деликатность и некоторую дистанцию. Сто раз уже сам пожалел о своих словах, но сдержать обещание был обязан.       До вечера Таня была занята по самые уши. Ей было не просто полностью взять на себя все дела по дому, коих накопилось немало за все время, проведенное в стенах этого дома в не слишко позитивном, а скорее даже очень напряженном расположении духа. Кипелов чувствовал, как сильно она старается, быть может, даже ждет его поддержки, но внутри он явственно ощущал какое-то смутное и плохо осознаваемое напряжение, повисшее между ними. Напряжение, вызывавшее острое желание близости с ней и одновременно с этим гнавшее его куда-нибудь на расстояние от девушки. И это вполне сгодилось за оправдание для себя — не мешать ей хозяйничать по дому. Самому при этом коротать время было довольно не просто. Праздно валяться на кровати Валерий не испытывал ни малейшего желания, и было даже откровенно совестно, когда где-то за стенкой во всю суетилась его сожительница. Заняться по большому счету было нечем. Некоторое время мужчина потратил на сущую ерунду в виде разбора и пересортировки своих же вещей в шкафу, часть из которых отправил на стирку, на протирку пыли с мебели, а также на бессмысленное перекладывание книжек на полке в новом порядке. Хоть это и не казалось ему чем-то значимым и полезным, но все же немного умиротворяло. И все же в глубине души у него было неспокойно. Их с Таней отношения сейчас были похожи на натянутую до предела струну, готовую порваться от любого слишком грубого неосторожного движения. Между ними было отнюдь не все гладко, как будто висела домокловым мечом какая-то недостазанность, невыраженность. Пропасть между ними еще не пропала, лишь соединились ее края пусть и относительно крепким, но все еще не внушавшим доверия мостом. Мужчина не чувствовал себя с ней уверенно, не был самим собой. Да и, чего греха таить, откровенно боялся вновь ранить ее каким-нибудь слишком грубым своим желанием или неожиданным всплеском похоти. «Время, Валера, время. Просто нужно немного подождать. Чтобы все снова не полетело к чертям», — говорил он мысленно сам себе, когда ритмично поднимал и опускал гантель, с большей, чем необходимо, силой стиснутую напряженными пальцами. Спорт — лучший способ избавиться от лишних мыслей и эмоций, успокоиться и укрепить волю. «Слишком давно не занимался, расслабился, обленился, твою мать! Плевать, что вечер на дворе. Лучше поздно, чем никогда», — со спортивной злостью ругал сам себя рокер, разгоняя кровь по жилам и усиливая дыхание. Прежние несложные упражнения давались с трудом, что откровенно нервировало его и заставляло преодолевать лень и усталость.       — Эй! «Спокойной ночи, малыши» еще даже не начались!       Звонкий голосок в перемешку с беззаботным смехом совсем не деликатно вырвали Валерия из смутного беспокойного сна обратно в реальность. Кое-как разлепив глаза, он увидел перед собой нежно улыбающуюся Таню в его черной широкой футболке с логотипом имени себя, которая по длине была ей как платье, открывавшее стройные ножки. «Было бы забавно, если бы это была и ее фамилия…» — мелькнула спросонья странная мысль и тут же пропала, когда Таня вновь открыла свой прелестный ротик, на который уже несколько секунд почти неотрывно смотрел Валерий.       — Ничего, что я твою футболку надела? — девушка невинно похлопала глазками и, не дождавшись ответа, тут же продолжила тараторить. — Я ее потом постираю. Фух! Я столько дел переделала, ты не представляешь! Это вообще ни разу не просто, знаешь ли! Но мне почему-то понравилось. А ты чего здесь разлегся, м? — по-доброму и с легким смешком Таня ткнула его пальцем в живот, отчего Валерий напрягся и согнулся, перевалившись на бок, и тут же недовольно сдвинул брови. Наигранно, конечно. Это девушка поняла сразу же, как только рокер совершенно неожиданно схватил ее за бока и начал быстро-быстро перебирать пальцами ее ребра.       — Ай! Ах, щекотно! Аааа! Кипелов, ты гад!!! — девушка вопила и извивалась в его руках, а Кипелов, упиваясь ее задорными искренними визгами с совсем не серьезными ругательствами, и не собирался прекращать свою импровизированную «месть». — Отстань, ай, садист фигов! — Таня, не в силах больше соплотивляться, плюхнулась ему на грудь, тихонько сквозь громкий смех жалобно простонав: Пусти-и-и-и! У меня уже колиики от смеха!       У Кипелова что-то словно сжалось в груди от умиления и приступа нежности. Эти искренние девичьи эмоции, которые щедро изливались сейчас прямо на него бурным потоком, показались ему чем-то вроде благословения свыше, глотком чистой воды в жаркой бескрайней пустыне. Не удержавшись, он притянул девушку к себе так сильно, как только мог, обняв рукой за плечо и крепко поцеловал ее в макушну. А потом еще, еще и еще… Ему показалось, что на несколько секунд она совсем обмякла в его руках, уткнулась ему в шею влажныи губами, обдавая его кожу приятным теплом сбивчивого дыхания. Это было совсем не пошло, а невероятно трогательно. Она таяла точно воск, он это ощущал всем своим существом и сходил с ума от наслаждения особого порядка. Нежное трепенное существо в его руках, готовое снова всецело довериться и отдаваться его власти без остатка — это казалось мужчине чем-то удивительным, непостижимым разумом и незаслуженным. Чувствовать себя любимым без причин и условий, просто так, безоговорочно и совершенно искренне было невыносимо приятно до щекотливых мурашек, расползавшихся как будто в глбине всего тела.       — Вот только не надо тут меня целовать! Мы вообще-то договорились! — Таня смеялась, смешно корча строгое выражение лица и пытаясь сделать тон голоса чопорным и недовольным. Получались из ряда вон плохо, но это ее абсолютно не волновало.       — Но я же не в губы! — подхватывая игру, также недовольно и наигранно удивленно сказал Кипелов, театрально всплесныв руками.       — Не важно! За свои слова ты все еще в ответе, на минуточку. И вообще. Я хочу с тобой что-нибь почитать, валяясь на кровати. Устроить такой, знаешь, вроде бы как уютный зимний вечер. Ты не против?       — А у меня есть выбор? — расхохотался Валерий, подтягиваясь на руках и садясь поудобнее с опорой на изголовье кровати.       — Абсолютно никакого выбора. И что мы будем читать? — серьезным деловым тоном выпалила Таня и, уперев руки в бока, уверенно зашагала в сторону книжной полки. — Достоевского? — выдала без долгих раздумий то, что прочитала на корешках первых слева книг.       — Давай. «Идиота», — предложил мужчина.       — Кипелов, ты в своем уме? — девушка развернулась на пятках и воскликнула все в той же наигранно-недовольной манере, уставившись на своего визави и покачав головой. — Валер, Достоевский не идиот, он умные книжки написал. Сам ты идиот.       — «Идиот» — это одно из его произведений, — наслаждаясь заминкой и замешательством в глазах Тани, которое быстро сменилось смущением и густым румянцем, мужчина прищурил глаза, а затем добавил: — Давай-ка, принеси книгу и быстренько ложись сюда ко мне.       — Что? А-а-а… Ой! — девушка закрыла лицо ладошкой, ощутив стыд за то, что вот так глупо упустила этот момент во время обучения в школе, потому что катастрофически мало внимания уделяла литературе. И тут же вторично смутилась, когда Кипелов так бесцеремонно и пошленько буквально пригласил ее к себе в постель. Конечно, не для секса, но выглядело это все равно слишком двусмысленно. Остро захотелось упрекнуть его в провокации, но на игру слов и намеки его обещания не распространялись, как ни крути. Поэтому Таня не придумала ничего лучшего, чем послушно достать с полки нужную книгу, запрыгнть на постель и тихонько угнездиться у мужчины под боком, накрывшись теплым клетчатым пледом.       — …но всё было впереди, время терпело, время всё терпело, и всё должно было прийти со временем и своим чередом. Да и летами генерал Епанчин был еще, как говорится, в самом соку, то есть пятидесяти шести лет и никак не более, что во всяком случае составляет возраст цветущий, возраст, с которого, по-настоящему, начинается истинная жизнь.       — Тебе так идут очки! — восхищенно прошептала Таня, беспардонно перебив мужчину на середине абзаца, и снова уткнулась ему носом в грудь, словно пытаясь спрятаться в нем от всего мира. Почему-то она никогда не видела его таким — в простых очках в темной оправе, одновременно и сосредоточенного, и умиротворенного, уютного и до невозможности домашнего.       — Здоровье, цвет лица, крепкие, хотя и черные, зубы, коренастое, плотное сложение, озабоченное выражение физиономии поутру на службе, веселое ввечеру за картами или у его сиятельства — всё способствовало настоящим и грядущим успехам и устилало жизнь его превосходительства розами.       Таня завороженно слушала до одури любимый и давно ставший родным мягкий голос, одновременно прислушиваясь к мерному биению сердца его обладателя в широкой грудной клетке, прижимаясь к ней ухом и ощущая, как под ее пальчиками на шее Валерия ритмично пульсирует венка. Этот странный тихий вечер был, пожалуй, пределом ее наивным девичьих мечтаний, которые, хоть и сбылись в итоге, но совсем не так, как ей хотелось. До этого самого мгновения… Она и представить себе не могла, что будет вот так просто лежать в кровати с самым любимым и самым восхитительным мужчиной всей ее жизни, слушая, как он неспешно читает творение великого русского классика, обнимая ее за плечо так крепко, словно боясь упустить и потерять навсегда. Таня отчетливо понимала, что ей уже совсем не важно, что он чувствует к ней на самом деле, единственно важным было то, что он рядом, так близко, что она едва не задыхается от счастья. Счастья, которого уже, казалось лишилась раз и навсегда. Он рядом. Все остальное не имеет больше значения и смысла. И что бы ни случилось потом, она хотела во что бы то ни стало остаться с ним навсегда, даже если это будет неправильно и против здравого смысла.       Страницы летели за страницами, как вдруг мужчина услышал тихое посапывание возле самого уха. В какой-то момент девушка примастилась к нему поудобнее, прижавшись носом к шее, и вот уже, кажется, несколько минут безмятежно спала, а он, зачитавшись, даже не заметил, в какой момент ее забрал в свое царство сладких снов Морфей. Ее ладошка нежно лежала на его груди, и в этом жесте было что-то невероятно трогательное и успокаивающее измученную душу. Закрыв книгу и положив ее на прикрованую тубочку, Валерий осторожно накрыл их обои как следует одеялом, выключил ночник, улегся поудобнее и быстро погрузился в мягкий уютный сон.