Что дальше будет — неизвестно

       Таня вздрогнула от неожиданности и развернулась к Валерию, вытаращив глаза и непонимающе захлопав ресницами.       — Я думала… мы… на такси поедем, — пробубнила она, медленно складывая в голове собственные мысли и только что услышанное воедино и удивленно глядя на ухмыляющегося мужчину в нескольких метрах от себя.       — Хм, я что-то не заметил, чтобы ты позвонила ему и отменила поездку, — подтрунил над нею рокер и усмехнулся.       — Черт! Я совсем забыла… Вот я балда! — Таня шлепнула себя ладошкой по лбу и смутилась.       — Ай-ай, какая херовая актерская игра, Татьяна Батьковна, — не унимался Кипелов, придавая голосу как можно больше саркастической экспрессии.       — Что?! — вскипела девушка в ответ на эти совершенно непонятные ей колкости и решительно зашагала к любовнику навстречу. — И чего ты улыбаешься? Что я не так сказала? Кипелов, что это вообще за тон такой?!       — Ой, вот только не говори мне, что весь этот концерт, — Валерий ужимками изобразил вертящую задницей и выпячивающую грудь девицу, — ты мне устроила просто из любви к искусству, — он хохотнул и испытующе прищурился, не сводя глаз с покрасневшей от возмущения Тани, уже подошедшей к нему вплотную.       — Да почему ты все время обо мне так плохо думаешь?! — воскликнула девушка, недовольно задрав вверх носик и уперев кулаки в бока. — Ты серьезно думаешь, что я трахалась с тобой исключительно ради того, чтобы повлиять на тебя и убедить поехать в больницу с Никитой? Так что ли?       Таня была смущена внезапным согласием любовника на поездку с Никитой и одновременно возмущена до глубины души его попыткой обвинить ее в хитрости и манипуляции. Ведь она-то знала, что все было совсем не так, но Валерий сейчас так искусно и с беззлобной улыбкой над ней издевался, что она никак не могла понять, всерьез он все это говорит или шутит. И потому как следует злиться у нее никак не получалось, как ни старалась.       — Я не уверен до конца, но такое предположение имеет место быть. Да и какая разница? Считай, ты победила, моя развратница, — выдал Кипелов и сально подмигнул Тане.       — Ах ты пошляк! Грубиян! — возмущалась Таня, подкрепив эпитеты шлепками ладошек по груди Валерия. — Вот ты все время так со мной себя ведешь. Самовлюбленный гад!       Через пуховик Танины удары совсем почти не ощущались, зато она сама, вся раскрасневшаяся, со съехавшей от усердия на лоб шапкой, из-под которой выбились и растрепались по плечам локоны волос, вызвала у Валерия искреннюю улыбку, а затем он и вовсе рассмеялся. Сейчас она была мила и забавна, искренна и естественна. Этот смех рокера разгорячил ее еще сильнее, и она принялась осыпать мужчину кулачками под ребра. Он никак не мог перестать хохотать, время от времени прерывая смех лишь наигранными возгласами и мольбой о пощаде: «Ух, как больно! М-м-м, Таня, перестань! Ну все, хана моей печени, у-у-у!» А затем, уличив момент, когда Таня, наконец, выдохлась и перестала избиение средь бела дня, Кипелов обхватил ее руками и сгреб в объятия, с силой прижав к себе, и не выпускал до тех пор, пока она не перестала брыкаться и возмущаться, бормоча ему что-то в плечо.       — Ну-ну, моя хорошая, тише, тише, — ласково, почти по-отечески приговаривал мужчина, поглаживая девушку по голове и нежно целуя ее в макушку, и не переставал улыбаться. Ее полудетская наивность разжигала в его сердце непривычный, незнакомый прежде трепет, словно весенний ветерок игриво трепал только что проклюнувшиеся и едва расправившиеся молодые листочки на дереве. Он ощущал, что вместе со всеми этими ее смешными выплесками эмоций, нелепыми обидами, претензиями, смущенными улыбками и робкими поцелуями, иногда издевками и остротами, но чаще немного неуклюжей и вместе с тем пылкой страстью, его душа как будто просыпалась от сковавшего ее сна обыденности и однообразия прежней привычной жизни и расправляла крылья. Он чувствовал себя как утопающий, который, оттолкнувшись ото дна и всплывая на поверхность, жадно хватает ртом воздух — он обжигает почти угасшие легкие, но одновременно наполняет тело жаждой жизни и новыми силами. Вдохнув запах ее волос возле виска, Валерий стиснул Таню в объятиях так сильно, словно боялся, что этот мир может отнять ее у него. И не желал делить ее ни с кем другим. Таня мурлыкнула и, просунув руки у него подмышками, обняла его со спины за плечи, а затем неожиданно громко чихнула.       — Будь здорова, расти большая, — вполне ожидаемо бодро произнес Кипелов.       — Он лезет мне в нос! — фыркнула Таня и еще раз чихнула.       — Больше не расти, но взрослых дяденек не обижай, — хохотнул мужчина. — Прости, кто лезет тебе в нос?       — Не кто, а что. Дурацкий мех, — чихнув в третий раз, пискнула девушка, шмыгнув носом, — на твоем дурацком пуховике.       — Чего это он дурацкий? — оскорбился Валерий, отстранив Таню от себя и сердито посмотрев ей в глаза.       — То это! — коротко ответила она, достала из кармана бумажный платок и громко беспардонно в него высморкалась. Кипелов скорчил брезгливую гримасу и пробурчал: «Хоть бы отвернулась что ли…» Девушка ничего не ответила. Она утонула в его серо-голубых глазах, таких строгих и холодных, но с едва различимыми теплыми, желтоватыми нотками нежности возле самого зрачка и, помедлив несколько секунд, тихо нерешительно спросила, словно боясь, что прежде был сон или галлюцинация, что все это не взаправду:       — Мы правда поедем с Никитой?       — Конечно! Разве я похож на лжеца? — наигранно удивился Валерий и всплеснул руками, мол что за глупость?       — Правда-правда? –переспросила Таня, но мужчина, недовольно хмыкнув, отвернулся и посмотрел куда-то в сторону. Девушка вернула его взгляд обратно на себя, обхватив ладошками в варежках щеки и взглядом потребовала ответа.       — Правда-правда, — лениво растянул слова Кипелов с совершенно кислой миной. — И откуда ты такая на мою голову свалилась!        Снова возвращаться в разговоре к Никите мужчине было не осбенно приятно. Но как преданно и нежно она смотрела в его глаза! От этого взгляда он окончательно разомлел и готов был уже согласиться на любую шалость, о какой бы она ни попросила, как вдруг его трепетные порывы прервали не менее трепетные Танины поцелуи в щеки. Она покрывала быстрыми горячими прикосновениями губ все его лицо, выцеловывала юбимые скулы и, конечно же, губы. Но не успел он ответить ей той же нежностью, Таня обвила руками его шею и уткнулась носом под воротник куртки.       — Спасибо… Спасибо, спасибо, спасибо! — горячо шептала она, крепко прижимаясь к мужчине всем телом, а он был в этот миг спокоен и счастлив от того, что любим, что эта наивная девчонка так безогоядно доверяется его воле. Так бы и стоял целую вечность с нею в объятиях, ощущая ее тепло и холод, оставляемый на щеках пушистыми снежинками, которые, в легком танце кружась в воздухе, густым снегопадом падали с небес на землю. Вокруг не было ни души, весь мир будто замер, даря им время и пространство друг для друга. Но Таня не была бы Таней, если бы вновь не отстранилась от Кипелова, однако не разрывая при этом объятия.       — И ты потом не станешь злиться и упрекать меня Бог знает в чем? — строго посмотрела она рокеру прямо в глаза, всем видом давая понять, что она не шутит, и вопрос для нее принципиально важен.       — Не стану, — коротко и уверенно ответил он, и когда девушка расслабилась и улыбнулась, решил «подсыпать» немного перца в эту фразу: — Если будешь хорошей девочкой, — и пошло подмигнул.       — Да ну тебя! — уже не злясь, фыркнула Таня и отвернулась.       — Ты так радуешься предстоящей встрече с ним… — помолчав несколько секунд, изменившись в лице, невесело, натянуто произнес Валерий, довольно резко переведя тему, сам не зная почему. — Хотел бы я, чтобы ты так радовалась мне, а не ему.       — А я радуюсь! Каждый день радуюсь, — затараторила Таня, стараясь доказать мужчине свои чувства. — Ведь я только тебя люблю! Всем сердцем, до безумия. И каждый день хочу просыпаться с тобой рядышком. А Никита… Он мой друг. Просто друг и все. Я теперь так редко вижу его… Это же я попросила его не приезжать больше. Ведь тебе он совсем не нравится, я знаю, — девушка сделала паузу, помедлила несколько секунд и, напряженно покусав нижнюю губу и собравшись с мыслями, продолжила тихим голосом: — Я скучаю по нему. Очень. Он дорог мне, правда. Понимаешь? Он почти мой ангел-хранитель. Жизнь мне спас в тот вечер, когда ты… Когда мы с тобой, ну… — Таня замялась и вся вдруг как-то осунулась, как будто на мгновение вернувшись в прошлое, в тот страшный день, в который она чуть не совершила непоправимую ошибку и который до сих пор всеми силами старалась забыть. Кипелов тоже опустил голову, не желая вновь пускаться в болезненные воспоминания, которые и без того выжигали его сердце огнем вины, и почти сразу перевел тему в прежнее русло:       — Допустим. Но вот только ты для него вовсе не подруга, — как-то холодно, тихо произнес Валерий.       — С чего ты это взял? — искренне удивилась девушка и вскинула брови.       — Нужно быть слепоглухонемым или совершенно наивным человеком, чтобы этого не понять. Я прекрасно видел, как он смотрит на тебя. И не раз, — неприятно поморщился Валерий, начиная ощущая поднимавшийся в душе гнев, острыми коготками царапавший сердце и впивавшийся клыками в горло, от чело начинало перехватывать дыхание. — Он любит тебя, Таня. И желает как женщину, — последнюю фразу он почти прорычал низким голосом, сам себя не узнав в этот момент. Таня вздрогнула и смутилась от столь откровенного заявления. Она и правда никогда не думала о Никите в таком ключе, никогда не воспринимала его как потенциального любовника. И сейчас слова, только что сказанные Валерием, смутили и возмутили ее столь сильно, как будто он обвинил ее в связи с ее собственным родным братом. Она неприятно поежилась, набрала побольше воздуха в легкие и гордо ответила:       — Даже если и так, это не имеет никакого значения, ведь я люблю тебя. Тебя и только тебя одного. И заниматься сексом я хочу только с тобой, — резко обрубила Таня. Она была тверда как скала и совершенно уверена в себе и в том, что Кипелов — мужчина всей ее жизни. И пускай он считает ее наивной молодой дурочкой, не видящей очевидного — плевать!       — Ну, любовь — дело такое, непостоянное. Сегодня я, а пройдет время — пресытишься мной и на него другими глазами посмотришь. Тем более ты с ним очень натурально стонала, когда вы вдвоем устроили для меня звуковое эротическое представление, — как будто сквозь силу говорил Тане Кипелов колкие слова, которые твердил ему егоразум день ото дня, все время, настойчиво, как дятел в лесу. Но сам он не желал этому верить, всем сердцем отрицал и гнал от себя, как дурное наваждение, как призраки ночных кошмаров. Все его существо жаждало безраздельно владеть Таней, стискивать в объятиях и раз за разом доказывать и ей, и себе самому, и всему миру свои безраздельные права на нее как на личную собственность. Эта жадность до нее жгла его изнутри нестерпимым огнем каждый раз, когда в его голову закрадывалась мысль, что в один прекрасный день кто-то другой сможет увлечь ее, и чужим рукам будет позволено коснуться ее тела.       — А-а-а, я поняла. Я все, наконец, поняла — ты ревнуешь меня! — лукаво взвизгнула Таня и по-детски радостно запрыгала на месте. — Ревнуешь, ревнуешь, ревнуешь!       — Я бы предпочел ответить нет, чтоб остудить твою безудержную радость, но, полагаю, прозвучит это весьма фальшиво, — нехотя признался Валерий, скептически глядя на дразнящую девичью улыбку и ее ужимки.       — Это точно. У тебя все на лице написано!       — А на нем написано, что я тебя сейчас поцелую? — импульсивно выпалил Кипелов, порядком уставший от Таниных веселых для нее, но не особенно веселых для него подшучиваний и поддевок. Девушка на мгновение зависла как старый компьютер, не успев отреагировать на столь резкий поворот разговора в принципиально другое русло, моментально перестала прыгать и гримасничать и вытаращила на Валерия глаза. Воспользовавшись моментом, совершенно удовлерворенный произведенным на девушку эффектом, он обнял ее за талию одной рукой, другой подхватил за шею и с силой притянул к себе. Таня и ахнуть не успела, как в миг оказалась вовлечена в требовательный, властный поцелуй. Его губы, тонкие и по обыкновению напряженные, сейчас были дразняще влажными и чувственными, а язык бессовестно настойчивым в ласке. Ноги едва не подкашивались, и девушка прилуглушенно простонала от острого удовольствия, тая в его руках, точно воск от пламени свечи. Она забыла в тот же миг про все на свете и готова была прощать ему раз за разом любую колкость, любое пренебрежение и даже грубость. Он обнимал и целовал так, что ее тело моментально переставало слушаться хозяйку и всецело отдавалось его воле, почти сразу реагируя томным возбуждением и целым сонмом мурашек по всему телу.       Это поцелуй Кипелова был долгим, пылким, по-мужски чуть грубоватым. Он держал ее крепко, словно в оковах, впиваясь пальцами в шею под воротником куртки, а она и не сопроттвлялась вовсе и лишь хотела быть не здесь, а там, в доме, чтобы вновь раздеться перед ним догола и умолять о совсем других, куда более смелых ласках.       Эту грезу прервал резкий неприятный звук сигнала автомобиля где-то совсем рядом. Таня, все еще плывшая на волнах чувственности, вздрогнула так, как если бы ее посреди ночи разбудил оружейный залп. Кипелов разорвал поцелуй и выглянул из-за плеча девушки.       — Кажется, мы с тобой немного увлеклись, милая, — как сытый кот, бархатным голосом промурлыкал Валерий девушке на ухо. — Я так понимаю, это твой ненаглядный Никита подъехал, — не сдержав едкого порыва ревности, добавил он уже совсем другим тоном, затем громко прочистил горло и расправил плечи, как гусар, готовый принять вызов на дуэль.       Таня вздрогнула, инстинктивно вжала голову в плечи и, выпутавшись из объятий Кипелова, медленно развернулась на пятках. Парень как раз вышел из автомобиля и закурил, усевшись на капот, как-то неоднозначно глядя в их сторону. Девушку всю с ног до головы охватили мурашки. Радость долгожданной встречи с другом моментально перемешалась в гремучий коктейль с виной за то, что тот наверняка видел их с Валерием поцелуй. Нет, Никита никогда до сих пор открыто не выражал прямого неодобрения в сторону их, если смотреть непредвзято со стороны, весьма странных и откровенно неравных отношений, но уж точно он их не поощрял. Мягко говоря. Да и к тому же, Валерий был прав — как ни крути, друг был Тане не совсем другом. «Как же это неловко — вот так глупо оказаться меж двух огней, — промелькнуло в голове девушки. — С этим поцелуем совершенно обо всем забыла». Стыд раскалил ее щеки докрасна, коленки предательски дрожали, на губах все еще тлели следы жадных ласк любовника, и собраться с мыслями было чертовски сложно. И все же, обернувшись и взлянув еще раз на Валерия, получив в ответ его кивок, она сделала несколько неуверенных шагов вперед и с облегчением заметила на лице Никиты добрую лучистую улыбку. Он поднялся с капота, отбросил недокуренную сигарету в сторону и широко раскинул руки для объятий. Девушка тотчас перешла на бег и через несколько секунд, наплевав на терзавшие ее сердце сомнения и чувство вины, с визгом бросилась ему на шею, а затем порывисто расцеловала его в обе щеки.       Кипелов медленно прихрамывал позади и, как ни старался, как ни убеждал себя оставаться равнодушным, не мог оторвать взгляда от горячо обнимавшихся молодых людей. Расстояние было в пару десятков шагов, но он все же расслышал Танины слова «Я так соскучилась!» и его «Прекрасна как всегда». Мужчина всеми силами сохранял каменное выражение лица, постепенно шаг за шагом приближаясь к машине и к парню, к которому испытывал безотчетную острую неприязнь с самого первого дня, как только его увидел. Внутри у него разгорался с каждой минутой все сильнее и сильнее настоящий пожар, обжигавший разум и сердце нестерпимым огнем ревности.       — Ой, Валера, стой, я помогу, — Таня разорвала объятия, бросилась Кипелову навстречу и засуетилась возле него, в то время как Никита с кислым выражением лица распахнул заднюю дверь, а сам сел за руль своего автомобиля.       — Это ни к чему. Я сам, — не сумев подавить раздражение, проворчал рокер и, кряхтя, начал забираться в салон. Это давалось непросто, но он упрямо всем своим видом давал девушке понять, что ему ее помощь не только не нужна, но и неприятна. Более того, сама мысль о том, чтобы она начала прямо сейчас нянчиться с ним в присутствии Никиты, была для Валерия невыносимо унизительной, как подлый удар в пах, лишавший его ощущения собственной мужской самодостаточности.       Таня стояла перед ним возле машины, совершенно растерянная, не представляя, что делать, и чуть не плакала, а он настойчиво дистанцировался от нее. Девушка чувствовала его холод и ту пропасть, что он снова, как вчера, возводил между ними, и ощущала полнейшую беспомощность хоть как-то это исправить. Она и знать не знала, что где-то там, под суровой броней и каменным лицом, Кипелов и сам бурлил как вулкан и едва сдерживался, ощущая на себе Танин взгляд, но избегал встречи с ним, все время упорно проскальзывая мимо, смотря куда угодно, только не ей в глаза. От этой ее растерянности и блестевшей на глазах пелены слез нестерпимо щемило сердце. Валерий сам себе боялся признаться в том, насколько сильно он нуждался всей душой в ее нежной искренней заботе, как жаждал ее, словно путник в жаркой пустыне глотка свежей воды. Ему отчаянно хотелось притянуть ее к себе и показать, продемонстрировать ей как можно ярче, чтобы знала наверняка и никогда не сомневалась, что его объятия неоценимо лучше, крепче, жарче, чем объятия ее друга. Что делить ее он ни с кем не желает ни при каких обстоятельствах. Но как бы ни хотелось этого, он попросту не мог позволить себе дать слабину сейчас — гордость не позволяла и зажимала все чувства разом словно в тиски.       — Все в порядке, Таня, — разместившись наконец более-менее удобно, холодно и отчужденно отчеканил Кипелов. Таня несколько долгих секунд не отзывалась и лишь переминалась с ноги на ногу, топча ботинками рыхлый снег и нервно кусая губы. Кипелов внутренне все сильнее бесился от этой нелепой заминки, от всей этой ситуации с поездкой втроем, на которую сам же и согласился ради Тани, но уже успел пожалеть о этом. С каждой секундой все труднее становилось контролировать себя, чтобы ни единый мускул не дрогнул на лице. Он напряженно стискивал челюсти, упрямо сжимал губы в ниточку, не желая ничего говорить. Он и так прекрасно понимал, из-за чего она медлит и что чувствует прямо сейчас. У нее все на лице было написано так явственно, так остро и мучительно все эмоции расцветали в ее глазах и на подрагивающих, искусанных докрасна губах. И от того еще более жестким, почти каменным становилось лицо Валерия.       — Ты не против, если я… — не договорила Таня и кивнула в сторону переднего сидения. Кипелов лишь слегки мотнул головой, что мол нет, не против, и девушка заметила, как едва заметно дрогнули уголки его рта. Ее сердце пропустило удар — оно мучительно разрывалось между любимым мужчиной и другом.       — Иди уже, — процедил сквозь зубы Кипелов и отвернулся в сторону окошка противоположной дверцы автомобиля. Заметив, как напряглась венка на его виске, Таня, виновато опустив голову и ничего не сказав, захлопнула дверь, оббежала спереди машину и нырнула в салон рядом с Никитой, стянув попутно с головы шапку. Ее слегка волнистые волосы водопадом рассыпались по плечам и капюшону, шелкнул затвор ремня безопасности, и автомобиль с шумом тронулся с места.       За окном мелькали деревья, дома, пешеходы и проносились мимо встречные и попутные машины. Кипелов, как мог, старался отвлекаться на скучные серые пейзажи, но взгляд его все равно то и дело возвращался к Тане, словно примагничиваясь против его воли. Девушка сидела вполоборота к Никите и почти безумолку щебетала обо всем подряд. Слова почти все тонули и растворялись в гуле мотора, впрочем, и сам Валерий не очень-то желал вникать в разговор молодых людей. Он то и дело ловил Танину улыбку, ее искрящиеся взгляды, которые она дарила сейчас не ему, а другому мужчине, и от этого исподволь сжимались кулаки, и ногти до боли впивались в ладони. Время от времени девушка в своей манере что-то весело выкрикивала и заодно шлепала парня своей шапкой по макушке. Он беззлобно ругался, что она отвлекает его от вождения, и громко смеялся, а затем быстро-быстро свободной рукой щипал ее за бок, стараясь при этом удерживать руль покрепче второй рукой и смотреть за дорогой. Таня визжала и вся извивалась, сидя в кресле, прикованная к нему ремнем безопасности. А затем, словно чувствуя на себе взгляд Валерия, вдруг оборачивалась в его сторону, и ее улыбка моментально таяла, а глаза становились виноватыми и растерянными и тут же упирались в пол салона автомобиля. Но спустя несколько минут она вновь вовлекалась в беззаботный разговор с другом. Все повторялось по кругу несколько раз, и Валерий чувствовал себя как на раскаленной сковороде. Заранее прекрасно понимая, что поездка будет для них обоих морально сложной, но не думал, что настолько. Все более или менее терпимым представляется в мыслях, но когда оказываешься в самой ситуации лицом к лицу со своими чувствами, все оказывается в несколько раз ярче, сильнее, острее. Безотчетный, совершенно неразумный гнев терзал его изнутри и без наркоза. Вопреки здравому смыслу ему хотелось, чтобы Танина улыбка и нежные взгляды принадлежали только ему, мысленно представлял, как выкалывает глаза Никите только за то, что тот смеет смотреть на нее слишком сально для обычного друга.       Всю дорогу Валерий пытался усмирить свои чувства более чем логичными доводами о том, что Таня преданно, как собачонка, любит именно его, так сильно, как только может юная неопытная душа, еще почти совсем неиспачканная циничной и безжалостной жизнью. Он мысленно говорил себе, что она хочет только его, до безобразия покорно отдается ему вся без остатка в постели, изо всех сил пытается ему угодить, терпит его сложный характер и лишь время от времени капризничает, да и то скорее смешно и по-детски нелепо, что, в сущности, пустяк. Он прекрасно помнил о том, что совсем недавно, стоя возле двери дома, обещал Тане не злиться, когда соглашался на поездку с Никитой, был полон решимости сдержать свое слово, но… Но несмотря на всю логичность своего мысленного диалога с самим собой, хищный зверь внутри никак не желал униматься и, готовый сорваться с цепи, жаждал отвоевать и защитить от любых посягательств свою добычу. Свою собственность… К тому же Кипелов не мог не оценить то, как аккуратно и уверенно Никита вел автомобиль, даже не смотря на Танины эмоции и приставания, и тот факт, что сейчас сам он был не штурманом, а всего лишь пассажиром в «хвосте», да еще и не совсем дееспособным физически, подрубало его самооценку на корню, распаляя пожар в сердце еще сильнее. Да, он несомненно старше, опытнее, добился к своим годам огромной известности по всей стране и даже за ее пределами, давно взобрался на Олимп брутальной рок-сцены, пусть даже сейчас это и осталось в прошлом, был несравнимо весомее и статуснее Никиты во всех отношениях, да к тому же буквально идолом и предметом бесконечного обожания для Тани. Однако само по себе присутствие Никиты рядом с нею, вопреки здравому смыслу, списывало все это со счетов и моментально расшатывало уверенность в себе, которую Валерий годами вырабатывал и взращивал в себе. В свои шестьдесят он был стабилен и устойчив, как монолитная каменная скала, но вот появилась в его жизни с виду неприметная и не отмеченная особенной красотой от природы молоденькая девчонка и перевернула его жизнь с ног на голову, перебаламутила душу и разрушила начисто методично выстроенный годами внутренний каркас, казавшийся еще не так давно совершенно надежным. Она, сама того не ведая, пробудила в нем те стороны и черты его натуры, о которых он и сам прежде не подозревал. И не знал теперь, как с ними ужиться и удержать в себе. Ощущать себя горячным ревнивым юнцом и жадным собственником было неприятно, беспокоило и раздражало Валерия и, мягко говоря, совсем не придавало ему уважения к самому себе.       Дорога казалась бесконечной пыткой и жестоким испытанием на выдержку. Проявить хоть одну скупую эмоцию казалось Кипелову ниже своего достоинства и чем-то совершенно унизительным. По крайней мере, здесь, в это время и в этих обстоятельствах…