Что дальше будет — неизвестно

      Что ценнее — любить самой или быть любимой? Сгорать от страсти и жажды или быть окруженной нежностью и теплом? Что если бы можно было выбрать только что-то одно?       Таня по-прежнему сидела на капоте, не чувствуя холода через теплый подол куртки, кутаясь носом в воротник и гоняя во рту жевательную резинку, чтобы перебить запах сигарет во рту. Не очень-то хотелось, чтобы Кипелов знал о том, что она курит. Пусть даже и совсем немного. Если даже Никита был недоволен, то что тогда говорить о нем… О Кипелове. Не смотря на то, что порой вела себя слишком капризно и откровенно провоцировала мужчину, все же Таня безотчетно боялась его строгости, его импульсивного гнева, который могла вызвать любая из ее оплошностей.              Мимо время от времени проходили люди, мелькая серыми безликими силуэтами, а девушка, прикрыв глаза, силилась ухватиться за те остатки тепла, что дарила ей преданная забота Никиты. Сердце пело в груди от мысли о том, что она не одна на этом свете, что кто-то готов на все ради нее. Он не отвернулся. Не отвернулся и остался рядом, даже не смотря на то, что она раз от разу упрямо отвергала любые его попытки уберечь ее от слез и переживаний. От этой мысли душа подпрыгивала и делала сальто, ведь Тане всегда, с самого детства казалось, что ее чаяния и мечты абсолютно никого не волнуют и даже наоборот — тяготят. «Вот если бы я была в него влюблена, наверное, из нас получилась бы довольно красивая пара, — позволила себе помечтать Таня и даже немного улыбнулась, смутившись от собственной мысли, и от того еще глубже угнездилась носом в воротник своей куртки, но от следующей мысли улыбка тут же покинула ее лицо. — Ах, как бы мне хотелось, чтобы на месте Никитки был мой Валера — чтобы именно ему я рассказала все-все о себе! Вот только остался бы тогда он рядом со мной? Быть может, плюнул бы на все, посчитав, что из-за меня у него может появиться слишком много проблем, и ушел бы в закат — навсегда к своей жене…»       Девушка неприятно поежилась, сжав посильнее кулаки к карманах, но в следующие же секунды постаралась прогнать из головы мысли о семье Валерия, о его прошлом, которое, кто знает, быть может, еще станет вновь его настоящим. «Кипелова Татьяна,» — примерила она мысленно фамилию к своему имени, прошептав эти два слова, словно заклинание, в воротник, и ощутила, как моментально запылали щеки и затрепетало сердце в груди. Еще будучи совсем юной и несмышленой девчонкой, как только впервые увидела фотографию Кипелова в интернете, она первым делом, как и любая другая по уши влюбленная в своего кумира девочка, размечталась о том, чтобы выйти за него замуж. Позднее эта мысль померкла, как только девушка подросла, повзрослела, и жизнь лишила ее сердечной невинности, которая есть наивность и простодушие неопытной души. Прежние полудетские глупые фантазии стали казаться глупостью, одновременно уступив место более томным мечтам и смелым порывам созревающего тела. Чувства изменились, но никуда не пропали. И вот сейчас те самые наивные мысли вновь взметнулись в голове, только уже совсем в других оттенках. Теперь Тане мечталось занять место той, что была с Валерием всю жизнь, с юных лет, и о которой он не раз так тепло говорил в своих интерью, что всегда бесило девушку до скрежета зубов. А иногда и до слез в подушку. Она хотела стать той, которая навсегда останется для Валерия пусть не первой, но зато последней, роковой женщиной в его жизни. Той, которую он не забудет больше никогда, до конца дней. Вот только к собственному разочарованию чувствовала она себя рядом с ним лишь любовницей, которая, быть может, бередит, манит и сводит с ума едва ли не в прямом смысле, но… Вдруг Таня вспомнила о том, что слишком долго Валерий не возвращается, и бросила встревоженный взгляд в сторону больничного крыльца.       Кипелов вот уже несколько минут после ухода Никиты стоял чуть поодаль от двери на крыльце центрального больничного входа, наблюдая за Таней и пытаясь успокоить водоворот чувств, распиравших грудь и сбивавших дыхание. Уже ставшие привычными жгучая ревность и злость на молодого соперника вызывали острое желание хорошенько врезать ему кулаком по лицу. А потом и по корпусу. И, может быть, еще добить ногами. Ногами… Валерий усмехнулся сам себе, ощущая непривычную прохладу в том месте, где раньше был тяжелый гипс, и сдержанно улыбнулся. Но окутавшая на миг все его существо радость быстро развеялась одним лишь предателским шепотом разума: «А со стороны они выглядят как настоящая влюбленная парочка. К тому же очень красивая парочка». Кипелов чуть не простонал в голос, ощутив вдруг себя совсем лишним и ненужным, как будто вся радость моментально покинула его, оставив в сердце лишь обжигающий холод и тоску.       — Мужчина, отойдите! Весь проход загородили! — раздался за спиной неприятный визгливый голос, громкий и полный негодования, и Кипелов, дернувшись, быстро отошел в сторону, пропустив женщину вперед. Она деловито толкала инвалидную коляску с сидевшей на ней грустной старушкой с почти бесцветными безразличными глазами, совершенно высохшей и беспомощной. Решив не отвечать возмущением на возмущение, рокер вдруг подумал, что она так брюзжит совсем не от беспробудного счастья. В конце концов, у каждого в жизни есть своя боль, которая не дает душе забыться и упорхнуть в высь, все время приколачивает к земле, как тяжелые капли дождя прибивают дорожную пыль посреди знойного летнего дня.       Опомнившись от мыслей, он вновь взглянул в сторону Тани и совершенно неожиданно для себя встретился с ее взглядом. На ее милом личике распустилась, как весенний цветок, искренняя, полная радости улыбка, и она запрыгала на месте и принялась размахивать руками, привлекая к себе его внимание. Но почему-то навстречу не побежала. Валерию это показалось странным, однако усмехнувшись, он медленно похромал по ступенькам вниз ей навстречу. «А вот и моя боль… со вкусом счастья. Или счастье со вкусом боли», — подумал про себя мужчина, глядя на свою молодую любовницу. Она так смешно всем лицом и телом выражала свою несдержанную, плескавшуюся в ней фонтаном радость, что Кипелов и сам улыбнулся, на время позабыв прежние, одолевавшие его всего каких-то пару минут назад неприятные чувства. Уже взрослая по паспорту, но по поведению порой сущий ребенок, Таня вызывала в нем попеременно то безграничную похоть, то чистейшее умиление. Все как прежде. Как всегда.       Когда между Валерием и Таней осталось всего метров пять, девушка не выдержала — широкими прыжками бросилась к нему и повисла у него на шее, едва не сбив с ног.       — Таня! Я с тобой точно все руки-ноги переломаю, черт бы тебя побрал! — проворчал недовольно Кипелов, пытаясь удержать равновесие с помощью уже надоевшего хуже горькой редьки костыля и попутно отпихнуть от себя девушку свободной рукой. — Придушишь же! Да ё…       Последние слова Кипелова утонули в сладком Танином поцелуе. Кипелов тут же разомлел и всецело поддался ласке. Он обожал ее мягкие губы, нежные и безупречно вкусные. Да, именно вкусные. Этот вкус ее губ он, пожалуй, уже выучил наизусть и узнал бы из тысячи других. Не успел он в полной мере ответить взаимностью и перехватить инициативу, как девушка вдруг отпрянула от него, лукаво улыбнулась и с укором в голосе прощебетала:       — Материться в публичных местах — это плохо!       — Что? — не понял Валерий и тряхнул головой. Не успел он еще отойти от внезапного поцелуя, как Таня тут же снова огорошила его какой-то очередной своей каверзой. — Я не матерюсь!       — Да-да, конечно. Говори это кому угодно, но я-то знаю, что ты тот еще сапожник, — с улыбкой до ушей поддела Валерия девушка.       — Это другое.       — Это другое, пф-ф-ф, — передразнила она его, закатив глаза.       — Я не ругаюсь, где попало, — вполне обоснованно возмутился рокер. — И перестань паясничать, что за детский сад? Я вообще-то собирался сказать «ёперный театр». И сказал бы, если бы ты мне рот не заткнула.       — А-а-а… Да? Я думала, ты хотел сказать твое любимое «ёбаный в рот». Ой! — Таня моментально смутилась и смешно прикрыла рот ладошкой, попутно невинно похлопав ресницами, мол это не я сказала. Кипелов с глубоким вздохом закрыл лицо ладонью и покачал головой.       — М-да, — проворчал он, нарочито медленно убрав руку со своего лица.       — Ну подумаешь, ошиблась немножко! — фыркнула в ответ на этот жест Валерия Таня и в попытке быстренько уйти от неловкого конфуза тут же принялась щипать его за бедро. — Ну-ка, что тут у нас?       — Таня! Твою ж… — довольно громко выпалил Кипелов, совершенно ошарашенный таким поворотом событий, из-за нервозности грубовато отпихивая от своей ноги Танины руки, которые уже во всю бесцеремонно его тискали, но тут же прервал начатую было пламенную речь, осознавая ее неуместность посреди больничного двора, по которому то и дело сновали прохожие и медицинские работники, и закончил ее уже сквозь стиснутые зубы, резко перейдя на шипение, — мать! Перестань. Что люди подумают?       — Что парочка немножко нежничает в порыве чувств, — невозмутимо ответила девушка, оставив, наконец, его бедро в покое, и по-ангельски улыбнулась, пристально посмотрев Валерию в глаза.       — Парочка! — сдержанно воскликнул Кипелов и всплеснул свободной рукой.       — Да, а что здесь такого? Парочка как парочка.       — Парочка — это когда более или менее ровесники. А у нас разница в возрасте играет не в нашу пользу. Для многих это моветон, знаешь ли, — полушепотом сказал рокер, но мимикой весьма красноречиво возмутился.       — Ой-ой! А наш поцелуй пару минут назад — это не моветом? — уткнув кулаки в бока и вытянув вперед шею, с вызовом воскликнула девушка.       — Мо-ве-тон, Таня, — поправил ее мужчина, закатив глаза и уже начиная терять самообладание.       — Моветом, моветон — чего ты ко мне придираешься, училка великовозрастный?! — продолжала дерзить Таня, все сильнее распаляясь и искренне не понимая подобные переходы любовника на эмоционально сухое и совершенно формальное, холодное поведение на людях, словно между ними и вовсе не было жаркого секса еще утром…       Кипелов сжал кулак и с большим трудом, сжав губы и нахмурившись, сдержал порыв эмоций. И медленно, шумно вдохнул полной грудью морозный воздух. Колючими иголочками он обжег нос и горло, оттянув все внимание на эти неприятные ощущения, отозвавшиеся легкой волной муршек по коже под пуховиком, и почти сразу мужчина пришел в себя.       — Перестань делать мне мозг. Ты сама меня поцеловала. Я приличия соблюдаю, в отличие от тебя, — нравоучительным, уже совершенно ровным тоном тихо произнес Кипелов, выставив между ними поднятый вверх указательный палец и одарив девушка холодным строгим взглядом.       — А разве ты был против? Я что-то не заметила, — не унималась Таня, не обращая внимания на палец и нарочито суровый вид любовника.       — Будешь тут с тобой против, — фыркнул мужчина и отвел вгляд в сторону, уже порядком устав играть в нелепые перепалки со своей молоденькой и по-девичьи взбалмошной любовницей и вернувшись, наконец, в желанное состояне снисходительной уверенности старшего, в котором лишь отчасти все еще плескалось не до конца успокоившееся задетое женской дерзостью мужское самолюбие. — Все, проехали.       — Да, проехали! — смешно и как всегда по-детски попыталась перехватить инициативу Таня, как будто бы последнее слово в споре означало для нее победу. Это был, в сущности, пустяк, более того, она даже допускала, что подчиниться любимому мужчине, стать пред ним кроткой — это, наверняка, правильно и, быть может, еще и означает особое, еще неведомое ей наслаждение, но именно сейчас так и подмывало спорить с ним по любому, самому мизерному поводу, играть у него на нервах и ходить по краю. По краю, чуть ступив за который, можно было по неосторожности унизить его как мужчину, и вот тогда — пиши пропало! А уж Таня знала, каким может быть Кипелов, если сгорит его внутренний предохранитель…       От этой мысли ей стало немного не по себе, и девушка тут же решила как можно быстрее перевести разговор в другое русло. Которое, к слову, ее занимало куда больше с самого начала их поездки в Москву. Справившись с непрошеной тревогой, она улыбнулась, насколько могла, лукаво и указала пальчиком вниз, очевидно двусмысленно, при этом почти шепотом произнеся:       — Ну? Как ощущения?       — Какие ощущения? — сделав вид, что не понял вопроса, Валерий отфутболил эту двусмысленность обратно Тане.       — Ну, там… — нарочито томно и с придыханием ответила девушка, поиграв бровями.       — Где там? — театрально спросил Валерий, включив на максимум режим «дурачка».       — Там, где мне нельзя тебя трогать, — добавив эротичных ноток, прошептала девушка, приблизившись к его уху почти вплотную. — Теперь там хорошо?       — Там… немного непривычно, — растягивая слова, в тон ответил Кипелов, кое-как справившись с волной мурашек, предательски пробежавших от головы к паху.       –Э-э-э… Немного непривычно? — моментально позабыв про начатую ей же самой игру в двусмысленность, удивленно и даже несколько разочарованно переспросила Таня, ведь она чувствовала себя такой виноватой в том, как долго Валерию пришлось терпеть из-за нее боль и неудобства, что сегодня и еще несколько дней до этого с зудящим нетерпением ждала от него как минимум радости и облегчения, когда он выйдет от врача, но никак не пары сухих слов. — И все?       — Ну… Еще непривычно легко, — прежним будничным тоном нараспев добавил Кипелов, посмотрев куда-то вверх и вправо, как будто оценивая собственные ощущения. — И немноно холодновато.       — И… Ты совсем не рад? — осторожно задала уточняющий вопрос Таня, совершенно неудовлетворенная таким ответом, не понимая, серьезно он все это говорит или опять над ней издевается.       — Я все еще не на своих двоих хожу, так что не особо.       Таня еще с минуту пристально смотрела на него, нахмурив брови, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, ведь это никак не вписывалось в ее ожидания. А затем, не обнаружив на совершенно спокойном, ничего не выражающем лице рокера ни улыбки, ни любого другого намека на то, что он шутит, с раздраженным «Да ну тебя!» отвернулась от него и дернула дверцу автомобиля, желая забраться в него поскорее и спрятаться там от взбесившего ее любовника, пока не вернется Никита. Но в планы мужчины это не входило. Его пальцы крепко обхватили ее плечо, а затем она в мгновение ока оказалась развернута лицом к нему и прижата к дверце машины. Валерий навис над ней, несколько секунд прожигал ее своим фирменным брутальным взглядом, от которого у девушки дрогнули поджилки и едва не подкосились ноги. Одно дело — видеть этот взгляд на фотографии или видео, и совсем другое — в нескольких сантиметрах от себя, попутно ощущая его напряженное дыхание на своей коже. А затем взгляд Кипелова вдруг смягчился, и губы расплылись в доброй улыбке, открывая ряд ровных мелких зубов.       — Испугалась что ли? — беззлобно усмехнулся мужчина, заметив, как нервно подрагивают ресницы на немигающих веках девушки. — Я ж пошутил. Ну ты чего, родная?       — Дурак! — обиженно всхлипнула девушка и несильно ударила его по груди ладошкой.       — Один-один, дорогая. Ну-ну, не дуй губки, — хохоча, сказал Кипелов, легонько хлопнув Тане указательным пальцем по губам, а затем медленно и вкрадчиво произнес, глядя ей прямо в глаза: — Я очень и очень рад. Ты даже не представляешь, насколько. Этот гипс меня так зае… — Валерий осекся и прокашлялся, когда Таня округлила бровь, мол, ну, что ты хотел сказать, продолжай. — Достал.       — Теперь верю! — радостно воскликнула Таня и заливисто рассмеялась, а затем уткнулась ему носом в грудь и сложила руки на его плечах. Валерий любовался ее смехом, не смея прерывать ее радость, и лишь удовлетворенно констатировал, что он тоже, в общем-то, не лыком шит — девушка снова повелась на его игру.       Игру… В последнее время их отношения стали все больше состоять из подобных игр — порой глупых, порой довольно жестких. И это мало было похоже на нормальные отношения двух нормальных людей. «Да какие они, к черту, нормальные? — не раз восклицал мысленно Кипелов, совершенно четко отдавая себе отчет в том, что вся эта их история началась через заднее место, через него же и развивалась все это время. — Так и смысла теперь нет играть в нормальность!» Валерий понимал, что и сам он не совсем нормальный, раз так глупо угробил всю свою жизнь, вляпавшись в отношения с молоденькой чертовкой. И нормальная ли она, если так безоглядно бросилась к нему в объятия, сама понимая, что ничего хорошего ей не светит с женатым и слишком зрелым мужчиной? И раз уж оба они ненормальные, то, стало быть, это гармония. Нелепая, больная гармония, выворачивающая души наизнанку. И ненормальнее всего Кипелову казалось то, что ему чертовски нравятся эти жестокие игры. На самом деле нравились! Он злился, ворчал, порой ненавидел Таню и не раз жаждал придушить ко всем чертям, но в конечном счете позволял ей вновь и вновь трепать себе нервы, взрывать мозг, устраивать глупые истерики, потому что до безумия желал ее… И знал, что в конце концов она снова окажется с ним в постели и будет раз за разом покорно принимать его, чтобы он ни пожелал с нею сделать.       Остановившись, наконец, в своих умозаключениях, Валерий деликатно коснулся ее лица, приподнял его за подбородок и серьезно посмотрел ей в глаза.       — Тань… Я врача спросил, откуда эта штука, — мужчина коротко кивнув вниз в сторону своего бедра.       — Тутор. Вроде так называется, — уточнила Таня.       — Да, он самый. Он ответил, что это передали от девушки по имени Таня, — прищурился Валерий, все еще придерживая ее за подбородок и не давая ей тем самый уйти от его пристального взгляда, снова уткнуться ему в грудь и потеряться в объятиях. — Сколько он стоит? Я должен вернуть тебе деньги.       — Не надо, — рвано произнесла девушка и убрала его руку от своего лица. Ей было почему-то не по себе от этого разговора. Неловко.       — Нет, надо. Я в состоянии сам оплачивать свое лечение, — тоном, не терпящим возражений, произнес Валерий и слегка тряхнул девушку за плечо, когда она совсем потерялась взглядом где-то в снегу под ногами.       — Да он не такой уж и дорогой. Ерунда. И у меня сейчас нет проблем с деньгами, — глухо пробормотала Таня себе под нос, с недовольством на саму себя чувствуя, что как будто отправдывается перед ним, только вот еще не успела толком понять — почему?       — Да дело не в деньгах! А в том, что это моя ответственность и забота, а не твоя, — упрямо стоял на своем Кипелов и только сейчас заметил, что в глазах девушки заблестела влага. — Эй, ты чего это? Плакать удумала? Что я такого сказал? — искренне удивился и забеспокоился он.       Таня кусала губы и напряженно смотрела вниз, стараясь не моргать, чтобы не заплакать. А потом все-таки решилась признаться и подняла взгляд на любовника.       — Я очень виновата перед тобой. Если даже ты будешь это отрицать, я все равно так чувствую. Мне хотелось хоть что-то сделать для тебя, чтобы тебе стало немножко полегче… С твоей травмой…       — Да перестань уже! Хватит. Прекрати накручивать себя. Если что-то в моей жизни происходит, то я сам за это в ответе. Поняла? — умышлено грубовато произнес рокер и снова тряхнул ее за плечо, попутно опалив строгим учительским взглядом.       — Пожалуйста, Валер, пусть это будет хотя бы моим подарком тебе. Прошу, — произнесла Таня и жалобно посмотрела ему в глаза, упорно чувствуя в сердце гнетущую вину и потребность хоть как-то ее компенсировать. Хотя бы для собственной совести.       — Упрямая! — процедил сквозь зубы Валерий, сильно выделив «р». — Подарок, говоришь? Ладно. Будь по-твоему. Тогда я перед тобой в долгу.       Не успела девушка понять, что он имел в виду, сказав последнюю фразу, как тут же оказалась вовлечена в нежный, но привычно требовательный поцелуй. От которого перестали слушаться и руки, и ноги. И голова тоже. И лишь случайно бросив взгляд в сторону, девушка заметила, как приоткрылась дверь служебного входа, и из нее вынырнула темная фигура.       — М-м-мгВалера-а! — кое-как промычала в поцелуй девушка и с трудом отпихнула от себя увлекшегося и не на шутку распалившегося рокера. — Никита!       Выпутавшись из кипеловских жадных объятий, она наскоро вытерла губы и зачем-то посильнее натянула капюшон на лицо.       — А чего это ты так занервничала вдруг? — с недовольным прищуром спросил Кипелов, демонстративно не глядя в сторону Таниного друга. — На прохожих тебе вроде бы плевать, а он всего лишь твой друг, не так ли?       — Ты сам сказал, что я ему нравлюсь, — прошипела девушка и приложила палец к губам, обеспокоенно оглянувшись в сторону неспешно приближавшегося парня, уткнувшегося к ее облегчению взглядом в папку с приличной стопкой бумагами. — И вообще, говори потише.       — О, то есть теперь ты не отрицаешь, что он твой поклонник? — вопреки ее просьбе, Валерий по-прежнему говорил обычным голосом, даже не собираясь переходить на тактичный шепот, и недобро усмехнулся.       — Ага, запасной аэродном — ты же не вечный, а я еще так молода! — громким шепотом съязвила девушка. — Нельзя же при поклоннике целоваться с другим мужчиной!       — А при мне, значит, обниматься можно! Интересно, интере-е-есно, — протянул Кипелов, чувствуя, как натягиваются нервы от очередной дурацкой словесной игры в «кто кого перещеголяет сарказмом», вот только вновь всколыхнувшиеся волны ревность кипятили кровь в жилах не понарошку, а взаправду.       — А я не знала, что ты стоял у входа! — как можно тише шикнула Таня, и уже повернувшись всем корпусом к почти подошедшему к ним Никите и радушно улыбнувшись ему, едва слышно быстро добавила, ткнув Кипелова локтем под ребра: — Нечего подглядывать! Ой, Никита, ты что-то надолго пропал, мы уже заждались, — уже в полный голос произнесла она последнюю фразу.       — Отец документами завалил. Работы на всю неделю, — без энтузиазма ответил парень, смерив Валерия презрительным взглядом и, не подходя к парочке, сразу направился к водительской двери автомобиля.       — Ну, пожалуй, мы тогда своим ходом, — со взаимной неприязнью в голосе решительно произнес рокер, подхватив девушку под локоть.       — Тань, ты ему не сказала? — вяло удивился парень, уже садясь за руль.       — Валер… В общем, Никите все равно надо за документами в дом заехать, нам, получается, в одном направлении ехать… — оправдывающимся тоном пробормотала Таня, прекрасно понимая, что Кипелов будет снова недоволен и раздражен, и опустила взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза. — Прошу…       С минуту мужчина смотрела на девушку, со злостью на самого себя понимая, что из-за этой Таниной виноватой кротости, с которой она время от времени о чем-нибудь его просила, он готов был бросить к ее ногам все, согласиться на любые уступки, наплевав в конце концов на себя и свои чувства. Манипулировала ли она им сознательно или действовала интуитивно, вовсе не желая делать ему что-то во вред, — это не имело, по большому счету, особого значения. Имело значение лишь то, что она была его слабостью. И это раздражало до скредета зубов и одновременно странным образом даже пугало. Но не смотря на это его решительность снова потеряла силу и рассеялась, как бестелесный призрак в туманной ночи.       Вместо ответа Кипелов шумно вздохнул, рывком распахнул заднюю дверцу автомобила и забрался внутрь. Мельком бросив взгляд на девушку и заметив ее вопросительный взгляд, он без слов понял ее неозвученную просьбу и уже без сил просто махнул рукой, а после слишком резко закрыл за собой дверцу. Нервы…